Декаданс

Прошли еще две недели покорного собачьего ожидания. Ну, либо же так наблюдателям казалось со стороны, уж Маяковский постарался произвести подобное впечатление. Больше на Васильевский остров футурист не наведывался, словно дав молчаливый обет невмешательства. Однако, лучше от этого не становилось. Наоборот, лишь хуже. Он стал раздражительным, даже кормежка уже не спасала. Поэт превысил свою норму в два раза, но облегчения не было. А все потому, что она вдруг вздумала поиграть! Просто смешно! Интересно, кого она желает обмануть? Его или себя? Положив руки под голову, Маяковский уставился в потолок, лежа на широкой постели. Стильно устроенная квартира, весь этот фарс определенно помогал в заманивании других, но Владимир знал также и то, что Мария на это не купится. Ей наплевать, из золота его унитаз или нет, она смотрит вовсе не на это. Он вспомнил, как в тот день привел ту девушку с острова к себе на квартиру. Стекла ее очков блестели от электрического света ламп бра, короткие волосы ветер разметал, наплевав на восхитительную укладку прядей... Но даже при общем сходстве, она, представившаяся Катериной, не смогла узнать в этом мужчине того, кто восхищал всю страну своими ударными строками. Словами не передать, как это оскорбило поэта и в очередной раз доказало, что сейчас молодым людям интересны совершенно другие личности, которые торгуют собой и в физическом, и в моральном плане! Боже, как они могли упустить такую великую державу, который он посвятил себя всецело? Поэтому он, утолив свою жажду, отправил девушку восвояси, едва ли не насильно затолкав ее в такси. В этом и состояла его особенность: в отличие от своих... собратьев по классу, Маяковский не выпивал жертв досуха, нет! Он не хотел становиться чьей-то смертью, когда остальные в тот же момент этим не брезговали. Они не задумывались о морали и смысле. Как дикие звери, они пили и пили, и валились после того, как гемоглобин сбивал их с ног. Володя же не мог так поступить. - Как долго ты будешь сама себя водить за нос?.. - пробормотал мужчина, усмехнувшись непонятно почему, а после он вдруг повысил голос и, сев на постели, посмотрел в дверной проем коридора, громогласно разрезав темноту своим голосом: - И меня заодно? Выходи давай, пора прекращать игру в Шерлока. Я почувствовал тебя еще возле Медного Всадника. И, покорная его приказу, женская тень скользнула вперед, выдавая этим свое местоположение, а гадкой улыбкой на устах - отношение к ситуации . - Пришла. Са-ма. - шипя, усмехнулся поэт и поднялся с кровати. Теперь становилось ясно, что на нем, кроме строгих черных брюк со стрелками, ничего и не было. Оголенная грудная клетка вздымалась и опускалась, следуя воле своего хозяина, завораживая этой беззащитной обнажённостью. - Не бойся. Чувствуй себя, как дома. Чай, кофе?.. Голову ректора на блюде? - Владимир хмыкнул, смотря на полуночницу, и понимая, что именно этой встречи он ждал, словно одержимый. - Знаешь, от головы ректора я бы не отказалась, но пока ограничимся кофе. - ее насмешливый голос разбавил густой мрак комнаты, вызывая улыбку Маяковского... Две недели назад. После расставания с Арсением, Маша вернулась домой. Ей хотелось запереться, остаться одной, чтобы никто и ничто ее не трогало. Она не хотела никому ничего отвечать. В этот день было лишь одно желание - молчание. Дом снова встретил ее звенящей тишиной и девушке как-то машинально подумалось, что к этому факту она уже давно привыкла. На кухне Мария достала из запасов бутылку вина, взяла шоколадку, бокал и направилась к себе в комнату, закрыв за собой дверь. Вообще, Мария не любитель смотреть фильмы, но сейчас появилось внезапное, жгучее желание. Поэтому, устроившись на диване, она открыла вино, налила бокал и, поломав шоколадку, вышла на сайт онлайн-кинотеатра, чтобы после кликнуть на первый попавшийся фильм из чужой подборки на главной странице, словно ей было все равно, что смотреть. Хотя, почему "словно"? Так и было. Девушка желала отвлечься, погрузиться в пучину чужой искусственно созданной жизни, чтобы хотя б на миг забыть о своей... По иронии судьбы ей попался долгий, но мрачный фильм, чуть ли не