ПОБЕЖДЕННЫЙ

Когда в вечернем мраке зажглись красные гарабитные огни на тупом носу «Кондора», злой как шершень, мокрый как хлющ, грязный как болотная крата, я как раз выруливал из очередного поворота между многосоттонными каменными глыбами. В сапогах и штанинах уже не чавкало – хлюпало. Зеркало на правом рукаве отражало красные как у кролика глаза за пластиком защитной маски, лицо в полосах потных разводов и жадно хватающий кислород полуоткрытый рот. Фу. На что я стал похож... Больше в зеркало не смотрю. Давай, поднажмем, уже недолго. Издалека звездолет походил на кривую башню. Такое впечатление создавалось из-за формы окружавшего его песчаного вала: западный нанос был гораздо выше восточного. Несколько почти целиком разобранных практически на запчасти тягачей виднелось вблизи корабля. Замерший в неподвижности излучатель с поднятым кожухом наполовину занесло песком. Но кормовые дюзы были свободны, корма находилась внутри впадины, куда ветер не задувал. Я задержался на краю впадины, вглядываясь в полутьму, разрезаемую вращающимся прожектором носового габарита. Слава всем богам, что трюмы «Непобедимого» не резиновые и Хорпах физически не смог забрать все излучатели. Оставшихся впритык, но хватило, чтобы окружить территорию вокруг звездолета неровным кольцом и выброшенные из их эмиттеров пучки энергии соединились, образовав защитное поле. Транспондеры и инфоботы остались в нескольких десятках метров от места, где песчаное кольцо опоясывало основание «Кондора» и судя по зеленому перемигиванию индикаторами статуса, с момента моего отбытия, никаких происшествий не случилось . Что не может не радовать. Аппарель корабля была плотно закрыта. Но ферма пассажирского подъемника стояла прочно, а пустая клеть с открытой дверцей, казалось, приглашала войти. Рядом с ней из песка торчало несколько кислородных баллонов. Алюминий баллонов блестел, как будто их бросили здесь совсем недавно. Чуть дальше из бархана высовывался какой-то голубой предмет, который при ближайшем рассмотрении оказался пластмассовым контейнером. Впрочем, хаотически разбросанных вещей во впадине под кораблем было множество: консервные банки, целые и опорожненные, теодолиты, фотоаппараты, бинокли, штативы, фляжки. Одни из них были в полном порядке, другие носили следы повреждений. Все никак не дойдут руки прибрать этот срач.  Пальцы бодро отстучали на планшете код разблокировки и ближайший инфобот выплюнул пригоршню негаснущих сигнальных огней, которые обозначили проход в силовом поле. Кряхтя, как столетний дед, доковылял до пассажирского подъемника, закрыл за собой дверь клети и вдавил большую черную кнопку с нарисованной стрелкой. Вздрогнув, лифт мягко пошел наверх. Глаза по привычке, уже в который раз осматривали могучую выпуклость корпуса, проплывающую за ограждением подъемника, отмечая последствия атаки Роя - вся наружная оболочка корабля как бы покрылась оспинами выбитых в панцире неровностей. Ямки были мелкие, словно выдолбленные острым концом долота, однако в известном человечеству космосе нет такого долота, которому поддалась бы цементированная поверхность. Вернее сказать, «не было до этого момента». Как, а главное, зачем Рой раздолбал обшивку корабля, мне до сих пор непонятно. Ведь к тому времени практически весь экипаж уже был обезврежен, подвергнут дистанционной лоботомии путем магнитного удара. На кой черт было атаковать мертвое железо корпуса звездолета – загадки во тьме. В пассажирском шлюзе, после того как с мерзким шипением выровнялось давление и со всех сторон продули тугие газовые струи карантинного дезактиватора, зеленый огонь просигнализировал о разблокировке внутреннего люка. С огромным облегчением наконец-то стащил с себя проклятый костюм, бросив его прямо в шлюзе и шлепая босыми ногами по теплому, подогретому до комнатной температуры пластику пола взял курс на душевую. Белое освещение загоралось в пяти метрах впереди и гасло в пяти метрах за спиной. Экономия, мать бы ее подрал. Практически