письма падшего.

Что стоит просто вернуться в свою однокомнатную квартиру поздним мартовским вечером, скинуть вещи на грязный пыльный и, разуваясь, наступить испачканным в весенней грязи и соли ботинком на лямку белого рюкзака? Какая вообще разница? Что стоит просто пройти вглубь пристанища по грязному липкому полу, припорошенному чужими волосами, отмершей кожей, огрызками ногтей, да и в общем-то пылью? Клубами пыли. Клубами дыма, которые можно выпустить в окно на кухне, давясь отвратительным червонным куревом и стряхивая пепел на пол и босые уставшие ноги. Что стоит кинуть бычок в вазу с давно завядшими в ней цветами и услышать последнее шипение табака, что тонет в зеленоватой мутной воде, в которой опавшие сухие серо-синие листочки бьются о пену и потускневшее стекло? Какая же, все-таки, нелепая усталость. Боль в покрасневших от полопавшихся сосудов глазах, затрудненное дыхание, которое, конечно же, не от только что выкуренной сигареты, нет. Легкая дрожь в руках, сухой язык и невыносимая жажда. Нет, воды совершенно не хочется, но почему-то последняя чистая кружка почти доверху наполняется жесткой и слегка желтоватой водой прямо из-под крана. Жажда искусства. Какой же, все таки, хороший аппетит бывает у людей, правда? Что стоит просто зайти в единственную в этой квартире комнату и раздеться до белья? Ты же здесь живешь. Волноваться не нужно — никто не увидит, а постоянные взгляды из углов, зеркала и шкафа уже привыкли к раз за разом проявляющейся наготе в этой сырой, пропахшей плесенью и слезами комнате. Чего сейчас стоит простая человеческая нагота? Подожди, разве мы об этом? Впрочем, чего стоит включить классическую музыку, когда ты так сильно любишь балет? «Способность есть, но нет гибкости». Знала бы мама, как приходилось изгибаться во всех пристойных и непристойных под потными и грязными, что-то шепчущими о любви на целое ничего и так умело разводящими на деньги. Но одна ночь — это же ничего страшного, верно? Всего одна, а потом и две, три, и больше. Всего-то. Всего одна тысяча, а потом и две, три, и больше. Но все это не так важно. Пожалуйста, перестань что-то шептать на ломанном итальянском — твой голос далеко не нежен и не влюблен, он режет и отдается эхом в сознании после прочитанных книг. Комедия, трагедия, порно. И какая может быть нелюбовь, когда ты так до одури любишь сладкое? Вино? Или речь сейчас о ком-то? Но все это не так важно. Грязные стены, грязный пол, грязный потолок и такое чистое «завтра» будоражат сознание, а по телу тысячей маленьких пауков разбегаются мурашки, щекоча кожу и заползая под глазные яблоки. Ладонь взметается вверх. Нужны же кисти и краски? Сегодня и художник, и музыкант, и танцор — все в одном флаконе. Деятель искусства. На теле виднеются первые круглые рубины, что нераспустившимися бутонами выползают из-под кожи, а затем лопаются, словно мыльные пузыри, образуя танцующие алые реки. «Краска сама знает, куда ей течь». Порез, еще один. От самых кончиков пальцев и до ноющего, аналогично обливающегося кровью, сердца. Алые губы, алые ногти, зубы, тело, лицо, волосы. Как давно стоило придавать так много значений одному простому цвету? Глупо и бессмысленно, но со вкусом, а такое берут чаще всего, хватают и рвут, душат и швыряют, потому что изысканно. Красные костюмы, авто, украденные украшения, чужие перчатки, побывавшие в ладонях, губы, намеренно оставляющие отпечатки на пропахнущей одеколоном шее и воротнике белой рубашки, чтобы наутро не забыть. Но все равно почему-то забывается еще ночью. «— Прячешься от дождя? Хочется ответить, что от людей, но… — Да, не люблю, когда холодные дождевые капли попадают на лицо». Шаг вперед и взмах рукой вверх. Холст трогает первый мазок кисти, слух — первая ударившая по перепонке нота, что самоучка-пианист неуклюже выпустил из октавы выше. Ему бы показать, как правильно, беззаботно оставив на слоновой кости, как самый настоящий браконьер, следы крови. Безжалостно подчинить, растерзать, заставляя выть от боли прекрасной мелодией, что проходит через душу и сердце, которые в унисон, даже если тысячу раз отданы и проданы. «Ты совершенно не попадаешь в такт». В такт льющейся музыке, что вместе с теплыми алыми каплями гуляет по комнате. В такт бесконечно вопиющим и зовущим голосам, что лишают рассудка. В такт монотонному звону в ушах, который наконец-то медленно-медленно затихает под стать ломающим ребра ударам. Какая же, все-таки, нелепая усталость. Что стоит просто по-человечески отдохнуть, бесчеловечно достигнув вечного?