Неизбежно

Немного позже Ремус направлялся вниз на кухню, чтобы сделать себе чашку чая. В его бедре от каждого шага пульсировала боль, и он застонал от мысли, что потом придётся ещё и подниматься на обратном пути. Несмотря на испытываемые им опасения по отношению к домашним эльфам, он бы с радостью попросил Кикимера приготовить ему чай, если бы только тот желал подчиняться «мерзкому отродью». Приблизившись к кухне, он услышал голоса и узнал в громком и резком тоне голос Сириуса. Он остановился как вкопанный, когда расслышал своё имя. — Что ты хочешь от Ремуса? — Что ты имеешь в виду? — Тонкс звучала озадаченной. — Ты знаешь, что я имею в виду, — голос Сириуса был низким и язвительным. Ремус подался вперёд, задержав дыхание. — Тебе показалось, Сириус, — твёрдо сказала Тонкс. Послышался резкий лающий смех. — Показалось, что ты хочешь наложить на него свои руки? Стул проскрипел по полу, и Ремус услышал сдавленное «извините». Билл покинул кухню, держа в руках пачку бумаг и, очевидно, чувствуя себя некомфортно. Он вздрогнул, когда увидел Ремуса, стоящего в тёмном коридоре, но потом сочувственно улыбнулся и направился вверх по лестнице. — Ты знаешь, что он гей, — сказал Сириус. Горло Ремуса сдавило, а сердце тяжело билось в груди. — Да? — любезно спросила Тонкс. — Просто перестань с ним флиртовать, — настойчиво сказал он. — Извини, он твой парень? Ремус был уверен, что его сердце прекратило биться, пока Сириус собирался ответить. — Я... это не... — бессвязно проговорил тот. Послышался ещё один скрип стула, и когда Тонкс заговорила в этот раз, её голос был ближе и рассерженным. — В таком случае, возможно, тебе следует поговорить об этом с ним, а не со мной. У Ремуса не оставалось времени, чтобы уйти, прежде чем та пронеслась мимо него, бросив на него сочувствующий взгляд, и исчезла, поднявшись по ступенькам. Он едва мог дышать из-за кома в горле. Его сердце тяжело билось в ушах. Ремус двинулся в сторону лестницы, и ему казалось, что он идёт сквозь густой, как патока, воздух. Он смутно слышал, как Сириус зовёт его, но продолжал идти, шаг за шагом, с колющей болью в бедре, пульсирующей в голове. Пальцы схватили его за рукав, но он отстранил руку с тихим «не надо» и не останавливался, пока не оказался у двери их совместной комнаты. Он знал, что это на самом деле не бегство и что Сириус следовал за ним, но на долгую минуту прислонился к двери и просто стоял, делая длинные затруднённые вдохи, будто бы только всплыл на поверхность воды, продолжавшую безжалостно плескаться около носа. Сириус распахнул дверь, и он шагнул внутрь, оступившись. Тот машинально протянул руку, чтобы поддержать его, но Ремус отдёрнул свою, будто обжёгшись. — Ремус. Выражение лица Сириуса было душераздирающим. Страх и растерянность виднелись в каждой чёрточке. Но в этот раз Ремус не мог найти в себе то, что помогло бы проявить эмпатию. Он вынул палочку и наложил на комнату заглушающее заклятие. — Тебе нужно извиниться перед Тонкс, — сказал он, и его голос звучал жёстче, чем он ожидал. — Что? — Она просто старается быть милой, — ответил он, — а ты вёл себя с ней отвратительно. Сириус сжал руки в кулаки и проговорил сквозь стиснутые зубы: — Она не «просто старается быть милой», Ремус. Ты ей нравишься. — И? — Ремус сделал шаг вперёд, но тот стоял на месте. — Что, если это так? Мне нельзя заводить отношения? Сириус нахмурился и помотал головой: «Ты не... ты не имеешь это в виду». — Почему нет? — Ремус