
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Если ты влюблен, то либо иди и признайся, либо плачь по ночам в подушку, как все нормальные люди.
Примечания
Очень, очень СЛОУберн. Мудак!Дамиано. Страдающая!бусинка!Итан. ООС неба, солнца, Аллаха. Матчасть и обоснуй рождаются в больной головушке автора и не имеют никакого отношения к реальности. Санта-Барбара во все поля. Постоянные псевдопсихологические пиздострадания героев, непрекращающиеся рефлексии, ВОДА (литры, ГАЛЛОНЫ ее), а также обилие сюжетных линий, ведущих в никуда. Оставь надежду, всяк сюда входящий.
Вик
19 июня 2021, 12:55
Это было... ужасно. Просто ужасно. Невыносимо.
Словно дорожная авария. Нет, хуже: дорожная авария, которая еще не произошла, но ты точно знаешь, что произойдет. Да, именно. Вик чувствовала себя так, словно перед ней раскрыли вкладку с видео, где машина на бешеной скорости несется в стену. Очень знакомая машина. В которой сидит член ее семьи. Два члена.
Или нет никакой вкладки? Она ведь ничего не видит и не слышит. Если следовать метафоре, Итан просто сказал ей: слушай, я пойду, сяду в машину и въеду в стену, окей? Хотел, чтобы ты знала. Нет, отговаривать не нужно, он уже все для себя решил. Он больше так не может, это нездорово и нечестно.
Нечестно, спешите видеть! А ставить ее в такое положение – честно? Господи, даже новый сезон «Рассказа служанки» не посмотреть, мысли носятся в голове, словно у них вечеринка.
Не-вы-но-си-мо. Тискать Чили не помогало, и, спинав одеяло, Викки спустила ноги с кровати и ринулась к двери, едва не запнувшись о чемодан. Надо было что-то делать. Двигаться. Отвлечься. Может, пожрать? Она перегнулась через перила и осмотрела гостиную. Никого. На экране телевизора, работающего без звука, неправдоподобно огромные парни играли в баскетбол.
На кухне обнаружился Томас. Раскрыв дверцу холодильника, он задумчиво взирал в его недра остановившимся взглядом. Вик поняла, что он стоит так уже какое-то время.
- Лишь бы пожрать! – с удовольствием рявкнула она у него за спиной.
Том вздрогнул всем телом и на несколько секунд прикрыл глаза, словно ожидая, когда же его сердце вернется из трусов обратно в грудную клетку.
- Ебанутая, - грустно констатировал он. – Тоже не спится?
- Да уж какой тут спится. – Вик подвинула его бедром и принялась вытаскивать из холодильника ингредиенты для ночного перекуса на всех. Так, хлеб, майонез, колбаска... Заблаговременно нарезанные по-бутербродному овощи... Чеддер? Почему бы и да... – Завтра у нас, может, больше не будет солиста. Или барабанщика. Или и солиста, и барабанщика. Вернемся домой к родителям, в свои детские спаленки. Вот там и отоспимся!
- Тьфу на тебя! – Том осторожно вынул у нее из зубов упаковку латука. – Не говори так. Может, все будет хорошо.
Вик выпрямилась и посмотрела на него сквозь свешивающуюся на лицо челку. Том вздохнул.
- Да, ты права. Фигню несу. Все плохо и будет еще хуже.
В четыре руки они приготовили гору бутербродов, ничтоже сумняшеся использовав весь хлеб, который оставался в пакете. Они двигались слаженно и привычно. Томас намазывал куски майонезом и песто. Вик выкладывала на одну половинку бутербродную начинку и прихлопывала другой. Прижать, разрезать наискосок и повторить. Процесс, отточенный еще в детстве, когда они вместе готовили себе обеды в школу в дни, когда оставались друг у друга ночевать. В приступе беспричинного оптимизма Вик даже состряпала один бутерброд без мяса – для Дамиано. Ну как случится чудо, и он не рванет завтра с утра в Рим, к Джорджии, чтобы с порога удостовериться – и удостоверить всех предполагающих, сомневающихся, смевших задуматься – в своей непоколебимой гетеросексуальности.
Стараясь не слишком вертеть головой, она скосила глаза на окно. Снаружи было темно, как в гробу, но Вик показалось, что она заметила два оранжевых огонька рядом с бассейном. Курят! Это ведь хорошо, разве нет? По крайней мере, никто еще не психанул и не ушел. И не ревет. Ведь нельзя же курить, когда ревешь. Или можно?
Томас проследил за ее взглядом.
