Ловушка для волка

Идя по коридорам, Итан пребывал в мрачных мыслях о предстоящем акте «скрепления договора», как это назвал Гейзенберг. Ага, через постель. Кто бы сказал Итану, чем окончится переезд в деревню, он бы сюда даже под угрозой пыток не перебрался. Жену убили, дочку украли, его самого пожевали и теперь ещё и трахнут. Если выживет, он Крису за такой экстрим-отдых яйца оторвёт и на ужин скормит. — Я всё ещё не понимаю, почему мы не можем сначала завалить Миранду, а затем все остальные условия? — Итан и правда не понимает, почему нужно ждать утра, а не выдвигаться немедленно с пушкой на перевес. — Я тебе уже пояснял. Эта сучка будет ждать рассвета в любом случае. Точнее, она будет ждать так долго, сколько нам нужно. Колбы-то всё ещё не собраны, — Гейзенберг хмыкает и тушит очередную докуренную сигару об стену. — К тому же тебе нужен сон и еда. Ты еле на ногах держишься, — что правда, то правда. Единственное, что Итан ел за последнее время, было два блюда у Герцога хрен знает сколько времени тому назад. Тело двигалось только на адреналине и упрямстве и обещало в скором времени банально вырубиться. — То есть, ты обо мне заботишься? И это вовсе не потому, что тебе не терпится меня поиметь? — омега смотрит на монстра с недоверием и обидой. Ну да. Когда всё кончилось бы поражением Миранды или их смертью, Гейзенбергу было бы не до интима. Конечно же тот не дурак и свою выгоду выпускать из лап не собирался. — Я этого не отрицал, — монстр скалится, а Итану на душе вновь становится тоскливо. Почему эти твари при мутации не лишились интеллекта? Было бы в разы легче. Просто убил бы очередную тварь, а не всей этой дурью маялся. — Да не хмурься так, мученик. Не на казнь идёшь, — альфа рядом, наоборот, не стесняясь, демонстрировал своё прекрасное настроение. Скалился, болтал без умолку или напевал незатейливый мотив. — Подумаешь, разок подставишь жопу. Тем более, что удовольствие от этого получим оба. Гарантирую, — Итан косо и недоверчиво посмотрел на Гейзенберга. Этот монстр по правде, что ли, не понимал, что не так со вторым условием или просто прикидывался? Не то чтобы Уинтерс считал, что секс всегда требует высоких чувств и обещаний в вечной любви, но какие-никакие симпатии и привязанности должны быть между личностями, прежде, чем дело доходит до постели. Хотя бы три свидания или по обоюдному согласию после буйного вечера в баре, но чтоб Итан напивался до белых точек перед глазами, было крайне редким явлением. В любом случае, принуждать другого к интиму было аморально, неправильно и мерзко. И Итану совсем не хочется этой близости. Нет ведь? — Ещё добавки попросишь, — низко промурлыкал монстр и Уинтерс мог поклясться, что того заводят эти разговоры и неловко передёрнул плечами. — Завали пасть уже ты, чёрт озабоченный, — он рыкает на наглого альфу, делая шаг в сторону, чтоб увеличить между ними расстояние. Но Гейзенберг уже явно назло ему скользит следом, а затем ещё ближе, чтоб идти вообще вплотную. — О, ты прав. Я очень озабочен и болтлив. Я, блять, несколько десятилетий без секса и нормального общения сижу в этой дыре, среди ебнутых баб, аморфной недорыбы и горы трупов, — тут вдруг альфа сделал резкий рывок и зажал Уинтерса у стены. Омега тут же предпринял попытку вырваться, за что хватка на его теле стала воистину стальной, а низкое, утробное рычание окончательно отбило желание рыпаться. Итан сквозь одежду чувствовал горячий жар чужого тела и то, как вибрирует грудная клетка при любых звуках. — Это поэтому у тебя все руки в мозолях? — и тем не менее Итан не может не дёрнуть тигра за усы. До боли сжатые руки и тихое рычание были ему ответом. — Дорогой Итан Уинтерс, будь