Show Me (Your Broken Pieces)

Чангюн открывает дверь и толкает её, ожидая, пока его гость войдет первым. – Не снимай обувь, - напоминает он старшему. – Хорошо. Оказалось, что Хёну был чеболем второго поколения, родившимся в богатстве и роскоши. Но с такими деньгами и титулом обычно приходились и обязанности. Цены, которые нужно платить, как называл это его отец. Одна из них заключалась в том, что Хёну женится на девушке, которую выбрал его отец - дочери старого друга его отца, которая была такой же богатой и влиятельной, как и они, а может быть, даже более влиятельной. Но именно здесь Хёну окончательно переступил черту. Всю свою жизнь он делал все, что хотел его отец. Он учился на одни пятерки, ходил в бизнес-школу, работал на отца в компании. Но он не мог пожертвовать своей личной жизнью. Он не мог жениться на той, кого не любил. На той, кого он никогда не сможет полюбить. Поэтому он так и не появился на месте проведения свадьбы. Это было всего несколько часов назад. Он рассказал все это Чангюну по дороге в квартиру младшего, после того как Чангюн спросил его, не хочет ли он разбить и разгромить какую-нибудь вещь, на что Хёну ответил: – Только если ты позволишь мне остаться там на ночь. – Почему ты не хочешь пойти в отель? Я уверен, что это лучше, чем то, что я могу тебе предложить, - спросил Чангюн, приподняв бровь. Хёну вздохнул. – Все мои карты не работают. Он заморозил все мои счета. Как ты думаешь, почему я вообще курил возле этого дерьмового отеля? – С чего начнем? - спросил Хёну, оглядывая квартиру, которая была, наверное, меньше его спальни в особняке, который он никогда не называл домом. Ну. Предыдущая спальня. Если ему разрешат вернуться, чтобы собрать свои личные вещи, то ему повезло. – Этот грёбаный диван, - Чангюн указывает на серый диван L посреди гостиной. – И эта полка, и эта дурацкая гигантская ваза, которая не служит ни для какой грёбаный цели". Хёну наблюдает, как младший идёт на кухню, берёт со стойки бутылку бурбона, откручивает пробку и пьет прямо из бутылки. Он делает три глотка, затем опускает бутылку, и несколько капель стекают по его подбородку. ”Может, этот парень и не курит, но пить он точно умеет„ - думает Хёну. Поэтому он идёт на кухню, берёт бутылку и пьет сам, не думая о том, что всего несколько секунд назад губы Чангюна касались этой самой бутылки. – Готов начать вечеринку?

