Забыть тебя, помнить о любви

      — … а сейчас мы все выпьем шампанского и…       — … будем жить, потому что забрать наши грешные души может только сессия.       Звонкий юношеский смех разнесся по крохотной квартирке, отбившись от старых потрёпанных обоев, перемешавшись с несколькими искренними стонами доносящихся из кухни. Оттуда, почти сразу же, вывалился крепкий парень, с коротким ежиком тёмных волос на голове, неся в руках большой тазик оливье и пару бокалов. Подбородком он зажимал коробку сока, что так и норовила свалиться на пол, а в зубах дымилась подожженная сигарета.       — Вуа-ля, — протянул он, появившись на пороге. Тут же с кресла в углу, явно откликнувшись на голос, подорвался рыжий парнишка, перехватив часть «добычи» и отправив её на праздничный стол. — Спасибо, Серый.       Серёжа ответил улыбкой — если её можно было так назвать. На почти белом лице, где темными кругами выделялись синяки под глазами и россыпь ярких веснушек, слегка дёрнулись уголки розовых искусанных губ.       — Тот, кто помянет сессию всуе в канун нового года, проклинает себя и свой род до десятого колена! Помяните мое слово, грешники, и, да, Разумовский, это я к тебе обращаюсь! — вслед ворвалась в комнатушку девушка, размахивая низкими хвостиками на голове. В руках она держала две бутылки шампанского, а на тонкой шее весело шебуршала цветная мишура от ёлки. Серёжа на эти слова, персонально адресованные ему, лишь неопределенно хмыкнул, но все-таки рухнул на диван, а не в свое излюбленное кресло, где проводил все время за изучением всевозможных конспектов и книжек, и сцапал со стола мандаринку.       — Вот так то лучше, — улыбнулась девушка и сунула в руки курящему напиток, — Волков, прошу.       Олег, сделав затяжку, покорно принял в руки шампанское и отошел к столу.       — Кать, надеюсь облавы от твоего братца не будет, как в прошлом году? — с пола протянул третьекурсник Рома, что сидел у телика, бесцельно щелкая между каналами. Девушка засмеялась и завалилась на диван к Разумовскому.       — В прошлом году мы праздновали в общаге, а не на квартире. Но вообще, если бы кто-то не решил взрывать петарды в комнате, то в тот раз и полицию не вызвали бы, — парировала она, откинувшись на потрёпанную жесткую спинку. Компания студентов, что находилась в комнате, весело загалдела, вспоминая прошлогоднее застолье.       — Полицию вызвали после того, как кто-то из мальчишек решил спуститься с лестницы в том старом холодильнике, что стоял у нас на этаже, — с ухмылкой встряла в споры Полина с журфака, косо поглядывая на парней. Со спинки кресла хриплым смехом отозвался Денис, растрепав себе волосы и зажав в зубах стрельнутую у Волкова сигарету.       — В нашу защиту скажу, что на тот момент разваливающийся «Зил» уже превратился в пиратский корабль, рассекающий на волнах алкоголя под знаменем Рыжей Бороды!       Разумовский, услышав прозвище, отчаянно застонал и, прикрыв лицо ладонью, почти что утонул в своем безразмерном красном вязаном свитере, чем рассмешил ребят ещё сильнее. Тут же прошлогодняя история стала обрастать дополнительными подробностями: вспомнили, как подвыпивший Серёжа с абсолютно серьезным выражением лица расписывал на обоях расчеты прохождения холодильника во все дверные проёмы, а Олег Волков, с перевязанным галстуком глазом на манер повязки, черной тенью возвышался за спиной новоиспеченного «капитана». Как в несчастный холодильник вместилось почти семеро парней все еще оставалось тайной, что за гробовую доску забрал с собой ром с колой, притащенный кем-то в тот вечер как подарок от старшаков. Пара бутылок водки, что к тому времени использовалась «пиратами» как топливо для бурной мозговой деятельности, были тут явно не при чем.       — Да-а-а-а, с тех пор Игорь зарекся ездить на вызовы к студентам, только если это не массовое убийство, — хохотнула Катя, соприкасаясь плечом с Разумовским.       — Все ещё не пережил поражение в пиратской дуэли? — с усмешкой поинтересовался Олег, хрустнув утащенным со стола маринованным огурцом. Серёжа выразительно закатил глаза, но его уши все-таки покрылись едва заметным очаровательным румянцем.       Инициатором той заварушки определенно был «Рыжая борода», что плохо воспринимал полицейских, пытающихся взять на абордаж его корабль, а потому первый с честью вступился в бой снежками во имя «свободного моря для всех» с новоиспеченным представителем закона. Как их тогда не отчислили скопом — все еще оставалось вопросом, но с тех пор Разумовский заделался трезвенником в определенной компании и все еще избегал прямых конфронтациис Игорем Громом. Катя, заметив реакцию Сережи, мягко улыбнулась и скользнула рукой в его расслабленную холодную ладонь, переплетая пальцы.       — Ты же знаешь, мы, Громы, так себе принимаем поражение. Это дело чести и когда-нибудь Игорь точно возьмет матч-реванш, но пока об этом можно не переживать, — протянула в ответ девушка, подмигнув Волкову.       Под общие разговоры и смех кто-то выключил свет, и комната тут же озарилась яркими бликами от гирлянд, придавая вечеру какого-то волшебства. В магнитофоне заиграла музыка, часть компании ушла курить на кухню, и оттуда то и дело раздавались веселые голоса. Олег завалился к Роме на пол и начал деловито что-то выискивать в телевизоре, щелкая по беззвучным каналам, переговариваясь с однокурсником.       Сережа, сидящий рядом на диване, расслабился, это стало понятно по опустившимся плечам и трепетному, почти невесомому, прикосновению к ладони. Гром подняла на рыжего взгляд, хмуро пробежавшись по залегшим синякам, и мягко прикоснулась к юношеской щеке. Разумовский, зачарованно разглядывающий огоньки, и наверняка уже затерявшийся в своих гениальных мрачных мыслях, едва заметно вздрогнул и перевел взгляд на девушку. Она больше не улыбалась так широко и ярко, как в компании, и лицо её, скинувшее маску, тоже было уставшим. Но глаза — тёмно-зеленые, словно дремучая лесная чаща — были наполнены нежностью, когда она смотрела на него.       — Устал? — почти шёпотом произнесла Катя, проводя своими маленькими пальчиками по его щеке. Вокруг была приятная полутьма, где-то совсем рядом раздавался хриплый голос Олега, всё застыло в ожидании какого-то чуда и стало осязаемо хрупким. Серёжа аккуратно прижался к девичьей руке, неожиданно найдя в теплых прикосновениях и родных голосах то, что так долго и неутомимо искал годами.       — Нет, — пробормотал он в ответ, и ткнулся губами в русую макушку, которая пахла карамелью и жжеными бенгальскими огнями. — Мне кажется, что я наконец-то дома.       Девушка на мгновение застыла, почувствовав, как защипало в глазах, и обняла парня за шею, зарываясь лицом в красный свитер. Юноша лишь глубже вздохнул и прикрыл глаза.       — Конечно дома, Сереж. Конечно дома…       После этого время застыло как в сказке, и начало свой бег только тогда, когда комната внезапно заполнилась ребятами, зашипело шампанское, и раздался бой курантов.       — Как там говорят: как новый год встретишь, так его и проведешь? — по-доброму протянул Олег, нарисовавшийся перед Сережей и Катей. В руках он держал два бокала с шампанским, и улыбался, пока на фоне однокурсники в голос вели отсчет под звонкий бой. Разумовский и Гром переглянулись и одновременно потянулись к Олегу, ухватив того за руки.       — Ага, а потому иди сюда, Волков!       Кто-то взорвал хлопушки, и заковыристая матершина, вырвавшаяся у Олега вместе с выпавшими от неожиданности бокалами, утонула в радостных поздравлениях и хриплом Серёжином смехе.       Катя, придавленная телами друзей, задушено хохотала, даже не пытаясь скинуть с себя конечности Волкова и Разумовского. Они наконец-то были дома.       

