Никогда

2002 год, Блэк-хаус Тяжёлое кожаное кресло с глубокими вмятинами под ладонями, от которых за годы не смогли избавиться ни магия, ни полировка, казалось, поглощало его. Гарри Поттер сидел неподвижно, утопив взгляд в пламени камина, что плясало перед ним, отражая в зелёных глазах багрово-золотые отблески. В руке стакан с виски, янтарной жидкостью, наполовину скрывавшейся за стенками массивного стекла. Ему было двадцать два, но в этот момент на него будто навалились десятилетия. Непослушные волосы спадали на лоб, порой перекрывая взор. Тишина дома глухо давила. Никого, кто мог бы встревожить это хрупкое уединение. Он только и делал, что блуждал мыслями в тех временах, которые ушли безвозвратно. Воспоминания тянули к себе, затягивали в пучину. Где-то внутри, в самом глубоком уголке его существа, всплывал один образ. Год 1997. Длинные коридоры Хогвартса.

Гарри сидел рядом с ней. Девушка, чьи пепельные волосы мягко падали на плечи, осторожно обхватила пальцами подоконник. Тьма за окнами только подчёркивала их укромный уголок, где они могли остаться незамеченными.

— Отец не оставляет выбора, Гарри, — её голос дрожал, хотя она явно старалась не показывать этого. — Он уже решил. Нотт. Я... — её дыхание сбилось, и она отвернулась, чтобы спрятать внезапную влажность в глазах.

Он потянулся, аккуратно коснулся её руки. Это прикосновение было молчаливым обещанием.

— Найдём выход, голубоглазка, — тихо произнёс он, избегая лишних слов.

Но её взгляд, полный тревоги, прожигал насквозь.

Небо затянуло свинцовыми тучами, холодный ветер проникал под мантию, но Гарри едва замечал это. С самого утра тревога не отпускала его, день этот не будет мирным. И всё же он решил попытаться отвлечься, поддавшись лёгкой провокации Дафны. — Гарри, пойдём, заглянем в Визжащую хижину? — спросила она, наблюдая, как он качнул головой, всматриваясь в старое строение. — Уверена? Там может быть... неприятно, — его голос стал тише, но он всё же шагнул вперёд. Дорога к хижине оказалась короткой, но едва они ступили на порог, Гарри почувствовал чужое присутствие. Чувство обострилось до предела. Он успел только открыть рот, но слишком поздно. Заклинание ударило его в спину, отбросив на землю.

Удар, боль, обрывок крика Дафны. Затем темнота.

Он очнулся прикованным к стене. Цепи, холодные, впивались в запястья. Гарри медленно открыл глаза. Его зрение прояснялось, позволяя разглядеть величественный зал поместья, освещённый магическим светом. — Доброе утро, Поттер, — голос, полный презрения, раздался откуда-то слева. Теодор Нотт, с ухмылкой держал за локоть Дафну. Её бледное лицо и заплаканные глаза были единственным, что Гарри видел сейчас чётко. — Тебя никто не звал, Тео, — произнёс он, с трудом удерживая холодность в голосе. — Да ты мне уже не приказываешь, Поттер, — ухмыльнулся Нотт, чуть сильнее сжав руку девушки. Их прервал голос Волдеморта, раздавшийся отовсюду сразу. Тот шагнул в центр зала, облачённый в мантию, что струилась по полу, оставляя за собой шлейф тумана. — Гарри Поттер, моя ошибка, мой вечный враг, — проговорил он, рассекая воздух ледяным взглядом. — Скоро ты расстанешься со своим титулом, жизнью и этим миром. Пожиратели вокруг засмеялись. Гарри поднял глаза на Дафну, и в этот момент весь шум словно исчез. Её лицо, исхудавшее и измученное, но с виду спокойное, застыло перед ним. Боль, читающаяся в её глазах, пробивала сильнее любого заклинания. — Я не сдержал слово, — мысленно отправил он ей последние слова через тонкую нить между их сознаниями. — Прости.

Я не хотел тебя отпускать. Никогда.

Воздух тяготил сыростью, а каменные стены притягивали холод, выжимая из него последние крупицы тепла. Гарри сидел на полу, прислонившись к грубой поверхности, которая оставляла шершавые отметины на его руках. Пыльный запах забивал ноздри, каждый вдох давался с усилием. Перед ним стояла миска с чем-то жидким и безвкусным, но аппетита не было. В тишине слышался только редкий звук капель воды. Гарри пытался не замечать, как его тело дрожит, как зубы непроизвольно стучат. Он не должен быть здесь. Он должен был вырваться, бороться, но вместо этого сидел в плену. Перед глазами снова и снова мелькали обрывки воспоминаний — размытые лица, голоса, которых он не услышит больше никогда. Сириус. Это имя отзывается болью, словно кто-то изо всех сил вонзает в грудь обломок холодного металла. Последний человек, кого Гарри мог назвать своей семьёй. Его потеря – больше, чем утрата. Это была ещё одна нить, разорванная в попытке удержать близких рядом. С того дня время потекло иначе. Мгновения, что раньше казались вечностью, теперь проскальзывали сквозь пальцы. Взгляд Сириуса перед тем, как он исчез за аркой, преследовал во снах, обрывал дыхание, оставляя в лёгких только холодный, липкий страх. Если бы он тогда послушал Гермиону… Не бросился бы очертя голову на помощь, не поддался бы отчаянию… Возможно, Сириус был бы жив. Каждый раз, стоя у окна в гостиной или проходя мимо комнаты, где когда-то звучал его смех, Гарри ловил себя на мысли, что вот-вот услышит шаги. Тихие, уверенные, они должны были раздаваться за спиной. Но вместо этого в доме осталось лишь гнетущее молчание, не оставляющее надежды. Он не мог избавиться от ощущения, что предал его. В голове снова и снова звучал упрёк – его собственный голос, превращённый в яростный, безжалостный шёпот.

