Обстоятельствам не поддаюсь

Желтый свет лился из-под плотного картонного абажура, словно жидкий янтарь. Он растекался по письменному столу, облизывал подставку для ручек и аккуратную стопку книг и тетрадей, капал на пол и доплескивал до стены. Абажур сделала Элеонора, и Итану он очень нравился, потому что сверху в картонной полусфере имелись маленькие дырочки в виде звездочек. Сестра вырезала их не просто так, а в соответствии с реальной астрономической картой звездного неба. Он напоминал себе об этом каждый раз, когда ему становилось неловко от то, что у него, двадцатилетнего парня, на потолке светящиеся звездочки, словно у ребенка. Это же не просто так. Это, можно сказать, ежевечерний урок астрономии. Обогащает познания и расширяет кругозор. Над абажуром вилась ночная бабочка. Пыльно-бежевая, с треугольными крыльями и мохнатой спинкой, она с отчаянным упорством пыталась добраться до лампочки, но пластиковый конус, предусмотрительно вставленный сестрой внутрь абажура, не позволял ей сделать этого. Встав с кровати, Итан подошел к столу, осторожно поймал бабочку в ладони, плечом открыл окно и выпустил ее наружу, в темную и прохладную осеннюю ночь. Призывно блеснула глянцевым боком пачка сигарет, припрятанная в нише с внешней стороны окна. Он мужественно поборол искушение. Мама до сих пор каким-то чудом покупалась на его честные глаза и тихое «я курю совсем немного, только за компанию с ребятами», и он собирался поддерживать эту шаткую иллюзию так долго, как только получится. Итан прикрыл раму, оставив лишь тонкую щелку для воздуха, вернулся обратно на сбитое покрывало, подгреб под грудь подушку и попытался сосредоточиться на книге. Ему никогда не было скучно в одиночестве. Говорят, что дети, выросшие в многодетных семьях, всю жизнь ищут компании, однако с ним было не так. Во время карантина, когда ему, Лукреции и Элеоноре приходилось проводить долгие недели под одной крышей, они порой не разговаривали целыми днями. Не потому, что ссорились и не потому, что им нечего было сказать друг другу. Просто каждый погружался в свой мир. Близняшки читали, рисовали, сортировали или обрабатывали старые фотографии, до которых в обычное время не доходили руки. Он же путешествовал по страницам исторических романов, сочинял музыку, писал, а иногда даже пробовал сочинять стихи. Стихи получались наивными, неуклюжими и незрелыми. Совсем не похожими на те трогающие за душу шедевры, которые писал Дамиано. Но он пробовал еще и еще, не столько ради удобоваримого результата, сколько наслаждаясь процессом. Нырять в глубины собственного подсознания было страшно, волнующе и интересно. Как человеку может быть плохо одному? Итан не знал. Зато прекрасно понимал, как может быть плохо без кого-то. Они вернулись в Рим сегодня утром. Отгремел тур, закончились последние из запланированных интервью, и впереди ждала целая неделя отдыха. Полноценного, абсолютного! Не прерываемого ни записью в студии, ни встречами или съемками. Хочешь – езжай на озеро с палаткой. Хочешь – валяйся на диване с утра до ночи, смотри фильмы и поглощай тонны вредной еды. К следующим выходным они снова упакуют немного вещей, распрощаются с родными и соберутся вместе в доме Монескин, но до тех пор им следует немного отдохнуть друг от друга. Уделить внимание семье и друзьям. Уделить время себе, и, может быть, вспомнить, как это – существовать вне этого сумасшедшего, созависимого, напрочь вросшего друг в друга квартета. Это – правильно. Правильное решение. Это очень хорошо! Кроме того, это ведь ненадолго. Всего неделя. Неделя – это очень мало. Господи, да иногда, раздраженный закидонами Дамиано до крайности, он мечтал не то, что о неделе – месяцах подальше от него! А тут какие-то семь дней. Первый из которых – Итан ткнул пальцем в валяющийся рядом телефон – почти прошел. Да он и не считается особо, ведь они виделись еще сегодня утром. А в обед Дамиано скинул в общий чат селфи с котом на лице, и они некоторое время болтали, посылая друг другу короткие, не обремененные смыслом голосовые сообщения. И он в любой момент может ему написать. И Дамиано ответит. Так что все в порядке. Итан вполне в состоянии прожить без него и неделю, и уж конечно один чертов день. Он отключил у телефона звук, отодвинул его подальше и для верности перевернул экраном вниз. На страницах раскрытой перед ним книги Роланд Чайлд шел к своей Башне. Черный Человек пересекал пустыню, а Стрелок следовал за ним, постепенно сокращая расстояние. Пепел в костре, который Стрелок нашел этим утром, был еще теплым. Возможно, в скором времени он наткнется и на теплящиеся угли. Это будет означать, что встреча близится. Если, конечно, до тех пор у Стрелка не иссякнут запасы воды... Ночная бабочка – та же, которую он выпустил, а может, другая – со стуком ударилась о стекло. Итан вздохнул, лег на книгу щекой и закрыл глаза. Следующие выходные. Лео, наверное, возьмет минивэн, чтобы поместились все вещи. Заедет прежде всего за Томасом, потому что тот живет рядом, а потом заберет и его. Они остановятся под домом Дамиано (и Джорджии. Домом Дамиано и Джорджии), посигналят, и тот ссыплется по ступенькам, улыбаясь и придерживая спортивную сумку на плече. Залезет назад, и, наверное, сядет рядом с ним. Поцелует его? Скорее всего, нет. Но это понятно. Не перед парнями. Это нормально. Но сейчас, поздним вечером в полутьме своей комнаты, под желтыми абажурными звездами, можно немного помечтать, что – да... Щелк. Неделя – это очень немного. Это вообще ничто. Зато он даст необходимый отдых руке, которая снова заныла после тура, проведет время с мамой и близняшками, и, может, даже вырвется на некоторое время к отцу. Вик сможет побыть с сестрой и папой, который наверняка ужасно скучает по «своей маленькой принцессе», Томас – со своими самыми преданными фанатами, родителями. Дамиано... Сводит куда-нибудь свою девушку. Джорджию. Или останется с ней дома, и они будут смотреть фильмы. Смеяться... Целоваться. Они закажут доставку... Щелк! Ничего. Это не важно. Важно, что на следующих выходных они снова уедут. И снова... если, конечно, Дамиано не передумал. Если передумал – значит, так тому и быть. Ничего. Ничего страшного. Жил же он как-то раньше. После всего, что произошло за эти последние несколько дней – начиная тем, как Дамиано поцеловал его в самолете, и заканчивая тем, как после гига в Норвегии они вытирали друг другом стенки в гримерке, физически не в состоянии остановиться – после всего этого, конечно, будет тяжелее, но он сможет. Он взрослый человек. Рациональный. Ему никто ничего не обещал. Ему никто не клялся в любви до гроба, и он... ЩЕЛК! - Дура! – Итан сорвался с постели и со злостью, испугавшей его самого, ринулся к окну. – Нельзя тебе сюда! Лампа горячая! Лети к другим бабочкам. Тебе нечего здесь де... Он замер, сжав в кулаке тяжелую занавеску, которую собирался задернуть. На тротуаре, задрав вверх улыбающееся лицо и перекатывая в горсти гравий из ближайшей клумбы, стоял Дамиано. * Пихаясь локтями и шикая друг на друга, они миновали прихожую, темную гостиную и два лестничных пролета, ведущие на второй этаж, стараясь ступать так тихо, как только возможно. В коридоре Дамиано, сама грация, споткнулся на ровном месте и едва не упал в фикус. Это вызвало у него приступ беспричинного веселья, он прыснул и зажал себе рот рукой, давя смех. В бутылке, зажатой у него подмышкой, плеснулось. Итан шикнул на него, нашел в темноте его ладонь и, во избежание дальнейших экзерсисов, повел дальше за руку. Едва за