Мука

      Роман тихонько выругался: — Черт, я сожалею. — Это все, что он говорит. Его пальцы прокладывают дорожку по моей спине: он легонько гладит меня вдоль позвоночника вверх и вниз, вверх и вниз. — Когда ты узнал? — Сегодня. — Я вздыхаю. — А может, и не беременна. Как же мне хочется, чтобы это было так. Но если она не беременна, значит, с ней что-то не так, а я ужасный сын, раз хоть на секунду подумал: пусть с ней будет что-то другое, только бы не беременность. Рёма чуть отстраняет меня, и я покорно уступаю. — Чем я могу помочь? — спрашивает он, заглянув мне в глаза. — Преврати все это в сон. Пусть я проснусь завтра утром и ничего этого не будет. Он в задумчивости покусывает нижнюю губу: — У меня такое чувство, будто я сегодня тобой воспользовался. Прости. Если бы я знал, то никогда… — Перестань, — прерываю я. — Не говори так. Я уже несколько недель хотел тебя поцеловать. Еще до того, как узнал о матери. Еще тогда, когда ты провожал меня в школу. Его взгляд опускается на мои губы, затем он снова смотрит мне в глаза: — Ты хотел меня поцеловать? — Правильнее сказать «хочу». Я хочу тебя поцеловать. — Наклоняюсь вперед и касаюсь его губ своими. Он слегка отодвигается: — Теперь я точно буду кретином, если позволю тебе это. Давай поговорим. Пойдем. — Он ведет меня за руку по коридору к огромной комнате, в которой устроен домашний кинотеатр. Перед большим белым экраном на разных уровнях установлены мягкие кресла. — Ничего себе! — восхищенно восклицаю я, осматриваясь вокруг. — Именно здесь надо смотреть «Сияние». Он приподнимает уголок рта в полуулыбке, затем идет к полке с DVD-дисками и достает один с изображением Джека Николсона, который просовывает свое жуткое лицо в дверь. — Ты купил его? — Да. Ты сказал, что мы обязательно его посмотрим, так что я купил. Я опускаюсь в кресло: — Ну, тогда включай. Он качает головой: — Не сегодня. Сегодня мы поговорим. — Он кладет диск на место и устраивается в кресле возле меня. — Чем занимался до моего прихода? — Хорошо, перефразирую: сегодня мы поговорим о тебе. — Мы можем постепенно подойти к этому? Я не особо хорош в таких разговорах. Он смущенно кивает: — Ладно. До твоего прихода? Я выполнял задание по истории. — Ты учишься в Академии Далтон или Оушенсайд? Это частные школы. Уверен, он учится в одной из них. — В Далтон. — Далтон… это фамилия твоей бабушки. Судя по фамилии, даже не могу представить сколько у тебя национальностей в корнях…– Не успеваю даже закончить предложение, а уже чувствую себя глупо. — Ну естественно. Это не совпадение. Он смеётся: — Кстати, спасибо, — Рома в волнении потирает шею. — За что? — За то, что напомнил мне, каково быть нормальным человеком. Я давно не общался с тем, кто не знает, кто я такой. Я наклоняю голову: — Погоди, а кто ты? — Ухмыльнувшись, он дергает меня за волосы. — У тебя очень хорошие родители. — Да, когда получают то, что хотят. — Так ты работаешь над сайтом для мамы? Он выдыхает: — В этом-то и проблема. Работаю. Знаю, знаю, я не должен… Я поднимаю руки: — Я ничего не говорил. Это ты все за себя сказал. — У меня была куча классных идей, как