дикая клубника

Юнги зыркает из-под чёлки на мужчину, который буквально топит его в груде одеял. — Ты ведь не маленький, вроде бы, — причитает тот. — В такой мороз хороший хозяин собаку на улицу не пустит, а ты?.. Чужие глаза пронзительно-карие, заставляют ёрзать на одном месте. Юнги пытается сжаться в комок, практически исчезнуть под стёганой тканью, лишь бы не быть придавленным их силой. — Испугался? А то как будто и так не ясно. Юнги сжимает губы в тонкую полоску, утыкаясь носом в свои же колени. — И чего же? Тебе кто-нибудь что-нибудь плохое сделал? Может, обидел как? Больно было? Юнги продолжает играть в молчанку, не понаслышке зная, как одной-единственной фразой можно самого доброго человека настроить против себя. А перед ним даже не человек. Что-то другое, страшное, непонятное и явно очень сильное. Несмотря на то, что такой же омега, как и сам Юнги. — Согрелся хоть немного? У мужчины русые волосы. Чуть светлее на кончиках и темнее у корней. Он уже не молод, но и не старик. Может быть, лет под сорок, а может чуть-чуть младше. Юнги узнаёт его голос. Именно этот омега был тогда в комнате, как только он очнулся. И защищал его тоже он. — Послушай, а ты говорить вообще можешь? Или ты немой? Юнги тут же мотает на ус, беря на заметку такое удобное предположение. Ведь, что с немого можно взять? Кто не умеет говорить всё равно, что тот же юродивый. Потому что тот, кто хоть чуточку непохож на других, автоматически становится изгоем. А с изгоев прок какой? Их порой вообще не замечают. Так, гоняют ради показухи, а то и просто стороной обходят, делая вид, что перед ними и не человек вовсе, а просто дуновение ветра. Юнги хотел бы быть ветром. Быстрым, неуловимым, а главное — неукротимым. В дверь стучат, и через мгновение внутрь пробирается мальчишка. Словно точная копия мужчины, замершего у кровати, где съежился Юнги. — Знакомься, это мой сын, Тэхён. Ты его видел уже, он… В общем, пообщайтесь, — говорит тот, оставляя их наедине. Юнги чувствует, как на смену мнимому спокойствию приходит настороженость. Мальчишка блестит улыбкой и делает пару шагов вперёд. В его руках парует глиняная чашка, и Юнги неосознанно тянет носом, слегка выпутываясь из одеял. — Бери. Голос у мальчишки оказывается писклявым, по-детски ломким и высоким. Юнги даже вздрагивает от неожиданности, приходя в себя. Он ел нормально дня четыре назад. А то всё были лёгкие перекусы, вроде ломтя ржаного хлеба или моченого яблока. Но он не попрошайка какая-нибудь. Он всё всегда отрабатывал. Если надо кому-нибудь в коровнике прибрать, он прибирает. Если снег расчистить возле крыльца — Юнги тут как тут. Лишь один раз он провинился, не сдержавшись. То было тогда, когда ему стукнуло десять, а запах горячих мясных пирожков вскружил голову. Он украл один, дотянувшись до чужого подоконника. Тесто потом то и дело поперёк горло ставало. Юнги поклялся, что больше никогда подобного не сделает. Не возьмёт он больше чужого. Никогда. — Ну? — нетерпеливо притопывая ногой, вопросительно мычит мальчишка. — Пить будешь? Юнги машет головой, натягивая одеяло до самых глаз. Что-что, а пить из чужих рук он точно ничего не будет. — Так ты всё-таки трусишка? — лыбится мальчишка, подначивая. — А я-то думал, чего это ты так бежал от меня? А ты просто махонького волчонка испугался, ха! Что было бы, если бы мой папа перед тобой перекинулся? А если бы наш вожак?! — Тэ, я как говорил тебе себя вести? Говорил прекратить дразниться? Мужчина появляется в комнате слишком