ними закрылась дверь комнаты, как Дамиано поставил бутылку на первую попавшуюся горизонтальную поверхность, обнял его за шею и ткнулся носом в ухо. Поскреб ногтями по его плечам, вжался лицом в волосы и глубоко, шумно вздохнул. Так вздыхают люди, когда после долгого, полного невзгод и трудностей дня залезают, наконец, под одеяло и опускают голову на подушку. - Привет, - пробормотал он Итану в шею. – Я пришел. К тебе. - Привет, - ответил Итан и осторожно погладил его бок. – Я вижу. - Ты рад? - Очень. У тебя что, телефон сел? Дамиано отстранился и закатил глаза. - Этания, в тебе умер великий романтик! Разложился и воняет. - Я думал, у нас отпуск. Что нам всем надо, ну... отдохнуть друг от друга. Дамиано выпустил его и отступил на шаг. На его лице промелькнула обида. - Не понял. Мне уйти? - Нет! – Господи, что он несет? Собственная глупость вышла на новый уровень и причинила Итану физическую боль. Он на мгновение представил, как почувствовал бы себя, если бы тайком пробрался в гости к Дамиано, а тот спросил его, что он тут делает и не договорились ли они все провести какое-то время порознь. – Нет. Я не это имел в виду. Я просто думал... - Я не хочу от тебя отдыхать. А ты? Итан сглотнул комок в горле. - Нет. Нет. - Ну и все, и заткнись тогда. С этими словами Дамиано взял его лицо в ладони и поцеловал. Коротко, но тепло и сладко. Итан почувствовал себя так, будто ему выстрелили в живот. К этому невозможно было привыкнуть. Большой палец, поглаживающий щеку, мягкие губы, до боли знакомый запах... - Значит, это твоя комната? – Дамиано отпустил его и с интересом заозирался по сторонам. – Представляешь, я только по дороге сюда вдруг понял, что никогда у тебя не был. Как такое возможно? Почему ты меня никогда не звал? Итан пожал плечами, отлепился от двери и влез на кровать. - Встречаться у Вик всегда было удобнее. Огромный дом и все такое. К тому же, мне казалось, что ты не захочешь. - Какие глупости! Признайся, на самом деле ты не хотел, чтобы кто-нибудь из нас узрел твою обитель занудства и узнал, какой ты на самом деле задрот. Итан поджал под себя ногу и улыбнулся. - Вы и так прекрасно это знаете. Кроме того, Томас часто бывает у меня. - Что-о-о?! Возмутительно! Паршивцы! Притворное возмущение Дамиано быстро сменилось любопытством. Остановившись возле стеллажа, он провел кончиками пальцев по корешкам живущих там книг. Выцепил одну, полистал, поставил на место. Деревянный ящик с немногочисленными, но любимыми пластинками получил больше внимания – Дамиано проинспектировал каждую, выражая свое одобрение либо недоумение, а некоторые даже понюхал. Добравшись до письменного стола, он, словно шкодливый кот, сдвинул пальцем идеально ровную стопку тетрадей, обычных и нотных, сложенных строго по размеру. Итан улыбнулся – стремление Дамиано привнести в его порядок немного своего хаоса было прекрасно знакомо ему еще с тех времен, когда они только познакомились, и давно перестало вызывать раздражение. Потом он выдвинул верхний ящик и с недоверием уставился на порядок, царивший и там. - Ты страшный человек, - сказал Дамиано, словно вынося вердикт. – Классная лампа. Это что, настоящие созвездия? Круто! «Я люблю тебя», подумал Итан. Смотреть, как Дамиано, такой привычный и знакомый в сером худи и джинсах с ромашками, без косметики, с взлохмаченными как попало волосами, осматривается в его комнате, было странно. Странно оттого, что ничто в этой сюрреалистичной картине не вызывало в нем нареканий или диссонанса. За годы их знакомства Итан тысячу раз пытался представить его здесь – веселым или грустным, счастливым или злым, болтающим ногами на его подоконнике, поющим, задыхающимся от желания в его постели - но никогда не преуспевал. Такие фантазии казались слишком