one london morning

День в доме тридцать пять по Портленд Роу начинается в половине пятого утра. В это время, если ночью не было вызова, встаëт Локвуд. Каким образом ему это удаëтся — большой секрет для всех, кроме Лаки. Она тоже каждый раз просыпается вместе с ним, потому что чужое сердце бьëтся так сильно, что слышно сквозь стены. Локвуд встаëт с постели, немного дрыгает конечностями, негромко стуча ногами по полу, тратит немного времени на то, чтобы переодеться, и почти бесшумно заходит в ванную. Лаки не понимает, зачем столько лишних движений — можно же просто умыться лапой. Делов-то. Локвуд торчит у раковины приличное количество времени, после — спускается в подвал, чтобы тыкать острой палкой — рапира, кажется, — в чучело, от пыли с которого кошка постоянно чихает. Где-то к девяти приходит Холли. Она все ещё неодобрительно косится в сторону спящей на подоконнике в кухне кошки, но попыток согнать не делает. Девушка шерудит по всем шкафам в поисках ингридиентов для завтрака и быстро наводит порядок на полках в библиотеке, потому что кто-то забыл убрать книги на место. Кивает мокрому и сверкающему улыбкой Локвуду, выходящему из подвала, и принимается за готовку. Для Люси утро начинается ближе к полудню. Она сползает со второго этажа, сонно чешет за ухом прикорнувшую на стуле Лаки, вяло машет Холли, берëт кружку с чаем, закусывая принесëнным Манро почти безвкусным полезным кексом, и старается не упасть лицом на изрисованную и немного подранную скатерть. Лаки переползает ей на голые колени и подставляет шерсть, в которую Карлайл тут же зарывается пальцами. Холли немного раздражëнно сетует на количество разлетевшейся по дому трëхцветной шубы. Кошка приоткрывает зелëный глаз и почти насмешливо смотрит на её недовольную физиономию, зная, что в обед ей всë равно дадут что-нибудь со стола. Ещё и погладят. Локвуд спускается снова, уже при полном параде, и одаривает всех присутствующих улыбкой, которая по яркости сравнима разве что с Солнцем, тут же вещая о чëм-то, что видел в газете. Последним спускается мальчик-пудинг со следом подушки на щеке. Поправляет съехавшие с переносицы очки, стряхивает какие-то крошки с и так испачканной в чём-то майки и грузно садится за стол, пододвигая к себе завтрак, тут же отдавая Лаки на растерзание кусочек бекона. — Зря вы её со стола кормите, — укоризненно роняет Холли. О том, что она делает так же, Лаки предпочитает промолчать. — Совсем разбалуете. — И что? — тут же вклинивается Локвуд. — Нужно любить братьев наших меньших. — Мы в ответе за тех, кого приручили, — тянет Люси, почëсывая кошку по белому подбородку. Лаки мурчит, мягко впиваясь когтями в материал её майки. Ей здесь нравится. Днëм Лаки выбирается из дома на прогулку по окрестностям. Во времена бродяжничества она исходила своими лапами чуть ли не весь Лондон. Так что небольшая пробежка по спальному району для неё — проще паренного лосося. Подразнив соседских собак трëхцветным хвостом, она возвращается, взбирается на дерево во дворе и закрывает глаза до момента, пока из дома не запахнет ужином. В подвале шуршат бумагой, звенят металлом и время от времени смеются. Живут. В прошлой жизни, когда Лаки называли другим именем, в доме у старушки с седыми буклями днëм всегда было тихо. К ней не приезжали ни дети, ни внуки, не ходили в гости друзья. Оставшись одна, та женщина забивала свои дни прослушиванием приëмника и вязанием. Лаки до сих пор иногда мерещится скрип её кресла и стук спиц. В дом её зовëт звон посуды. Кошка спрыгивает с ветки, бесшумно пробираясь внутрь. Незамеченной она прокрадывается к уже спущенной с окна мансарды банке с черепом. Он косит на неё глазом, ухмыляясь. — Добрый вечер, — скрипит он. — Ещё не вечер, — возражает Лаки, устраиваясь рядом. — Человеческая цивилизация клонится к закату, — спокойно отвечает Череп. Кошка закатывает глаза. Она всë ещё учится жить с несносным призраком в банке. — Ох, мадам, как привлекательно мясо облегает Ваш скелет! Люси замирает в проходе, с удивлением поворачиваясь к примостившейся на столике банке. — Ты умираешь, Череп? — недоверчиво спрашивает она. — С чего такая любезность? — Я уже умер, если ты не заметила, девочка, — с долей раздражения отбрыкивается призрак. — Всë настроение испортила. Лаки хмыкает, наблюдая за тем, как все жильцы собираются за обеденным столом. Локвуд снова что-то увлечëнно рассказывает, время от времени перебиваемый Джорджем. Люси слушает их вполуха, рассеяно пережëвывая кусок хлеба. Холли вздыхает, вертя в руках яблоко. — Здесь лучше, чем там, где ты была раньше? — неожиданно спрашивает Череп. Успевшая задремать Лаки дëргает ухом в его сторону. — Здесь шумно, — мурлычет кошка, — много людей и даже призраки. Почти невозможно остаться наедине со своими мыслями, — она замолкает, снова окидывая взглядом общающихся между собой хозяев. — Но это не плохо, наоборот… Сильно отличается от того, как я жила раньше, но мне здесь нравится. — И что же, после твоей смерти мы не встретимся, киса? — скалится призрак. — Тебе придëтся подождать ещё пару моих жизней, спектр, — ухмыляется Лаки в ответ. Череп корчит ей злобную рожу, на которую кошка уже не реагирует, и поворачивается к сидящим за столом. — Им будет тяжело, — Лаки весьма удивляет разговорчивость заключëнного в банке. Обычно он не болтает. Видимо, действительно умирает. — Не знаю, что там после смерти, но жизнь не даëт испытаний, которые ты не сможешь пройти, — выдыхает кошка. — Ничего там нет, — с нотой печали тянет призрак. — Только скука и холод. — Они справятся, — Лаки снова закрывает глаза, слушая, как на кухне гремит убираемая со стола посуда. — Они — дети, — почти укоризненно возражает Череп. — Не исчисляй зрелость возрастом, — журит его кошка. — Эти дети не имели детства как такового и многое в своей жизни потеряли. Но они справятся. — Откуда такая уверенность? — Я — трëхцветная кошка, — ухмыляется Лаки. — Приносить удачу — моя профессия. — Гарант безопасности, — закатывает глаза призрак, так сильно, что они проворачиваются в глазницах. — Лишь даю возможность — их выбор схватить её за хвост, или нет. Череп переводит взгляд на поднимающуюся по лестнице Люси, делающего вид, что не смотрит на неё Локвуда, и сонного Джорджа. Эти дети действительно лишились детства. И никогда его снова не получат. Не то чтобы ему было дело до этого… — Per aspera ad astra, — зевает Лаки. — Всë обязательно закончится хорошо. Иначе быть не может. В доме тридцать пять по Портленд Роу гаснет свет.