Декаданс

      - А что такое этот кокаин? - Маяковский сидел в кресле и размышлял о всей сложившейся ситуации. Да, попался он крепко, тут говорить даже нечего - англичанин явно знал, чем и как задеть его за живое, заинтересовать.       В его руке был стакан с русской водкой, которая была куплена из-под полы благодаря связям Ивана. Царивший здесь сухой закон русской душе решительно не нравился. Признаться, здесь вкус у водки был не очень, она странно горчила, драла глотку несмотря на то, что Володя запивал ее водой. Может, это из-за того, что он настолько далеко от своей исторической родины?..       - Это... Одно интересное вещество, которое прет нехуже, чем русская водка. - отозвался критик, мельком глянув на мужчину и вернулся к прочтению какой-то книги. Узнать конкретное ее название не представлялось возможным, потому что ее название было... На немецком, или на каком-нибудь еще. Неожиданный факт.       - И как же его используют? Я его и сжигал, и в воде растворял, и варил. - немного недоуменно сказал Володя.       В ответ на это Иван вздохнул и, поднявшись с места, подошел к столу, возле которого сидел футурист. Достав из кармана еще один, совершенно идентичный первому пузырек, он открыл его и высыпал порошок на стол маленьким Эверестом. В руках критика мелькнула полоска бумаги которая была достаточно плотной. Одним и явно умелым действием старик разобрал горочку на равные полоски:       - Зажимаешь одну ноздрю, а другой втягиваешь. - пояснил он и протянул полоску Маяковскому, мол, давай, попробуй.       Поэт молча смотрел на полоску, а потом перевел взгляд и, прищурившись, пробасил:       - Я не просил меня звать к столу, а лишь предложил рассказать, что же это за оно.       - Поверь, мой друг, просто рассказать не выйдет. Это необходимо попробовать, чтобы понять. - ответил Иван.       Маяковский молчал и бездействовал. После взял полоску. Наклонился к столу и резко втянул всю дорожку в себя. Рефлекторно запрокинул голову. На его покрасневших глазах показались слезы, а на шее выступили вены, вылезая из-под воротника рубашки.       - Сука, жжет! - выдохнул мужчина, закрывая глаза и жмурясь. К вискам потекли и скрылись в волосах слезы. Остались только блестящие дорожки.       - Потерпи немного, потом станет хорошо.       Иван выжидал. Он знал, что произойдет, но желал это увидеть своими глазами, ведь прямо сейчас он привязывал к себе Владимира. Забирал поводок от его ошейника из рук Лилии Брик, которая ломала этого мужчина так, как хотела. Но это было неправильно, неверно!       Однако, теперь он его должен освободить, чтобы тот не мучался всю свою оставшуюся жизнь. Пора.       Когда Вова открыл глаза, мир игрыл тысячами красок, огней. Он перевел взгляд на критика. Мозг едва соображал. Комната вокруг плыла, рябилась и вращалась, вызывая тошноту.       - Я ж говорил, парень. Это НУЖНО попробовать.       Владимир засмеялся. И продолжал смеяться, пока из глаз вновь не потекли слезы, скрывая кружащиеся в танце стены и облегчая его состояние.       Проходило время. Жизнь летела. Два года пронеслись мимо, словно их и не было вовсе. На календаре черными, почти что траурными цифрами светилось "1927 год".       - Форд для Кулешова! - гордо возвестил поэт, опираясь на купленную машину и смотря на Ивана. Мир вокруг играл красками от принятой дозы, но Володя себя контролировал. Просто ему нравилось чувствовать легкую эйфорию. Под ней и писалось легче, да и вообще жилось. Только так можно было ощутить свободу, а не грусть. Вот оно, различие в состоянии.       - Отлично. - Иван потер ладони, подходя поближе. - Теперь останется только перегнать его в Москву, а после выбрать авто для Лили.       - Не могу сказать, что я этим доволен. - отозвался Маяковский и хлопнул ладонью по машине. - Еще понятно - ей, но на кой черт я должен это делать для него?..       - Спокойно, Володя. Помни зачем ты это делаешь. - сказал критик.       Вова кивнул и отправился в номер отеля, легонько на ходу покачивая головой, словно эта фигурка собачки, которая сейчас стоит едва ли не в каждом автомобиле.       Да, он был недоволен, но знал ли футурист насколько недоволен Иван? Эти все выходки зарвавшейся девицы из знатного рода выводили мужчину из себя. Господи, как же ему хотелось... Черт!       - Богатая сучка. - процедил старик и с досады пнул колесо Форда....       