повышал голос с каждым словом. — Она всё время относилась ко мне хорошо с тех пор, как мы здесь. — Но... — глаза Сириуса были широко раскрытыми и оторопелыми. — Но что, Сириус? — Ремус уже по-настоящему кричал. — Что? Что ты хочешь от меня?! — Я... ты не можешь... Негодование ярко вспыхнуло в Ремусе, и он сделал ещё один шаг вперёд, так что между ним и Сириусом остался всего примерно дюйм. — Не могу что? Почему все решают за меня, что мне делать или не делать? Гнев исказил черты Сириуса. Он протянул руку к его груди и грубо толкнул его назад. — Решают за тебя, что тебе делать? А кто у нас под домашним арестом? Кто здесь тот, кто не может купить себе даже грёбаные трусы?! — Так вот, что это всё значит? — Ремус уже не мог контролировать слова, вылетающие изо рта, даже если бы и пытался. Они все вылетали из него вместе с яростью и злостью. — Ты хочешь, чтобы я страдал так же, как ты? Чтобы это было наказанием за то, что я жил своей жизнью эти двенадцать лет? Сириус взглянул на него, как будто он с размаху ударил его по лицу. — Мне очень жаль, — прошипел он, — что я хочу, чтобы ты был частью моей жизни после двенадцати... — Нет, Сириус, ты не хочешь, чтобы я был рядом, — сказал Ремус. — Ты просто привык ко мне рядом с тобой. Он отступил от Сириуса на шаг. В ушах звенело, а руки тряслись. Сириус нахмурился; в его глазах блестели слёзы. — Ты даже не знаешь меня, — продолжил Ремус, и каждое слово отдавалось в нём болью. — Ты не знаешь ничего обо мне и о том, через что я прошёл за эти последние тринадцать лет. Не знаешь, что я делал, чем мне пришлось заниматься... и ты даже не спрашиваешь об этом. Ты хочешь меня рядом, потому что мы давно знаем друг друга. Потому что когда мы смотрим друг на друга, то можем притвориться, что мы всё ещё подростки. Ты можешь назвать меня Лунатиком, и я улыбнусь, и мы сможем притвориться на секунду, что знаем хоть что-нибудь друг о друге. Но ты не хочешь быть со мной. Из глаз Сириуса полились слёзы. — Ты не... это неправда, — прошептал он, крутя головой. — Разве? — Ремус знал, что делает ему больно, что его слова били словно кинжал в грудь, но не мог остановить себя. — Тогда почему ты сказал Тонкс, что я гей? Что я даже не смог бы заинтересоваться ей? Это была минутная ревность или ты просто не знаешь меня? — Ремус... — Сириус теперь тихо всхлипывал. — Ремус, ты единственный человек, которого я действительно знаю. Только тебя... только тебя я и знаю. Всё, что я знаю, и когда-либо знал... всегда... это то, что я хочу быть с тобой. Сердце Ремуса болело так сильно, что он практически не мог этого выносить. Он закрыл глаза, чтобы сдержать наплыв слёз, готовых скатиться вниз. — Ты только подтверждаешь мои слова, — сказал он, ненавидя себя. — Ты хочешь быть со мной, потому что привык ко мне. Не потому, что хочешь меня. — Ты ошибаешься, — внезапно пылко ответил Сириус. — Ты... ты не... что я должен сделать? Спросить тебя о твоей жизни? О твоих работах? Спросить, со сколькими людьми ты спал? — Это не то, что я... — Ты не... скажи мне, что ты хочешь, чтобы я сделал, Ремус. Что угодно. Ты скажешь, и я сделаю что угодно. Он сделал шаг вперёд; слёзы на его острых скулах блестели, как хрусталь. Ремус почти физически чувствовал пробегающее между ними напряжение, и оно нарастало с каждым новым движением к нему Сириуса. — Знаешь, о чём я всё время думал? В Азкабане? Каждую ночь я думал: «я надеюсь, Ремус узнает. Как-нибудь. Я надеюсь, что мы оба не умрём