Мука

      Магазин открывается в девять, но мои глаза, как по часам, распахиваются субботним утром в шесть часов. Пытаюсь снова заснуть, но ничего не выходит, поэтому я просто какое-то время пялюсь в потолок и обдумываю прошлый вечер. Что произошло? Полина намеревалась меня поцеловать? Или я неожиданно повернулся к ней, когда она собиралась меня обнять, или ещё что-то? Чтобы это понять, нужно во всём хорошенько разобраться, а затем вновь восстановить хронологию событий.       Логических объяснений всего два: это была случайность, и она побоялась это признать, либо она действительно дружелюбная и целует всех подряд. Боже, надеюсь, это так. Не хочу, чтобы мы какое-то время пересекались с ней.       После часа безуспешных попыток вернуться ко сну, я вылезаю из постели и, пока мама не заняла ванную, принимаю душ. Надеваю шорты, футболку и влезаю в пушистые чёрные тапочки. С ещё мокрыми после душа волосами спускаюсь вниз, чтобы забрать оставленный там список заказов, которые нужно внести в компьютер.       Ещё раз сверяю его со списком, который оставила мама. До открытия магазина ещё целый час, полно времени на подготовку, поэтому я засовываю список в карман и иду к компьютеру. Не успеваю дойти до нижней ступеньки, как раздается стук в дверь. Рука машинально устремляется к мокрым волосам, а в голове тотчас возникает мысль, что это Полина. Такой сценарий не вписывается ни в одно из объяснений, что я придумал. Чересчур любвеобильные рок-звёзды не появляются на пороге случайных знакомых на следующее утро. Магазин ещё закрыт, так что жалюзи опущены. Можно и не открывать дверь.       Секундой позже раздаётся трель телефонного звонка.       У Полины ведь нет нашего номера телефона, верно? Могла ли Оля дать его ей? Стремительно поднимаю трубку, пока мама не ответила наверху. — Алло, «Куклы, и не только». — Неделю назад кое-кто предупреждал меня не покупать черничные маффины в «Пекарне Шерил», но я не послушался и всё равно их купил. Теперь время от времени у меня появляется непреодолимая тяга.       Я так рад тому, чей голос слышу, что выдаю странную комбинацию смешка со вздохом, а затем быстро прочищаю горло. — Они вызывают зависимость. — Теперь тебе верю.       Я улыбаюсь. — Так, эм… ты меня впустишь? Здесь холодновато. Я поделюсь.       Мой взгляд падает на дверь. — Похоже, на одном из маффинов даже есть твое имя… Ох, нет, извини, это моё, — через телефон слышен звук шуршания пакета. — Я… — Ты же не хочешь, чтобы я умер от переохлождения?! — настаивает он. — Не думаю, что там настолько холодно. — Шаркая тапочками, подхожу к двери и открываю её, впуская Рому. — Привет. — Его голос эхом раздаётся в трубке, которая до сих пор прижата к моему уху, и я отключаюсь.       Прошло столько времени, что я почти забыл, насколько он изящен… и богат. Дух богатства прямо-таки тянется за ним вместе с холодным воздухом, когда он заходит внутрь. Я запираю дверь и поворачиваюсь к парню. В руках у него пакет из пекарни и два стаканчика с крышками. — Горячий шоколад, — он приподнимаат правую руку, — или кофе? — Приподнимает левую. — Я попробовал и то, и то, так что мне без разницы.       Мило. А если этот дух богатства — инфекционное заболевание? Указываю на его правую руку: — Горячий шоколад. — Я так и думал, что ты выберешь его.       Забирая у него стаканчик, стараюсь не обращать внимание на свою трясущуюся руку. Это доказывает, что его появление из ниоткуда у моей двери меня взволновало.       Осматриваю его с головы до ног. Как же меня раздражает, что даже ранним утром Рома выглядит таким… бодрым. Интересно, посреди ночи с растрёпанными волосами и сонными глазами он всё равно выглядит идеально? — Ты так пялишься на меня, что мне становится неловко. — Я не пялюсь, а наблюдаю. — И в чём разница? — Цель наблюдения — получить данные и сформировать теорию или умозаключение, — с важным видом проговариваю слова. Он слегка наклоняет голову: — И каков вердикт? Что ты всего в шаге от обычного человека. Он поворачивается, желая осмотреть магазин, и массивный чёрный перстень на его мизинце ударяется о колыбельку. Я приподнимаю брови. Окей, в двух. — Ты ранняя пташка.       Он разводит руки в стороны, будто говоря: «Ты меня раскусил». — Я тоже кое-что заметил, — поправляет воротник пиджака тот. — Что же? — Что у тебя очень мокрые волосы.       Твою мать! Точно. — Да, но ты пришёл без предупреждения. А я, едва проснувшись, не выгляжу идеально. — как некоторые.       На его лице отражается догадка, и я жду, когда он её выскажет. Он смотрит через плечо на подсобку. — Ты здесь живёшь? — Да, квартира наверху, — теперь я в замешательстве. — Если ты не знал, что я здесь живу, то почему стучался в дверь до открытия? — Потому что полагал, что ты приходишь пораньше, чтобы подготовиться к открытию. — Вот здесь точные наблюдения были бы очень кстати.       