По вечерней дороге

***

      – Тошааааа...       Молчание.       – Тоооош...       Шорох ручки по листу бумаги. Антон сидит за столом и уже битый час игнорирует Пятифана, продолжая делать конспекты и решать примеры. Хулиган же развалился на кровати, расстегнув олимпийку и от скуки разве что в потолок не плевал.       – Антон Сергеич, – парень приподнялся на локте, проделывая в спине блондина очередную дыру. – Разрешите доебаться?       – Доебаться запрещаю, – Антон закрыл тетрадь и учебник, поселив в душе Ромки надежду на (законное, между прочим) внимание, как сразу же открыл новую, перелистывая учебник на нужный параграф. Со стороны кровати послышался удручённый вздох, хотя это как посмотреть – для Ромы это значило только одно: реакция есть, а значит, можно продолжать дальше.       Ехидно потирая лапки, будто муха, увидевшая каплю мёда, Ромка тихо встал и подошёл к столу, нависнув над тетрадями с аккуратным почерком. Еле заметный запах сигарет, что въелся в олимпийку, смешанный с запахом шампуня, окутал пространство вокруг, замутняя взгляд. Антон прикрыл глаза, сделал глубокий вдох, оставляя аромат осадком в своих лёгких, а когда открыл, то обнаружил опечатку в идеально написанном тексте.       – Ром, уйди пожалуйста, займись чем-нибудь.       – Отвлекаю?       – Очень.       – Отлично, – азарт в голосе не предвещал ничего хорошего, поэтому блондин, мысленно взмолившись святым столовым макаронам, продолжил писать. У Пятифана же были другие планы, кардинально различные с планами своего парня. Юноша притащил табуретку и сел рядом, гипнотизируя каждый участок сосредоточенного лица.       Антону это мешало, но не сказать, чтобы очень. Тёплый взгляд скользил по щекам и пушистым ресницам, обводил нос, дужки очков и губы. Как говорится, было сложно, но Антон выжил. Ну, пытается.       Ромка тем временем решил, что пристальное внимание к своей персоне блондина не шибко напрягает, поэтому осторожно потянулся рукой к светлым волосам, зажав между пальцами небольшую прядь. Антон строго запрещает трогать свои волосы всем, но для Ромы делает исключение, потому что стоит ему запустить всю ладонь и сжать...       Петров, видимо, просёк эту фишку, поэтому тоже пошёл на кардинальные меры. Не отрываясь от письма, он положил одну руку хулигану на бедро, и пока известный корабль дальнего плавания не расправил паруса там, где не надо, Ромка послушно убрал руку.       – Всё-всё, не кипятись.       Антон победно хмыкнул, уверенный в своей победе, но для брюнета это был лишь один проигранный раунд. Передвинув табуретку, он оказался сзади и, посидев так немного, понял, что настало время совершать новое поползновение. Рома обнял юношу поперёк живота, утыкаясь носом в тёплый домашний свитер, пропитанный его запахом. Пятифан никогда бы не подумал, что ему будет нравиться чей-то запах, запах одежды и кожи, запах чьего-то присутствия. Антон дурманил одним своим существованием, и Ромка понимал, что мог быть счастлив только тогда, когда будет счастлив Петров. И от осознания того, что счастлив он рядом с ним, за спиной вырастали те чёртовы крылья, о которых говорилось в любимой книжке Антона – по-другому не назовёшь.       Если посмотреть на Ромку сейчас, будет казаться, что он неплохо так накидался ядрёного дедовского самогона на помёте воробья, но шаловливые руки действовали сами собой – он ловко стянул с переносицы угловатые очки (нужно было признать, что в них Антон выглядел чертовски хорошо) и надел себе на нос.       – Отдай, блять.       В ответ молчание. Пятифан уставился в стену, пытаясь разглядеть узор на обоях. Блондин устало вздохнул.       – Ты хоть что-то видишь?       – Сейчас нихуя не вижу.       – Я тоже.       Рома молча протянул руку и пожал холодную ладонь.       – Приятно знать, что мы похожи.       Антон уставился на него нечитаемым взглядом. Он, конечно, понимает, что действительно мало времени уделяет Роме, но учёба же тоже важна.       – Отдай, Ромка, – юноша перевернулся на стуле и оказался с ним лицом к лицу. – У меня зрение минус тридцать.       — Минус тридцать? Холодно тебе, наверное. – Сказал Пятифан, показательно цокнув языком. – Хочешь согрею?       – Каким образом?       Всё. Рыбка на крючке. Настала пора самого приятного, поэтому хулиган, отражая в глазах всё тепло, на какое только был способен, осторожно прикоснулся к тёплой и уже покрасневшей щеке. Он всегда так смотрел, и смотрел только на Антона, даже когда бесил. Он прекрасно помнил тот момент, когда заметил эти изменения в себе. В тот раз он снова с кем-то подрался, настолько, что гнев выливался через край, и в любом движении это было заметно – в каждом слове, в каждом взгляде, даже в каждом движении рук. Всё внутри бурлило лавой от злости, и он бы, наверное, совершил убийство, если бы в тот момент не столкнулся взглядом с проходящим мимо Антоном. Блондин был в шоке, как он потом рассказывал, очень испугался, но когда увидел взгляд Пятифана, такой мягкий и слишком тёплый, почти медовый, подумал, что всё в порядке. "Это уже всё, конечная" – подумал тогда хулиган, когда действительно почувствовал, что все эти эмоции как рукой сняло, оставив только что-то большое, пушистое и мурчащее.       Парень уже потянулся вперёд, прокручивая в голове мысли о своём везении, как вдруг наткнулся губами на холодный палец. На вопросительный взгляд Тоша лишь улыбнулся и, не отводя взгляда от тёмных глаз, осторожно снял очки, положив себе на колени.       – Так вот что ты чувствуешь, когда снимаешь их с меня, – тихий голос, пробирающий до мурашек, голос, о котором хулиган множество раз жужжал на уши Бяше, который снился ему по ночам. Прикрыв глаза, он подался вперёд, наконец сталкиваясь с тёплыми губами напротив, и если бы Пятифан был домом, его крышу унесло бы ураганом, названным в честь того, кто сейчас с не меньшим желанием подаётся навстречу.       То, что чувствует первоклассник, который весь год таскал на себе тяжёлый портфель и наконец сдал все учебники, то, что чувствует пушинка, оторвавшаяся от белого одуванчика, подхватываемая ветром, то, что чувствует шёлковый платок, привязанный к ветке в ветренный летний день – всё это сейчас было подвластно Ромке. Он был гелиевым шариком, что готов взлететь, и даже не догадывался, что Антон чувствует то же самое. Отстранившись ненадолго, юноша понял, что комната идёт кругом, и сосредоточие ясного зрения сидит перед ним.       – Надеюсь, ты доделал всё, что хотел, потому что сейчас настало время делать немного другие уроки, – сказал и подхватил тихо ойкнувшего блондина на руки, неся в сторону кровати.       Капитан сегодняшнего плавания давно поднял каменные паруса, указав ориентир не только на кровать, но и на далёкое, светлое будущее.       Возможно, даже немного громкое.