дикая клубника

Чонгук пропускает Юнги вперёд, позволяя хорошенько рассмотреть всё, что стоит на полках. А здесь есть банки с консервированными помидорами, огурцами, чем-то тёмным и с косточками, вроде какого-то варенья. Юнги так же замечает небольшие баночки, в которых видно шишки. Он бальзам из шишек никогда не пробовал, но знает, что тот вязкий и терпкий, и хорошо помогает при простуде. В углу стоят плотно сбитые ящики с головками капусты, морковью, свеклой и картофелем. Есть даже яблоки, немного груш и слив. Всё это не вырастить в лесу, а значит волки приобретают это где-то не здесь. Возможно, торгуют с человеческими поселениями? Обмениваются чем-то? Юнги смотрит на висящие на верёвке ломти мяса, переходя взглядом от одного куска к другому. Здесь и рыба тоже есть. Сухая, прикрытая тонкой тканью. — Ты можешь брать отсюда всё, что захочешь, — подаёт голос Чонгук. — Джимён говорил, что ты умеешь готовить. Это хорошо. Хосок не очень прихотливый, но иногда крутит носом. Если такое случится — просто поговори с ним о важности фруктов и овощей, может быть немного поманипулируй мной, сказав, что я буду рад, если он хорошенько покушает. Юнги кивает, неловко отворачиваясь. Ему всё ещё некомфортно, но это не то острое чувство, когда хочется оттолкнуть всех и каждого. Теперь это что-то более приглушённое. То, что можно терпеть, особенно, когда рядом стоит вожак. Хотя и одно только воспоминание о недавних объятиях гонит волну жара по всему телу. Юнги знает, что его щёки розовые, а потому не может смотреть волку в глаза. — Как я и говорил, Джимён будет приходить каждый день. Если нужно будет, обращайся к нему хоть посреди ночи. И не переживай, ты ему нравишься, а потому никак не смутишь, главное, чтобы и ты, и Хосок были в порядке, ладно? Юнги вновь кивает, прилежно последовав за волком, когда тот идёт к ступеням, чтобы подняться из погреба наверх. Хосок тут как тут, хватает Чонгука за ноги, прижимаясь лицом к его коленям. — Гук-и, а можно, чтобы ты не пошёл?.. Я не хочу, чтобы ты уходил, пожалуйста-пожалуйста. — Хосок-и, ты же знаешь, что так нужно, — приглаживая пушистые волосы на голове ребёнка, мягко отвечает вожак. — Но я скоро вернусь. Ты и не заметишь, обещаю. — А ты дашь мне свой запах? — Конечно. Юнги не понимает о чём речь. Да он и не пытается понять. Все его мысли занимают образы того, как они останутся с волчонком одни, в этом доме, полном чужих воспоминаний. Образы того, как вокруг сжимается кольцо сосен, как они обступают дом, нависая своими кронами над заснеженной крышей. Опасения того, что в отсутствие вожака может произойти что-то, что ему исправить будет не по силам. И жуткие мысли о том, что он остаётся один, без защиты, слабый и ни на что не способный. — Человечек? Юнги моргает, выныривая из своих тревожных дум и возвращаясь обратно в тёплую комнату, наполненную запахом только-только приготовленной еды, запахом дымка, идущего из камина, запахом лаванды и кедра, и слабым, почти незаметным запахом мокрой шерсти. — Я не знаю, нужно ли тебе это, — говорит Чонгук, странно замявшись. Хосок, пританцовывающий на заднем фоне, надевая длинную рубашку явно снятую с чужого плеча, немного отвлекает. — Но волкам важен запах. И когда кто-то уходит, то всегда оставляет своим родным что-нибудь из своих вещей. Просто, чтобы за время отсутствия запах не пропал. Юнги удивлённо смотрит на то, как волк протягивает ему светло-серый шерстяной свитер, захлопав глазами. — Я хочу попросить тебя надеть это. Ты можешь отказаться, правда можешь, в этом ничего такого нет. Просто окружающим будет полезно знать, что я считаю своей обязанностью нести за тебя ответственность не пустым звуком. Так, будет понятно, что ты… Часть этого дома. И что никто не смеет даже пальцем тронуть тебя, потому что тогда я буду так же зол, как, если бы кто-нибудь причинил вред Хосоку. Поэтому… Ты примешь его?.. Юнги чувствует, как щёки становятся тёмно-бордовыми. Сердце ускоряется и появляется желание сбежать. Но он заставляет себя стоять на месте, мало-помалу превращаясь в медовую пастилу под испытывающим, прямым взглядом Чонгука. Это же что-то значит? Что-то же значит, да? Хосок в чужой рубашке кажется совсем мелким. Он в ней просто утопает, как в платье, настолько та ему велика. Юнги не должен развивать мысль о том, что ему только что предложили быть членом этой маленькой семьи. Пусть и временно. Он осторожно касается пушистой ткани. Берёт в руки чужую вещь, стараясь не поднимать взгляд. Ему кажется, что если Чонгук только заглянёт в его глаза, то сразу же поймёт, как же Юнги увяз во всём этом. А этого ну никак нельзя допустить. — Боже, ты такой милый, — сразу после того, как он надевает свитер, говорит волк. Юнги хочется испариться, но он просто обхватывает себя руками, купаясь в остром аромате лаванды. Более чётко он ещё его не ощущал. Запах обволакивает, липнет к волосам, шее, и у Юнги бегут мурашки по коже. — Класивый, как котёнок, — добивает своим детским тонким голоском Хосок.