вся мощность вспомогательного реактора идет на питание энергоботов силового зонтика. На жизнеобеспечение остаются копейки. А питать освещение всего корабля, на котором остался единственный член экипажа – глупо и расточительно. Кстати, интересный факт. В корабельное расписание «Кондора» я не вписан и официально членом его экипажа не являюсь. По старым, еще земным, международным законам, существует соглашение, согласно которому ни одно государство не может претендовать на что-либо за пределами своих границ. А за пределами границ государств действуют морские законы. То есть Регис – это «международные воды». ВКС Геи - военная организация, и она владеет К2 «Кондор». То есть, пока я в корабле, действуют законы Геи. И значит, когда я расконсервировал «Кондора» и сделал запись об этом в его судовом журнале – фактически я совершил акт захвата корабля в международных водах. В прямой форме никто не давал мне разрешения сделать это – и не даст, пока я не  свяжусь с ВКС, а значит - я буду без разрешения управлять судном в международных водах. Иными словами, буду пиратствовать! Хей-хо, я космический пират! Откиснув в душе и проглотив поздний ужин из пищевого синтезатора, я взял чашку с кофе и расположился в удобном кресле капитанской каюты. Открыл судовой журнал для записи событий прошедшего дня и задумался. 177 местных суток. Или 228 по корабельному времени. Почти 8 земных месяцев как я должен был умереть и не умер. Более того, жив-здоров и более-менее не падаю духом. Как же так случилось, что когда я, спустя пять суток от Побоища добрался к месту стоянки «Непобедимого», то вместо него обнаружил лишь черное, обгорелое от стартовых бороводородных двигателей базальтовое кольцо да спекшийся в стеклянное озерцо песок на том месте, где были дюзы маршевого двигателя. Осознание того, что меня тупо бросили на этой сраной планете чугунной кувалдой ударило по голове. А как же «флот своих не бросает», «домой должны прибыть все – и живые и мертвые», «пока никто не увидел труп – член команды считается живым» и прочие пафосные максимы, коими так любят бравировать астроманы в гарнизонных столовых и питейных заведениях, впечатляя дамочек и зеленых щеглов? А вот так вот. Каюсь. Я орал, бился в корчах, выл, плакал, рыдал, выкрикивал проклятия, грозил небу кулаками и разбивал их в кровь, пиная камни. И ничего не стыдно. А вы бы не орали? Ой, я вас таки умоляю. Хоть себе не врите, да? Все мы герои до поры до времени. А как тюкнет по затылку пыльным мешком – так и добрый вечер. Закон Файнгейла: Вселенная всегда и полностью враждебна. Следствие: извращенность Вселенной стремится к максимуму. Очнулся от пронзительного писка кислородного датчика. Посмотрел на манометр – баллон на нуле. Это ж сколько я провалялся? Часов шесть. Отскреб себя от камней и побрел к энергоботу. Залез в тесную кабину, герметизировал ее, дождался зеленого сигнала атмосферного процессора, снял кислородную маску, спрятал лицо в руках и уперся головой в мониторы панорамного обзора. Пять суток. Пять гребанных суток я чинил гребанный энергобот, по мере сил и возможностей слепливая из двух раздолбанных один относительно живой. Если вы в одно лицо не меняли мотор-колесо на десятитонной гусеничной машине и не латали с помощью кувалды разорванные траки, да не в ангаре или на рембазе, а в голом поле – вы вообще ничего не понимаете в этой гребанной жизни. Спешил как мог. И все равно, не успел. Ах, если бы Реньяр не раздолбал из вейра переносную радиостанцию... Если бы хоть одна машина экспедиции осталась на ходу, не дымя сгоревшими потрохами от взрывного всплеска напряженности силовых полей столкнувшихся друг с другом и каменной стеной ущелья энергоботов... Если бы в строю остался хотя бы один арктан... Если бы, если бы... Куча «если бы». И самое главное «если бы» – если бы нас не атаковал гребанный Рой. Момент самой атаки я запомнил очень хорошо. Мы вчетвером, Беннингсен, Мид, Реньяр и я, в сопровождении двух арктанов