(Наполовину)Человеческая Природа [(Halfway)Human Nature]

2260.105 II

Вызов от Звёздного флота поступает через три часа после расстыковки, в то время, как они на втором варпе покидают пределы исследованной части вселенной. Он всё объяснил экипажу, сперва – присутствующим на мостике, затем – всем остальным. И, как он и ожидал, они его поддержали. Они были одной командой уже несколько месяцев, а знали друг друга несколько лет до этого. Они спасали друг друга множеством разных способов. Он доверил бы свою жизнь любому из них – и он это делал. Научный отдел был возмущён сильнее всех – и не без оснований. Спок их не щадил на работе, но они ценили его, дорожили им. Никто из них не потерпел бы ничего подобного. Заместительница Спока – маленькая, но устрашающая женщина по имени Нирджа – была в такой ярости, что Джим боялся, что из её ушей пойдёт пар. Поэтому он сам спустился в лаборатории, что он делал нечасто, но на что был более чем настроен выделить время сегодня, и попросил всех успокоиться. – Если возникнет драка, то я знаю, куда обратиться в первую очередь, – сказал он и подмигнул им. – Но лучшее, что вы можете сделать прямо сейчас, чтобы помочь нашему дорогому мистеру Споку, – это продолжать работать с максимальной эффективностью, чтобы никто из вас его не подвёл. Фактически, он вчера говорил мне, что кое-кто из вас разрабатывает протокол для заключительной стадии биореакторов по микробной переработке радана в дилитий? Я видел лежащий в основе этого теоретический метаболизм, и вам понадобится невероятное количество протонных насосов лишь для того, чтобы создать достаточное количество звеньев для переноса электронов. Поработайте над этим. Я уверен, что он был бы доволен, если бы вы смогли найти реальный способ осуществлять это в промышленных масштабах. И не забывайте должным образом экранировать свои реакторы – наш СМО и так загружен по самое не могу и без необходимости лечить вас от радиационного облучения. Они смотрели на него с открытыми ртами в течение нескольких минут, прежде чем Шанай, руководитель направления ксеномикробиологии, с энтузиазмом приступила к работе, а её глаза горели уже не яростным гневом, а волнением от открывающихся возможностей. Многие последовали её примеру, но Нирджа задержалась, одарив его кривой улыбкой. – Отвлекаете нас, да? Это умно. Он усмехнулся. – И сам отвлекаюсь. Но больше не собираюсь изображать ботана, – хлопнув её по плечу, он сказал: – С ним всё будет в порядке. На мостике Сулу уже проложил курс просто повсюду, как он это называет, Чехов приготовил всем чай, хотя его не просили, Джим тайком начислил оплату тридцати семи членам экипажа за вредность, и они умчались вдаль. Напряжение на мостике было таким густым, что его можно было резать ножом. Все трудились с пугающей эффективностью, но никто не разговаривал. Каждый раз, когда на периферии его зрения мелькал кто-то в синей форме, он подавлял желание оглянуться и проверить, не был ли это Спок. Солнечный энтузиазм Чехова испарился, равно как и постоянное тихое бормотание Ухуры. Боунс, явившись из медотсека, нервно барабанил пальцами по спинке Джимова кресла. Никто в действительности об этом не говорил, но все этого ждали. Ждали вызова, который Ухура должна вывести на экран. – Выйти из варпа, перейти на импульс, – говорит Кирк Сулу. Черты лица Сулу каменеют, но рулевой кивает, и через мгновение раздаётся характерный звук выхода из варпа. – На экран, – объявляет Ухура позади него. – Это Комак собственной персоной. – Они там вообще ни в чём не засомневались, не так ли? – шипит Кирк. В своём разуме он мысленно прокручивает то, что хочет сказать, ещё раз, прежде чем звёзды на обзорном экране исчезают и появляется лицо адмирала Комака. – Адмирал, – здоровается Кирк с яркой улыбкой, которой не ощущает. Лучше бы это сработало. Позади себя он чувствует настороженность экипажа мостика. Рука МакКоя, который приглаживает свои волосы, застывает. Джим