валюта счастья

      погода тогда разбушевалась окончательно. до этого Антон снова занял ванну, они ещё поговорили, замяли остывшую пиццу и разъехались. точнее уехал только Антон, переодевшись в полусухой и помятый костюм, но Попов про себя отметил, что ему это даже идёт. странный шарм. даже если Попову всё равно, как выглядят люди.       ураган наступил той ночью всем на головы, поржал над всеобщей наивностью, думавшей, что будут обычные тёплые деньки, и позвал ещё ливень. Арсений запер всё от греха подальше и, стоя на закрытом балконе, допивал остатки виски: возвращение любимого и привычно хмурого Питера нужно отметить. теперь кажется, что он не встречал, а провожал именно своё стабильное состояние, потому что тогда его не вело, а сейчас ведёт.       Арсения по-странному ведёт. сначала он подолгу рассматривает надоевшие картины, не находит в них абсолютно ничего и снимает, убирая за диван. сознание не понимало причин этих сумбурных действий, а подсознание — да. он постоянно, незаметно для себя прислушивался к внутренним ощущениям. но как бы не вертел мебель, декор и атрибуты одной — подчёркнуто — комнаты, всё было не так. сердце стискивало мнимое спокойствие, а от того, появившегося во время дождя, и след простыл.       так же его подсознание выкупило главную деталь настоящего спокойствия раньше сознания, а само воплощение Попова не хотело это понимать вовсе. поэтому, когда время тянуть было уже нельзя и по-детски глупо, Арсений засел с бутылкой вина и взглянул правде в глаза: ему было спокойно с Антоном. конечно, не стоит отрицать факта, что дождь так или иначе повлиял на состояние, поэтому Арсений, скорее всего, с чёрта два добьётся того же эффекта, находясь рядом с Антоном в повседневности.       и всё держится на мысли, что это единичный случай, что испытанное тогда чувство — как первая затяжка сигареты: мнимое, преувеличенное, приятное. попади Арсений под дождь с Антоном, ведомый самим Арсением, всё будет по-другому. комплексы, страхи и травмы никуда не денутся, если Попов постоит под дождиком с Шастуном хоть за ручку. это как счастливое мгновение, хотя так, по сути, и есть, — сладость в его скоротечности. поэтому Арсений принимает, понимает и отпускает. Антон пришёл, Антон ушёл. кажется, тот удалит его из телефонной книжки после устройства на работу к отцу.       несостыковка присутствовала, но Попов так же воспринял её невсерьёз: Антон, при уходе от Арсения в начале июля, кинул, мол, так и так, если что-то потребуется — звони или пиши. но на горизонте появилась ещё одна несостыковка, уже своим существованием вводя мысли Арсения под вопросы и отметая любые сомнения веничком.       Антона зачастую не ведёт, у него чуть ли не красной строкой на лбу написано «хочешь решить проблему — осознай её». он может принять даже желание убить кого-то, как говорится, от себя не убежишь, а если начнёшь убегать, то тебя за хвостик сначала схватит Дима с Катей, а следом — хвостиком — Оксана и Серёжа, но будь их воля, они бы сразу за уши потянули, только вот за счёт не очень частых встреч (с Оксаной Антон обычно не встречается вне ресторана, а Серёжа пригрел жопеньку в Москве) проблемы Антона доходят до них уже сформулированными и относительно понятными.       относительно, кстати, ключевое слово, потому что у троицы — Антона, Димы и Серёжи — общий чат. и сейчас Антон, стоя перед зданием за пятнадцать минут до собеседования, строчит короткие и орущие сообщения в группу. Дима говорит, что всё будет в порядке и, если что, пригреет у себя в стоматологии уборщиком («ну ладно-ладно, пойдёшь ко мне в помощники, им больше платят»), а Серёжа искренне шлёт всех и вся, и если работодателю что-то не понравится, то ему можно дать, честно говоря, пизды («да хуйня твои помощники Димас предлагаю работодателя на забив позвать ес чо»). Антон откровенно матерится в голосовом сообщении, благодарит Диму и соглашается с Серёжей.       друзья теряют связь с Антоном, когда тот заходит в лифт. вот тогда-то Антона и ведёт.       