дикая клубника

Кровать мягкая и широковатая для такого худышки, как Юнги. Он заворачивается в пуховое одеяло, словно блинчик с повидлом. Свет луны чертит на стене бледные линии. И очертания сосен в них кажутся страшными монстрами. Впрочем, монстры намного ближе, Юнги живёт с ними. Простыни пахнут лавандой и чем-то хвойным, вроде кедра. Из-за этого внезапно хочется кедровых орешков, и Юнги переворачивается набок, недовольно вслушиваясь в бурчание своего живота. Этот подсасывающий звук заглушается тихим скрипом половиц, и всё тело напрягается в ожидании нападения. Юнги не думает, что вот прямо сейчас его начнут есть. Вот если бы он был волком, то подождал бы ещё недельки две с таким усиленным питанием. Вот тогда, когда на рёбрах появится мясцо, можно будет приниматься за готовку рагу. А пока рано. Ну, если конечно, волки не ограничатся наваристым бульоном. Кто-то громко топает, передвигаясь мелкими шажками. Не нужно быть умником, чтобы догадаться, что это Хосок. Ребёнок забирается на кровать, несколько раз чуть не шлёпнувшись на пол. Бухтит, пока устраивается, пытаясь подлезть под одеяло. — Зачем пришёл? — спрашивает Юнги, явно пугая крошку до дрожи. Даже смешно становится, какой-то слабенький человечек напугал волчонка. — Не могу заснуть. «А я здесь причём?» — хочет спросить Юнги. Но молчит, лишь тяжело вздыхая. — Расскажешь мне сказочку? — канючит мальчишка, после того, как Юнги сжаливается и накрывает его одеялом. Ну начинается. — А к отцу почему не пошёл? Он у тебя вон какой огромный, точно много сказочек влезло в голову. — К Гук-у?.. — тянет ребёнок. — Ну да? — хлопает глазами Юнги, теперь уже совершенно ничего не понимая. — Он хороший, плавда? Когда мой папа стал пледателем, он заблал меня к себе. Я, плавда, папу плохо помню, но он нехолоший и…и... и ещё он меня пугает. А твой папа тебя пугает? Юнги, переваривая услышанное, деревенеет. Его уже давно никто не спрашивал о родителях. Он и сам, если честно, о них думал очень редко, только в минуты особого отчаяния. А теперь и сказать ничего не может. Но, похоже, Хосоку и не нужен ответ. Он быстро отвлекается, заёрзав. Прижимается близко-близко, только разве что полностью не забираясь сверху. — Отец говолит, что сколо пойдёт на охоту. Я так не хочу, чтобы он уходил!.. — лепечет мальчишка, выворачивая все свои мысли на благодарного слушателя. — А ещё Гук-и сказал, чтобы я не рас-с-стлаивался, потому что тепель я буду не один, а с тобой. Классно, да? А ты пахнешь клубникой и мне очень нлавится, ты мне нлавишься, потому что холоший и Гук-и улыбается, когда видит тебя. Юнги едва ли поспевает за полётом чужой мысли, сначала холоднея всем телом, а потом нагреваясь до такой степени, будто пар из ушей вот-вот повалит. Так вот, почему ему здесь так лавандой пахнет! Начинается! Это скоро случится! Он станет омегой и потечёт, станет взрослым! Теперь перспектива оставаться одному в окружении волков не только не прельщает, а вообще пугает до икоты. Особенно возможность становления взросления в доме Чонов. Рядом с альфой, который… Так, нельзя об этом думать. Эти мысли под строжайшим запретом. Юнги ворочается, побеспокоив мальчишку, едва удерживая себя от того, чтобы задрыгать ногами от переизбытка эмоций. — А почему твой папа предатель? — спрашивает он, желая занять свою голову чем-нибудь другим. — Не знаю, сплоси у Гук-и, — бормочет ребёнок. — Расскажи сказку, ну пожалуйста… — Я не знаю сказок. — Значит, плидумай! «Вот уж да…», — думает Юнги, вздыхая. Но пусть говорить ему было не с кем, а фантазия была богатая. А чем ему было заниматься во время работы или же лёжа в каком-нибудь временном убежище? Поэтому, Юнги начинает рассказывать сказку про принца, который вдруг оказывается голым и босым, и совершенно одиноким, и так увлекается, что даже не замечает, что ребёнок давным-давно спит, а в комнате они уже не одни. — Чего замолчал? Я бы дальше послушал, у тебя хорошо получается, — тихо говорит Чонгук, сидя на полу, привалившись к стене спиной. Юнги кажется, что щёки вот-вот воспламенятся. Это же надо было так разойтись и не заметить чужого присутствия!