Собака и кролик

      Цзян Чэн быстро вытер мокрым рукавом слёзы и вновь посмотрел в глаза стоящему так близко альфе. Он глядел внимательно, даже отчасти пристально, пытаясь понять, что вообще на уме у этого человека. Не шутит ли он? Не издевается ли над ним? Подарить налобную ленту… Вот так просто? Немыслимо! Омега тряхнул головой и первым нарушил воцарившуюся тишину:       — Ты… Это была очень, очень злая шутка… Зачем ты сделал это? Разве налобную ленту не дарят возлюбленным?..       — Я вовсе не шутил, — Мотнул головой Лань Хуань, после чего взял за руки всё ещё потерянного, но, кажется, тронутого таким жестом Цзян Ваньиня. — Я не шутил, — Повторил заклинатель, всматриваясь в помутневшие глаза главы Ордена Цзян. — И даже не думал об этом. Я хотел сделать это позже, но получилось быстрее, — Он улыбнулся и осторожно потянулся пальцами к щеке Цзян Чэна, опасаясь, что тот захочет удрать или вовсе ударит его.       Но омега даже не шелохнулся. Он не отпрянул от Лань Хуаня, не оттолкнул его от себя, не дал пощёчины. Ничего. Лишь продолжал смотреть невероятно печальными глазами. Но причину этой грусти глава Ордена Гу Су Лань понять совершенно не мог. Но вместо того, чтобы что-то сказать, Лань Хуань, повинуясь порыву, который на сей раз был вызван вовсе не алкоголем, прижал к себе хозяина Пристани Лотоса и положил голову ему на плечо.       Цзян Чэн вновь не оказал сопротивления и лишь осторожно обнял альфу в ответ, уткнувшись носом ему в грудь, как уже сделал это ранее. Он ничего не говорил и выглядел выпавшим из реальности, но на деле вёл внутреннюю борьбу с самим собой. Со своими страхами, желаниями, предубеждениями. С одной стороны, омега был приятно удивлён таким поступком Лань Хуаня. Он и представить себе не мог, что такой альфа, как он, обратит на него своё внимание не как на главу Ордена, но на омегу, который хотел любви и понимания точно так же, как и все остальные, но боялся признаться в этом самому себе. С другой стороны, глава Ордена Юнь Мэн Цзян страшно боялся вот так внезапно вступать в отношения. Боялся, что над ним шутят. Боялся, что всё закончится либо предательством, либо, не дай небожители, гибелью возлюбленного, чего он совершенно точно не смог бы перенести. Пожалуй, страха у Цзян Ваньиня было два: потерять любимого человека и Цзинь Лина, ради которого он и продолжал все эти годы жить. Кроме того, омега вспоминал и нравоучения своей матери, которая строго повторяла снова и снова главное правило: порядочные омеги никогда не должны быть легкодоступными, не должны показывать свою симпатию при встрече с будущим женихом, иначе их смело можно записывать в падшие.       » Но кто сказал, что если я отвечу ему взаимностью, я паду ниже земли?.. Мне нечего терять, репутация у меня и без того дурная. Зачем думать о чужих мне людях, зачем слушать то, что обо мне говорят и беспокоиться из-за этого? Он мне нравится. Его запах. Его манеры. Его голос. Улыбка. Прикосновения. Тепло. Его слова… Его отношение. Он не похож на похотливых альф вроде пса Вэнь Чао и ему же подобных… "       — Цзян Ваньинь… — Начал вдруг говорить Лань Хуань, который всё это время обдумывал свои слова и то, что нужно что-то делать. Этот омега силён. Но совершенно не уверен в себе. Нужно было доказать Цзян Чэну, что его чувства — вовсе не какая-то ерунда, не то, что исчезнет с рассветом. Он долгое время наблюдал за главой Ордена Юнь Мэн Цзян, успел сделать немало выводов об этом омеге и понял следующее: Цзян Ваньинь ценит не слово, а дело. Можно было наговорить огромное количество комплиментов, дать множество обещаний, поклясться в вечной любви и верности, но какая цена может быть простым словам без поступков? — Пожалуйста, послушай меня. Понимаю, ты растерян. Ты даже подумал, что я шучу над тобой и за это я не в обиде. Просто хочу, чтобы ты знал: моё сердце навсегда останется твоим. И я всегда помогу тебе и твоему Ордену. Что бы ни случилось, какая бы ни ходила молва среди