Декаданс

Обитое красным бархатом кресло доставляло неудобство, поэтому Маша постоянно в нем крутилась, пытаясь найти более удобное положение для своей мадам Сижу и спины. Лектор, тот самый седой старик, с которым она столкнулась в дверях, постоянно кидал на вертящуюся студентку взгляд поверх стекол своих очков. Взгляд этот не был осуждающим или раздражительным, а наоборот - изучающим. Рассказывал он интересно и становилось понятно, что в поэзии временного отрезка двадцатого века он был просто ассом, ведь брал такие высоты, о существовании которых едва ли кто-то догадывался. Он рассказывал такие вещи, которые мало кто знал, и, стоило признать, рассказывал он их интересно. Иногда его старческие руки искали опору в стоящей рядом палке, но чутье девушки подсказывало - трость ему не нужна. А если и нужна, то точно не эта. Казалось, что лектор только хотел казаться для них стариком; казалось, что голубые глаза за стеклами были молодыми, живыми, эмоциональными; казалось, что эти самые глаза кого-то ищут, ждут. - Девушка, не могли бы вы подняться на кафедру? - попросил он, указав пальцем прямо на Марию. На мгновение Кирсанова оторопела. Ее руки, дрогнувшие в порыве нервозности, стряхнули с пальцев правой ладони ручку, словно совершенно ненужный груз. Она была готова почти скатиться в обморок, но подняться, когда позади Марии раздалось движение. Девушка, которая сидела позади, теперь восходила на пьедестал. Ее улыбка - широкая, с толикой смущения - была наглой ложью. И вдруг накрыло осознание - здесь все ложь. Наглая, открытая, она укутывала стены, словно патока, словно густая слизь, которая прилипает ко всему. Словно дерьмо на летней дороге, в которое всегда влезают везунчики. - Назовите мне какой-нибудь интересный факт про кого-либо из русских классиков, - попросил старик, внимательно смотря на аспирантку, пока та все продолжала улыбаться, как женская версии Ганнибала Лектора. Маша же почувствовала, как рвота подкатывает к горлу. От этого дикого, разыгранного фарса хотелось блевать дальше, чем видишь, но приходилось себя сдерживать. Ощущение чего-то неотвратимого накрывало с головой и давило на грудь, сжимало спазмом горло, путало ноги... - Маяковский ненавидел знаки препинания и, вероятно, отсюда и пошла его лесенка. А еще за каждую строчку ему платили по рублю. - выдохнула девушка на сцене и улыбнулась яркой, широкой улыбкой. Этого Кирсанова уже не стерпела. Пытаясь унять трясущиеся руки, она засунула блокнот в свою сумку, туда же была заброшена и шариковая ручка; после этого девушка поднялась и с выпрямленной спиной, с гордо вскинутой головой, как вдовствующая королева, прошагала прямо к выходу. Маша дошла до двери в полном молчании, тишине, но спиной чувствовала, что взгляды обращены на нее. По спине потек липкий пот, а потому девушка едва заметно повела лопатками, и развернулась. Лектор смотрел прямо на нее. В его голубых глазах застыл холодный, как зима, интерес. А еще там была усмешка. - Ломоносова приговаривали ко смертной казни; Тургенев пытался позорно сбежать с корабля, предлагая заплатить; Хэмингуэй пережил две авиакатастрофы, рак кожи, гепатит, малярию, чтобы застрелиться перед своим 62-летием; Толстой испортил жизнь своей жене. А вот Владимиру Владимировичу знаков пунктуации как раз не хватало, чтобы передать всю глубину, чтобы донести именно тот нужный ритм. Мария не поняла, почему она сейчас это говорит, но ярость в ее груди жила своей жизнью - толкала воздух, сокращала глотку и поднимала язык, заставляя его образовывать звуки, а их - в гневливые слова. Да кто, блять, эта выскочка с улыбкой Джаконды такая?! Откуда она вообще взялась?! - Пунктуация была бедна в сравнении с эмоциональной окраской. А вам бы я советовала перед выходом на кафедру изучать тему чуть тщательнее, потому что не все можно получить, улыбаясь, как лошадь. В помещении послышались смешки, но Кирсанова их не услышала - толкнула дверь и вышла прочь, наконец чувствуя, как спадает напряжение. Гулять по набережной Невы ей всегда нравилось. Было в этом что-то успокаивающее, расслабляющее даже. Запустив руки в карманы джинс, девушка шагала, наблюдая за окружающей ее весной. Туманный Альбион России был таким же, как и его собрат из Англии - завеса серого неба, которое распогаживалось совсем ненадолго. Но Маше этого и не нужно было - посреди серости она чувствовала себя уютно. Со стороны психологии можно было бы предположить, что она на фоне серости выглядит лучше, достойнее, и речь бы шла совсем не о погоде. Но плевать - Кирсановой просто