1860

Стоило им выехать на широкую песчаную дорогу, как прохлада тенистого леса мгновенно сменилась убийственной жарой. Солнце палило нещадно, конские копыта поднимали клубы мелкой пыли, оседавшей на еще влажной одежде, волосах и лице. И лишь песок, забивавшийся в рот при попытке заговорить, мешал разгневанному барину обрушить на голову упрямого Флока лавину отборной ругани. Благо, до родной усадьбы оставалось всего несколько верст, и вдалеке уже виднелись верхушки лип, скрывавших в своей тени двухэтажный каменный особняк. По мере приближения к дому молодой барин все отчетливее различал белые колонны, выделявшиеся на фоне желтого здания, и мезонин, который так нравился его отцу. Ничего юноше не хотелось сильнее, чем, въехав во двор, увидеть отца стоящим на крыльце и по привычке протирающим свои очки. Однако, единственным, кто ждал его сейчас, в нетерпении прислонившись к одной из колонн и козырьком приложив руку ко лбу, был старик-крепостной, служивший дядькой при обоих барских сыновьях. — Эрен Григорьич, батюшка! — радостно закричал он, бросаясь навстречу спешившемуся хозяину с явным намерением целовать его руку. — Здорово, Никита Кузьмич! — заулыбался Эрен и заключил старика в объятия, трижды, по-русски, поцеловав его в щеки. Тот расчувствовался и, крепко вцепившись в плечи барина, разрыдался, — Ну полно, будет тебе, чего ты… — растерянно пробормотал Эрен, зардевшись от смущения. — Простите, барин, уж больно вы на покойного Григория Иваныча похожие, — всхлипывая и утирая слезы, ответил дядька, — Целый год вас не видел, с самых похорон, вы уж на меня, старика, не серчайте, скучал я по вам… С малолетства ведь вас растил, а сейчас вы приехали — ну настоящий жених, право слово! — Так ничего удивительного, Кузьмич, я не дитя уже — неровен час, и вправду женюсь, — совершенно по-ребячески рассмеялся Эрен и невольно вспомнил, как этим самым утром держал в руках обнаженную незнакомку, припадая к ее мокрым губам и шаря ладонями по упругому телу. — Дай-то бог, — откликнулся Кузьмич и отошел на шаг назад, оглядывая барина с ног до головы. Тот смотрел в ответ, с сожалением замечая, как бедный старик сдал за последний год. Сгорбленный и худощавый, он выглядел даже старше своих семидесяти — все его лицо было покрыто глубокими морщинами, окладистая борода и редеющие волосы, сейчас тщательно расчесанные, уже полностью поседели, — Батюшки святы, вы чего чумазый такой? Неужто так в дороге взмокли? Али тарантаса на станции не было? — запричитал Кузьмич, заметив грязь на одежде и лице хозяина. — А они у нас лихие больно да удалые, чтобы по-человечески, в повозке ехать, — не дав Эрену ответить, вмешался подошедший Флок, который уже успел передать обеих лошадей конюху, — И я тебе больше скажу, дед Никита, барину захотелось через лес скакать — видать, заради того, чтоб шею сломать, коли конь за корягу запнется. И вот, стало быть, проезжаем мы мимо речушки, а там девка топится! Так Эрен Григорьич с коня соскочил и в воду бросился, вытащил эту припадочную и еще плащ ей свой отдал, новехонький, только весной пошили! — Царица небесная, барин, вы в своем ли уме — утопленниц спасать? А ну как сами бы сгинули? И плащ вам разве не… — разошелся было Кузьмич, разделяя возмущение внука, но Эрен нахмурился и топнул ногой, тут же подосадовав на себя за этот детский жест. — Довольно, умолкните оба! — строго проговорил он, бросив на Флока убийственный взгляд, — Все переврал, дурак — девушка тонула, и уж извините, но не такой я человек, что брошу другого умирать. И вообще, я устал с дороги, вели, Кузьмич, в беседку самовар принести и из съестного чего-нибудь подать, а я в купальню. И вот еще что — брат-то в отлучке, что ли? Отчего это его не видно? — Ох, Зигфрид Григорьич, они… — замялся старик, явно не решавшийся отвечать правду, но все же не нашедший в себе сил солгать, — Они почивать изволят. Вам бы поговорить с братом, барин, как-то вразумить его, что ли — кутят, беспутствуют, чудят! Дворню всю переименовали, меня только пожалели по старой памяти — я один кем был, тем и остался, остальных же басурманскими именами теперь кличут. Может, они умом повредились после кончины батюшки, как знать? — Переименовал дворню? — в недоумении переспросил Эрен, не понимая, о чем речь, — Ладно, давай об этом потом. Освежиться