паинькой, не груби и не дёргайся, не испытывай моё терпение. Я могу и по-плохому, — хрипло выдохнул Гейзенберг и провёл носом по беззащитной шее, втягивая запах омеги, а у Итана от этого задрожали колени. Колючая борода причиняла дискомфорт, а в голове неожиданно пронеслась мысль, что он весь потный, в крови, в слизи и пыли, и всё это вдыхал в себя с упоением этот больной на всю голову лорд. Да Мия его на порог дома бы такого не пустила, и устроила бы скандал, если бы он такой чумазый к ней потянулся за обнимашками. Монстр же времени не терял. Тыкался в тёплую шею, губами ловил венку и парой широких мазков вылизывал нежную кожу так, что Итан каждый раз вздрагивал всем телом и впивался до боли в пальцах в жёсткую ткань плаща. Да, женщины, это, конечно, прекрасные спутницы и на Мие мужчина женился по великой любви, но то, как трепетало тело в сильных и надёжных руках альфы, не сравнится. Давно он не подпускал к себе сильный пол, блюдя преданность в браке, хотя иногда хотелось опереться не на хрупкое плечико девушки, а на истинно мужское. Расслабиться, переложить ответственность по защите и принятию решений на кого-то другого. — Пошли, пока я тебя прям тут не взял, — альфа неохотно отпустил Итана из своих рук и плотоядно проследил, как тот отлетает к соседней стенке, желая увеличить между ними расстояние. Стальные глаза многообещающе сверкают, и Гейзенберг повёл своего гостя по извилистым катакомбам.

***

Спальня Гейзенберга была ожидаемо мрачной, неуютной и по-армейски скупо обставленной. Большая, заправленная, без единой складки кровать, добротный шкаф, прикроватная тумба, на которой была пепельница с окурками прошлых сигарет, и жестяная кружка. При более тщательном осмотре был обнаружен умывальник, в углу комнаты и за занавеской огромная бадья. Видимо, несмотря на неопрятный вид, альфа иногда купался. — Не хоромы, но ты и не под сисястую гиганскую сучку лечь решился, — монстр усмехается, проследив с лёгким интересом за тем, как омега осматривается в его берлоге. Итан отметил, что в этом ехидстве проскальзывали напряжённые нотки. Будто бы Гейзенбергу было важно, чтоб его гость не испытывал лишнего дискомфорта. Покривив губы от своих нелепых размышлений, Уинтерс кивнул на бадью. — Помыться бы. Я воняю как труп, да и тебе бы ванна не помешала, — Итан осматривает деревянную посудину. Вроде целая и даже чистая. — Сейчас всё устрою, — альфа подошёл ближе и покрутил вентиля на стене в одном ему известном порядке, и по трубам с гудением пошла вода. Настроив тёплую струю и убедившись, что не сварит омегу заживо, Гейзенберг приглашающе махнул тому рукой. — Ванна подана. Забирайся в воду, пока не остыла, — и сам стал стаскивать с себя шмотки. — Э! Мы так не договаривались! — Итан возмущённо смотрит на то, как нагло монстр оккупирует заветную тёплую ванну. Взгляд невольно притягивается к складно сложенному и накаченному телу, загорелому, несмотря на то, что на заводе особо солнца не увидишь. Волос на теле не так много. Грудь, ноги, руки и пах прикрывал жёсткий тёмный пушок, который, похоже, никогда не знал бритвы. Тонкие полоски бледных шрамов намекали на весёлое прошлое, и к своему удивлению, Итан распознал пару отверстий от пуль. — Нравлюсь? — Гейзенберг бесстыже встал посередине бадьи и повернулся к омеге всем телом, демонстрируя себя во всей красе. Сейчас он напоминал одну из статуй в фонтанах в каком-нибудь старом парке. — Радует, что у тебя нет дополнительных частей тела. Или ещё каких сюрпризов, — проворчал Итан и скрестил руки на груди, поджав губы. — И я хочу помыться отдельно от тебя. — Ты видишь тут ещё одну ванну? — альфа взмахивает руками, обводя пространство вокруг. — Слушай, таким