Все это прямо сейчас Иван и вспоминал. Он знал, что Маяковский здесь и, более того, маленький Щен не может обходится без поводка, поэтому нашел себе новый. Глупый мотылек, который снова и снова летит на огонь. Картина неизменна, потому что и мотылек, и пламя остаются теми же самыми, что и в прошлый раз. Непрерывный цикл смертности без жизненной составляющей. Смысл жизни мотылька - самоубийство.       Хотя, следует признать, что данная особа намного приятнее, чем Лиля. От этой дряни у него просто зубы сводило. Так и хотелось взять и свернуть ей шею к чертовой матери. Повернуть до хруста позвонков, чтобы застывший в горле крик и пустые глаза были отправной точкой всего. Но все произошло не так. Далеко не так.       - Ты не оставила следов? - холодно поинтересовался критик. Его пальцы бегали по бокалу, который был наполнен чем-то густым и темно-красным. Нос критика жадно втягивал аромат - божественную смесь железа и соли. Такой аппетитный вкус...       - Нет. Можете не сомневаться. Она ничего не заподозрит. - отозвалась фигура, что стояла напротив его. Из-за царящей темноты не было возможность разглядеть внешность говорившей девушки, да и голова ее была опущена под копюшоном, но становилось ясно - они друг друга знают. И даже больше, чем им обоим хотелось.       - Тогда не отходи от нее. Я хочу знать каждый ее шаг. - сухой старческий голос отдал приказ, который обжалованию не подлежал. Глухое сербанье оповестило общественность о том, что он решил сделать несколько глотков из своего "кубка".       - Хорошо. А что с ним? - спросила она, сохраняя молчаливую тайну, не называя имен, как будто они могли испортить всю царящую обстановку секретности.       - Следи за ним, но не пристально. В основном приоритете у нас наша лимитчица.       Тьма не давала увидеть, но глаза девушки ясно уловили едкую ухмылку своего... Работодателя.       - А если она о чем-нибудь прознает? - спросила фигура.       - А ты сделай так, чтобы не узнала! Я тебе для этого и плачу! - рявкнул Иван. Бокал в его руке разбился от резкого удара о подлокотник кресла, на котором он сидел. Кровавые осколки посыпались вниз с хрустальным звоном, кровь разлилась вокруг них уродливой лужецей. - Но если узнает, то... Убери ее с доски. Нашим щеночком я займусь лично.       Он поднялся и, сложив руки за спиной, подошел к окну, выходящему на Невский проспект. Мгновение - и фигура, в которой угадывались очертания английского критика, уже шагала по улице, на другой ее стороне, помогая себе тростью.       Его прислужница осталась одна в темном зале. Брезгливо и в тоже время с желанием она покосилась на осколки кубка, с которых стекала манящая алая жидкость.       - Маразматик! - выдохнула она, а после, упав на колени, стала слизывать вкусную кровь с пола. Есть ей хотелось ужасно, так что жадные движения языка перемешались с хрустом стекла.       Сегодня в Питере было солнце. Сначала Маше показалось, что во сне ее охватил пожар, потому что закрытые веки ужасно пекло. Потом ей показалось, что это глаза горят адским огнем, будто кто-то насыпал в них осколков и не дает промыть глазные яблоки, принося еще больше мучений, чем того хотелось.       Когда же боль стала нарастать и сдавливать виски все сильнее, раздался голос. До боли знакомый грубый и низкий голос.       "Медный всадник. Ты обещала." Кирсанова села на постели. Потерла глаза. На коже, на пальцах остались комочки туши, которая посыпалась во время сна.       "Так вот, почему у меня жгло глаза, - подумала девушка, хмуро смотря в окно, где пробивалось синее небо. - Это все блядская косметика...А голос? "       Вот на этот вопрос у нее не было ответа. С одной стороны какая-то часть девушки была уверена, что это таким образом Володя связался с ней. Но зачем, если он мог просто, как и в прошлый раз, прийти сам?       Другая же половина твердила, что телепатии не существует, и, если Мария так уж желает сама себя водить за нос и считать за дурочку, то противиться ее спектаклю она не будет. А, более того, даже с удовольствием поглядит, как та облажается.       Возле Медного Всадника как всегда было многолюдно. Она глядела в разношерстную толпу, пытаясь высмотреть лишь одну знакомую, самую желанную фигуру. Однако, никого не было.       Достав их кармана кожаной куртки сигареты и зажигалку, девушка закурила. Дым по знакомой ему тропинке прошелся по гортани, попал в легкие и вызвал хриплый кашель, но он был совершенно привычным, даже каким-то родным.       Еще одна затяжка и чьи-то ладони закрывают глаза. Они горячие, от них уютно тепло, и пахнет крепким табаком.       