- Долго сидят. Это хорошо или наоборот? Как считаешь?
Вик пожала плечами.
- Не знаю. Хочешь сходить, разведать обстановку?
- А-а-а! – Томас сделал такое лицо, будто она предложила ему сходить в ад и разведать обстановку там. – Просто, ну, блин... Вот правда... Он правильно поступил? Как ты считаешь?
Вик пожала плечами, сунула ему в руки тарелку с бутербродами (предварительно красиво разместив парочку «оптимистичных» на видном месте), надела на растопыренные пальцы два стакана, зажала под мышкой бутылку газировки и направилась обратно наверх. Том покорно топал следом. Ни Дамиано, ни Итан, конечно, не могли их услышать, но обсуждать происходящее в кухне, со двора похожей на большой подсвеченный аквариум, казалось неправильным.
Она и сама задавалась тем же вопросом, что и Том. Правильно ли это? Обязательно ли? Почему Итану так яростно приспичило признаться? Он ведь и сам знает, что там без шансов. Всегда знал и помалкивал. Так какого черта? Просто умри изнутри, и все. Или реви перед сном в подушку, как все нормальные люди. Вик ненавидела себя за подобные мысли, однако врожденная реалистичность не давала понять подобных высокодуховных порывов.
- Вот ты бы пошла признаваться? – спросил Том, когда они, подвинув раскиданные вещи, расположились на его кровати. – Я бы – ни за что. Я бы сдох.
- И я бы ни за что, - согласилась Вик. Откусила сразу половину сэндвичного треугольника, прожевала, подпихивая вылезающие ингредиенты обратно в рот, сделала мощное глотательное движение. – Не когда шансов ноль. И не гетеро, у которого девушка сто миллионов лет!
- И не другу, - поддакнул Том и передал ей стакан с колой.
- Вот! Не другу! Не человеку, которого потом придется видеть каждый день. Нам-то теперь что делать? Как себя вести?
Раджи вытащил из бутерброда соленый огурчик и зажевал отдельно.
- Ну, для начала – поменяться с одним из них комнатами.
Тьфу! Вик совсем не подумала об этом. Спальни в Доме Монескин располагались рядом, и в каждой стояли по две старомодных одноместных кровати. Полагать, что после сегодняшних откровений Дамиано захочет и дальше соседствовать с Торкио, было в высшей степени наивным. Конечно, он ни за что не скажет этого вслух, но она содрогнулась, представив уровень неловкости, который поселится теперь в пространстве между этими двумя.
- Перетащим Итана ко мне? Быстренько, пока есть время.
Томас покачал кудлатой головой.
- Он не любит, когда трогают его вещи. Я махнусь с Дамиано.
Закончив перекус, они оперативно дислоцировали вещи Томаса в западную спальню. Пока Раджи перестилал постели, Вик ходила по комнате, подбирала разбросанные шмотки Дамиано и бросала в его распотрошенный чемодан. Никакая сила не могла заставить этого человека пользоваться шкафом по назначению – даже когда они приезжали в студию надолго. Впрочем, Вик и сама была не лучше.
- Это чье? – Она показала Тому черную майку-сеточку.
Тот пожал плечами:
- Я давно уже не в курсе, что у них там со шмотками. Половину оба таскают. Реально как женатая парочка.
- Воу-воу! Шуточки на эту тему в ближайшее время стоит прикрутить.
- Нда. Господи, ну какой же пиздец...
Прежде, чем она успела согласиться, внизу вдруг послышался щелчок. Ведущая в сад стеклянная дверь уехала в сторону, и кто-то пересек гостиную, направляясь к лестнице. Быстро переглянувшись, Вик и Том бросились каждый в свою сторону, как всегда поняв друг друга без слов.
Они двигались, как две ошалелые мартышки. Нет, как ниндзя! Вик побросала последние шмотки в чемодан, захлопнула крышку, уперлась в него руками и побежала. По коридорному паркету чемодан скользил отлично. Она припарковала его у кровати, схватила другой, серый, и ринулась обратно – только дробно простучали голые пятки. Тем временем Том, отрастив дополнительную пару рук, умудрился одновременно подоткнуть простыню, вдеть подушку в наволочку и даже плюхнуться сверху в скучающе-непринужденной позе. Так что, когда Итан появился на пороге своей комнаты, подозрительной деятельностью и не пахло.
Торкио выглядел... Как обычно. Абсолютно спокойным интровертом, который считает, что «эмоция» - это кто-то из героев комиксов Марвел, или, возможно, название конфет. Он оглядел комнату.
