Ты дурной! Крови не должно быть...

      Ганс общался с графом. Его дочурка должна была стать невестой дворянина. Всего лишь тактический ход, никакой любви. Графиня была молода, хотя она чётко знала, что значит брак по расчёту. Девушка, по правде говоря, сама и предложила. Её любовь к деньгам и популярности бескрайние. Ганс же поддержал, благодарно подметив, что не встречал ещё таких продуктивных женщин. Сейчас они стояли уже минуту и не смотрели в сторону друг друга. Но тишину всё же нарушила девица: — Вы вовсе не увлечены моим праздником. — А он ваш, графиня? — А чей он может быть?! Я тут главный гость, а вы мой жених. — Смешны вы… и я устал от вас сейчас, прошу, поговорите с подружками, вам там будет интереснее. — Как грубо! Хотя неудивительно… Когда последний раз вам девушка давала. — Что, прости? — Трудно быть по молодым мальчишкам в нашем веке, — графиня забавлялась. Её характер ужасен, равно как и у Ганса. «Стоящая пара» — часто подмечал отец девушки. Так что сейчас она лукаво облизнулась и победно, вздëрнув нос, ушла. Ганс недовольно фыркнул, поправив манжеты. И тут послышался сладкий голос знакомого ранее мальчишки. Дворянин поправил вороньего цвета волосы и огляделся. Прямо у правой стены, где находилась дверь в сад, стоял белобрысый юноша. Спина его была напряжена, а лицо сконцентрировано на одной точке в саду. Миниатюрный парень походил на героя из сказки. — Прячешься, мальчишка. Я бегать не собираюсь, мы уходим, — приказывает Ганс. Он не смотрит на собеседника. Тот же, в свою очередь, не на шутку удивлëн и раздражëн. — Как смеешь, отпусти! Безумец! Урод! — кряхтит и вырывается Рихард. Но тяжёлая рука быстро вытягивает юношу в сад. Никто из гостей бала не оборачивается на громкое копошение. И осознание того, что помощи не будет, бьёт Рихарда под дых. Парень перестаёт сопротивляться, резко каменея в руках обидчика. Тело будто парализовано. А кровь напротив ускоряется в темпе. Во рту сухо, а на глазах предательски появляются слезы. — Зачем мне покупать тебя? Я так могу взять. Вы из низшего сословия, кто о вас забеспокоится?! Вот именно, никто… Не истери тут только. Не будешь бесить, жить хоть получше будешь. Уверен, ты и не видел человеческого жилья, да и в принципе людей нормальных… — каждое слово Ганса раздаётся набатом в голове. Лицо дворянина спокойно. Ненормально спокойно. Рихард не слышит и половины того, что ему говорят. Он хлопает ресницами, молясь Богу, чтобы всё прекратилось. — Вы — нелюдь. Животное. Считаете меня вещью, хотя нет. Считаешь меня вещью, ТЫ хуже зверья бешеного, — сердце гонит кровь, согревая и вбрасывая адреналин. — Смелый… Когда «вещи» раскрывают свой ротик, это так забавно. Но сейчас пора бы тебе захлопнуться, я не в настроении, — Ганс усмехается, небрежно осматривая юнца, у которого побледнела кожа. Пара секунд и раздаётся пощëчина. Она обжигает лицо, так что Рихард шипит и отшатывается. — Ублюдок. — Ты хочешь, что бы тебя побили. Может ты хочешь, чтобы тебя прямо тут лишили невинности. Заткни свой рот, мальчишка, — вновь пощечина. С губы стекает кровь, парень дышит загнанно. Ганса от такого вида лихорадит. «Воистину красив, чёрт бы его побрал. Этот малец такой беспомощный» — думает мужчина и притягивает за ворот белоснежной рубашки жертву. Рихард кричит изо всей мочи, что есть. Но звук не идёт. Крик остался где-то внутри. Во рту противно чувствуется чужой язык, и не менее противно горячие и большие мужские ладони охватывают талию, притягивая ближе. «Противно. Мне противно…». Рихард начинает отрицать и брыкаться, попутно вспоминая молитвы, которые он учил с бабушкой. И тут треск пуговицы, отлетевшей от парадной рубашки парня, отрезвляет. Юноша со всей силы бьёт в грудину мужчине. Тот отлетает назад, спотыкаясь о корни старой яблони. — Просто надеюсь, что мозги у тебя хоть чуть-чуть да остались, поганец. Я ведь и живого места на тебе не оставлю, — прежнее спокойствие сошло с Ганса. Его голос пропитан злобой. Рихард видит такое в первый раз за всё проведенное время с этим человеком. И такое изменение смешит его. Но в секунду парень широко раскрывает глаза, и зрачки его ненормально расширяются…