звенящий от большого количества стекла. "Интервью с вампиром." "Мракобесие какое-то... - подумала Кирсанова, слушая биографию героя Бред Питта, уносясь вслед за ним в то столетие, когда он был богатым плантатором. - Но что ж, раз так, то так..." Однако, чем дольше шел фильм, тем все больше и больше ей казалось, что сама суть происходящего ей знакома. Более того, она ее знала. Будто это было где-то совсем рядом, прошло в шаге от нее, задев плечом... "Задев!" Вспышка мысли озарила пустую сейчас черепную коробку, пробудила воспоминания, заставив вспомнить то, что она за это время успела выкинуть из головы: губы с торчащей папиросой; карие глаза, хищно выглядывающие из-под шляпы. "Маяковский, твою мать!" С этим всплеском мысли бутылка вина, стоящая на тумбочке, разлетелась вдребезги, окрасив одеяло в алый цвет, попав на руки отдельными каплями, на лицо... И цвет вина поразительно напоминал кровь. Во все последующие дни, терзаемая сомнениями и обуреваемая, как ей казалось, своими бредовыми мыслями, Кирсанова провела в смятении. Однако, любопытство - как известно - не порок, но достаточно серьезный грех. История ее браузера пополнилась поисковыми запросами об истории вампиров, словно она сбежала из психушки. Ну, или фэнтези обчиталась. Да, именно эта идея и терзала девушку, что Маяковский мог запросто оказаться вампиром. И, несмотря на откровенную бредовость, эта идея выглядела самой правдоподобной. В общем, в Санкт-Петербург Мария ехала, продолжая размышлять. Стук колес успокаивал, даже убаюкивал. Ложка звенела в опустевшем стакане, который был в подстаканнике; рука машинально водила ручкой по поверхности бумаги, пока на той из скопища хаотичных линий не стало появляться лицо. Тогда Кирсанова с остервенением вырвала лист из блокнота и, скомкав, выбросила прочь, в открытую форточку, позволив ветру унести чужой портрет вдаль. Что ж. Теперь ей оставалось только одно - узнать все самой. Лично. Три дня она была тише воды и ниже травы. Проникала мышью в свою квартиру никем незамеченная, пока однажды не умудрилась наткнуться на Владимира, когда возвращалась из деканата. Маяковский стоял возле ее дома и, запрокинув голову, глядел на ее окна. Руки лежали в карманах пальто, шляпа же была на затылке, словно и вовсе ее не должно было здесь быть. Маша замерла за углом, смотря на столь дивное явление. Ветер ерошил волосы; он дул со стороны Маяковского, а потому приносил глубокий и насыщенный горький запах мужского парфюма. Девушка сделала вдох и едва не задохнулась от удовольствия - этот запах казался чем-то божественным. Она закрыла глаза, теряя голову, вся отдаваясь на волю ветра и своих чувств, а, когда открыла их, то заметила лишь широкую уходящую спину. Испуг отразился в радужке, что сейчас была цвета янтаря, и после Кирсанова тихо пошла за ним, старательно сливаясь со стенами домов. Да и вообще шла, мимикрируя под окружающий ее мир. Так она ходила за ним еще три дня, теша свое самолюбие этой игрой в шпиона. За все это время она успела узнать, где находится его квартира, что кофе он заказывает в маленькой и уютной кофейне за углом. При том, сидит около часа, выпивает лишь половину чашки, кладет чаевые и уходит, кивая баристе на прощание. Старательно избегает Васильевского острова и часто просто меряет шагами Питербург с книгой в руке. А вот однажды Маша стала свидетелем необычной картины, с которой и решилась на такую отчаянную авантюру, как проникновение в чужую собственность. Он стоял напротив Медного Всадника. Глядел на величество, словно в потускневшем металле был скрыт смысл всей его жизни. Одна из ладоней сжимала весьма потрепанную книгу, вторая - привычно в кармане. Мария старательно пряталась за проходящими людьми, не отрывая взгляда от фигуры футуриста и боясь быть замеченной. Когда же Володя склонил голову к плечу в старательной задумчивости, Кирсанова услышала слова: - "Всегда желанье с разумом боролось, Довольство не спасает от фантазий, В привычном счастье есть однообразье, Дай людям солнце — захотят на полюс." Строки из Фауста были произнесены измененным ритмом, который всегда был присущ лишь ему. Но даже в подобной интерпретации