- Зачем было так носиться? – спросил он нечитаемым тоном. – Я бы, по-вашему, подумал, что вещи Томаса сами сюда переползли?
Вик и Том проигнорировали вопрос.
- Ты как? Ну, чего там? Где Дамиано? Как все прошло? Ты как?! Говори!!!
- М-м. Вообще-то, я бы хотел побыть один. Можно?
«Нет!» - хотелось закричать Виктории. Они заслуживают знать! Они – группа! Они друг другу должны! Многое, и в том числе – объяснять, что будет дальше, теперь, когда один из слаженного, отточенного, работающего, как часы механизма под названием Монескин решил признаться другому в чувствах, ставя тем самым на кон все, чего они добились. Она имеет право знать!
- Конечно, бро, - быстро сказал Томас, безошибочно распознав опасный блеск в ее глазах, и, ухватив под локоть, потеснил Вик к двери. – Если что, мы тут, рядом. Если, ну. Если захочешь.
Итан кивнул, и последнее, что Вик удалось увидеть, прежде чем ее весьма настойчиво вытолкали за дверь – как он растянулся на своей постели и уткнулся лицом в подушку.
- Где Дамиано? Где он? - зашипела она, едва они снова оказались в ее спальне. – Я ему звоню.
- Может, не стоит... – начал было Томас, но она шикнула на него и затыкала в экран смартфона.
Давид не отвечал. Вик слушала длинные гудки, яростно выкручивая угол одеяла. Пусть только посмеет ей не ответить! Пусть только попробует сбросить, она его... Она его!..
- Да? – донеслось наконец.
Вик немедленно поставила его на громкую связь.
- Ты где?!
- В машине.
- Дамиано! Не смей сбегать! Немедленно разворачивай обратно, я тебе яйца оторву! У нас завтра куча работы. Ты же самый взрослый, подай ему пример!
Молчание.
- То есть, ты в курсе, о чем мы говорили?
- Ну да.
- И ты знала?
- Естественно!
- И Том?
- И Том.
- А я как же?
- И ты знал!
- Я не знал.
- Не ври!
- Я не вру! – по голосу Дамиано становилось понятно, что этот обмен сенсациями начинает его раздражать. – Блин, Вик, поговорим завтра, ладно? Мне надо немного побыть одному. Намотаю пару кругов и вернусь. Я встану вовремя, обещаю. Все... В общем, не дрейфь, попустись, выпей водички!
И, не дожидаясь ответа, Дамиано отключился. Из динамика понеслись короткие гудки.
Вик несколько раз открыла и закрыла рот. Нет, каков нахал! Сейчас она ему...
Том выхватил у нее телефон и спрятал в ящик тумбочки.
- Так, перестань! Вик, серьезно, успокойся немного. Это правда не наше дело, нам никто не обязан отчитываться.
- Ты сам веришь в то, что сказал?
Раджи ухмыльнулся.
- Ну, на самом деле не особо. Но я думаю, можно дать им хотя бы немного времени, как ты считаешь? Если и завтра с нами никто не захочет разговаривать – вот тогда в ход пойдет тяжелая артиллерия, я и сам тебе помогу.
- Обещаешь?
- Слово Левого. – Он протянул ей руку. Не так, как протягивают для рукопожатия, а по-особенному. По-их. – А ты обещаешь не бузить?
- Уф-ф! Черт с тобой. – Она обхватила протянутую руку выше локтя, так, чтобы пальцы сомкнулись на пронзенном стрелой сердечке - точной копией ее татуировки, которой касался Томас.
- Слово Правой?
- Слово Правой.
Они посидели так некоторое время, а потом взгляд Томаса упал на тарелку с недоеденными бутербродами, и символичные плечепожатия как-то вылетели у него из головы.
Вик есть больше не хотелось. Ей хотелось, чтобы кто-нибудь объяснил ей, что теперь будет. Ей хотелось, чтобы оба – и Итан, и Дамиано – были здесь, вместе с ней и Томасом. Чтобы они могли обо всем поговорить. Чтобы она могла удостовериться, что каждый из них понимает, что что бы ни произошло – между ними все должно остаться по-прежнему. Может, не сразу, но в конечном итоге – обязательно. Они – единое целое. Это должно - и будет! - стоять превыше всего.