хотел бы, чтобы Спок был здесь, но чёртов вулканец, вероятно, предпринял бы попытку самовредительства, поэтому, ладно уж, лучше не надо. Иногда они настолько по-дурацки похожи, что его убивает сама мысль об этом. – Решили пожелать нам всего наилучшего в нашем путешествии в неизведанные дали? – Не вешай мне лапшу, капитан, ты прекрасно знаешь, почему я здесь. Кирк проводит рукой по лицу и заставляет себя успокоиться. – На самом деле, я понятия не имею, почему Вы здесь. Я защищал своего первого офицера от того, что я посчитал угрозой его жизни. Насколько мне известно, согласно общим регламентам 51.24 и 614.9, а также полевым регламентам 223.4 и 17, в этом нет ничего плохого. Комак изучает его равнодушным взглядом. На мостике так тихо, что можно было бы услышать, как муха пролетит. – Я здесь, потому что ты без уважительной причины набросился на вулканского дипломата, члена Федерации и персону, которой ты обязался предоставить безопасную транспортировку. Я здесь потому, что Высший Совет Вулкана потребовал, чтобы ты покинул свой корабль и принёс официальные извинения. Я ясно выразился? – А Вы знаете, что я видел? – спрашивает он. Комак моргает, испепеляя взглядом, но он ещё не вполне потерял терпение, так что это хороший знак. – Я предчувствую, что за этим последует история, поэтому, прошу тебя, продолжай. Кирк поднимается, раскинув руки в широком жесте. – Пока я наслаждался своим пребыванием на Ксанаре, мой старший медицинский офицер, доктор Леонард МакКой, который может с лёгкостью это подтвердить, – вот он, прямо здесь (он хлопает Боунса по плечу, произнося всё это, а тот поднимает бровь, но ничего не говорит) – сообщил мне, что трое пассажиров, которых я должен был перевозить, не просто проникли на борт корабля на несколько дней раньше, но фактически ворвались на борт, угрожая дежурным членам экипажа. Доктор МакКой, будете ли Вы так любезны подтвердить, правда ли то, что я только что сказал? Боунс на секунду хмурится, но быстро изображает нейтральный вид для видеосвязи. Он кивает Комаку. – Это правда, я лично всё видел. Я как раз собирался спуститься на планету, когда заметил, что они по сути с помощью угроз пытаются пробраться на корабль. Кирк хлопает его по плечу. – Спасибо, доктор, Вы можете отойти. Как я уже говорил, сэр, вулканцы незаконным путём пробрались на корабль. Когда наш добрый доктор сообщил мне об этом, я вернулся на борт, чтобы оказать нашим гостям должный приём. Через несколько минут я обнаружил их в одном из верхних коридоров, разговаривающими с коммандером Споком. Сперва я подумал, что они старые друзья, которые встретились после долгой разлуки, но потом я услышал, что именно они говорили. Один из них сказал Споку, что того следовало отбраковать при рождении. Это цитата. Я уверен, что записи с корабельных камер могут подтвердить моё заявление, если Вы чувствуете в этом необходимость. Он глубоко вздыхает, ощущая лишь тень мальчика Джима, ещё не самоуверенного и не гордого, и того Джима с Тарсуса IV, и того Джима, который видел смерть Пайка. Ранимого Джима, того, который боялся. Сына Джорджа Кирка. И в это мгновение, он осознаёт, что он до последней клетки своего тела похож на отца, или, по крайней мере, на его голос на записи, – на его отца, который смотрел в глаза смерти и потерям, почти не дрогнув. Милая, ты меня слышишь? Я тебя слышу, – ответила Вайнона. Он знает, что Комак читал его записи, видел стенограммы, смотрел видеофайлы. И тот знает, что Кирк – блестящий лжец, может отмазаться от чего угодно, но это не ложь, не совсем ложь. Это игра в покер, в которой он всегда был посредственным игроком, но в следующем раунде он и так рискует проиграть вслепую, так почему бы не рискнуть? Ему нечего терять. Ведь быть в глубоком космосе, любоваться всеми чудесами вселенной, устанавливать первый контакт – это всё не имеет значения без Спока. Впервые он позволяет себе задуматься об этом, но