работать по специальности удаётся, конечно, не всем. из всех знакомых исключения составляют Поз и родители. первый изначально горел к медицине, а родители — выходцы из деревни, кроме как обучения сельхоз труду и возвращения в родную деревню, как это обычно происходило в СССР, вариантов нормальных не было. Серёжа изначально учился на юриста — с его-то нелюбовью к запятым — и, выучившись, осознал, что ему это, как бэ, и задаром не надо. вот вскоре нашёл автобизнесменов, подружился и сейчас работает у них и на них.       Антон любит общаться. с левыми чуваками у подворотен, милыми девушками с питомцами на прогулке, даже если у него нет никаких зверушек, продавцами в магазине и официантами в общепите. ему интересен чужой уклад жизни. возможно, его надо было Варварой назвать, чтобы заслужено оторвать нос, только вот он тянет лишь на Варвара и не хочет быть Волан-де-мортом. чужой уклад жизни — это как рассказы бабушек и дедушек об их юности. это бесценный и неповторимый опыт, поэтому Шастуну интересно.       интересно, почему кассиры, будучи с вышкой, работают в супермаркетах. интересно, почему мужичок с ноготок пьёт в мраке. интересно, классно, ярко. Антон не готов слушать всегда, но когда готов — говорящие обязательно найдутся. возможно, у него какая-то тревожность, — Оксана не отрицает, — недостаток внимания, варварство, в конце концов, да и просто прогрессирующие психологические травмы, но сейчас он идёт к кабинету на собеседование для устройства на работу по своей специальности, потому что, как минимум, два раза заговорил с Арсением и смог вывести его на разговор.       как выяснилось ещё июля десятого (после вручения диплома и специальное попадание под дождь), Попов порекомендовал Антона своему отцу: пересказал то, что знал, немного приукрасил, объяснил ситуацию и попробовал временно забронировать место инженера. Шастун, вздыхая, тянется к двери и мысленно обещает поблагодарить Попова, потому что только чёрт знает, смог ли Шастун дойти хотя бы до такого результата самостоятельно.       Попов уверен, что смог бы, но сейчас его нет рядом, поэтому мозги Антона чудом встают на место при входе в кабинет.       — здравствуйте, Антон Шастун, — шаг номер один: соблюдать общий этикет, но не отказываться от всего, что так или иначе показывает тебя как индивидуума. Антон проходит, протягивает руку в многочисленных кольцах и браслетах и улыбается.       — здравствуйте, Антон, рад познакомиться, Стас Шеминов, — представленный как Стас кидает непонятный взгляд на кольца, но не обращает внимания и возвращает улыбку. — присаживайтесь.       Антон кивает с улыбкой, не отводя взгляд. это даже лучше: если между ним и Поповым-старшим присутствует посредник-рекрутер, то некоторые детали могут опуститься или забыться. взгляд Стаса цепкий, но явно мягче, чем самого директора компании.       — насколько я понимаю, вы только что выпустились.       — верно, Санкт-петербургский морской технический университет.       — чем вы занимались во время учёбы помимо обучения?       шаг второй: шторми, улыбайся и будь уверен в себе.       — искал мелкие подработки, поначалу брался за полноценные работы по вечерам и до ночи. конечно, это было не продумано и ошибочно из-за неопытности, потому что не приносило никакой пользы и мешало сосредоточиться на более важных аспектах, таких как учёба. понимание этого пришло на курсе втором, и, попробовав себя в разных сферах у разных работодателей, я научился распределять своё время и ставить в свои цели не только заработок, но и качество работы, своё состояние и общий комфорт.       улыбка не слазит уже чуть ли не автоматически, но ладони потеют, поэтому Антон изначально принял такую позу, чтобы они более-менее соприкасались с тканью брюк. шаг третий по Антону: заикнись про собственный комфорт. Шастун уже взрослый мальчик и увеличил свою зону комфорта, но не хочет выходить из неё из-за некомпетентности работодателя. как говорил раньше, лучше будет кусать локти от безденежья, чем позволит себя скрутить в неопределённую массу.       — почему именно морские нефтегазовые сооружения? это же большая ответственность.       шаг четвёртый так же по Антону: не заикайся, что главной твоей целью является заработок. Шастун не думает, что ему было бы приятно слушать «э, ну, хочу больших денег».       — мне нравится инженерия в любом из её проявлений. помогли мне выбрать именно нефтегазовые сооружения сначала родители, потому что они посчитали профессию прибыльной, и знакомые, работающие именно на морских нефтегазовых сооружениях. при поездке на сооружение во время университетской практики работа меня захватила. ощущение, что это именно то, что мне нужно. я позиционирую и расцениваю себя как человек ответственный, поэтому, думаю, проблем не возникнет.       собеседование льётся из одного русла в другое, Антон честно отвечает на вопросы, уходит от тех, ответ на который может не понравиться, и немного приукрашает реальность. рекрутер улыбается, расслабляется в кресле, крутит ручкой и не отводит взгляд. Шастун упоминает вскользь, что может быть полезен их компании, что готов самосовершенствоваться и, грубо говоря, готов сделать всё, только примите, но по глазам видно: не смейте перегибать палку. и вроде бы всё медленно и верно идёт к концу, как Шеминов — вроде так — собирается и, упираясь локтями в стол, выбрасывает каверзный вопрос:       — вы уверены, что ваша личная жизнь не помешает работе?       Антон сдерживает рефлекторный позыв подавиться или поперхнуться, а заодно и смерить этого Стаса недовольным взглядом, и, не убирая улыбку, невозмутимо отвечает:       — я уверен, что моя личная жизнь не будет ни на что влиять, кроме меня самого. я рационально умею разделять работу и любые личные отношения, будь то с родителями или возможной девушкой.       — так вы не в отношениях? — Стас заинтересованно склоняет голову набок и подаётся корпусом назад.       — нет, — просто отвечает Антон, не собираясь вдаваться в подробности.       — а если будет?       — не вижу связи между моей партнёршей и работой инженером, — улыбка звучит даже в голосе, но Антон пытается не кипеть, потому что так надо. будь он рекрутером, сам бы время от времени потешался над чужой выносливостью. хотя, может, не так кровожадно.       — а если это будет партнёр? —кровожадный, блять, Стас Шеминов невозмутимо смотрит в ответ. воронежский Антон, приехавший за три пизды от дома, закрывший свою личную жизнь на замочек и сделавший акцент на учёбе и заработке, изначально чуть ли не потерялся от вопроса про девушку, а тут про парня спрашивают.       — не вижу разницы, — повторяет Антон и только сейчас осознаёт, что ляпнул. видимо, всё-таки придётся идти в помощники к Позу, потому что Стас, российский, на минутку, рекрутер, на секунду изображает задумчивый прищур, выпрямляется и, кивая, что-то дописывает в бумагах на столе.       выходя из кабинета, Антон почти наваливается на бачок кулера и хлебает холодной воды, хотя чёрт знает, работает ли здесь нагреватель. шаг пятый: не говорите в России, что вам может нравиться собственный пол, даже если он вам нравится. Антону хоть и похуй, что о нём подумают, но он почти пересрался. а если бы Стас начал издеваться? если ты дашь гомофобам повод думать, что ты гей, то никакие объяснения не сработают, Антон знает на практике. Антон Шастун: Блять я только что сказал рекрутеру, что мне могут нравиться парни Дмитрий Позов: Лол А стоп Они тебе не нравятся? Сергей Матвиенко: Надейся чтобы рекрутер не начал подкатывать Антон Шастун: Иди нахуй Дмитрий Позов: Кто? Сергей Матвиенко: Кто Антон Шастун: Конь в пальто       очередная несостыковка у Арсения появилась в сообщениях. возможно, в какой-то степени, было бы неплохо уронить телефон с балкона и увидеть входящие от Антона дней через пять, когда купит новый мобильный, восстановит контакты и так далее и тому подобное. Антон Шастун: Я только с собеседования Не Стас, а чёрт какой-то Арсений Попов: Всё так плохо? Антон Шастун: Не то чтобы прям плохо До меня докопались по поводу личной жизни Арсений Попов: Узнаю Стаса. Антон Шастун: Хуяса Ой Ну кто так делает(( Арсений Попов: Работа на нефтегазовых требует много внимания и не прощает отвлечений, в том числе и на личные проблемы. Антон Шастун: Дада, я это понимаю Но какая разница, есть ли у меня партнёрша? Да и он доебался ещё насчёт партнёра Арсений Попов: Партнёра? Что-то новенькое. Антон Шастун: Что Это я типа особенный блять?       