углубились в сеть гротов и пещер, где ферроиндуктор заходился истошными воплями. Пойдя за стрелкой, в последнем из гротов наткнулись на частично залитые водой металлические обломки, которые сначала показались скелетом арктана, но они были страшно старые и не напоминали ни одну из знакомых конструкций. В неглубокой луже, видной благодаря тому, что немного дневного света отражалось от гладкого, словно полированного потолка, покоился странный продолговатый предмет, отдаленно напоминающий крест пятиметровой длины. Его наружные пластины давно распались и образовали на дне рыжий от ржавчины ил. Азартно фильмографируя находку, Реньяр высказался в том смысле, что это вероятно остатки одного из макроавтоматов, уничтоженных победившей в мертвой эволюции тучей. Я хорошо запомнил форму находки, размазанные контуры каких-то ячеек и стержней, которые служили скорее для полетов, чем для ходьбы. Страшно довольные собой, мы выбрались из пещеры и переговариваясь о значении находки, вступили под купол защитного силового поля, формируемое переносными генераторами на арктанах. Когда на нас рухнули стены. По крайней мере ощущение было именно такое. Со стен ущелья, из кратеров и пещер с огромной скоростью упала туча. Словно пылевая буря в пустыне. Словно черная клубящаяся стена. Словно огромный смерч торнадо окружил нас со всех сторон, сгорая на силовом пузыре. Бенингсен шел последним и не успел войти под защиту, когда оба силовых генератора на арктанах взвыли от нагрузки и роботы буквально присели от обрушившегося на полусферу поля многотонного веса. Черный смерч заклубился вокруг головы Бенингсена и мы с ужасом увидели как он вскинул вверх руки, уронил их и дергающейся, ломанной походкой скрылся обратно в провале пещеры. Реньяр закричал что-то невнятное и махнул рукой в сторону прохода. А вокруг клубился ад. Оглушающий басовый гул, треск и размазанные огненные полосы сгорающих в поле частиц и гигаватные ветвистые молнии электростатических разрядов били по ушам и глазам, волосы стояли дыбом а тело тряслось мелкой дрожью. Реньяр снова неразборчиво проорал и махнул рукой в сторону узкого ущелья. Я в ступоре наблюдал, как он отчаявшись переорать окружающий свист, гул и рёв, ткнул рукой на все сильнее проседающих арктанов и сделал жест, будто прибивает руками что-то к полу. После чего опять махнул рукой в сторону узкого ущелья. Я понял, что он пытался сказать. Генераторы поля скоро не выдержат нагрузки. Нужно продвигаться к узкому ущелью, где мы будем защищены по крайней мере с боков. Кивнув, я откинул панель управления на груди арктана и перевел его на управление жестами, распознаваемые оптикой. Ибо ни аудио ни радиоканалы в условиях сущего кромешного ада оказались недоступны. Мид сделал тоже самое со вторым. И наша маленькая группа стала медленно отползать в сторону. Впоследствии я задумывался, сколько же деталей запомнилось. Например, в память врезалась болтающаяся на шее Реньяра потертая сумка с геологическими образцами, синее, перекошенное лицо Мида, оскальзывающегося на камнях, мой ужас от мысли, что поле не везде достает до неровной поверхности дна ущелья, есть дыры, в которые спокойно может проникнуть Туча, красные индикаторы перегрузки на горбе генератора поля за спиной переднего арктана и столбы солнечного света, на секунду пробивающегося через клубящиеся вокруг черные вихри. А прошло всего-то минут пять-семь с момента начала атаки, не больше. Все больше и больше туч сползало со склонов, заполняя пространство вокруг, создавая невыносимое давление на тонкую пленку силового пузыря, под которым спряталось три сгорбленные и до смерти напуганные человеческие фигуры. И вдруг генератор на спине переднего арктана заискрил, отчаянно замигал индикаторами и с ослепительной вспышкой рвонул, откинув меня взрывной волной назад, прямо на клешни манипуляторов второго арктана. От души приложившись о твердое головой и спиной, гаснущим взглядом я зафиксировал, как головной робот рывком разворачивается