темпом мы к Миранде припрёмся не раньше Рождества. Залезай уже, недотрога, — видя, что аргумент не пробил броню упёртости Итана, монстр закатил глаза и добавил, плюхаясь на дно бадьи, широко раскинув ноги и руки. Итан дулся. Итан не хотел составлять компанию наглой морде в купаниях. Итан просто хотел, чтоб это всё быстрее уже закончилось! Пожалуй, только то, что он рискует так и не помыться и только оттягивает неизбежное, вынудило того подчиниться. С неохотой омега расстался с плащом, краем глаза заметив, как незаметно подобрался Гейзенберг. Тот и так не отрывал от Итана взгляд своих нескрытых под очками стальных глаз, а теперь смотрел более пристально и жадно. Неуютно. Будто под дулом пистолета раздеваешься, подумал Уинтерс и отвернулся в сторону, пытаясь не думать о том, как на него капает слюной этот монстр. Резкими и нервными движениями Итан справился с ремнём, молнией на брюках, избавился от серого худи, рубашки и запнулся на плавках. В комнате было жарко, как в котельной, но у омеги по коже бегали толпы мурашек. Пришлось сделать над собой усилие, чтоб стянуть последнюю тряпку с тела вместе с носками и ботинками. — А ты хорош. Аж сам себе завидую, — Гейзенберг лениво ухмыляется, однако хриплый голос выдаёт лорда с головой. Не настолько он беззаботен и расслаблен, как хочет показать. — Завидуй молча, — огрызнулся Итан и быстро забрался в бадью. Сел он как можно дальше от альфы, ожидая, что его в любой момент подгребут ближе. Однако Гейзенберг не спешил на него нападать. Сидел неподвижно, напряжённый, как зажатая пружина и едва дышал, рассматривая омегу напротив, но не делал и жеста в его сторону. Боится сорваться? Растягивает удовольствие? Уинтерс смотрит в ответ, надеясь вложить во взгляд весь свой буйный нрав, и уже через секунду пожалел о своём решении. Альфа, как хищник, прыжком сократил небольшое расстояние. Зря Итан гадал, сохранились ли у монстра хоть какие-то инстинкты. Похоже, мутация их только обострила, раз любое противодействие омеги тот воспринимал как вызов и бунт. — Я же просил меня не провоцировать! — шипит он, неласково вдавливая Уинтерса в край бадьи. Цепкие мозолистые пальцы схватили за загривок в недвусмысленном жесте подчинения, да так сильно, что у Итана на глаза набежала влага. Вторая рука чудовища сжалась на горле, и только это удержало омегу от позорного скулежа. Рот безмолвно открывался и закрывался в попытке заглотить немного воздуха, а взамен получил злобный поцелуй. Альфа терзал его губы, кусал их, зализывал кровь, низко рыча, и врывался глубже в рот своим немного шершавым языком. Теперь, когда у Итана была возможность ощущать его у себя во рту, он улавливал различия между своим и чужим органом и это неожиданно не отталкивало, как ожидал Уинтерс. Скорее пробуждало неуместный интерес узнать, где ещё есть изменения в чужом мутировавшем организме. Хватка на шее ослабла только после того, как альфа почувствовал, что Итан не сопротивляется и на грани обморока вяло отвечал на грубую ласку. Перестал пытаться отстраниться, источая покорность, и мысленно облегчённо выдохнул, когда это сработало. Сильные пальцы поглаживали скулы, бледные плечи и зарывались в короткие светлые волосы. Гейзенберг всего на секунду отстранился, бросив быстрый взгляд на растерзанные губы, мутный взгляд светлых глаз, и вновь прильнул ближе. На этот раз губы ласкали намного мягче. Его изучали, пробовали, как самое дорогое вино. Напористо, нагло и жадно, не давая и шанса на посторонние мысли. Рука на загривке так никуда не делась, она управляла, подстраивала голову Итана под нужный угол. Под язык, под губы и кусачие острые зубы. Вкус крови намекал на то, что его немного