Попов сверлит взглядом свежую переписку и нервно постукивает пальцами по бёдрам, вспоминая, видимо, сонату Гайдна, канувшую в детской памяти, но закреплённую долгими тренировками в мышцах. Арсений не знает, почему Антон посчитал должным написать ему, и это немного выводит из колеи. с другой стороны, Арсений сам вывел Антона на компанию, а компанию на Антона, почему бы не отписаться? а ещё, кажется, Попов не упомянул, что отец не любит рассматривать зелёных выходцев из университетов. Арсений Попов: Видимо, да.

***

      потолок муторно белый, ночь за окном расцветает звёздами, а вино в бокале надоедливо прозрачное. Арсению кажется, что в мате есть своё искусство, и ёмкое «пиздец» может описать всё его воплощение с ног до головы. но он же прилежный мальчик, поэтому в голове крутятся тишина и пустота.       редкие проезжающие машины добавляют идиллии мученический шарм, да и сам Арсений неплохо украшает общую картину. нет бы водкой напиться и вырубриться до утра, он по-графски хлестает вино и моргает в пустоту.       сосредотачиваясь на своих ощущениях, он чётко осознаёт в районе левых рёбер зудящее чувство. оно очень близко к волнению перед важным танцем или признанием в чувствах под балконом, или же, как рассказывал Шастун, под дождём, но Арсений ни к чему не готовится и ничего не ждёт. но взгляд мечется к лежащему на краю стола телефону, и пальцы подрагивают, рефлекторно направляясь к бокалу.       как сильно Антон разозлится и въебёт ему, если получит тысяч, может, сто? а если Арсений отдаст ему свою карту с кодом от неё, то как быстро Антон улетит в закат на крыльях беззаботности и счастья? Попов глупо улыбается, бездумно окидывая яркую звёзду на тёмном ночном фоне. Антону ведь просто денег не хватает.       и Антону точно не до шуток, для него «просто» является жуткой занозой в заднице. Арсений конечно понимает. относительно. и готов помочь, перевести свои заработки, скинуть свою неистраченную зарплату за май и апрель, но Шастун напрочь отказывается, поэтому пальцы неопределённо шалят в воздухе и вырисовывают игру на фортепиано.       выученные на зубок гаммы и излюбленные отцом сонаты Гайдна застряли в пальцах как татуировка, только невидимая и более глубокая. мышцы живут по-своему, повинуясь рефлексам. тяжёлый вздох растворяется в различимом мраке комнаты и канет у обновлённого ковра под столом. рука дёргается к телефону.       убавленная яркость режет по сознанию, заставляет сощуриться и действует бодрящей оплеухой. «если потребуется — звони или пиши», — сказал Антон. Арсений точно никто и звать его никем, если он нарушает комфортную зону Антона, и никакое «я хочу помочь» не имеет вес, если непрошеная помощь доставляет неудобств. хотя от денег всё ещё хочется избавиться.       они въелись ему глубже, чем гайдновские сонаты и холодный взгляд отца. они невыводящимися узорами отравляют абсолютно всё его существование, ребёнок он или взрослый человек. не преувеличенная ни в одном глазу проблема растёт за пазухой и стягивает ворот свободной футболки. в Питер снова вернулась жара.       звонить или писать? губы сжимаются, стоит пальцам пробежаться по сенсору. да простят его все боги Олимпа, но слова нужно держать. Арсений блокирует телефон и переворачивает экраном вниз, запрокидывая голову. его точно приложили об стенку, ибо его действия абсурдом пахнут и волнующей пульсацией отдают.       пальцы нервно за ножку бокала хватаются. Попов возвращается к бездумному разглядыванию ночного неба, только вместо пустующего роя в голове снова загалдели тараканы. вот и проснулись старые друзья. вскоре, помимо тараканов, зашевелится что-то иное, когда телефон отзывается уведомлением. Арсений Попов: Спишь? Антон Шастун: Твою ж мать Вы с Димой сговорились?       