***

— Он умер? — невинно спрашивает Христиан, вышедший из-за той самой яблони. В руке у него 4,2-линейный револьвер системы Смита-Вессона. Молодой господин расслаблен, как будто в крови его большая доза алкоголя. Однако взгляд трезвый, сводящий с ума. — Кровь… — с придыханием выпаливает Рихард, чувствуя холодные капли пота на спине. Плечи непроизвольно дергаются, стремясь скинуть навалившуюся камнем реальность. — Очевидно. — Ты убил его?! — Да нет, я просто помог ему лечь. Господин Ганс был очень уставшим на вид. — Сумасшедший маньяк. Возможно в тебе бес. Точно, точно… Ты бесноватый, а меня учили не заговаривать с такими. Простите, — Рихард мямлил себе под нос, моргая отчаянно, будто желая смахнуть этакое наваждение. Но Христиан, продолжавший умиляться с реакции парня, стоял неподвижно, изредка качая головой, не нарушая контакта с собеседником. — Мне обидно, ангелок. Кстати, не благодари, ведь я всего лишь забрал тебя себе. — Как ты посмел, ублюд… — договорить не дали, ведь шеи коснулась разгорячëнная рука, притягивая к себе, а губы, ввязываемые сейчас в мокрый поцелуй, почувствовали сладкий привкус вина. Рихард слабеет, а лучше сказать успокаивается. Его тело вновь слушает хозяина, хотя голос иной раз срывается. — Ты пьян! Поэтому и убил его. Ты не понимаешь, что творишь! — То, что я разрешаю обращаться ко мне на ты, не значит, что ты можешь злоупотреблять моей добротой. — Слегка нелогично… — Ты продолжаешь указывать мне, — смахивая прядь волос, Христиан выпячивает нижнюю губу, складывая бровки домиком. — Да тут дохлое тело, ты издеваешься! — Рихард обескуражен. Весь этот сюр, который разворачивается перед ним, раздражает. Только недавно его чуть не изнасиловали, после застрелили обидчика, следом вновь проявили внимание с романтическим подтекстом, и, кажется, поцелуй парню понравился, но тело лежит, и никто ничего не исправляет. Вроде как убийство один из смертных грехов? Так вот да, это он и есть. — Слушай, милашка, не я же в этом виноват. Тихо, тихо, ты сейчас взорвёшься от возмущения. Смотри, из его носа течёт кровь, и тут на задней части головы виднеется кровь тоже. Что же, у него сильное сотрясение и внутреннее кровотечение. Ангелок, я стрелял в коленку… — Нет… Я отпихнул ублюдка, он сам упал. — Ну вот, видишь, мы вдвоём не виновны. — Труп зятя графа всё ещё тут. Он не исчез, — Рихард был в шоке. Но что-то внутри не давало вырваться истерике. Изначально действия молодого господина остановили волну паники. Но сейчас спокойствие само пришло. Юноша открылся с другой стороны. В его невинном образе проявился стержень, который сформировался ещё давно. Искры сумасшествия отлетали от мальца, будто старый потухший огонь вновь разжигался. — Что за чёрт. Кровь должна так идти, — наигранно произносит Христиан, пародируя поведение, стоящего парня, который стал еще более привлекательным. Его белое одеяние слегка запачкалось кровью, а чертята в зрачках отплясывали в безудержном танце. — Какой ужас. Ты дурной, не должно быть так. Крови вообще не должно быть, — закатывает глаза Рихард, однако скромно улыбается, смотря на безумного собеседника. — Что же, неожиданности случаются, — ухмыляющийся мужчина плавно подходит к парню. — Ты… У меня нет слов. — Милый, их и не надо. Можно поцелуй? — Да тут человек почти мёртвый. Ты спятил! — предательские щеки краснеют, но с места Рихард так и не сдвигается. — Стесняешься? Давай подождём пока умрёт и… — Заткнись, безумный, — и вновь поцелуй. Как сладко, нежно и приятно. Аккуратные движения языка мужчины во чужом рту ощущаются так правильно. Невольно юноша смелеет, беря инициативу на себя. Хотя тут же отступает, мило поскуливая от прилива чувств. Они прерываются только тогда, когда заканчивается воздух. — Как тебя зовут? — Христиан, милашка или лучше Рихард. — Ты знаешь моё имя?! — Этот жмурик кряхтит. — Неожиданно, не правда ли! Он ещё не сдох. — Ангелок, где тот прилежный мальчишка? — Поживи не задворках города, перестанешь удивляться вообще всему. Я думал, что сбежал в тихие места, что больше не придётся сталкиваться с такими проблемами. Ошибся… — Я поражён в самое сердце. Такой нежный и строптивый принимающий — моя мечта, — Христиан вскидывает руки, любовно осматривая рядом стоящего парня. — Дурной… — поражённо выдыхает юноша, редея с каждым последующим словом. — Пора убирать грязь. Поднимаем! — мужчина хлопает в ладоши и улыбается, показывая ряд белоснежных зубов. — Мне понадобится лекарь после, — обречëнно шипит Рихард, присоединяясь к Христиану.       Не без труда взвалили на руки они тело. Кровь начала капать на одежду, образуя мокрые пятна, тем самым становилось неприятно. Прохладный вечерний ветер морозил легко одетых молодых людей. В придачу, достаточно тяжелый Ганс был ужасно неповоротлив. Но катарсис всего самого плохого произошёл тогда, когда послышались людские голоса, выходящие из дворянского особняка. — И где же господин Ганс? Он обиделся на мои слова?! — графиня говорила с какой-то из знатных особ. Её словам были настолько безэмоциональны, насколько это было возможно. — Бросьте, госпожа, уверена, с мужчинами ушёл играть в карты. Знаете же, они любят азартные развлечения. — Ох, возможно… Пройдëмте! — девушки прошли в сад по тропинке. Рихард сглотнул и нервно дёрнул носиком, что заставило Христиана уже громко выдохнуть поток воздуха, после прошепча: «В твоих же интересах меня сейчас не заводить, милашка». Парни шагали с телом в руках, в то время как девушки шли будто бы по пятам за ними. — О Боже, Боже! Это кровь! Это кровь! — закричала собеседница графини. Сама же графиня округлила в удивлении глаза и недовольно фыркнула. «Кажется, в её жизни такое в порядке вещей» — думает Рихард, получая несильный подзатыльник. С секунду времени, и спина юноши чувствует биение сердца позади него. Потом большие и теплые руки начинают обвивать талию парня. Дыхание обжигает ракушку уха, следом прикусывается хрящик уже другого уха. От такого Рихард растекается, теряя контроль над конечностями. — Где тело? — А? — Христиан пальцами проводит по рельефу мышц, приближаясь к концу рубашки. — Ганс где?!