они давали понять, что она замечена. Застигнута врасплох. Ей предназначалась эта цитата, которая давала понять, как ее метания выглядят со стороны. Обернувшись и на мгновение задержав взгляд на парне, за плечами которого Маша и пряталась, Владимир усмехнулся и пошел прочь, все также придерживая томик "Фауста". Мария бросилась следом. Она не знала, что ее заставило сделать это, но упрямо летела следом, видя перед собой лишь широкую спину в черном пальто. Фигура мелькала то там, то здесь, периодически терялась в толпе. Но, едва девушка нагнала идущего, готовая задать уйму вопросов, то оказалось, что это не Маяковский, а человек, что вовсе на него не похож. И книги в руках у него не было, лишь черный пакет. - Что-то случилось? - осведомился мужчина, глядя на это взъерошенное создание перед собой, что смотрело на него с недоумением. Кирсанова, потерянно качая головой в знак отрицания, отступила на два шага назад, а после, развернувшись, стремительно зашагала в обратном направлении. "Обманул! Подлец! Ну, хорошо, я найду способ докопаться до истины!" В общем, именно предыдущие события привели к тому, что забравшись в чужую квартиру, Маша сейчас спокойно пила на кухне Владимира кофе и внимательно смотрела на него. - Ты на мне дыру прожжешь. - произнес футурист, дернув уголком губ. Странно, он стоял к ней спиной, но все равно знал, что Маша на него глядит. - В оригинале звучало "протрешь". - флегматично заявила девушка, деловито отхлебнув кофе и даже не удивляясь уже ничему. -Я в курсе, однако это не подходит для твоего внимательного и испепеляющего взгляда. Ты не находишь странным, что ты три дня ходила за мной хвостиком, а теперь делаешь вид, что тебя это вообще не касается? - Ой, да иди ты! - отмахнулась Кирсанова и, сдув вновь появившуюся пенку, сделала глоток. - "Я рад бы к черту провалиться, Когда бы сам я не был черт!" - с едкой усмешкой продекламировал Владимир, обернувшись. В карих глазах поэта плясали бесенята и это явно говорило о том, что ситуацией он откровенно забавляется. - Гете? - меланхолично, даже чуть пофигистически спросила Маша, лениво приподняв бровь. - Он самый. - кивнув, мужчина взял и свою кружку. Сделал глоток, едва заметно скривился, но пить продолжил. - И как это только возможно читать? Как "Фауста" могут возводить в ранг классики, когда там скука смертная? - возмутилась девушка, поджав губы. - Вся жизнь - скука смертная. Но ты же ее живёшь. - заявил футурист, дернув кадыком. - Это совсем иное. - Маша, прищурив глаза, покачала головой. - Разве? На кухне повисло неуютное, внезапное молчание. Мария смотрела в кружку, находя свое отражение в темной поверхности кофейного озера, окаймленного керамическими боками. Отражение расплывалось, подмигивало, ухмылялось, а порой кривило такие страшные рожи, что Мария предпочла продолжить диалог. Все же, это было легче, чем смотреть в глаза своему внутреннему демону. - Кто же ты? - задумчиво спросила она, барабаня ногтем по керамической стенке. - Ты сама уже знаешь. - Я хочу услышать ответ от тебя. - Если ты думаешь, что я признаю свое поражение лишь для того, чтобы ты была довольна и горда собой - извини, но нет. - Владимир посмотрел на нее с улыбкой, но она была какой-то странной. Даже ненастоящей. - Я спросила лишь, кто ты такой. Причем здесь. гордость? - сжав зубы, она поставила чашку на мойку, словно этим жестом проводила грань между прошлым и настоящим. Ощущение перемен висело в воздухе. - "Я часть той силы, которая хочет зла, но вечно творит добро." - сказал Маяковский, явно не желая выдавать свою истинную сущность. - Нет. Как раз эта цитата не про тебя! - возмутилась Кирсанова. - Ладно, я давала тебе возможность сказать самому, но ты ею не воспользовался, так что... - Эй, я не буду копировать сцену из "Сумерек!" Этот тип, больше похожий на голубого, реально меня пугает! - Володя вскинул руки, мол, вот тут да, признаю поражение, поймала, но они оба понимали, что тайн больше и быть не может. - Ты вампир. - сказала Маша, чувствуя, что несет бред. Однако, стоило ей поднять глаза на своего оппонента, как замерла. Он смотрел прямо на нее и улыбки на его лице уже не было.