сделать сайт необычным, интересным, но мама их все отвергла, сказала: «Нет, сдержанный и классический». — Наверное, так лучше для клиентов. — То есть? — У вас же номера бронирует не молодежь, а бизнесмены и состоятельные люди. Им как раз по вкусу сдержанный, классический стиль. Он на секунду закрывает глаза и говорит: — Ты прав. Почему она просто этого не сказала? — Может, она пыталась. Ты не очень хорошо слушаешь свою матушку. — Потому что эта женщина хочет слепить из меня идеальную копию самой себя, и мне тяжело с этим жить. Я не она. В знак понимания касаюсь его плеча: — Я понимаю, о чем ты говоришь. Ты не хочешь, чтобы тебя сравнивали с мамой. Особенно когда ты так похож на неё внешне. Но ты не она. Ты всегда будешь другим. — Ты всегда будешь удивительным. Почему мне до сих пор так сложно произнести это вслух? Он берет меня за руку и большим пальцем поглаживает тыльную сторону ладони: — А что насчет твоей мамы? Почему тебя так пугает ее возможная беременность? — Думаешь, я слишком бурно реагирую? — Я этого не говорил. Если бы это была моя мама, я бы расстроился. Просто не хочу проецировать свои соображения на тебя. Расскажи мне, что творится в твоей голове. — Я злюсь, мне больно и стыдно, и все это я чувствую одновременно. Поверить не могу, что она снова это сделает. — Я забираюсь в кресло с ногами и поворачиваюсь лицом к Роману. — Я ощущаю вину и чувствую себя эгоистом, потому что не хочу, чтобы на свет появился еще один человек, но мне не нужны такие перемены в жизни. — Ты справишься с этими чувствами. А когда у тебя на руках окажется ребенок — растаешь. — О боже, нет, не растаю. Мне не нравятся дети, а детям не нравлюсь я. Мы давно пришли к такому соглашению. Он улыбается: — Ну, по крайней мере, у тебя есть время, чтобы свыкнуться с этой мыслью. — Если она все-таки беременна… — Я вздыхаю и крепко зажмуриваю глаза. Его большой палец вырисовывает небольшие круги на тыльной стороне моей ладони. — Как хорошо, что ты здесь. В моем доме. Тебе надо приходить сюда каждый день… Я вздрагиваю от подобных слов и начинаю заметно смущаться, поправляя пальцами очки. — Я-я хорош в малых дозах. Кстати, я, наверное, пойду. Завтра в школу. — Ни за что. Останься хотя бы еще на час. — Он тянет меня к себе в кресло. — Спасибо, что поговорил со мной. Знаю, для тебя это было сложно. Я прислоняюсь своим лбом к его: — Спасибо, что выслушал. — На завтра все в силе? Завтра? Ох! День карьеры. Мама якобы собирается на встречу предпринимателей. Теперь-то я уж точно это не пропущу. Мне не нравится моё детское поведение, но по другому я попросту не могу. Не в моем стиле. — Все в силе. — А что насчет сегодня? — спрашивает он, крепко обнимая меня. Мне кажется, будто моей желудок совершает кульбит. — А что насчет сегодня? — переспрашиваю. — Чем займемся в ближайший час? Я притворяюсь, будто раздумываю. — Поработаем над твоим сайтом? — Ха-ха. Я принимаю серьезный вид, что очень сложно, ведь улыбка, похоже, хочет укорениться на моем лице. — Нет, правда, надо его закончить. Он наклоняет голову, изучая мое лицо: — Ты серьезно? — Нет, — произношу я ему в губы.