до того, как Ремус узнает, что это был не я». Сейчас он был так близко, что можно было прикоснуться, и Ремус качнулся на месте. — Я думал, — сказал Сириус, по его щекам теперь часто катились слёзы, — думал, что не смогу жить, зная, что ты считаешь, что я мог бы так с тобой поступить. Он медленно поднял руку и нежно коснулся лица Ремуса. Веки того дрогнули и закрылись. Он просто не мог смотреть сейчас на Сириуса. Не мог слышать все те слова, что он говорил. Ремус чувствовал, что будто раскололся внутри на несколько частей, и не был уверен, что знает, как собрать эти осколки обратно. Он прильнул к ладони Сириуса, находя небольшое утешение в его знакомом прикосновении. — Я не мог жить, Ремус, — продолжил Сириус едва слышно, его дыхание тепло ощущалось на лбу Ремуса. — Не мог... — Хватит, — произнёс Ремус, не открывая глаз. — Просто. Просто хватит. Он схватил переднюю часть рубашки Сириуса, потянул его вниз и поцеловал. Его рот был влажным и солоноватым на вкус от слёз. Рука переместилась на затылок Ремуса, наклоняя голову привычным движением. Будто бы прошёл всего день с тех пор, как они последний раз целовались, а не тринадцать лет. Из Ремуса вырвался высокий скулёж, и его ноги подкосились. Рука Сириуса обвилась вокруг его талии, удерживая на месте и прижимая их тела друг к другу. От этого поцелуй только углубился, и, когда тот коснулся языком нижней губы Ремуса, в его голове осталась крутиться только одна повторяющая мысль: «это плохая идея, это плохая идея, это плохая идея, твою мать, твою мать, ТВОЮ МАТЬ». Он запутал пальцы в волосах Сириуса, приподнялся на носках, чтобы получить лучший угол. В местах, где соприкасались их тела, всё будто вспыхивало раскалённым пламенем, и Ремус просто сгорал от этого. Он целовал Сириуса так неистово, что тот вынужден был отступить назад, потом ещё, пока его спина не ударилась о стену, и он низко простонал. — Ремус, — выдохнул он напротив рта Ремуса. — Заткнись, — сказал тот. Он должен был остановиться. Он знал, что должен. И знал, что они пока не готовы к этому, чем бы это ни было, особенно после этой бестолковой ссоры, в результате которой ничего не было решено. Но, когда Сириус просунул бедро между его ног и скользнул руками вниз, чтобы обхватить его ладонями сзади, все связные мысли вылетели из головы Ремуса вместе с резким выдохом в шею напротив. Он провёл языком вверх линию до подбородка Сириуса, колючего от щетины. Ремус тонул в нём, тонул в его запахе, в ощущении, как забирался руками под пояс его джинсов. Дыхание было рваным от тяги к нему. Он потянулся вниз, чтобы расстегнуть джинсы Сириуса. Тот застонал и толкнулся бёдрами, когда его пальцы обернулись вокруг него. Лоб Ремуса упирался в изгиб плеча Сириуса, глаза были всё ещё закрыты. Желание отдавалось жаром внизу живота от тихих звуков, которые издавал тот прямо в его ухо. Потребовалось всего несколько раз крепко провести рукой по его члену, прежде чем он весь напрягся и почти беззвучно выплеснулся в руку Ремуса. — Ремус... Ремус отчаянно завозился со своими собственными брюками. Его рука была скользкой от спермы, шея влажной и горячей от рта Сириуса. Он прикусил её прямо под подбородком, а пальцы скользнули между ягодиц, надавливая, и напряжение в Ремусе подошло к краю. Он хрипло вскрикнул, заглушённый плечом Сириуса. Тело дрожало от силы оргазма. Он тяжело дышал в его шею, всё ещё сжимая волосы, будто это было единственным, что держало его на ногах. Сириус тихо