Она как раз придумывала, чего бы такого сказать завтра за завтраком, чтобы разбить напряженную атмосферу, которая наверняка – наверняка! – будет витать в доме с самого утра. Можно наврать, что ей не нравится, как работает усилок. Проверенное средство. Стоит ей лишь упомянуть о траблах с аппаратурой – Итан и Том тут же бросаются на поиски того, что ей не нравится, дабы найти это и уничтожить. Копаются в проводах, словно два ошалевших кота в клубке ниток, шатают розетки, дуют в пазы. А Дамиано ходит вокруг с умным видом, нагибается, упираясь ладонями в колени, и изредка вякает что-нибудь вроде «Слышь, а тут, по-моему... вон там... нет?» и «Вот здесь еще проверь...» Или, нет, Евро! Это еще лучше! Можно просто вбросить что-нибудь про Евро, и Дамиано с Томасом тут же заведутся. Будут трындеть о своем глупом футболе до самого обеда, и никакой напряженности, никакой давящей, страшной тишины...
Она как раз думала обо всем этом, когда на пороге комнаты появился Итан.
Он пришел мягко и бесшумно, как и всегда. Осторожно прислонился к косяку, будто вампир, которому, чтобы переступить порог, требуется приглашение. Вик вскинула взгляд... а в следующее мгновение уже кинулась к нему, крепко прижалась и обняла его голову руками.
Итан вцепился в нее, спрятал заплаканное лицо ей в шею. Судорожно вдохнул раз, другой, и вдруг расслабился в ее руках, обмяк, словно тряпичная кукла... И заревел по-настоящему. Было видно, что он изо всех сил старается сдерживаться, но получалось не очень. Рядом материализовался Том, обхватил его за дрожащие плечи, сунул нос в ухо. Они постояли так некоторое время, а потом, когда Итан, отпустивший от их близости тормоза, разошелся по-настоящему, осторожно подвели его к кровати.
Разместиться втроем на полутороспальном матрасе было непросто, но они справились. Прижались к нему с обеих сторон, гладили волосы, плечи, крепко оплетали руками. Итана между ними потряхивало.
- И-извини, - умудрился вставить он между подвываниями. Вик не поняла, за что именно он извиняется, но на всякий случай легонько хлопнула его по затылку, как делала всегда, когда хотела назвать его придурком, не используя слов.
Ее сердце... разрывалось. Виктория чувствовала, как оно пухнет в груди, как будто слезы Итана вливались прямо в него, распирая и заставляя больно трещать по швам. Они сто раз плакали друг перед другом, все они. После выступлений, после побед, на эмоциях, от волнения, обидевшись, загрустив... Она помнила, как тихо плакал Томас, когда у него болел зуб. Помнила, как сама ревела, навернувшись со скейта, а Дамиано носился вокруг с бутылкой воды, порванной на бинты футболкой и квадратными глазами. Но никогда это не было – так. Никогда – от всеобъемлющей, разрывающей душу боли.
Том гладил Итану спину. Теплые ладони с длинными, привыкшими к гитаре пальцами двигались широкими кругами. Вик перебирала его гриву – черную, густую и блестящую, словно у лошади. Разве можно, чтобы человек так плакал? Разве можно, чтобы такой человек плакал вот так?
Итан что-то прогнусавил ей в грудь.
- Что, солнышко?
- Т-ты была права, - сумел выдавить он со второй попытки. – Надо было тебя слушать.
- Нет. – Вик обняла его крепче и уткнулась подбородком в его макушку. – Ты сделал так, как считал нужным. Это самое главное.
Итан помотал головой.
- Лучше не знать.
- Но ведь ты и так знал, разве нет? Мы ведь говорили об этом. Ты понимал, что он, скорее всего, не... не захочет...
- Да. И я сказал не поэтому. Но, понимаешь... где-то глубоко... было это чувство... – Он несколько раз судорожно втянул воздух, как будто чтобы сдержать новый приступ. - Что – а вдруг? Ну вот просто, ну а вдруг, понимаешь?
- Я тебя понимаю, - сказал Томас. Обнял его покрепче, потерся головой о голову, словно щенок. – Ты молодец. Наверно, правда лучше знать точно. А то вот женится он на Джорджии, настрогают они десять детей, и думай потом до старости – а могло бы быть по-другому, если б я...
- Том.
Раджи наткнулся на ее угрожающий взгляд, ойкнул и, слава богу, заткнулся.
Они лежали молча, слушая стрекот цикад в саду и мерное посапывание Чили, примостившейся в ногах. Постепенно всхлипы Итана сошли на нет, дыхание выровнялось. Вик собралась было встать, чтобы сходить за водой и бумажными салфетками, как вдруг он сказал – абсолютно безэмоциональным, неживым голосом:
- Не волнуйся. Я уйду из группы.