хочу, — он махнул рукой и направился вглубь сада, к небольшому чистому пруду. Уже у самой купальни его догнал Флок, успевший сбегать в дом и взять сменную одежду, полотенце и мыло. «Дурень он, конечно, но парень расторопный» — подумал Эрен, заходя внутрь. — Позвольте помочь, — тихо буркнул слуга и принялся расстегивать грязную рубашку на груди хозяина. Видимо, он тоже утомился в дороге и запыхался, бегая в дом, потому что дышал очень часто и громко, а пальцы его подрагивали, с трудом справляясь с завязками. Да и на щеках у него выступили пятна румянца — Эрен успел заметить их, когда Флок помогал ему скинуть рубашку с плеч. — Штаны сниму сам, спасибо, — мягко сказал барин, когда рука слуги коснулась его бедра, — Искупайся со мной — ты тоже весь в пыли, — Флок послушался и отошел в сторону. Раздевшись донага, Эрен спустился по деревянной лестнице в пруд, тихо застонав, когда его тело полностью погрузилось в прохладную воду. Через минуту Флок оказался рядом с ним. — Держитесь за перила, барин, я мыло принес — голову вам помою, — хрипло проговорил он. — Ты с чего охрип-то? Вода не такая и холодная, — удивился Эрен, хватаясь за перекладину. Флок встал на последнюю ступень лестницы и, прочистив горло, но ничего не ответив, начал намыливать его плечи. Движения слуги были осторожными и плавными, и Эрен закрыл глаза, промычав что-то нечленораздельное об отсутствии необходимости мыть тело. Руки Флока прошлись вверх по шее барина, пальцы зарылись в волосы. Пытаясь достать до макушки, он наклонился вперед, и Эрен почувствовал, как что-то твердое и теплое уперлось ему в поясницу. Сообразив, что это эрекция Флока, он мигом выпустил из рук перила и, оттолкнувшись от них, отплыл в сторону. Он устремил на слугу испуганный вопросительный взгляд, но тот не смог произнести ни слова, лишь, весь пунцовый, стоял на лестнице, отводя взгляд и чуть не плача, — Это… это ничего, Флок, бывает — физиология, — сбивчиво забормотал Эрен, успокаивая больше себя, чем его, — Ты, верно, перевозбужден, вот организм так и реагирует. Я сейчас быстро ополоснусь и пойду. А ты, как искупаешься, отдохни, — быстро выдал он и нырнул под воду. Смыв с волос остатки мыла, он вышел из пруда, стараясь не смотреть на Флока и спеша прикрыться. Тот все это время неподвижно стоял на месте, опустив голову. Выскочив из купальни, Эрен направился к беседке. Стол был уже накрыт, так что барин опустился на деревянную скамейку и задумчиво отхлебнул черный чай из фарфорового блюдца. Как он ни старался, произошедшее в купальне никак не выходило у него из головы. Хотелось верить, что это недоразумение не имело отношения непосредственно к нему. От университетских товарищей Эрен слышал, что есть мужчины, которым нравятся другие мужчины, но ведь сейчас речь шла не о абстрактном человеке, а о Флоке, которого он знал с самого детства. Мальчишка-крепостной, внук Никиты Кузьмича, он был ровесником Эрена и его верным товарищем во всех затеях и играх. Так что, когда в прошлом году молодой барин поступил в Университет и поехал в Петербург, именно Флока он взял с собой в качестве личного слуги. Даже вольную ему предлагал, но тот отказался, сказав, что не желает иной жизни, кроме служения своему барину. И хоть Флок был ворчливым, заносчивым и ужасно упрямым, Эрен ни на минуту в нем не сомневался и верил, что может всецело на него положиться. В ином случае он не учил бы крепостного грамоте и не посвящал бы в свои идеи и планы, узнай о которых жандармерия… «Эрен Григорьич, к вам гости!» — прервал его размышления старик Кузьмич, заглядывая в окно сквозь кусты белой сирени. Повернув голову на его голос, барин увидел за плечом дядьки знакомое улыбающееся лицо и вскочил на ноги, кинувшись к выходу из беседки. Уже на пороге он вдруг смутился своей горячности и подумал, что взрослым людям не подобает вести себя таким образом, что надо было вежливо кивнуть и пригласить гостя к столу, но в следующее мгновение его уже крепко обняли дружеские надежные руки, и собственная глупость и незрелость перестала иметь значение. — Эрвин! Поверить не могу, я не видел тебя столько лет! — воскликнул Эрен, заглядывая ему в лицо. Казалось, оно было таким же, как и прежде — крупные правильные черты, широкие брови, светло-синие глаза, полные губы и четкая линия челюсти. Даже улыбка