бормотал его имя, оставляя поцелуи по всей длине шеи. Ремус с трудом высвободился, наконец открыв глаза и опуская взгляд на беспорядок на руках. Сквозь него прошла холодная волна сожаления. Он неуклюже вытащил палочку левой рукой и неловко наложил чистящие чары на неё и их рубашки. — Спасибо, — тихо сказал Сириус, заправляя себя обратно в джинсы. Ремус поднял на него взгляд. Его лицо залилось краской, губы были красными и распухшими, а волосы в полнейшем беспорядке. Серые глаза что-то искали на лице Ремуса. — Не говори, что тебе жаль, — он едва ли не шептал. — Нет, — покачал тот головой. — Мне не жаль. Это было правдой только наполовину, и они оба знали это. Они замолчали, тишина была тяжёлой и некомфортной. — Я просто... — попытался сказать Ремус. — Я думаю... — Может быть, в этом твоя проблема, — сказал Сириус. — Ты думаешь слишком много. Ремус мрачно улыбнулся. — Что ж, это всегда было так. — Не беспокойся, Ремус, — сказал Сириус. Его голос был ровным, а слова звучали горько. — Я не осмелюсь думать, что это было чем-то большим, чем случайной дрочкой между друзьями. Он ушёл, прежде чем Ремус успел открыть рот, чтобы ответить. Дверь захлопнулась за ним, заставив его вздрогнуть. Он долго стоял на месте, ненавидя себя. — Этой ночью Сириус спал в комнате с Клювокрылом. Он провёл весь день наверху на крыше, даже не спускаясь поесть. Ремуса терзала совесть. Он знал, что должен извиниться, потому что был слишком жёстким с Сириусом и обидел его. Но важнее всего этого было то, что Ремус понимал, что тот нуждается в нём. А он оттолкнул его. Он сидел один за кухонным столом, задумавшись над вечерней чашкой чая, когда прибыло послание от Дамблдора. Вспыхнула вспышка пламени, от которой Ремус чуть не свалился со стула, и небольшой свиток пергамента упал на стол. Он потянулся к нему, сломал печать с фениксом и развернул. В груди сжималось с каждым прочитанным словом. Ремус, Мы думаем, что нашли, где находятся сообщники Сивого. Завтра на собрании в семь часов будут инструкции. А. Д. Письмо сгорело в тот же момент, как он закончил читать. Ремус уставился на небольшую кучку пепла. Полностью уйдя в свои мысли, он поднялся из-за стола. Нужно было найти Сириуса. Старая деревянная лестница громко скрипела от каждого шага. Эти звуки единственные нарушали тишину, не считая звона в его ушах и глухых ударов сердца. Он почти поднялся на площадку третьего этажа, как дверь ванной рядом слева от него резко распахнулась, и оттуда вышел Сириус. Это внезапное движение испугало Ремуса, и он споткнулся о последнюю ступеньку. Сириус дёрнулся вперёд, чтобы подхватить его, и обхватил вокруг груди. — О чёрт, извини, — пробормотал Ремус, крепко сжимая его руку, чтобы подняться. Как только он смог твёрдо встал на ноги, Сириус тут же отпустил его и отступил в сторону, отведя глаза. Его длинные волосы были влажными, с них капало на плечи, и рубашка Ремуса промокла в том месте, где они соприкасались. — Спасибо, — сказал он Сириусу. Тот хмыкнул и развернулся, чтобы уйти. — Сириус, стой, — Ремус протянул к нему руку; край его рукава выскользнул из пальцев. — Что? — ровно спросил Сириус, не оборачиваясь к нему. — Мы можем поговорить? Пожалуйста? Должно быть, в его голосе было слышно отчаяние, которое он чувствовал, потому что Сириус вздохнул и повернулся, чтобы открыть дверь их спальни. Ремус прошёл за ним внутрь и закрыл дверь. Сердце начало биться быстрее, едва ли не выпрыгивая из груди. Сириус сел на