натянутыми, неловкими... нереальными. Он бы никогда не поверил, что в реальности все будет иначе. Закончив шататься по комнате, Дамиано подхватил початую бутылку, выдернул пробку, аккуратно приложился к содержимому и влез к нему на кровать. - Будешь? Что за глупые вопросы. Конечно, он будет. Вино оказалось красным и безбожно сладким. Они пили его, передавая бутылку друг другу. Дамиано явно находился в прекрасном расположении духа. Прижимаясь плечом к его плечу, он рассказывал о том, как Лелло с помощью шантажа и физического насилия заставил его угостить себя чизбургером. Сцедив наболевшее, перешел к повести о том, как его кошка поймала, убила, зверски расчленила и употребила в еду ящерицу. - Из этих мелких, полупрозрачных, знаешь? Гекконы. У которых весь желудок видно. Которые могут залипнуть на стене дня на три. Ну ты в курсе, дома, в смысле, на вилле таких полно! Она вообще безобидная, даже мух не ловит, но с этими у нее прям кровная вражда. Серьезно, как будто ящерицы сожгли ее дом и вырезали всю ее семью. Котячью деревню, в которой она родилась, хе. Она чудом спаслась и с тех пор ступила на тропу мести... Смотри, у меня и видос есть. Не бойся, там без жести, это другой геккон, которого я потом в сад выпустил. Этот живой, честно! Он полез за телефоном и наткнулся пальцами на зубную щетку, почему-то торчащую из его заднего кармана. Чертыхнулся, отбросил ее в сторону и принялся разыскивать среди бесконечных видео с концертов последнего тура документалку кровной вендетты Биде. - Что это? – спросил Итан. - А? А. Это тебе. Подарок. Ну, не в буквальном смысле, конечно... Не отвлекайся. - Подарок? Дамиано оставил телефон в покое и поднял на него взгляд. - Я бы привез тебе ключи, но от виллы у тебя уже есть. – Они некоторое время молча смотрели друг на друга. Потом Дамиано добавил - таким тоном, словно доверял ему большой секрет: - А больше мне не от чего. Итан свел брови. Ситуация никак не желала обрастать смыслом. - Не понимаю. - Что тебе непонятно? - Ты... Вы... переезжаете? Дамиано закатил глаза. - Мадонна! Ты как-то строго выборочно умный, ты в курсе? Я забрал вещи из квартиры на Борго, блядь. То есть, собирался забрать, но их там уже и так почти не осталось. Если мои коты потеряются в Гарласко, это будет лично твоя вина. - А... Почему? – Дамиано набрал побольше воздуха, но Итан поднял ладонь: - Только давай не про котов. Дамиано сдулся. Посерьезнел, сделал еще один глоток прямо из горлышка и вскинул на него взгляд. - Ты дурак? Ты думаешь, я тебя поцеловал чтобы что? Поржать? Из любопытства? - Наверное, нет. Но я правда не знаю. - Блядь. Только не говори мне, что все эти твои эпичные признания были художественным преувеличением. - Ты же знаешь, что нет. - Вот и все, и не беси меня значит. Дамиано вздернул плечи и снова приложился к бутылке. Человеку недостаточно хорошо с ним знакомому могло бы показаться, что его радостный настрой сменился раздражением, однако Итан знал, что так он выглядит, когда чувствует себя безоружным и уязвимым. Осторожно склонив к нему голову, Итан уперся лбом в его лоб. - Спасибо за подарок. Но если ты хочешь остаться у меня ночевать, давай я лучше дам тебе новую. У нас есть, в упаковке. – Он сглотнул и прикрыл глаза. – Я очень рад, что ты пришел. Я очень тебя люблю. Господи. Это какая-то болезнь, да? Это ненормально. Он начинал понимать, о чем говорил Дамиано, почему всегда бесился и передергивался, когда он на голубом глазу выдавал такие фразы. Нельзя просто швырять в людей подобными откровенностями. Так не делается. Это... странно. Это выбивает из колеи, обнажает слишком много и оттого доставляет людям дискомфорт. Но он не может иначе. Когда эмоции разламывают изнутри, это так больно, словно через его грудную