народа, обещаю, что не брошу тебя одного. Помогу и словом, и делом, подставлю плечо, пролью ради тебя свою и чужую кровь, примчусь в любое время, закрою собой от невзгод, согрею тебя поздней ночью. Сделаю всё, чего ты пожелаешь. Всё, что попросишь. Нет для меня ничего, чего бы я не готов был подарить или совершить ради тебя. Никогда я не лгал тебе, говорю правду и сейчас. Тому свидетелями небожители. Я готов утонуть в твоих глазах, готов сгорать снова и снова от одного лишь твоего взгляда, так сильно я люблю тебя. Мы так много времени потеряли, столько лет улетело прочь, их теперь уже не вернуть… Но все эти годы, каждый день я молился о том, чтобы у тебя всё было хорошо. Видел твою боль и пытался хоть как-то помочь. Пусть и вдали от Пристани Лотоса. Пожалуйста, не молчи. Скажи мне хоть что-нибудь. Оттолкни меня, если я тебе противен, ударь, только не молчи… Эта тишина убивает меня, — Вздохнул Лань Хуань. Его сердце колотилось в безумном ритме, альфа всё ждал, что же ответит Цзян Чэн. Прогонит ли его? Посмеётся ли над ним? Возненавидит ли его?.. Ох, нет… Хоть заклинатель и говорил, что выдержит всё, что угодно, он понимал, что что-то из предложенных вариантов может ему сделать больно. Но заклинатель ждал. Терпеливо ждал.       Слова Лань Хуаня тронули Цзян Чэна до глубины души. Он слушал и внимал, чувствуя, как усиливается его жар и как вспыхивают с новой силой щёки. Омега уже давно разучился доверять людям. Но всегда находится исключением. И этим самым исключением стал глава Ордена Гу Су Лань. Ему он верил, верит и будет верить всегда. Потому что знает, что надёжнее и ближе человека среди всех заклинателей ему уже не будет. Решение, как и всегда, было принято решительно и окончательно. Плевать на поучения матери, которая и сама толком-то не была счастлива с его отцом. Плевать на общепринятые постулаты и правила приличия. Ему нравится этот альфа и он хочет, чтобы этот альфа был рядом с ним. Был лишь его и ничей больше. Хватит с него одиночества и гордости. Зачем нужна гордость, если от неё нет толком никакой пользы? Зачем противиться естественному желанию и отрицать то, что он чувствовал? Зачем закрываться от Лань Хуаня, когда тот так жаждет его ответа?.. Цзян Чэн не мог назвать это любовью, ещё рано. Но симпатия уже зародилась в нём и разгоралась пламенем костра, семя желания уже проросло в нём и укрепило свои корни, пронизывая сердце и шальную голову насквозь. Будь, что будет. Если будет любовь — отлично. Если же не выйдет, то ничего страшного. Они в таком случае останутся друзьями. Омеге нравился этот альфа и встречаться с ним было бы очень хорошо и приятно. Так неужели теперь ждать ещё тринадцать лет?! Ну уж нет!       — Лань Хуань… — Омега отстранился от груди главы Ордена Гу Су лань и со всей решительностью посмотрел на него. — Я принимаю твоё признание и чувства. И хочу, чтобы ты был со мной чаще… Был верен мне… А я отвечу тебе тем же. Я не уверен в том, что чувствую, но ты не вызываешь у меня отвращения. Мне нравится в тебе всё. Если ты согласен дать мне время… Если готов к тому, что со мной будет нелегко… То… — Но он не успел договорить, как альфа внезапно стиснул его со всей силой. Омега зажмурился. — Ты чего?! Я же задохнусь! Рёбра переломаешь! — Тут же возмутился омега. — Если не прекратишь, ноги переломаю! Понятно?!       Лань Сичэнь лишь расхохотался. Почти как сумасшедший. Он не верил в своё счастье. Цзян Чэн даёт ему шанс… А это значит, что у них всё может получиться! Уж он-то постарается и не даст повода усомниться в своих чувствах этому невероятному омеге. Заклинатель подхватил Цзян Ваньиня на руки и закружил в своих объятиях, ослабив хватку, продолжая посмеиваться. Один из самых счастливых дней в его жизни настал так внезапно… Давно, давно ему не было так хорошо.       — Да отпусти же меня! Отпусти! Ненормальный! — Кричал Цзян Чэн, вконец смущённый детским проявлением радости Лань Хуаня и крепко вцепился в его плечи, красный, как киноварь.