если память не ошибается, то Дима — это тот друг из бара, чей номер завалялся в ящиках. он фыркает, не особо понимая посыл претензий, и усмехается: не спит. на часах четыре утра. Антон Шастун: Ля, да просто он докапывается до меня с этим сПиШь Уебан только сейчас про тренд вспомнил Ой А что такое?       Арсений приглушённо смеётся, рассматривая сообщения. Арсений Попов: Я про тренд и не знал. Пишу, чтобы поговорить.       он мнётся, отпивает вино и стирает искреннее «отвратительно себя чувствую». это всё ещё Антон, и как бы Арсений не оступался, ему это знать необязательно. Антон Шастун: О ебать Ой Да бля Ой А чё я ойкаю Арс, я же могу материться, раз ты не мой работодатель, так? Юхууу, живем нахуй       ответ задерживается, потому что вино неожиданно горчит и приносит невыносимое расслабление. Арсений смеряет его недовольным взглядом, но оно кажется невменяемым, как и атмосферное сидение в темноте и разглядывание звёзд глубокой ночью. скоро ещё рассвет должен быть. Арсений Попов: Шастун, ты материшься как сапожник. Антон Шастун: Я знаю)))) Арсений Попов: Мама знает? Антон Шастун: В смысле мама знает у нас свобода слова в стране Арсений Попов: Ты уверен? Антон Шастун: Проклятье, на меня все наезжают((((((( То материться нельзя, то пить нельзя, то уезжать нельзя Не жизнь, а каторга Арсений Попов: Уезжать? Антон Шастун: Да мне в Питере торчать ещё до осени как минимум Работа в ресторане Кстати, моей маме ты бы понравился Арсений Попов: Вау, какие заявления. Почему ты так решил?       Арсений уже облокачивается бедром о подоконник, разглядывая снующих внизу людей. это не многоэтажные здания, как в Москве, но люди всё равно мельче, чем есть на деле. видимо, летом многим не спится. при мысли о белых ночах Попов хмурится и морщится. бессонница тогда напрочь свалила. Антон Шастун: Она любит интеллигентных и манерных Арсений Попов: В смысле «манерных», Шастун? Антон Шастун: Да чё я ебу Как это назвать Арсений Попов: Что именно? Антон Шастун: Вот эту хуету, когда человек невъебически воспитан, что готов тебе дать пизды за мат Арсений Попов: Воспитанность. Антон Шастун: Да? Тогда воспитанных Арсений Попов: Шастун, ты точно выпускник вуза? Антон Шастун: Бе бе бе       Арсений уже в открытую смеётся, теряя всякий интерес к звёздным узорам за окном, небольшой перестановке в комнате и сухому вину. насторожиться приходится тогда, когда горящий комок за рёбрами перестаёт жжечь. Арсений сверлит переписку взглядом и, кажется, дышит поверхностно. Антон Шастун: Вы посмотрите, Арсений Сергеич сомневается в моей образованности Арсений Попов: Ты, кстати, запятые пропускаешь. Антон Шастун: Арс бля Я ща вообще точки начну ставить ьуъ!!!!!       очередная волна смеха разлетается по комнате. Арсений откидывается на подоконник, упираясь в него локтём, и загнанно рассматривает оконную раму. как-то всё странно, не так и по-завидному правильно. спокойно. даже при разговоре-стёбе. как там говорится, лучше синица в руках, чем журавль в небе? Арсений собирается подпрыгнуть и схватить лебедя. Арсений Попов: Сможешь приехать?       и с самого начала понятно, что у него не получится. это же Арс. обращение Антона отзывается в груди новой волной воспоминаний. он закрывает лицо руками, откладывая телефон. при всех затянувшихся шрамах осталась одна кровоточащая рана. и Антон, похоже, очень меткий одним своим существованием. Антон Шастун: Жди       Антон цепляется за одну единственную мысль: что-то не так. он собрался с друзьями на ночёвку у Димы, поэтому до четырёх утра не сомкнул глаз. планировалось просидеть до шести, но Поз, сморённый сменой в стоматологии, клевал носом в два часа и в три отрубился. Серёжа незаметно заснул на плече у Антона в четыре. примерно тогда и написал Арсений.       готовый завалиться спать, потому что все нормальные, то есть, его друзья, уже спят, он упорно строчил сообщения и ждал, пока разговор выйдет к какому-то логическому завершению, и дело не в красивом затишье без тем для разговора. Арсений не пишет первым. он не писал все три дня с момента собеседования. Арсению что-то нужно.       