клетку прорастают кристаллы. Становится легче, если дать этому выход, хотя бы немного сцедить... Чужие пальцы заправили черные пряди ему за уши. Дамиано взял его лицо в ладони. - Почему ты такой? Итан понял, что это серьезный вопрос. И ответил тоже серьезно. - Я не знаю. Я просто такой. - Да. – Дамиано прерывисто вдохнул рядом с его щекой. - Ты просто ты. В этом все и дело. Он склонил голову, и Итан с готовностью подался навстречу. Дамиано мягко прихватил его верхнюю губу своими и так замер, почти не дыша, лишь осторожно поглаживая его лицо. Пальцы у него подрагивали. Итан разомкнул губы, на мгновение коснулся языком языка, и Дамиано издал такой звук, как будто он умирает. И в следующее мгновение обрушился на него. Перекинул ногу через его бедра, уселся сверху, зарылся пальцами в волосы и поцеловал так, что у Итана яростно зачесалось в груди. Он всхлипнул, схватил Дамиано за шею, плечо, продрал пальцами по боку, вцепился в бедро, с силой вжал в себя. Надо ближе, очень надо еще, быстрее, сейчас... Это был не первый раз. Первый случился несколько дней назад, прямо после концерта, в тесной, заваленной вещами и заставленной инструментами гримерке. Итан почти ничего не помнил. Оглушенный овациями, с вибрирующими в груди басами, зажатый между дверью и полуголым, мокрым Дамиано, он вроде бы издавал какие-то звуки, за которые должно было быть стыдно, но стыдно не было. Его трясло, он никак не мог как следует продышаться, и в какой-то момент горячее тяжелое тело исчезло, осталось только плотное кольцо губ вокруг ствола и головка его члена в судорожно сжимающейся глотке. Дальше сознание регистрировало происходящее лишь короткими сполохами. Все произошло слишком быстро, слишком неожиданно. Он ничего не успел себе сохранить. Сейчас все было по-другому. Дамиано сминал его рот, сжимал коленями бока и двигался на нем плавными волнами, будто был наполовину человеком, а наполовину природным явлением. Итан запустил ладони ему под одежду, погладил теплую выгнутую спину, потянул за бедра ближе к себе. Дамиано всхлипнул, ерзнул и вжался твердым членом в его вздыбленную ширинку. Внизу живота полыхнуло огнем, и оба заскулили в поцелуй. Дамиано потряхивало. Он постанывал – тихо и потеряно, по-настоящему, без капли актерского мастерства. Открытый и искренний, он был абсолютно непохож на того человека, которого Итан привык видеть на сцене, и от этого тянуло где-то в солнечном сплетении. Хотелось целовать его, хотелось гладить... Хотелось повалить его на кровать и вылизывать, пока он не сорвет голос. Дамиано на мгновение отстранился, чтобы глотнуть воздуха, и Итан, уже ничего не соображая, рефлекторно потянулся за ним, за его теплым, сладким ртом. - Еще... – вырвалось у него. Еще. Не уходи. Не отстраняйся, не исчезай, как исчезают утром сны о тебе. Как исчезает вера в то, что все это происходит взаправду, стоит лишь как следует задуматься. Целуй меня еще. Пожалуйста, целуй меня. Низ живота будто залили раскаленным свинцом. Становилось легче, если прижаться крепче, потереться, чувствуя сквозь слои одежды ответный жар. Они в четыре руки стянули с Дамиано худи и футболку, раздергали ширинку на джинсах, и голой кожи вдруг стало так много, что у Итана поплыло перед глазами. Он, словно свихнувшись, вылизывал чужую жаркую шею, лапал все, до чего получалось дотянуться. Дамиано, чертыхаясь, дрожащими руками сражался с его ремнем. - Ты реально больной. Кто ходит дома в такой одежде?! - Я же... – голос сорвался, и Итан попробовал снова. – Я же не знал, что ты придешь. - В следующий раз... - Дамиано наконец удалось втиснуть руку ему в джинсы. Он обхватил твердый горячий ствол и застонал так, будто это его за член схватили. – В следующий раз я сдеру с тебя одежду, как только