***

      Открываю дверь в магазин, придерживая колокольчик, и втягиваю внутрь Рому. — Что за?.. — Ш-ш-ш…       Несколько секунд я прислушиваюсь, желая убедиться, что мама не вернулась, войдя через заднюю дверь. Она только что ушла… позже, чем планировала. Я попросил Ромку прийти в полседьмого, через час после ее предполагаемого ухода. Но минуты шли, и ситуация становилась критической. Однако в итоге все вышло даже лучше, потому что теперь мы сможем за ней проследить. До этого я думал, что нам придется ее искать. Когда я наконец делаю вдох и смотрю на человека рядом, то в темноте комнаты натыкаюсь на его взгляд. Одна моя рука лежит на его груди, прижимая его к стене магазина. У меня перехватывает дыхание. Его дыхание не должно пахнуть так знакомо. Оно омывает меня, я закрываю глаза и тогда ощущаю его губы на своих губах. Мне хочется раствориться в этом поцелуе, но я знаю, что у нас на это нет времени. — Пойдем. — Хватаю его спереди за рубашку, тяну к задней двери и приоткрываю ее. «Кварцевый дом» расположен через квартал от нас, и я вижу, как мама поворачивает за угол в конце переулка. — Антон, — произносит Рёма за моей спиной. — Не расскажешь, в чем дело? — Мы немного поработаем детективами. Или частными сыщиками. — Залезаю в задний карман и достаю снимки Владимира, которые сделал на фотоаппарат владельца. Я распечатал их. Качество ужасное, так как у нас древний принтер, но картинка достаточно четкая. — На что я смотрю? Выскальзываю на улицу, и тот следует за мной. — Мне нужно узнать об этом мужчине всё, что только можно. — Хорошо… что мы знаем на данный момент? — Ничего. Он откашливается. — У мистера научной наблюдательности нет конкретных фактов? — У меня есть предчувствие. — Что, если мама беременна, мне нужно знать всё о потенциальном отце. — Теперь предчувствия доказывают теории? — О, заткнись!       Он смеется и берет меня за руку. От удивления я, должно быть, подпрыгиваю, потому что он со смешком сжимает мою ладонь. Странно держать его за руку. На ум приходит фотография в журнале, где они с Екатериной держатся за руки, и я задаюсь вопросом: поджидает ли нас кто-нибудь, чтобы сфотографировать? Будто прочитав мои мысли, он говорит: — Мы переехали сюда, чтобы держаться в тени. Лос-Анджелес ужасен. Там у нас не было никакой личной жизни. Я киваю, не зная, что сказать в ответ. — Но так как это не самый процветающий город Калифорнии, а у отца обширные деловые интересы, мы много путешествуем. Отец часто тащит меня с собой. Например, завтра. Я должен уехать во Флориду до пятницы, а в субботу у меня благотворительный вечер.       Он же не спрашивает моего разрешения… да? Он просто говорит мне это, потому что… потому что что? Мы сейчас вместе? — В таком случае, когда мы снова увидимся? — Ох! На следующей неделе? — Впишешь меня в свое плотное расписание? — Не знаю. Не уверен, что мне удастся найти окно. Мне нужно постараться, чтобы выкроить минутку в своей суперзанятой жизни. Когда мы заворачиваем за угол, я вижу красно-белый навес итальянского ресторана «Кварцевый дом»… и спину мамы, которая закрывает за собой дверь. М-да… Не этого я ожидал. Она должна была встретиться с высоким, темным и ужасным мужчиной. — Что теперь? — спрашивает Рома. Не могу сказать в каком он состоянии, ибо выглядит не особо и злым. — Будем ждать. — Подхожу к зарослям кустов на углу квартала, из-за которых хорошо виден ресторан, а вот нас из окон заметить невозможно, и сажусь. — Переживаешь, что испортишь джинсы? — спрашиваю я, когда парень мешкает. — Здесь сухо. — Нет… просто… мы шпионим за твоей мамой? — Он садится рядом со мной. — Да, — морщась, признаюсь я. — Тош, я знаю, что ты расстроен, но разве это правильно? Я показываю на снимки в его руках: — Мне нужно хоть что-то знать о нём. Он снова просматривает снимки: — Это он? Отец… — Он даже не может закончить фразу. Будто ему так же стыдно, как и мне. Интересно, знаком ли он хоть с кем-нибудь, кто забеременел вне брака? — Да. — Я слегка откидываюсь назад и опираюсь на ладони. Рома кивает, а затем осматривается: — И сколько мы будем здесь ждать? Я бросаю задумчивый взгляд на ресторан: — Не знаю. — Может, она увидится