«Тебя предупреждали. Ты знал, что это ловушка. Почему ты тогда не остановился?»

Всё возвращалось к одной секунде. Один выбор, одно решение. Столько раз он представлял себя там, в Министерстве. Перематывал момент на несколько шагов назад, пытался переделать, исправить. Но каждый раз воображение доводило до точки, где голос Сириуса обрывался, а его тело исчезало в пустоте. Гарри хотелось кричать. Вырывать куски реальности, чтобы хоть на миг вернуть друга. Он даже находил утешение в том, что эта боль оставалась с ним. Единственное, что связывало с Сириусом. Единственное, что напоминало, что всё было реальным. И каждый раз, пытаясь заглушить это ощущение, он повторял:

«Если бы...»

Но правда была в том, что никакое «если бы» не изменит прошлого. Сириус ушёл. И Гарри должен был научиться жить в мире, где его больше нет. Даже если это значило — тянуть за собой этот груз каждый день. Он не мог забыть. Да и не хотел. И затем Дафна. На четвёртом курсе, когда всё вокруг ломалось, она осталась. Единственная, кто смотрел в его глаза без тени страха или отвращения. В то время, когда школьные коридоры оборачивались холодным одиночеством, её присутствие тянуло обратно в реальность, где всё ещё теплилась надежда. Она не спрашивала лишнего, не выносила суждений, не требовала объяснений. Она просто была там, готовая протянуть руку в тишине и дать понять, что кто-то всё ещё верит в него. Турнир Трёх Волшебников стал их испытанием. Она стояла рядом, когда остальные отворачивались, — её поддержка стала той невидимой стеной, за которой он чувствовал себя сильным.

Наивно? Может быть. Но это помогало.

Пятый курс оказался ещё более жестоким. Хогвартс, ранее казавшийся домом, превратился в поле боя взглядов, суждений и недоверия. Дафна снова осталась. Она одна из немногих, кто поверил его словам о возрождении Тёмного Лорда. Её вера стала якорем в бушующем море обвинений. Когда всё кончилось смертью Сириуса, она не заставляла говорить. Вместо этого позволила его ярости и горю вырваться наружу. Её объятия не требовали благодарности, они просто были.

"Ты не виноват"

В тот момент ему показалось, что впервые за долгое время боль стала немного тише. И затем шестой курс. Их отношения начались внезапно, без лишних вопросов и торжественных признаний. Возможно, всё было неизбежно. Она стала для него чем-то большим, чем друг, чем соратник. С ней он мог быть настоящим. Без масок, без страха осуждения. Только она видела его таким — уязвимым и настоящим. Она принимала его с его сомнениями, ошибками, мечтами. А он, впервые за долгое время, почувствовал, что рядом с ней всё имеет смысл.

Смысл.

Он провёл рукой по лицу, пытаясь стряхнуть эти мысли. Нет, сейчас не время. Скрип раздался внезапно. Гарри поднял голову, напряжённо глядя на дверь. Она приоткрылась, и в проёме появился человек с сутулой спиной и мелкими чертами лица. Питер Петтигрю. Удушливая ненависть. — Ты, — процедил Гарри, скрипя зубами. Он сжал кулаки, но остался на месте. Петтигрю бросил на него короткий взгляд, не решаясь подойти ближе. — Еда, — пролепетал он, поставив миску на пол. Его руки дрожали. — Смотри, чтобы ты не окочурился раньше времени, как твои родители. Лорд хочет, чтобы ты дожил до своего финала. Сказав это, Питер поспешно вышел, захлопнув за собой дверь. Гарри смотрел ему вслед, пока звук шагов не затих. Он снова остался один. В голове билась одна мысль: нужно найти способ сбежать. Петтигрю. Этот трусливый предатель был слабым звеном, и Гарри знал, что сможет это использовать. Его тонкие руки, дрожащий голос — всё выдавало страх. Гарри поднялся, встряхивая окоченевшие мышцы. Он обошёл комнату, изучая каждый угол. Камни в стенах плотно прилегали друг к другу, без единой трещины. Единственным слабым местом оставалась дверь. — В следующий раз, когда он зайдёт, — пробормотал он, сжимая кулак. — Я сделаю ход. Он сел обратно, стараясь выстроить план. Воспоминания продолжали всплывать, цепляясь за сознание. Он вспоминал моменты с Дафной: их встречи в заброшенной оранжерее, как она помогала ему с заданиями, как её тихий смех был для него глотком воздуха.