в каком-то роде Шастун рад лету, хотя его душа больше лежит к зиме: сугробы и зимний мех на деревьях откликаются неземным восхищением; но летом можно выбежать в том, в чём мать родила, и не чувствовать неудобств, кроме возможного стыда. Антон чиркает на стикере-звёздочке, коих у Димы пруд пруди, что отлучается и придёт когда сможет. если отправит сообщение, то Дима и Серёжа могут проснуться: жизнь научила вскакивать от каждого уведомления. Антон выходит в футболке с принтом и свободных шортах.       в памяти, заполненной нужной и ненужной информацией с лекций и подготовки к сессиям, нашлось место для улицы, на которой живёт Попов. этаж и квартира остались в сообщениях. Шастун тяжело вздыхает и переводит взгляд на окно.       Серёжа бы в какой-то момент назвал его зайчиком на побегушках, Дима бы просто покачал головой, недовольно поджав губы. в какой-то момент. Антон едет самостоятельно к Арсению по его просьбе в первый раз, поэтому можно не думать о реакции друзей. вот другое дело, почему Антон готов поехать в четыре утра к не очень знакомому человеку? они проводили время вместе, но это чуть ли не крупица по средним меркам. у Антона очень серьёзный отбор, чтобы кто попало не мог втиснуться в круг его близких людей.       Арсений по-своему специфичен, но не особенный и тем более не может стать Шастуну за короткие встречи близким товарищем, к которому тот и готов ехать почти в любое время суток. «почти» — ключевое слово.       Антон сверлит взглядом последние сообщения. хотя, вполне возможно, что Арсений станет тем самым исключением, но до первого нарушения личных границ. он расслабляется на спинке пассажирского сидения в такси.       Шастуна к Попову тянет. чем-то, почему-то и зачем-то. Антон не собирается идти у самого себя на поводу, но позволяет как-то пересекаться с Арсом, будь то переписка после собеседования или приезд по просьбе. ему нужно понять, а чем больше вещей для анализа, тем быстрее найдётся цель. расплата за поездку идёт из бюджета первой выплаты зарплаты. Антон хмуро встречает дом и заходит в парадную. ни одно окно не горит.       сначала показалось, что дверь открывает заёбанное чучело. потом, проморгавшись, Антон различает заёбанные черты Арсения. его успело помотать, благо, что Антон не произносит вслух не очень приветливые замечания.       — прости, что выцепил тебя посередине ночи, если...       — да-да, тебе жаль, я мог и не приезжать, захочу — уеду, знаю, — перебивает Шастун, следуя за растерявшимся Арсением в комнату. во всём доме мрак и тьма, еле-еле различимый лунный свет не помогает увидеть даже знакомые очертания проходимых дверей. в комнате снова что-то не так. — ты перестановку сделал?       след абстрактных картин простыл, пару растений просто исчезло, а угловой диван теперь стоит ровно у стены напротив окна без штор. Луна прошла зенит.       — угу, в голову что-то ударило, — выкидывает Арсений и что-то выпивает, потянувшись к столу. слух обостряется, а взгляд медленно привыкает ко мраку.       — это что, самогон? — Антон берёт очертания бутылку и подходит к окну. прозрачный бутыль с жидкостью и приклеенной этикеткой, с написанным от руки «самогон».       — дедовский, — севшим от остроты голосом в ответ.       — богачи пьют самогон?       — богачи не доживают до сорока.       слабое освещение с улицы и небесные тела кидают еле уловимый свет, благодаря чему заметны поворот Антона и изогнутые в немом вопросе брови. Арсений привык ко тьме, а Шастун кажется небесным светилом. надо было оставить самогон в покое.       — что случилось? — напрямую интересуется Антон, подходя, и ставит бутылку обратно. Попов упрямо молчит и доливает себе в рюмку. задействуя всё понимание и терпение, Антон садится на другую сторону дивана.       когда молчание затягивается, а Арсений снова тянется к самогону, Шастун мягко перехватывает его запястье.       — Арс, — в голосе снова слышится постукивание дождя, Арсения перекидывает в тот день, когда они вышли под ливень. он поднимает глаза. образ Антона еле различим, стёрся и не поддаётся индефикации. — что случилось?       рука Арсения по инерции возвращается назад, но захват не ослабевает. дыхание пытается настроиться на прежний лад, что в данной обстановке почти невозможно.       но всё ещё спокойно.       — ты спрашивал, почему я так бездумно перевожу деньги?       Шастун двигает челюстью, различая море негативных эмоций в бездушном голосе, и разглядывает бутылки самогона и... вина? ну Арс и любитель прекрасного, серьёзно. запястье отпускается, Арсений прижимается спиной к обивке дивана. вопрос риторический, оба прекрасно знают, что он чуть ли не главный в их взаимоотношениях, но Попов говорить не торопится, а Шастун торопить не хочет.       — у нас изначально не было проблем с деньгами, — буднично проговаривает Арсений, складывая руки на животе. — как ты уже знаешь, мой отец руководит нефтяной компанией. он занялся ей ещё давным давно, меня на свете не было. а когда я родился, то отцу нужен был продолжитель его бизнеса.       Антон нервно крутит кольца, примерно представляя, что будет дальше, но и не смеет заикаться, будто бы скажи хоть слово — и Арсений, вздрогнув, замолчит до самого утра. рассвет скоро будет.       — я жил в достатке. огромном достатке. мой отчий дом представляет из себя отдраенное двухэтажное частное здание с садом, а ещё у меня есть дача. даже две. одна — наша, вторая — бабушки и дедушки, — Антон не завидует. он с одним огородом чуть кони не двинул, а тут сразу два. — только вот... родители.       Антон в упор смотрит на Арсения: у него в темноте ресницы подрагивают, пальцы что-то наигрывают на другой руке. бутылки на столе ждут своего часа, главное не спиться.       — они относились ко мне с уважением, который доступен между взрослыми старой закалки и детьми. они правда хотели подарить мне счастливое детство, но на этом всё и закончилось. если не уходить вглубь моего странного переходного возраста, то всё шло и идёт более-менее.       Шастун сжимает зубы, «переходный возраст» действует красным флагом, ибо ему уже оскомину набили этой фразой за подростковый период. Арсений убирает несуществующую соринку из глаза, а Антон снимает кольцо и надевает его обратно. Попов не выглядит, у которого всё «более-менее».       — главной сутью является то, что все, то есть, абсолютно все дружили со мной либо под контролем родителей, либо из-за родителей. боже, это звучит как нытьё, но, честно...       — нет, Арс, — перебивает севшим голосом Антон, разглядывая ковёр, — это твоя жизнь, я не думаю, что тут есть хотя бы грамм нытья.       Арсений в непонимании поднимает голову, но, помолчав, продолжает:       — в садике контроль, в частной школе контроль. в средних классах я ни с кем знакомств не водил, в страших же я пробовал дружить, и тогда-то всё полетело: первые друзья так или иначе исчезали в закате, стоило получить им то, что хотели, и неважно, было это деньгами или небольшой славой.       — дружба с тобой давала известность?       — громко сказано, но обо мне говорили «сын Попова», следовательно, если я с кем-то дружу, то этот кто-то чем-то да выделился. после выпуска я не навещал бывших одноклассников, и это одно из моих лучших решений, — Арсений улыбается в пустоту.       — «первые друзья»?       — я бы не стал разделять друзей на группы, если честно, но при первых — школьных — друзьях я правда верил, что мы будем вместе долго и радостно. при вторых — университетских — я с сомнением относился ко всем, кто так или иначе проявлял ко мне дружелюбие. вот и пролетели мои учебные годы безлюдно и закрыто. столько истерик было, — Арсений вдруг замолкает и сглатывает. Антону думается, что тот сомневается, надо ли было это говорить, поэтому наливает им двоим самогона: в рюмку и фужер. Арсений кивает, никак не комментируя сомнительное сочетание алкоголя и бокала Антона.       