поранили, но оно и немудрено так сосаться. Клыки у альфы были заметно острее обычных. Омега почти расслабился, но рука на промежности резко привела в чувства. Он забился вновь скорее на инстинктах, чем осознанно, а Гейзенберг только этого и ждал. Низко, успокаивающе рыча, альфа удерживал строптивца на месте, почти погребая того под собой. — Тихо ты, неугомонный какой, — проворчал он в бледное плечо, прикусывая кожу, вырывая у Итана тихий всхлип. Уинтерса трясло не по-детски. Видимо, отходняк накрыл. Как всегда, невовремя. Он дрожал, сжимая зубы вместе, лишь бы не клацать ими слишком громко. Вода лилась из крана и уже давно переливалась через край бадьи водопадом, успокаивающе журча. Под ухом гулко и ровно билось чужое сердце, хрипло шуршало дыхание альфы, а запах мягко окутывал, внушая такое важное сейчас чувство безопасности. Против природы не попрёшь, и Итан был этому даже благодарен, жмурясь и дыша через раз. Он и не заметил, как сам стал жаться к крепкой груди, и взгляд его зацепился за две цепочки на шее. Армейский жетон с затёртым номером и именем. Забавно, но до этого омега и не задумывался, что Гейзенберг — это фамилия, и у альфы есть ещё и имя. Карл. Карл Гейзенберг, солдат нацистской армии. Каждый раз думая, что хуже это существо быть не может, Итан открывал новые глубины зла. Неужто потому, что обманулся и верил, что перед ним не конченный монстр? — Нашёл что-то любопытное? — спросил Карл, заметив, что его жертву перестало колбасить, и та затихла, пригревшись на груди. — Зачем тебе на шее безмен? — спросил Итан, опознав наконец второй предмет, с которым альфа не расстался даже купаясь. — Потому что удобно. Вот нужно взвесить сердце или печенку подохшего от косяка мутации образца, а под рукой, как всегда, весов нет, — альфа явно пытался его шокировать или заставить позеленеть, но омега за свою жизнь и не такого дерьма видал и только передёрнул плечами. — Но ты ведь не на это смотрел, а на жетон. Смутила свастика? — Да посрать я хотел на твоё прошлое. Я тут только ради Розы, а не для налаживания доверительных отношений, — Итан отвернулся, но его лицо поймали цепкие пальцы. Гейзенбергу плевать было на убеждения и мотивы омеги. Уинтерс гадал, смотря в стальные хмурые полумесяцы, была ли причина болтливости в том, что альфа не желал оставлять тёмных пятен в своей биографии или хотел оправдаться. Исповедоваться. Почему-то этот монстр раз за разом распахивал перед Итаном душу, с вызовом требуя того смотреть в неё, и ждал реакции. Как ребёнок после драки с соседским сыном, который пытался убедить мать, что потасовка была неизбежна и придурок первый начал. — Меня не спрашивали. Меня всю жизнь ставят перед фактом, сначала война, затем Миранда. Я либо воевал бы, либо гордый такой, помер от пули. Либо препарировал и ставил эксперименты, либо, переполняясь принципами, сам бы оказался на разделочном столе главсуки. А я хочу жить, — Гейзенберг оскалился, чеканя каждое слово. — Я понял, понял. Ты всеми обиженный, обозлённый, а в душе белый и пушистый, как одуванчик. Давай уже домоемся наконец, — Итан закатил глаза и упёрся двумя руками в мощные плечи. Карл ещё минуту всматривался в омегу, но, так и не найдя в нём ничего, кроме усталости и лёгкого раздражения, отстранился. Он выпустил его лицо и многострадальный загривок и потащил к изголовью бадьи, чтоб вырубить, наконец, воду и разжиться куском хозяйственного мыла. Если бы не компания альфы, то Уинтерс был бы на вершине блаженства. Впрочем, бросив взгляд на Карла, Итан задержался на шраме у коричневого соска, он постепенно приходил к выводу, что компания эта была и не так плоха. Возможно, всё, что не делается, делается к лучшему?