Он смеётся: — Ты не представляешь, сколько ночных кошмаров порождает магазин кукол. Меня годами разными способами убивали куклы с ангельской внешностью.       Я хихикаю: — Так что ты здесь делаешь? — Покупаю маффины. Разве это не очевидно? А так как именно ты познакомил меня с этим наркотиком, я посчитал нужным поделиться. — Тебе просто нравится смотреть на кукол, да? Признайся, ты скучал по ним.       Его губы растягиваются в слабой улыбке. — Да, я дико скучал по этому месту.       Я кладу телефон на стойку и, обхватив тёплый стаканчик обеими руками, иду в подсобку. Рома следует за мной. Сажусь на старый диван и закидываю ноги на кофейный столик.       Он ставит пакет из пекарни и стаканчик с кофе возле моих ног и, сняв куртку, садится рядом: — Итак, Антон… — Итак, Роман… — Как город. — Чего? — Твоё имя. Антон. Как город Сан-Антонио. Это любимое место твоей мамы? — Нет, третье по счёту. У меня есть старший брат по имени Париж и младшая сестра Оленегорск. — Ого, — он открывает пакет, достаёт маффин, верхушка которого блестит от сахарной пудры и протягивает его мне. — Правда?       Я аккуратно снимаю обёртку: — Нет. — Подожди, у тебя нет старших братьев или сестёр или их зовут иначе? — Оленегорск. Младшая сестра — Оля, а брата нет.       Наши родители сильно поссорились, вот и живём по отдельности. На нас это сильно сказалось, возможно, поэтому, мы очень близки и доверяем друг-другу больше, чем другим людям. Интересно, Рома сбежит, если узнает об этом? Наверное, да. — Заметка: Антон очень хорош в сарказме. — Если ты свои заметки документируешь, то прошу заменить слово «очень» на «исключительно».       Его глаза загораются от улыбки, которая лишь едва затрагивает губы. Кажется, он правда считает меня забавным. — Хорошо, твоя очередь, — говорит он. — В смысле? — Задавай мне вопрос, — спрашивает парень, сделав глоток своего кофе. — Ладно… Ты часто вынуждаешь девушек и парней приглашать тебя к себе? — Никогда. Обычно они сами меня приглашают. — Ну естественно.       Он откидывается на спинку дивана и откусывает маффин. — Итак, мистер Наблюдательность, каково твоё первое впечатление обо мне? — Когда ты пришёл в магазин? — Да. — Высокомерный, — я с раздражением выпалил, — ты меня подозвал.       Взгляд его карих глаз устремляется на меня. Даже его глаза с красными крапинками напоминает мне о богатстве. — Подозвал? — Оставайся здесь, а я покажу.       Иду в дальний конец подсобки и притворяюсь, будто захожу в дверь, прижимая сотовый к уху. С важным видом делаю несколько шагов и, остановившись, смотрю на стену, после чего поднимаю руку и подзываю его. Я ожидаю, что он рассмеётся, но, когда оборачиваюсь, замечаю обиду на его лице. — Возможно, я немного преувеличил, — говорю я, хотя это не так. — Значит, таким ты меня увидел?       Я прочищаю горло и медленно возвращаюсь к дивану. — Твоя бабушка хвасталась своими внуками, и мне интересно, который из них ты. — Который ничего не делает.       Слегка пинаю носком тапочка ножку стола: — Ты знаешь, с кем разговариваешь? — Да, Антон.       Я закатываю глаза: — В смысле, я король безделья, так что, уверен, ты значительно меня превзошёл. — И что же ты не сделал из того, что хотел бы?       Я пожимаю плечами: — Я стараюсь не думать об этом. Меня вполне устраивает моя жизнь. Просто старайся быть счастливым и не жалеть о том, что мог бы достигнуть большего.       Он приподнимает стаканчик и произносит словно тост: — И это самое главное, не так ли?       Киваю и кладу ногу на столик. Список заказов шуршит в кармане, и я достаю его: — Нужно кое-что сделать до открытия. — Ах, да. Конечно, мне тоже пора, — он мгновенно колеблется, будто хочет сказать что-то ещё.       Я встаю, и он, взяв свою куртку, следует моему примеру. Когда он уходит, понимаю, как мало во время игры вопрос-ответ мы действительно узнали друг о друге. Я не знаю, сколько ему лет, где он учится, какое хобби. Мы специально избегали этих тем?       Он нажимает кнопку на ключах, и модная серебристая спортивная машина, припаркованная у магазина, издаёт слабый звук. Вот сучка. Только взглянув на эту машину, я тут же получаю ответы на все возможные вопросы. Он открывает дверцу и одаряет меня той самой улыбкой. — Ты выпусник, да? — слышу я свой вопрос.       Он кивает: — А ты? — Да, — я поднял свой стаканчик. — Спасибо за завтрак. — Не за что.       Я закрываю дверь и прислоняюсь к ней. Почему? Меня немного потряхивает, но держусь я стойко. Этот парень каким-то образом умудрился выбраться из коробки с людьми, на которой я маркером написал «запрещено», и оказался другим. А теперь, к своему раздражению, я чувствую какую-то странную симпатию к Роману Пятифану.       Нужно срочно что-то менять.