нравилось и никакого другого подтекста здесь быть не могло. - Кирсанова! - окрик сзади разнес ее фамилию по всей набережной, давая каждому понять, что она здесь. Девушка закатила глаза и чуть покачала головой, отчего ее короткие волосы разметались, устроившись в творческом беспорядке. О, этот голос она могла бы узнать из тысячи! Только этот голос мог ТАК орать ее фамилию... - Кирсанова, еб твою мать! - тяжелая ладонь опустилась на ее плечо, и Маша посмотрела на догнавшую ее Ларину, которая даже не запыхалась. И прическа не растрепалась. Удивительно. - Не, твою дешевле. - чуть лениво растягивая гласные, отозвалась девушка, не заостряя внимание на мелких деталях образа. - Ты здесь какими судьбами? Следила, что ли, за мной? - Что, детка, подозреваешь меня в шпионаже? Бля буду, и в мыслях не было! Следи я за тобой, то знала бы какого цвета у тебя белье. Но я не знаю. Поэтому... Нехуй пиздеть! - Аня по-свойски закинула руку на ее плечо, почти что повиснув на Марии. - Что, эта шобла-ебла уже закончилась? - Неа, я слиняла раньше. - покачала головой Маша и от досады пнула носком ботинка лежащий на дорожке камешек. - Почему? - Ларина достала из рюкзака Сникерс и отдала его подруге с безразличным видом. Та же, по привычке, нежели по нужде, разломала его пополам и протянула половинку назад. Анна слегка поморщилась, когда половина батончика перекочевала обратно ей в руки, но и виду не подала - засунула в рот. - Некомпетентность. - одним словом охарактеризовала произошедшую вакханалию Кирсанова и одного мелкого взгляда, брошенного в сторону, хватило, чтобы непонятливо нахмуриться. На какое-то одно безумное мгновение Маше показалось, что Аня проглотила шоколад. Именно проглотила, а не прожевала. Единым целостным куском. В обычное время девушка и не обратила б на это внимания, но сейчас в ее жизни что-то менялось - молниеносно и также неотвратимо. Запах изменений висел в воздухе. - Странно, а мне показалось, что этот дяденька очень даже ничего. - задумчиво произнесла Ларина и пожала плечами, мол, кому как. - Так иди, соблазни. - буркнула Мария, пытаясь отвлечься. От одного лишь воспоминания об аспирантке, стоящей на кафедре и лживо улыбающейся, Кирсанова вздрогнула и ощутила, как ее вены наливаются кровью, которая напитана гормонами - злостью, гневом и... Болью. Странная, новая смесь реакции на события. - Да ну тебя. - отмахнулась та. - Ладно, Машк, пошли погуляем. - Не могу. Язык ляпнул, но мозг сработал еще раньше. Мария понимала - ей нужно было избавиться от лишних глаз и ушей. Почему же?.. Страх. Это был именно страх, даже ужас, потому что ей было неприятно, даже неудобно находиться рядом с Аней. Что-то было в ней неизвестное, досель неведомое. "Боже, что же это..." "Соври!" - приказал мозг. "Но я..." "Ври, иначе тебе не жить!!!" - вымышленный крик сознания звучал, как настоящий. - А чего так? - поинтересовалась Ларина. Маша сглотнула вязкую слюну. Горло отказывалось подчиняться, язык тоже. "Кто бы ты ни был, дай сил мне сказать!" - Мне еще к хозяйке ехать, за квартиру платить. - выдавила девушка и сам факт произнесенных слов принес ей облегчение. Да, она смогла. Анна бросила на Машу крайне внимательный взгляд. Молчащая пауза длилась не более минуты, но показалось, что целую вечность. Наконец подруга кивнула, принимая ответ. - Ладно, Машка, тогда я потопала. Удачи. Мимолётный поцелуй опалил щеку, но, когда созрела реакция, собеседница уже удалялась, уже скрывалась в толпе, словно маленькая девочка прячется с головой в мамино пальто. Мария растерянно посмотрела ей вслед. Ощущение, что что-то было слишком иррационально и неправильно, ее не покидало. Возвращаться домой не хотелось. Каждый раз в квартире происходило нечто странное, так что нежелание было вполне понятным. Но и на улице тоже не останешься, так? Она поднялась по ступеням. Достала ключи. Провернула два раза в замочной скважине. Открыла дверь. Сразу же зажгла свет. В квартире было тихо, но это ничего не значило. Маша взяла со стойки свой зонт-трость, повернула острым концом и зашагала по квартире, проверяя каждый метр окружающего ее пространства. Никого. Лишь занавески колыхались от ветра, что дул с открытого балкона. Когда же она его успела открыть? Кирсанова считала, что он закрыт. Никого... Мария облегченно выдохнула и убрала волосы со лба. Что это? Просто ее паранойя или нечто большее? - Идиотка... - выдохнула девушка и, перехватив зонт в другую руку, прошла на кухню. Она даже и не знала, что на бортике балкона позорным знаком светился кровавый отпечаток ладони.