это было правдой с тех пор, как они взошли на борт этого корабля, со времён Нибиру, с того момента, когда он вошёл в зал слушаний в Сан-Франциско. Они связаны друг с другом в этой вселенной и в следующей, и, вероятно, во всех остальных тоже. И дело не только в Споке, но и в других. Его семья на этом корабле – он искал их всю свою жизнь, и никому не позволит забрать у него хоть одного из них. Он везунчик, ему повезло с ними со всеми. Он не заслуживает их любви, но день за днём пытается её заслужить. Спок, в отчаянии думает он. Он выталкивает эту мысль из себя во вселенную всеми силами, которыми обладает. Я не знаю, как работают твои странные телепатические способности, но какие бы щиты я ни построил, они опущены, они всегда были опущены для тебя. Поэтому, если ты слушаешь, знай это: ради тебя я пройду через огонь. Десятикратно. Десять миллионов раз. Комак пялится на него в ожидании продолжения. Есть ощущение, что последние три секунды заняли годы. Так что он продолжает. Теперь его голос дрожит от гнева по-настоящему. – Откуда мне было знать, что он будет делать дальше. Вулканцы не могут лгать, – собравшись духом, он рвётся вперёд. – Из-за бездействия я уже потерял Пайка, и я был не готов потерять своего первого офицера тоже. Поэтому я сделал то единственное, о чём мог подумать. Комак молчит, взвешивая его слова в течение долгого, неловкого промежутка времени. Наконец, он спрашивает: – Если ты так сильно беспокоился о безопасности, то почему не использовал фазер? – Сэр, со всем уважением, но разве Вы носите с собой фазер, когда наслаждаетесь выходным днём в центре города? Адмирал вздыхает, и в этот момент неземного облегчения Кирк понимает, что победил. – Ты сукин сын, знаешь это? – Один из лучших, – соглашается он. – Я не хотел создавать проблемы, сэр, Вы же знаете, что я никогда бы так не поступил, если бы у меня не было на это причин. Возможно, когда-то я был на это способен, но я уже не тот человек. Однако я никому не позволю причинять вред членам моего экипажа. Пусть лучше вредят мне лично. По лицу Комака пробегает тень улыбки, но затем что-то позади него пищит, и его брови сдвигаются на переносице. – Придержи-ка эту мысль. И видеоэкран гаснет. Джим поворачивается к Ухуре. – Он прервал связь? Та выглядит такой же растерянной, как и он. Следует ли ему волноваться? – Нет, он переключился на другой канал связи. Им остаётся вытерпеть около десяти секунд неловкой тишины, прежде чем видеоэкран снова включается. Комак выглядит явно более суровым, чем ещё несколько мгновений назад. – Тебе повезло, парень. Мы только что получили сообщение от посла Сарека из Высшего Совета. Судя по всему, они отказались от своих претензий. Можете продолжать. Это ощущается, словно кто-то выдернул из-под него ковёр. Он ошеломлён. – Так скоро? Почему? Я запланировал длительный спор и всё такое. Комак пожимает плечами. – Ты же знаешь вулканцев, они никогда ничего не говорят. Ты соскочил с крючка. Но всё равно ходишь по тонкому льду. Ещё одна подобная промашка, и мы отзовём тебя назад. – Понятно, сэр. После того, как лицо Комака снова сменяется звёздами, экипаж мостика дружно поворачивается к Кирку. – Со мной что-то не так, или это и в самом деле было слишком просто? – спрашивает Боунс. На его лице настороженность, которую Джим давненько не видел, руки на груди скрещены, плечи напряжены. – Да, – говорит Ухура, разворачиваясь на стуле рядом, чтобы оказаться к ним лицом. – Кажется, что-то не в порядке. Она поднимает на него взгляд, поправляя волосы, и тут её глаза широко распахиваются, так же, как и его глаза. Но Кирк успевает вскочить со своего места раньше неё, и не упускает проблеск облегчения на её лице. – Сулу, ты за главного. Свяжитесь со мной, когда мы окажемся в непосредственной близости от неизведанного пространства. – Куда Вы… – начинает кто-то, вероятно, это Чехов, но дверь турболифта закрывается до того, как Джим успевает ответить.