- А? Совсем охренел?!
Итан перевернулся на спину, оттер с мокрого лица прилипшие волосы.
- Так будет правильно. Лучше для группы.
- Мне похер, что будет лучше для группы! – воскликнула Вик, и с удивлением осознала, что это правда. – Никто никуда не уходит.
Торкио покачал головой.
- Я все это заварил, я виноват. Это... нехорошо. Если я останусь, будет напряжение, драма...
- Хуяма! Повторяю для альтернативно одаренных. Никто. Никуда. Не уходит!
- Вик. Я серьезно.
- И я серьезно. – Она поднырнула головой под тяжелую смуглую руку и снова прижалась к нему, для верности зацепив ногой за ногу, как если бы он собирался сбегать прямо сейчас. – Итан, все будет нормально. А если какое-то время будет хреново – значит, будет. Побудет и пройдет. Мы это переживем, все вместе. Включая Дамиано.
- Пережили же мы как-то те твои уебищные усики, - на пробу вставил Том.
Итан невесело дернул уголком рта.
- И брекеты Томаса, - включилась Вик.
- И тот факт, что Вик считает, что это ее группа.
- Эй!
- И психи Дамиано. Это херово, но мы с этим живем, разве нет?
- Ребята, я благодарен вам, но это совсем не...
- Итан, ради бога, заткнись, - прервала его Вик. – Никто тебе не позволит никуда уйти.
- Точно. Вик не разрешает тебе уходить из ее группы.
- Не отдам паспорт.
- И ноги сломает.
- Хм-м, а это мысль. Барабанщику же не нужны ноги?
- Одна вроде нужна.
- Прям сильно нужна?
- Ну, как тебе сказать...
Чили, словно почуяв перемену настроения, подняла голову с лап и заинтересованно тявкнула. Том поманил ее, и собачка взбежала прямо на них. Завертелась, неистово виляя маленьким хвостиком и наступая на сплетенные в тугой клубок руки, ноги, бока и головы. Итан возвел очи горе и спросил, зачем он вообще пришел, если ему не дают раз в жизни всласть погрустить. Томас фыркнул, перегнулся через него и дотянулся до тарелки с остатками бутербродов...
Позже, когда парни спустились в гостиную, чтобы покурить (и, возможно, погонять немного в Call of Duty), Вик лежала на кровати, раскинув руки, и думала о том, что впервые в жизни боится завтрашнего дня. С тех пор, как родился Монескин, страх перед будущим стал в ее сердце редким гостем. Санремо? Пф-ф! Играючи! Евровидение? И не такое видали! Даты, которые выкупают за считанные часы, нечеловеческое расписание туров? Это то, для чего она была рождена! Твердокаменная уверенность в успехе группы, которую радировал Дамиано, передалась ей и въелась в подкорку настолько, что она давно уже не отдавала себе в этом отчета. Сомнения, опасения и боязнь лажануть исчезли, как класс. Они – звери! Они – лучшие! А у любого, кто с этим не согласен, просто-напросто плохой вкус, и достоин он в лучшем случае сочувствия.
У каждого человека есть чутье. У кого-то – сильное, у кого-то - не очень, но каждому хоть раз в жизни приходилось переживать приступ почти болезненного знания. Как в школе, когда учительница наугад выбирает учеников, которым предстоит вслух зачитать домашнее задание, а ты откуда-то точно знаешь, что на этот раз тебя не вызовут. Или когда вспоминаешь человека, с которым не общался несколько лет, и почти не удивляешься, когда на следующий день от него вдруг приходит сообщение. Или когда понимаешь, какое настроение будет сегодня у твоего лучшего друга еще до того, как он проснулся.
Вик знала, что им по зубам что угодно. Что им – конкретно им четверым – не страшны ни скандалы, ни сплетни в желтой прессе, ни контракты-капканы, ни усталость, выгорание, звездочка. До тех пор, пока они по-настоящему вместе. Уверенность, что единственное, что может развалить Монескин – это они сами, уже давно взялась неизвестно откуда и к сегодняшнему дню затвердела, словно бетон.
- Ноги сломаю, - пробормотала Вик. Подняла руку и мазнула двумя пальцами по щекам, как будто нанося на них невидимую боевую раскраску.
Нет уж. Никто из этих троих придурков не посмеет развалить ее группу. Ее странную, нетипичную, не укладывающуюся ни в какие каноны, любимую стаю.