столь же мягкая, но сдержанная и немного осторожная. И тем не менее, что-то явно изменилось в нем за это время — из вдумчивого взгляда пропала юношеская мечтательность, в глубине глаз теперь таился ощутимый холод. Вероятно, Эрвин еще не пережил смерть своего отца, произошедшую два месяца назад, — Прими мои соболезнования. Мне жаль, что я не мог присутствовать на похоронах, — тихо произнес Эрен. — Я получил твое письмо, спасибо, — кивнул Эрвин и, помолчав, добавил с ноткой иронии в низком приятном голосе, — Чаем угостишь, барин? — Ох, да, конечно, проходи, — не уловив шуточной интонации, смешался Эрен. Мысленно он корил себя за то, что забыл о гостеприимстве и правилах приличия, — И ради бога, не называй ты меня барином! Такое в этом обращении консервативное мещанство, аж тошно. Мы же с тобой оба люди прогрессивные, да к тому же — почти родня, ты же мне как старший брат! — Кстати о нашем общем родственнике, — слегка нахмурившись, поднял голову Эрвин, поднося чашку с чаем к приоткрытым губам, — Где Зик? — А что, соскучился? — неуместно хохотнул Эрен, которому было прекрасно известно об их прохладных отношениях. По правде говоря, младший Йегер понятия не имел о причинах их взаимной неприязни, но догадывался, что она была в Зике. Эрен еще не встречал такого человека, с кем брат легко поладил бы и близко сошелся. Поймав на себе настойчивый взгляд Эрвина, Йегер ответил, — Спит еще, вот он где. — Что ж, ты не против, если я дождусь его пробуждения? Не планировал с ним сегодня говорить, но, по-хорошему, надо. — Не против, — пожал плечами Эрен, — А ты изначально не к нему ехал? — Изначально я вообще на станцию ехал, надеялся встретить тебя там, но оказалось, что ты решил добраться верхом. Одобряю, кстати — я тоже не любитель повозок, — доверительно сообщил Эрвин. — То есть, ты сначала из своего имения до станции скакал, а потом оттуда — до нас? — не веря своим ушам, переспросил Эрен. Собеседник его выглядел ничуть не утомленным и даже свежим — ни песка в уложенных волосах, ни грязи на слегка раскрасневшемся лице, лишь несколько влажных пятен на довольно чистой рубашке. — Сосняком проехал, вдоль реки, — пояснил Эрвин, заметив недоумение на лице Эрена, — Собственно, возвращаясь к цели моего визита. Близок ли ты со своим дядей по матери, графом Крюгером? Знаю, ты живешь в его особняке, но все же, уточнить будет не лишним. — Достаточно близок, — насторожился Эрен. Наивное предположение, что Эрвин приехал просто повидаться, мигом показалось несусветной глупостью. Да, их отцы были очень близки, да, ребенком Эрен часто гостил в имении Смитов и тянулся к Эрвину, который был на шесть лет старше его и казался невероятно, исключительно умным и интересным. Но с тех пор прошло много лет, и Йегер не знал про своего друга детства ничего, кроме того, что после Лицея тот прослушал два курса в Университете и уехал в Европу, из которой вернулся только узнав о болезни отца. А сейчас он появляется из ниоткуда и сразу задает вопросы про дядю. — Я наслышан о нем, — доброжелательно продолжил Эрвин, — Полгода назад в Лондоне я имел честь беседовать с Александром Ивановичем Герценом. Тот отмечал роль графа Крюгера в работе над Крестьянской реформой и очень хвалил его, — сказал он как бы невзначай, но эти слова подействовали на Эрена мгновенно. От его сомнений и напряжения не осталось и следа, он весь просиял и вцепился в свободную руку Эрвина, до боли сжав ее в своей ладони. — Ты виделся с самим создателем «Колокола» и «Полярной звезды»?! Я восхищаюсь этим человеком и жизнь готов отдать за его великие идеи! — воскликнул он, и глаза его лихорадочно заблестели. Эрвин хотел что-то ответить, но их прервал Кузьмич, заглянув в беседку и сообщив, что со станции прибыла повозка с вещами барина и надобно убедиться, что все цело, — Черт, как невовремя, — выругался Эрен, — Подождешь меня здесь? Или идем в дом? — Здесь становится душно, — негромко проговорил Эрвин. Он хорошо владел собой, но в его тоне все же прозвучало раздражение от того, что ему не дали дойти до сути. Они вместе вышли из беседки, и Эрен окинул взглядом багаж, который Флок сосредоточенно выгружал из тарантаса. Подтвердив, что все на месте, барин направился в дом в сопровождении Эрвина, не замечая долгого отчаянного взгляда, которым проводил его слуга.