неожиданно. Даже для мальчишки, замершего с чашкой в руке. Глаза его округляются, а щёки начинают мало-помалу наливаться румянцем. — Ну, па… — Не папкай! А ну кыш отсюда! Юнги наблюдает за тем, как волчонок дует губы, набычившись. Явно хочет что-то сказать, но мужчина награждает его несильным подзатыльником. И уж тогда тому ничего не остаётся, кроме как выполнить приказ, вылетев из комнаты как пробка. — Задразнил тебя, м? Юнги опускает взгляд, став по привычке перебирать пальчиками на ногах. Те уже согрелись, даже жарко стало. И вылезти бы из-под одеяла, да волнительно слишком. — Всё молчишь? Ну что же… Возможно, вожак тебя разговорит? Юнги вскидывает глаза, натягивая одеяло до самого темечка. Мужчина издаёт каркающий смех, цокнув языком. — Спрятаться не получится, поверь. Только не от нашего Гу-Гу. Ты смотри только его так не назови. Это лишь мне можно, — добавляет быстро. — Ну? Встаёшь? Если нет, то придётся звать кого-нибудь на помощь, чтобы выволочь тебя наружу. Юнги думает недолго. Он знает, что злить незнакомцев не стоит. Даже, если он не по своей воле оказался непойми где. Поэтому, он осторожно отодвигает край одеяла, спускает сначала одну ногу, затем вторую. Оставаться совсем без него боязно, а потому Юнги набрасывает стёганый лоскут на свои плечи, обмотавшись им так, будто кокон свил. — Ты милый, — смеётся мужчина, наблюдая за чужими потугами. — Следуй за мной и ничего не бойся. Юнги думает, что об этом поздновато говорить после слов о том, что его могут силой вытянуть с кровати. Он плетётся следом за незнакомцем, прилежно обуваясь в великоватые сапоги, которые ему любезно подсовывают под самый нос. Следом за сапогами ему предлагают бушлат, но уж от него Юнги отказывается. Ему и одеяла за глаза. Тепло так, что дышать нечем. Его выводят на улицу. Здесь собралось много людей. Все провожают его взглядами, и Юнги чувствует себя не в своей тарелке. Он бы и сбежать готов, но после прошлого побега что-то повторять провал пока не хочется. Может быть, позже. Нет, точно позже. Юнги приводят в большой просторный дом. Мужчина объясняет ему, что это специальное место для собраний. Воздух здесь будто наэлектризован, густой как смола и отдающий полынью. Вообще, Юнги заметил, что во всех домах свой аромат. Где-то пахнет выпечкой, где-то травами. А где-то прелыми листьями и куриным помётом. Сам он запахи пока не различает слишком уж хорошо. Порой даже альф от омег отличить не может. Чаще пользуется интуицией, понимая, что омега никогда не сможет выдержать прямой взгляд альфы. И что альфа всегда крупнее и с особой аурой, которая в плохое настроение и расплющить может. Именно такой аурой обладает вожак. Тот сидит на простом стуле, в окружении других альф. Внимательно слушает, что ему говорят, а говорят шумно и много. Сам Юнги мало что может разобрать, но кто этих нелюдей поймёт? А взгляд всё липнет, липнет к чужому лицу. У вожака оно выразительное, хоть и подпорченное шрамом. Юнги глотает дыхание, когда взгляд чёрных, как сама бездна, глаз встречается с его глазами. По спине бегут мурашки, а сердечко в груди начинает беспокойно ускоряться. Даже пот над верхней губой появляется. С Юнги такого ещё никогда не было. Он как зачарованный делает шаг вперёд, когда его манят пальцем. Сразу же останавливается, коря себя за промах, и тут же обжигается о быстро мелькнувшую улыбку на чужом лице. — И какой же умник привёл в мой дом это недоразумение? Нет, Юнги больше не зачарован. Он раздражён и чуть-чуть испуган.