молчание снова повисает. Антон не отрывает взгляд от нечитаемого лица Арсения, крутит шестерёнки в мозгу и надеется, что не выглядит незаинтересованным. будь его воля, он бы остался здесь до следующего вечера, слушая про прошлое Попова. да что тут распинаться? у него есть воля, и он остаётся, пока Арсений не выставит его за дверь.       губы Арсения безмолвно шевелятся, но звука не роняют. Антон ждёт. они залпом опустошают бокалы.       — поэтому я хочу избавиться от этого всего. меня бесит... меня раздражает абсолютно всё. особенно... особенно это, — он машет рукой на телефон в стороне, имея в виду деньги, и нервно доливает ещё алкоголя. Антон оттесняет сочувствие и ярко осознаёт, что самогоном бухать — не лучшая идея.       — Арс, — Шастун перехватывает чужое запястье, когда Попов хочет налить себе в который раз, и тот сбивается в дыхании. Антон чувствует: Арсений смотрит на руку. — кажется, этого достаточно.       — нет, кабы... — начинает Арсений на грани то ли истерики, то ли отдышки, но его эмоциональное и ментальное состояния плывут, как краски под дождём. Попов трёт переносицу и ярко ощущает странное жжение в местах соприкосновения с пальцами Антона. может, серебро колец так действует? — да, ты, наверное... — Арсений не договаривает, сверлит взглядом рюмку и вскидывает голову на Шастуна.       — Арс?       — Антон, — задыхающиеся нотки всё-таки присутствуют в тембре Попова и добавляют странный оттенок обращению по имени, которое, между прочим, он использует очень редко. Антон замечает неестественный блеск в тёмных на данный момент глазах. — мы же можем помочь друг другу.       — что? — Антон окончательно теряется в пространстве и жизни, когда Арсений приподнимается по направлению к нему. — я не совсем поним...       — понимаешь, — с прежним налётом или отдышки, или истерики полушепчет Попов, упираясь коленом в диван и усаживаясь на бёдрах Антона. — ты понимаешь, в этом и дело, — таким же быстрым полушёпотом, будто Арсений боится куда-то опоздать. — ты можешь забрать мои деньги, они из меня душу вынимают, а я помогу тебе избавиться от удушающего безденежья.       пальцы Арсения скользят по скулам и щекам Антона, цепляясь за лицо и его существование, как за спасительную соломинку. у Шастуна дыхание сбивается, взгляд мечется от приоткрытых губ к тёмным глазам и обратно. окольцованные руки, не зная, куда себя деть, сдаются и приземляются на бёдра Арсения в полусжатом виде.       — Антон, пожалуйста, — чуть ли не в бреду шепчет Попов, поглаживая большими пальцами чужие скулы и настойчиво не отводя взгляд, и, кажется, забирая абсолютно весь воздух. — прошу, Антон, — в некогда голубых и усталых глазах играет самый настоящий огонь.       он сжигает все спускные рычаги и мосты, протяни руку и получи ожоги второй степени, только попробуй отказать — тебя поглотят языки пламени и не подавятся. но Антон вглядывается во все глаза, находит в этом огне личную отраду и незаметно сжимает руки на чужих бёдрах, кажется, даже неосознанно.       — это не поможет, — хрипло выдыхает Антон на чужие губы и еле находит силы пояснить: — если я и смогу более-менее расслабиться, то, отдав деньги, ты не получишь то, о чём мечтал в юношестве.       — нет, Антон, — легко проговаривает Арсений с мимолётной улыбкой на губах, будто Антон пролепетал детскую глупость. — я получу то, что хочу. я так же избавлюсь от... от этого. пожалуйста. пожалуйста, забери мои деньги.       пальцы жгут лицо, весь Арсений напоминает нестабильный огонёк. руки Шастуна нервно расслабляются, ведь только попробуй Арсения как-то не так тронуть — разойдётся и сожжёт всё к чёртовой матери.       дыхание жжётся на губах, минимальное расстояние выбивает весь воздух и растворяет у потолка. Шастун часто моргает, дыша грудью, но не лёгкими, и пытается найти хоть каплю трезвости в потемневших глазах. а в них лишь огненная уверенность и неестественный блик от жажды нормальной жизни, так нагло забранной в юношестве.       Антон ошибся, утверждая, что Арсений не особенный.       рассвет малиновым маревом освещает низ небосклона.