с Владимиром после встречи. Забираю у Рёмы снимки и снова их просматриваю. — Значит, ты думаешь, из меня бы вышел хороший детектив? — Что? — Сегодня твой «день карьеры». — Он показывает в воздухе кавычки, и в его исполнении это действие выглядит шикарно. — Так ты сказал, верно? Ты должен найти мне подходящие варианты для изучения. Думаешь, работа детективом мне бы подошла? — Да, конечно. — Потому что я внимателен, замечаю подсказки и верно прослеживаю связи? — Пятифан вырывает несколько травинок. Он выглядит… уязвленным. Мой аварийный сигнал гаснет, предупреждая меня сдать назад, исправить случившееся, сказать: «Нет, дело во мне и моей маме, и мне просто нужна твоя помощь». Я открываю рот, но уже поздно. Он встает и, отряхнув руки, протягивает мне ладонь: — Я тебя провожу. — Я останусь. — Хорошо. — Он начинает уходить. — Прости, — произношу я ему в спину. Он останавливается. — Я слишком сосредоточился на себе и вёл себя ужасно. Ты сделал для меня столько всего удивительного, а я для тебя не сделал ничего. Я отвёл тебя копать могилы. Ты отвёз меня в университет. Он поворачивается ко мне лицом, но я даже не смотрю в ответ. И я указываю в конец улицы: — Я собирался сводить тебя в «Пекарню Шерилл», чтобы пекарь научил нас готовить свои знаменитые маффины и рассказал, как начал бизнес. Решил, тебе понравится, ты ведь любишь поесть. И я вижу тебя владельцем ресторана. Но потом случилось это и…       Он сокращает расстояние между нами, обхватывает руками мое лицо и целует. Какое-то мгновение я не могу дышать, а потом мне хочется дышать только им. Есть, спать и пить этого нахала. Я не могу им насытиться. Не знаю, как существовал без него, потому что сейчас единственное, что поддерживает меня на плаву, это источаемая им энергия. Рома слегка отстраняется, и я судорожно глотаю воздух. Ложусь на траву, потому что моё тело отказывается мне повиноваться. Он ложится на бок рядом со мной и опирается на локоть. — Я купил костюм, — признаюсь я в состоянии блаженства. — Эм… здорово. — Если хочешь, я могу пойти с тобой в субботу на благотворительный вечер. — Если? — Он качает головой. — Я бы с радостью пошел с тобой на вечер. Просто думал, ты категорически против. Да, пойдем.       Пятифан снова меня целует, и я, смеясь ему в губы, зарываюсь пальцами в волосы на затылке. Он сжимает меня за талию и я вновь смеюсь. Я не слышу ни шагов, ни позвякивания ключей. Слышу только, как кто-то прочищает горло. Слишком быстро сажусь, кровь приливает к голове, и из-за этого перед глазами какое-то время все плывет. Но как бы то ни было, я все равно вижу маму, которая разгневанно смотрит на нас.       Я почему-то хихикаю. Может, потому, что до сих пор не могу унять счастливо колотящееся сердце. Может, потому, что до сих пор так злюсь на мать за все её секреты, что, когда вижу, как она злится на меня, мне это нравится. Или потому, что понятия не имею, что сказать. В любом случае мое хихиканье в ночной тишине звучит забавно. — Привет. Она осматривает Рому с ног до головы, начиная с его только что подстриженных волос и заканчивая дорогой обувью. Затем с пренебрежением вновь смотрит на меня: — Увидимся дома. — С этими словами она уходит. Я сжимаю губы, чтобы перестать смеяться. Когда она скрывается за углом, ложусь обратно на траву и тяну за собой Рому. Начинаю его целовать, но он сопротивляется: — Так, Тох, подожди. — Что? — Она не знает о нас? — Ты же знал это. — Нет, не знал. Я думал, что после того, как представился ей, ты о нас рассказал.       Чувствую себя ужасно. Именно так я должен был поступить. До того сообщения на автоответчике я собирался сделать это. — Почему ты так думал? Я же притворялся, что не знаю тебя. — Я думал, ты шутишь.       Сегодня у меня совершенно точно не получается сделать так, чтобы он почувствовал себя особенным. Провожу пальцами по его запястью и прижимаю свою ладонь к его: — Извини. Мамино прошлое немного её измотало. И я собирался рассказать ей о нас, но потом случилось всё это. Я расскажу ей обязательно. — Думаю, ты только что это сделал… Я снова хихикаю, и один уголок его рта приподнимается в полуулыбке. — Пекарня ещё открыта? Пойдём поедим.