край кровати с балдахином, незаинтересованно глядя на него. Ремус невольно вспомнил последний раз, когда сообщал ему о предстоящей миссии. Им было по двадцать лет, и они не имели никакого понятия, что путь, на который они вступают, приведёт к такому ужасному будущему. Сириус тогда тоже сидел на краю постели. Но его глаза горели, его поза выражала готовность. Ремус помнил замешательство на его лице, когда сказал ему, что не может рассказать, куда направляется или как долго будет отсутствовать. И помнил, как между его бровей появилась складка, как он крепко сжал палочку, готовый аппарировать к Дамблдору и отчитать его за то, что тот требовал, чтобы они хранили секреты друг от друга. Но в том Сириусе, который находился сейчас здесь, можно было увидеть только апатию. Если бы не медленное периодическое моргание, его можно было бы принять за статую. — Мне дадут завтра миссию, — сказал Ремус. Произнеся это вслух, он почувствовал внезапную сильную волну страха. Выражение лица Сириуса не изменилось. — Ладно. Ты не можешь сказать мне, что это за миссия, — это был совсем не вопрос. — Я не знаю, — ответил Ремус. Слова вылетели так быстро, что почти слились друг с другом. — Может быть. Но я ещё не встречался с Дамблдором, и он не сказал мне, что не могу, так что пошло оно. Усмешка исказила уголки губ Сириуса. — Так что это за миссия? — спросил он. — То же, что и в прошлый раз. Оборотни. Сердце пропустило удар, а колени практически подкосились под ним. Сириус слегка нахмурился. — Он сказал, что знает, где сообщники Сивого, — сказал Ремус. Он сел рядом с Сириусом и понял, что руки дрожат. — Дерьмо, — тихо произнёс тот. — Я знал, что, скорее всего... — Ремус запнулся, его горло сжалось. — Скорее всего, они хотят от меня именно этого. — Угу. Ремус опустил взгляд на руки, сжал их в кулаки в попытке остановить дрожь. Всё, о чём он мог думать — прошлый раз. Прошлый раз разрушил их. И сломал его. Ремус даже не был там, не был, когда это случилось. Ведь он находился в волчьем логове глубоко в неизведанных лесах, играя в шпиона с оборотнями, у которых никогда не было намерений присоединиться к ним. Он прятался, а в это время мир вокруг него умирал. И Сириус, которого он знал, тоже. А Джеймс и Лили были уже мертвы. Он понял, что плачет, только когда руки Сириуса обхватили его и притянули в крепкие объятия. Ремус уткнулся ему в плечо, рыдая так, как уже давно не мог. Он оплакивал их юность, оборванную ужасами войны, которых они не должны были никогда видеть. Оплакивал Лили и Джеймса, ушедших так скоро и внезапно, что он не успел даже попрощаться; разрушенные отношения с Сириусом, расколотые секретами, ложью и сейчас навсегда разбитые. И будущее: оно было впереди, но они уже стояли на пороге войны, и вокруг уже были жестокость и смерть. Сириус прижал его ближе, одной рукой поглаживая по голове, а другой вытирая слёзы с его лица. Он что-то шептал, уткнувшись в его лоб, его губы были тёплыми и мягкими. Из Ремуса вырвались всхлипы громче, когда он подумал о том, что Сириус утешает его, и о том, как несправедлив он был по отношению к ним обоим, каким был идиотом. — Я знаю, — бормотал Сириус, практически напевая. — Я знаю, Ремус, я знаю. — П-прости, — ловил воздух ртом Ремус. Тот ничего не ответил, только прижав его так крепко, что было почти больно. Этой ночью Сириус остался спать в их комнате, в кровати Ремуса и прижавшись грудью к его спине. Ремус спал сном без сновидений до самого утра.