***

      Спать они решили в одних покоях. Выбор пал на комнату Цзян Чэна, в которую тот любезно пригласил Лань Хуаня, строго пригрозив, что в случае чего стукнет его как следует. Альфа, который всё ещё не верил в реальность происходящего, улыбался и кивал каждому слову Цзян Ваньиня, наслаждаясь его голосом. Конечно, он понимал, что омеге потребуется какое-то время… Но сам факт того, что они будут спать в одной комнате грел душу Лань Хуаня лучше огня холодным зимним вечером. Налобную ленту Цзян Чэн решил оставить себе. Лань Сичэнь последовал примеру своей пассии и твёрдо решил сохранить колокольчик… А, может, и вовсе закрепить его на своём поясе в знак проявления своей любви.       Омега приказал принести сухую одежду для главы Ордена Гу Су Лань, а сам достал из сундука сухие ночные одежды и стал переодеваться, скрывшись за ширмой. Закончив с этим, глава Ордена Юнь Мэн Цзян лёг спиной к Лань Хуаню, чтобы тот смог переодеться тоже. Когда и альфа устроился на другой половине постели, омега тихо вздохнул и закрыл глаза. Спать с кем-то в одной постели было непривычно, но отчего-то очень приятно… Алкоголь почти выветрился, но всё ещё давал о себе знать. Особенно ощутимо было воздействие вина для Лань Хуаня, который пил очень редко.       Лань Сичэнь какое-то время лежал молча, после чего перевернулся на другой бок, бесшумно пододвинулся ближе к Цзян Чэну и приобнял его за талию, притянув к себе. А после и вовсе уткнулся носом в плечо омеги, вдыхая аромат лотоса, который преследовал его уже очень давно.       — Ты что делаешь?.. — Прошептал омега, не открывая глаз и нахмурившись. Он смутился вновь, чувствуя на плече дыхание Лань Хуаня. — Я же предупредил тебя…       — Знаю, знаю… Переломаешь ноги, если позволю себе слишком много. Но я так счастлив быть с тобой… — Прошептал альфа, расслабившись и пригревшись окончательно. — Я люблю тебя, мой лотос.       От такого признания сердце омеги забилось чаще. Он открыл глаза, пару раз моргнул и закрыл их вновь.       — Дурак. Засыпай уже… И чего это ты меня лотосом называешь?.. С чего вдруг? — Цзян Чэн поморщился.       — Потому что ты похож на лотос. На красивый, изящный лотос… Лотосы прекрасны, когда цветут над водой. И в то же время мало кто знает о том, насколько сильный и цепкий у них корень. Так же и ты: красивый, но с железной волей. Потому и лотос… Тебе не нравится?.. — Поинтересовался альфа, даже не думая отстраняться от омеги.       — Глупость какая! Ещё с бабочкой меня сравнил бы! — Фыркнул Цзян Ваньинь, про себя понимая, что ему это даже нравится. Но признаваться в этом он не желал.       — Хорошо. Если тебе не нравится лотос, тогда ты будешь… Маленький лотос.        На щеках Цзян Чэна появился яркий румянец. И в следующую секунду он ударил подушкой Лань Хуаня по голове, после чего тот рассмеялся, но быстро успокоил омегу тем, что прижал к себе и начал гладить по голове. Это оказался самый настоящий запретный приём…       Так они и уснули в обнимку. Этой ночью и Лань Хуань, и Цзян Чэн спали крепче, чем обычно.