***

      Олег ушел в армию весной.       Серёжа смотрел на него исподлобья, зыркая черными глазами, под которыми, уже казалось навечно, поселились глубокие тени. Он почти не реагировал на прикосновения и был напряжен до предела, словно оголенный провод. Почти утонувший в черной толстовке, он напоминал Кате всклоченную птицу, что вывалилась из гнезда и, сломав крылья, больше не могла попасть обратно.       Волков выглядел не лучше — хоть весь его вид кричал об уверенности и стойкости, в глазах бушевала настоящая буря из чувства вины и собственной правоты. Они с Разумовским были одним целым — спаянные, вплавившиеся друг в друга годы назад, дышащие в унисон и мыслящие одинаково. И сейчас, пытаясь разъединиться, они рвали единое сердце, что ещё в детдоме из оставшихся осколков собрали на двоих.       — Серый… — хрипло начал Олег, протянув руку к Сереже, но тут же оборвал себя, так и не прикоснувшись. Гром поджала губы, наблюдая за происходящим, но промолчала. Они должны справиться с этим сами.       Из поезда выглянула крупная женщина-проводница, уведомив всех пассажиров и провожающих об отправлении. Волков прикусил губу, заметив, как вздрогнул Разумовский. Сережа растерянно моргнул, словно только что осознав происходящее. Глаза его стали ярче, на бледном лице проступили красные пятна и Олег почувствовал, как в собственном горле образовался ком.       Поезд вновь ожил, и Катя почувствовала, как в груди образовывается чёрная дыра. На перроне засуетились, и сердце неприятно сжалось. Разумовский подозрительно часто заморгал, опустив голову.       Волков сгреб девушку в объятья, слегка приподняв над землей. Гром уткнулась носом в его кожанку, вдыхая чертовски знакомый запах. Хриплый голос Олега отразился в его груди приятной вибрацией.       — Берегите себя, — произнес он, отпуская Катю. Девушка закивала, быстро утерев глаза.       — Ты тоже, Олежа.       Волков улыбнулся, хотя глаза его все еще были прикованы к Серёже.       — Я ухожу в армию, а не на войну, но приказ понят, майор Гром.       Девушка в шутку ударила его по плечу и выдавила улыбку. Чувство, что сейчас их жизнь разваливается и делится на «до» и «после» никак не хотело исчезать. Олег ещё раз глянул на Разумовского и, произнеся тихое, и какое-то бескрайне глубокое «пока, Серый», шагнул к своему вагону под выразительный взгляд проводницы. Поезд дёрнулся, зашипел и под общий гул сдвинулся с места.       — … Олег!       Вместе с поезда с места сорвался и Разумовский. Волков резко обернулся и потянулся к другу под возмущенное «молодой человек, пройдите на свое место!». Парни только что и успели сцепить руки на некоторое мгновение, перед тем, как перрон закончился и вагон, забрав Олега, умчался, оставив Серёжу одного.       Катя молча подошла к застывшему парню и переплела их пальцы вместе, в слабой попытке согреть. На фоне серого неба рыжие волосы Разумовского полыхали огнём, который точно должен был стать путеводным знаменем для Волкова, чтобы он обязательно нашел дорогу домой.       Серёжа ещё несколько мгновений смотрел удаляющемуся поезду вслед, а после молча уткнулся девушке в плечо. Стало мокро.       На землю упали первые капли дождя.