***

      В понедельник я машу маме на прощание и ухожу в школу. В паре домов от нас замечаю спортивную тачку, совсем как у Ромы. Наклоняюсь, чтобы заглянуть внутрь, а когда выпрямляюсь, вижу на другой стороне от себя Ромашку. Я подпрыгиваю от неожиданности. Он протягивает мне стаканчик с горячим шоколадом и делает глоток из своего.       Я смотрю на стаканчик — такой же как вчера. — Возьму, только если ты уже из него отпил, — вырывается у меня, вместо: «Что ты здесь делаешь?» Так он может решить, что мне не всё равно.       Он забирает у меня стаканчик, делает глоток и отдаёт обратно.       Меня так удивляет его реакция на мой сарказм, что мне не удаётся сдержать смех. — Так чья очередь задавать вопрос? — спрашивает он. — Моя, — отвечаю я, хотя на самом деле не помню. Но лучше уж задавать вопросы, чем отвечать. — Давай, задавай. — У тебя есть братья? — я знаю что у него нет сестёр — его бабушка говорила, что у неё только одна внучка, а он уже сказал, что это его кузина. — Да, у меня два старших брата. Семёну двадцать три. Он недавно окончил юридический. Славный парень. — И где? — В Гварварде.       Ну конечно. — Второму брату, Владиславу, двадцать, и он учится в колледже. — У них нормальные имена. — Нормальные? — нахмурился он. — Да. Никаких Сэмюэлей, Веллингтонов и тому подобное.       Он выгибает бровь: — У тебя есть знакомые по имени Веллингтон? — Хах, конечно нет. Но у тебя, возможно, есть. — Вообще-то нет. — Хм… — выдыхаю я.       Я улыбаюсь, но в то же время дико нервничаю. Хотелось бы мне контролировать все его вопросы, тогда я смог бы избежать тех, на которые отвечать не желаю. — Ладно, моя очередь. Ты носишь линзы? — Что? И это твой вопрос? — Да, — серьёзно выпалил собеседник. — Нет, не ношу. А что? — Просто я никогда не видел таких голубых глаз, вот и подумал, что это, возможно, цветные линзы.       Я отворачиваюсь, чтобы он не заметил мою улыбку, и мысленно проклинаю его за то, что он заставил меня почувствовать себя особенным. — А ты носишь? — Конечно нет. Думаешь, я бы специально выбрал скучный карий цвет глаз? — Из-за красноватых крапинок они больше похожи на бордовые.       Мне хочется пнуть себя за это признание, особенно когда его улыбка становится шире. — Ну, вот мы и пришли. — Я показываю на старую школу справа от себя. Её построили семьдесят пять лет назад, и хотя здание неплохо сохранилось, ему определённо не помешал бы ремонт.       Он рассматривает школу, и я неловко переступаю с ноги на ногу, задаваясь вопросом, что он о ней думает. Интересно, почему меня это волнует? Он наверняка ходит в одну из двух частных школ в городе. Здесь живёт столько богачей, что в маленьком прибрежном городке потребовались целых две частные школы.       Он вновь смотрит на меня: — Увидимся позже. — Ага, «позже» означает то, что ты встретишь меня в двенадцать и проводишь домой? Потому что я не уверен, что выдержу твоё общество два раза за день.       Он тяжело вздыхает: — А бабушка думает, что ты милый, — его брови сходятся на переносице. — Твои уроки заканчиваются в полдень? — Ну, не все, но да, я освобождаюсь в полдень. — Почему? — Эм… — Я машу рукой в сторону магазина. — Из-за работы.       Его глаза расширяются: — Ты пропускаешь половину учебного дня ради работы? — А, ой. В этом нет ничего особенного… Это была моя идея… Мне не сложно. — Понимаю, что говорю бессвязано, потому что в глубине души меня это беспокоит, причём очень сильно, поэтому перестаю оправдываться и заканчиваю разговор: — Я лучше пойду. — Ладно. Пока, Антон, — он разворачивается и без оглядки возвращается к машине. — Антон, — произносит Лилия Павловна, когда я с опозданием захожу на естествознание. — Извините, я угодил в терновник, и мне пришлось из него выбираться, — в каком-то смысле это даже правда. — Изобритательно, но я не поэтому к тебе обратилась. Это займёт всего минуту, — говорит учительница.       Я нехотя подхожу к её столу, и она пододвигает ко мне несколько листовок: — Вот колледж, о котором я тебе говорила. Он специализируется на математике и естественных науках.       Я беру листовки: — Хорошо, спасибо.       В начале года я понял, что легче соглашаться с учителями во всём, что касается колледжей, чем объяснять им, что я пока туда не собираюсь. Засовываю бумаги в сумку и сажусь на своё место. В начале года в нашем классе было нечётное количество человек, тогда Лилия Павловна спросила, кто хочет работать один, и я поднял руку. Мне удобнее выполнять лабораторную в одиночку — так её никто не испортит. Так я ни от кого не завишу.