Гарри вдыхает чистый воздух, облокотившись о старый деревянный стол, весь мир будто затих, оставив только их двоих. Дафна стоит напротив, её глаза сверкают, отражая золотистый свет. На её лице лёгкая улыбка. Она медленно подходит ближе, и Гарри замирает, сердце ускоряет ритм.

— Ты опять сбежал от всех, Поттер, — тихо говорит она, чуть насмешливо.

— Искал тебя, — отвечает он так просто, что её улыбка становится чуть мягче.

Она качает головой, будто не верит его словам, и делает ещё шаг вперёд. Между ними остаётся всего несколько сантиметров. Гарри чувствует её тепло, слышит, как замедляется её дыхание.

— Иногда мне кажется, что ты ищешь проблемы, — шепчет она, но её голос дрожит.

— Иногда мне кажется, что они сами находят меня, — отвечает он, и в его голосе звучит усталость, скрытая за лёгкой шуткой.

Их взгляды встречаются. Она протягивает руку, её пальцы едва касаются его щеки. Гарри прикрывает глаза на мгновение.

— Ты слишком много несёшь в себе, Гарри, — говорит она тихо, почти болезненно.

Он не отвечает. Просто обнимает её, притягивая ближе, так, что она ощущает каждый его вздох. Дафна замирает в его руках, а потом обвивает его шею, её пальцы осторожно скользят по его волосам.

— Я не хочу, чтобы ты был один в этом, — шепчет она, её слова ломаются, будто она сдерживает слёзы.

— Ты не дашь мне быть, — отвечает он так просто, что её губы трогает дрожащий смешок.

Их губы соприкасаются, в поцелуе столько тепла и тихой тоски, что мир, казалось, исчезает. Это не про страсть, а про что-то большее, про боль, которую они разделяют, и надежду, которую находят друг в друге.

Когда они отстраняются, Дафна прижимается к его груди, её лицо скрыто в складках его мантии.

— Просто обещай, что всегда будешь приходить сюда, — шепчет она.

— Обещаю.

Шорох за дверью заставил Гарри вздрогнуть. Он замер, вслушиваясь. Тяжёлые шаги приближались, замок скрипнул, и дверь медленно приоткрылась. Едва уловимый свет фонаря снаружи вырвал из тьмы силуэт. Петтигрю. В одной руке он держал поднос с едой, другой потирал свою шершавую шею. Гарри почувствовал, как в нём закипает смесь ярости и адреналина. В голове пульсировала только одна мысль: это шанс, и упустить его нельзя. Подошедший к столу Петтигрю, не ожидая ничего, поставил поднос и развернулся к пленнику, собираясь сказать что-то издевательское. Но Гарри действовал быстрее. Он рванулся вперёд, и, прежде чем Питер успел вскрикнуть, его руки сомкнулись на шее крысы. Петтигрю брыкался, хрипел, его короткие ногти пытались расцарапать кожу Гарри. Это длилось всего несколько секунд. Хлопнувшее тело упало на пол, лишённое жизни. Гарри выдохнул, поднял волшебную палочку, что выпала из рук крысы, и бросил взгляд на бездыханное тело. — За родителей, за Сириуса, за Седрика, — прошептал он, чувствуя, как злость покидает его, оставляя после себя тяжёлую пустоту. Он знал, что времени мало. Действовать нужно быстро, иначе ему никогда не выбраться из этого проклятого подвала. Шаги на лестнице стали громче. Кто-то другой направлялся сюда. Гарри вскочил, прячась за дверью. Сердце билось как безумное. В голове уже выстроился чёткий план: оглушить, использовать «Империус», заставить вывести его к аппарационному камину. Пожиратель вошёл, несущий в руках какую-то сумку. Он даже не успел оглянуться, как Гарри обрушил заклинание: — Stupefy! Пожиратель рухнул на пол. Гарри бросился к нему, приставляя палочку к горлу и тихо шепча: — Imperio. Взгляд мужчины стал пустым, подчинённым. Он поднялся, замирая перед своим новым хозяином. — Каминная, — начал Гарри, уводя его прочь из комнаты. — Есть ли там защита? — Три человека, не больше, — отозвался тот, монотонно и безэмоционально. — Веди меня. Они поднимались по лестнице, шаг за шагом приближаясь к цели. Дом вокруг казался безмолвным, в воздухе витал запах сырости. Гарри сжимал палочку, насторожённый до предела. Наконец они достигли двери. Пожиратель остановился, указывая. — Там. Гарри не стал терять времени. — Stupefy. Поттер шагнул в каминную. Трое пожирателей обернулись на звук, но их удивление длилось недолго. — Expelliarmus! Stupefy! Заклинания вспыхивали в воздухе яркими молниями, спустя мгновение трое противников лежали оглушённые на полу. Гарри огляделся. Никого больше. Всё прошло гладко. Он подошёл к камину, набрал пригоршню Летучего пороха и выкрикнул: — Гриммо 12! Пламя разгорелось ярче, и его фигура исчезла, оставив за собой лишь шлейф зелёного дыма.