Маша улыбнулась. Чтобы понять, кто позади нее, не требовалось ни экстрасенсорики, ни гаданий. Она знала эти руки.       - Вова. - с улыбкой позвала Кирсанова и, все также, с закрытыми глазами, развернулась назад, чтобы взглянуть. Он стоял перед ней. На лице не было щетины, на голове привычно сидела шляпа, но Маяковский улыбался. На его лице царила абсолютнейшая, счастливая улыбка.       - А я все думал о тебе. - сказал футурист и ласково смахнул прядку с лица девушки.       Мария улыбнулась и взяла мужчину за руку. Белая ладонь очень органично смотрелась на фоне его ладони. Волнительно.       - Это ожидаемо. - ответила она и, сделав последнюю затяжку, выбросила окурок в мусорку. - Куда пойдем?       - Есть одно местечко у меня на примете. - хитрый прищур пронзительных карих глаз не мог оставить равнодушным даже глыбу камня, а эта хулиганская улыбка была настоящим произведением искусства. - Думаю, ты оценишь. Там очень... Атмосферно.       - Я согласна. - кивнула Кирсанова с выдержкой и тактом светской девушки, но это было ясным им обоим ребячеством. - Веди!       Они зашагали по проспекту. Асфальт был горячим, несмотря на то, что ночью по Петербургу прошелся дождь, словно властитель мира. Шли рядом и, хотя на улице и так было достаточно тепло, но жар от... Партнера по походу был сильнее окружающей погоды.       - Где ты пропадал? - спросила Кирсанова, смотря на окружающие ее просторы, а после перевела взгляд на футуриста. Тот задумчиво глядел вперед, то сжимая, то разжимая челюсти.       - Ждал. - пожал Владимир плечами, но в этом жесте деланного равнодушия безэмоциональностью и не пахло. Даже наоборот. Девушке показалось, что она ясно чувствует запах озона, как перед грозой.       - Чего ждал?       - Пока ты освободишься. - поэт снисходительно посмотрел на Марию, и та невольно ощутила себя маленькой глупой девочкой. - Дождался, как видишь. И мы уже пришли.       Парочка стояла возле одно из питерских домов, где в полуподвальное помещение вела маленькая лесенка в три ступеньки. На вывеске, которую качал легкий весенний ветерок, красивым, даже аристократическим шрифтом было выведенно крайне странное название: "Бирюзовый закат."       - "Бирюзовый закат"? - прочитала девушка надпись и посмотрела на Маяковского, хмыкнув: - А что, в этом что-то есть.       - Я знал, что ты оценишь. - улыбнулся мужчина и, спустившись по ступеням вниз, звонко стуча мелким каблуком на своих кожаных ботинках, распахнул для Марии дверь: - Прошу. Внутри тоже отлично.       Она спустилась к нему и, посмотрев в карие глаза, вздохнула и шагнула внутрь, гадая, что же ее там может ждать.       Внутри действительно, как и сказал Володя, было отлично. Нет, даже не так. Там было восхитительно. Маша потрясенно смотрела на потолок, на котором было реальное небо. Правда, из ваты и светодиодной ленты, но, Господи, это же произведение искусства!       Девушка потянулась вверх, стала на носочки, стремясь кончиками пальцев дотронуться до одного из пушистых облачков, часть которых была окрашена в пурпурный, а другая - в бирюзовый.       Ее ноги оторвались от земли, бедра ощутили крепкие мужские руки, которые держали железной хваткой. Ладонь достигла желаемого - погрузилась в вату, окрасившись на пару мгновений в уютный свет.       - Это превосходно. - прошептала Кирсанова, сверкая яркой улыбкой, и, оглянувшись, попросила Володю: - Все, отпускай.       Ладони ослабили хватку, позволяя телу с легкостью соскользнуть вниз. За этот краткий промежуток времени, в который тело спускалось к земле, его руки собственнически огладили бедра, талию и едва не добрались до груди.       Маша стояла, ощущая спиной грудную клетку Владимира, не в силах пошевелиться. Даже более того - ей слишком нравилось это ощущение. По-видимому, не ей одной, потому что и сам Маяковский не спешил от нее отстраняться. Его дыхание щекотало девушке нежную кожу за ушком, принося телу волнительную дрожь.       - Вова. - позвала Маша.       Со стороны футуриста раздался странный сиплый вдох, а после хватка разжалась.       - Пойдем. - обойдя Кирсанову со спины, Маяковский улыбнулся и протянул ей ладонь: - Ты наверняка голодна.       Она же с улыбкой кивнула.       Они пообедали в этом уютном ресторане, Мария даже взяла себе фисташковое мороженое и была приятно изумлена его вкусом.       После этого, запомнив адрес места, где они были, Маша отправилась вместе с футуристом просто гулять по городу. Они шли рядом, плечо к плечу, чувствуя тепло. В глаза светило солнце, отчего девушка едва разбирала дорогу.       - Стой. - Маяковский остановил ее, развернул спиной к палящему солнцу и внимательно вгляделся в покрасневшие и слезящиеся глаза. - Сетчатка чувствительная?       - Да, очень. - она кивнула и стерла пальцами слезы, постараясь не задеть накрашенные ресницы.       Поэт кивнул и надел Маше свою шляпу, загнув поля так, чтобы солнце не било прямо в глаза:       - Так будет намного лучше.       - Я в ней тону.       - Да брось, смотрится отлично. Как будто ты залезла в дедушкин сундук и достала эту прелесть. - Он криво ухмыльнулся и потянул ее за ладонь: - Пошли.       В процессе гуляния по городу день пролетал быстро и незаметно. Как-то слишком молниеносно наступил вечер, своим глубоким фиолетовым оттенком окрашивая их лица. В этой уютной фиолетовой тени скрылись деревья, случайные прохожие. Лишь фонари самоотверженно продолжали светить.       - Зайдешь? - Володя стоял возле подъезда своего дома, к которому они подошли. Одна из сильных и крупных ладоней лежала на ручке подъездной двери.       Маша задумчиво на него посмотрела. В ее руках начинало таять мороженое, купленное в ларьке, стекало по пальцам. Ноги немного ломило от столь длительной прогулки, поэтому...       - Разумеется. - девушка кивнула и, увидев улыбку футуриста, шагнула за ним. Это было для нее достаточно странно - быть ведомой, а не вести, как она обычно привыкла.       В квартире она скинула куртку, кроссовки, прошла на кухню и, помыв руки от потекшего мороженого, присела за стол. Кухня была достаточно современной, но уютной. Подсветка, пущенная по полу по периметру зоны приготовления пищи и хранения утвари, медленно меняла свой цвет с малинового на фиолетовый, а с фиолетового на синий. Зрелище завораживало и влюбляло в себя.       - Сделать кофе? - крикнула она куда-то вглубь квартиры, где скрылся футурист и, получив положительный ответ, приступила к приготовлению напитка.       Когда же Маяковский вышел на кухню, то кофе уже разместился на столе. Сам же поэт стоял в дверном проеме. Мокрые волосы лежали на голове в легком беспорядке, на плечах синим плащом было накинуто полотенце.       Маша глянула на него поверх линз очков, замечая стекающие по обнаженному торсу капли воды:       - С лёгким паром. - произнесла девушка, стараясь сделать так, чтобы ее голос звучал ровно, хотя, она была далеко не спокойна. - Пока ты там полоскался, кофе уже остыл.       - Мне не имеет значения, какой он температуры. - пожал плечами Володя и присел за стол. - Порой, мне даже совершенно неинтересно, какой он на вкус.       Пальцы взяли чашку и футурист одним-единым глотком осушил ее до дна. При этом, на его лице не отразилось ни единой эмоции. Чашка стала на стол. Сам же мужчина усмехнулся и двинул бровями, мол, я же говорил, что для меня это ничего не значит.       Мария с интересом наблюдала за поэтом, медленно потягивая свой кофе. Это было занимательно, но и немного пугающе.       - А что для тебя представляет интерес? - спросила девушка и неожиданно сама испугалась своего же вопроса. Владимир же улыбнулся, будто этого вопроса он и ждал, а потому поднялся из-за стола и протянул Кирсановой раскрытую ладонь, приглашая встать.       - Куда ты меня зовешь? - спросила она, однако все равно приняла его предложение, покорно идя за ним по коридору, чувствуя, как ее ладонь сжимают сильные пальцы футуриста. В животе сжималась легкая тревога.       - Я покажу тебе то, что пробуждает мой интерес. - шепотом сказал Володя, ухмыляясь, и продолжил путь.       Они зашли в спальню. Там царила абсолютная темнота, которую разбавляла ночь, льющаяся из окна. Там было ясно темно-синее небо, на котором мерцали звезды, словно маленькие фонарики.       Обойдя кровать, Владимир подвел Кирсанову к окну и встал позади девушки.       - Действительно хочешь знать, что пробуждает мой интерес? - шепот и дыхание мужчины достигли ушной раковины, всколыхнули волосы. Маша же смотрела в окно, не в силах отвести взгляд или обернуться. Да и, честно говоря, ей не хотелось оборачиваться, ей хотелось узнать, что же Вова сделает дальше.       - Хочу. - выдохнула Кирсанова.       И едва она это произнесла, как горячие и крупные ладони легли ей на талию, а губы коснулись шеи.       - Это ты, Мэри. - прошептал поэт, продолжая губами исследовать нежную кожу Маши, а руки сильнее сжали талию.       Она же закрыла глаза, полностью отдаваясь на волю неизвестных до этого момента ощущений.