***

– Иди к черту, изменщик! Чангюн кричит, высунув голову из окна, когда выбрасывает ещё одну кучу одежды своего бывшего. Они разлетаются и падают на тротуар. – Не говори так! Ад - для крутых, - говорит Хёну нахальным тоном, хотя его голос как будто стал глубже. Чангюн возвращает голову в дом и смотрит на Хёну, который сидит на краю кровати, опираясь на руки. – Ты прав, - он наклоняется, чтобы взять с пола еще одну стопку одежды и выбросить её, чувствуя, как Хёну следит за его движениями. – Он даже не заслуживает того, чтобы быть в аду. Я иду в ад. – Я тоже, - говорит Хёну, беря почти пустую бутылку бурбона и поднимая её вверх. – Выпьем. – Эй! Я выпил последнюю! Тем временем, Хёну уже выпил последнюю каплю. Хёну встаёт, ставит пустую бутылку и подходит к окну, где стоит Чангюн, нарушая личное пространство Има. От него пахнет дымом, бурбоном и самым божественным ароматом, который Чангюн когда-либо чувствовал за всю свою жизнь. Чангюн догадывается, что это какой-то нелепо дорогой одеколон, которым пользуется мужчина. Он хочет попробовать его на вкус. Хочет почувствовать вкус дыма и ликера с губ мужчины. Хочет узнать, так ли богаты и сочны на вкус его губы, как они выглядят. Но больше всего Чангюн хочет, чтобы его просто поцеловали. Он хочет новых воспоминаний, новых губ, чтобы стереть следы губ этого ублюдка со своей кожи. – Хёну, я... Он вздохнул, осторожно поднял голову и увидел, что Хёну смотрит на него, и их глаза встретились. – Сделай это. Глаза Чангюна расширились. Хёну подходит ещё ближе, их груди соприкасаются, а дыхание смешивается при каждом вдохе. – Но... - неуверенно говорит Чангюн. Он знает, что это будет значить, он слишком сломлен, слишком испорчен. Но Хёну тоже знает. – Используй меня. Позволь мне заставить тебя забыть, - руки Хёну скользят по его бёдрам, теплые и нежные. Чангюна не держали так уже очень давно. Дольше, чем он мог признаться кому-либо, включая самого себя. Он решает. – Заставь меня забыть, хён. И с этими словами Хёну притягивает его к себе, ловя губы Чангюна под своими более пухлыми. Резкий запах алкоголя и дыма доносится до Чангюна, когда он вздыхает в губы Хёну. Его руки обхватывают плечи более высокого мужчины и притягивают его ближе, он податливо открывает рот, чтобы позволить старшему поглощать его, как ему нравится. Хёну крепче прижимает его к себе, вызывая у него стон, когда их бёдра прижимаются друг к другу. Его тело тёплое и крепкое. Чангюн тает в груди старшего, держась за его сильное плечо, как за спасательный круг. Хёну - как опора, единственное, что держит Чангюна. Чангюн откидывает голову назад, задыхаясь, когда губы Хёну опускаются ниже, переключаясь между поцелуями и покусыванием нежной кожи шеи младшего. Чангюн перебирает волосы на затылке Хёну, заставляя старшего рычать на его шее. – Хён... - хнычет он, бесстыдно двигая бедром навстречу Хёну, надеясь, что тот поймет, что ему нужно. Это было так давно для Чангюна. Так давно он не целовал никого, кроме того куска дерьма, которого он называл своим парнем. Так давно никто не целовал его вот так, словно хотят его, словно хотят, чтобы он хотел их. А Чангюн даже не знал, как сильно он скучал по этому чувству - быть желанным. Он так долго не мог понять, что его больше не хотят. Слишком долго. Но Хёну целует его так, словно Чангюн - это кислород, которым он дышит. Он покрывает губами шею Чангюна, каждый поцелуй оставляет жгучий след, призрак которого Чангюн будет ощущать несколько дней. Хёну ведет их к кровати, идя спиной вперед и каким-то образом умудряясь не споткнуться об одежду, различные туалетные принадлежности и флаконы духов, разбросанных по полу. Он с лёгкостью вытаскивает рубашку Чангюна из его брюк, а его губы продолжают посасывать то место под подбородком, где он наиболее чувствителен. Их пиджаки давно сброшены где-то в гостиной, может быть, на кухне. Пальцы Хёну с практической легкостью расстегивают одну за другой оставшиеся пуговицы на рубашке. Похоже, он никуда не торопится. Когда все пуговицы были расстёгнуты, он снимает рубашку с плеча Чангюна и делает полшага назад, чтобы полюбоваться стройным телом молодого человека. Чангюн вздрагивает под его взглядом, но не отстраняется. Он чувствует, что его видят, после долгих месяцев невидимости. Хёну проводит рукой по груди Чангюна, теплая шершавая ладонь касается его чувствительных сосков и посылает волну электричества к полутвердому члену Чангюна. – Ты такой красивый... - Хёну хрипит, глаза темные и стеклянные, следящие за движением его руки. Чангюн чувствует, как по коже бегут мурашки, и прикусывает губу, чтобы подавить стон, вырвавшийся изо рта. Хёну поднимает на него глаза, рукой берет Чангюна за подбородок и заставляет встретиться с ним взглядом. –Не делай этого. Чангюн быстро отводит взгляд, предпочитая смотреть на шею мужчины и тонкую золотую цепочку на ней. – Не сдерживайся, Чангюн. Чангюн поднимает глаза. Хёну наклоняется ближе, его губы находятся в нескольких сантиметрах от губ Чангюна, а полуприкрытые глаза смотрят в глаза Има. – И не своди с меня глаз, - негромко говорит Хёну, голос которого глубокий и властный. Чангюн сокращает оставшееся расстояние между ними и накрывает губы Хёну своими, вздыхая в поцелуе, чувствуя, как напряжение покидает его тело. Хёну поворачивает их и опускает Чангюна на кровать, не отрываясь от его губ более чем на несколько секунд. Чангюн вздыхает, когда Хёну ложится на него сверху, его вес накрывает его ноющее тело, как теплое одеяло. Проведя пальцами по обнаженной коже, просвечивающей сквозь рубашку Хёну, Чангюн бросает на старшего взгляд, молча спрашивая его. Старший поднимается, садится на колени и быстро расстегивает пуговицы. Чангюн наблюдает, как с каждой расстёгнутой пуговицей обнажается всё больше кожи Хёну, и не может оторвать глаз. Он проводит ладонью по груди мужчины, чувствуя, как твердые грудные мышцы подрагивают и двигаются под его кожей. Дыхание Хёну замедляется, когда рука Чангюна скользит все ниже, пальцы перебирают каждый бугорок мышц на животе мужчины, пока не добираются до пояса. Хёну - это всё, чем не был тот ублюдок. Они - полная противоположность, по крайней мере, физически. Если Хёну высокий, то он на несколько дюймов ниже Чангюна. Там, где у Хёну твердые мышцы и загорелая кожа, у него была бледность и мягкие изгибы. Там, где руки Хёну обжигали кожу Чангюна желанием и заставляли его еще больше хотеть прикосновений, его маленькие руки заставляли Чангюна отшатываться и дрожать от холода. Там, где Хёну мог смотреть Чангюну в глаза и заставлять его чувствовать, что он видит его насквозь, вплоть до его самых темных страхов и секретов, он смотрел на Чангюна и видел его насквозь, как будто Чангюна там и не было. Ремни расстёгнуты, брюки брошены куда-то в кучу одежды на полу. Хёну, опускается ниже, медленно целуя грудь Чангюна, который тяжело дышит и вздрагивает, когда губы Хёну задерживаются на одном месте слишком долго. Вскоре боксеры Чангюна присоединяются к остальной одежде, и Хёну дышит губами прямо над твёрдой и ноющей эрекцией молодого человека. Может быть, дело в том, как учащается дыхание Чангюна, или в том, как подрагивает его член каждый раз, когда горячий выдох Хёну попадает на его головку, но в любом случае, Хёну знает.