увижу. - Да. Да, пожалуйста. – Горячая ладонь стиснула влажную головку, и Итан дернул бедрами, протолкнулся сквозь плотно сжатый кулак. Яростное возбуждение спазмом сковало живот и бедра. Хотелось рычать. Хотелось орать, но он каким-то чудом умудрялся помнить, что в доме они не одни. Он не мог вспомнить, находился ли когда-нибудь в таком состоянии. Дамиано, расхристанный, полуголый, с яркими мазками румянца на скулах, с натягивающим боксеры членом и распахнутым, натертым поцелуями ртом был самым красивым, что Итан видел в своей жизни. А сам он сейчас, наверное... Умом он понимал, что давно уже вырос и с мейком, уложенными волосами в подходящей одежде тоже выглядел неплохо. Но рядом с таким Дамиано – прекрасным, как оживший сон – в нем вдруг проснулся мелкий мальчишка, над которым смеялись в школе, и он прятал лицо на чужой шее, отводил взгляд и изо всех сил сжимал губы. Дамиано, словно пронзив, что с ним происходит, крепко ухватил его за шею, впился ногтями в татуировку на загривке и лихорадочно зашептал, удерживая его взгляд: - На меня. Смотри только на меня. – Он задвигал рукой быстрее, и Итана выгнуло. – Смотри только на меня, когда кончаешь. Думай только обо мне. - Я думаю о тебе, когда кончаю, с тех пор, как мы познакомились. Дамиано зашипел, оттянул вниз боксеры, широко лизнул ладонь и сжал их вместе. Итан сплел свои пальцы с его. Они уже не целовались, просто елозили приоткрытыми ртами друг по другу. Хаотичные, резкие толчки становились все быстрее. Итан честно пытался контролировать себя, сохранять какое-то подобие ритма, но совершенно поплывший Дамиано вышибал из головы все мысли. Пах горел огнем, от ощущения твердого члена, трущегося о него в плотном кольце мокрых дрожащих ладоней он чувствовал себя вдрызг пьяным. - Блядь, - ахнул он, когда Дамиано свободной рукой сгреб в кулак его волосы и потянул, заставляя запрокинуть голову. Дамиано оскалился. - Можно по имени. И Итан позвал. По имени. Дамиано, с глазами, как у наркомана, смотрел на него так, будто Итан был чем-то невыразимо прекрасным. Это, конечно, не могло быть правдой, но он все равно так смотрел. И пока коротко и жадно дергал бедрами ему навстречу. И пока кончал на их сцепленные руки, на его живот и туго пульсирующий член. Пока додрачивал ему мокрым от слюны и спермы кулаком. Смотрел, как он кончает. Смотрел жадно и пьяно. Как будто не веря. Оргазм накатывал толчками и в конце концов смел его жаркой, глубокой волной. Но даже эти сладкие пульсы удовольствия не могли сравниться с невыразимым ощущением счастья, которое захлестнуло его душу. * Пробраться на кухню в темноте и ничего не своротить по дороге было... непросто. Но они справились. Не ржать, толкаясь локтями у холодильника и выколупывая вилками понемногу из каждого пластикового контейнера, было еще труднее. Тут они преуспели средне. Не целовать Дамиано каждые несколько минут – посреди фразы, посреди затяжки, когда он улыбается, когда счастливо смеется – было невозможно, и Итан не стал даже пытаться. Немного успокоиться и наконец заползти под одеяло им удалось лишь ближе к рассвету. - Если проснешься раньше, - сонно пробормотал Дамиано ему в затылок, - не уходи. Итан улыбнулся и погладил его пальцы. Дамиано оплел его руками и ногами, словно гигантский кракен рыболовецкое судно, и выбраться из-под него, даже если бы Итан по какой-то причине решил это сделать, не представлялось возможным. - А в туалет? – на всякий случай уточнил он. - Нет. Терпи. Чернота за окном потихоньку серела. Разразилась пробной трелью первая птица. Где-то далеко, у перекрестка, просигналила машина. - Ты тоже не уходи, - тихо попросил Итан. Глаза у него слипались. Дамиано чмокнул его в затылок и забросил на него ногу. - А мне больше никуда и не хочется.