и с размаху бъет правым манипулятором Мида, а Реньяр рвет из кобуры вейр и высаживает длинную очередь в взбесившуюся железяку. А вокруг их голов, трепеща, формируются черные вихри. И это последнее, что отложилось в памяти. Очнулся от того, что меня укачало. Не знаю, приходил ли кто-то в себя от чувства тошноты или только мне так повезло. Открыв глаза, сначала вообще ничего не понял. Где я, кто я и что вообще происходит. Только отчаянно болела голова и почему-то внизу болтался красноватый шарик солнца на фоне желтого неба. Подвигав, вернее, попробовав подвигать руками и ногами, еще больше запутался. В голове мутилось, перед глазами все плыло и дергалось, в ушах противный писк менялся скрежетом, сквозь который прорывался шум крови «бух бух бух». Продолжая барахтаться, безуспешно пытался хоть как-то собрать себя в кучу и вдруг, как это бывает, рывком вспомнил последние события. Надпочечники тут же впрыснули в кровь лошадиную дозу адреналина, под ложечкой моментально занемело, взгляд прояснился и мысли понеслись вскачь стремительным галопом. Покрутив шеей в разные стороны, обнаружилось, что я свисаю вниз головой, зацепившись в области поясницы разгрузочной системой за крюк манипулятора арктана, расположенный по-походному горизонтально. Арктан при этом не обращает на неожиданный груз никакого внимания (что ему 80 кг при расчетной грузоподъемности до трех тонн) и равномерно шагает в одном ему известном направлении по каменистой земле. Попытки аудиального воздействия на железного дровосека не произвели ни малейшего впечатления. Ну то есть, мои сиплые попытки сорванным голосом отдать команду СТОП чертова железяка ничтоже сумняшеся проигнорировала. Ах да, он же в режиме управления жестами – хоть оборись – до задницы. Попытки сняться с крюка движущегося агрегата или хотя бы перевернуться вверх головой успехом увенчались лишь частично – точнее, отцепиться не получилось, но перебирая руками по скользкому металлу торса, удалось принять более-менее горизонтальное положение, ухватившись за манипулятор. Быстрый взгляд на панель управления на груди робота – ну, чего и следовало ожидать. Раз день начался неудачно, то он неудачно и продолжается. Аварийный индикатор мигал красным, сигнализируя о том, что мозги арктана находятся в глубоком BSoD`е – можно даже не стараться как-то зависшей железякой управлять. Выполняется последняя зависшая в памяти подпрограмма – линейное движение. Вот он и движется... линейно... Мать его консервная банка. Извернувшись подобно червяку Джиму, я левой рукой отчаянно пытался дотянуться до рубильника аварийного выключения, расположенного в том условном месте, где у антропоморфных объектов обычно находится задница – привет конструкторам-юмористам! - обнимая двухсполовинойметровое туловище подобно страстному любовнику, пробуя одновременно забросить на манипулятор правую ногу, дабы развернуться головой против движения. Перекрутившийся воротник при этом удавкой палача-сипая опасно пережал шею. Красный, задыхаясь и громко матерясь, краем глаза прямо по курсу вдруг заметил, что каменистая почва под ногами арктана внезапно кончается, обрываясь вниз. Взвыв от отчаяния, задергался, утроив усилия, пытаясь если не остановить, то хотя бы отцепиться от шагающего прямо в пропасть железного идиота. Почти успел. Оставалось расстегнуть только один замок, чтобы можно было рассупонить подвесную систему и вылезти из нее как бабочка из кокона. Но, заяц несудьбы, злобно хихикая, показал мне огромный корявый фак и под громкий матерный вопль арктан сделал решающий шаг, полсекунды постоял над пропастью, загребая левой ногой воздух и медленно и печально завалился на бок, с грохотом рухнув с обрыва. Ну и я с ним за компанию. Сознания в этот раз не терял. Обрыв оказался не очень глубоким хотя и весьма отвесным, усеянным острыми каменюками. Метров двадцать мы с арктаном в обнимку прокатились по каменистому склону на дно узкой расщелины, попутно с хрустом бьясь всеми частями тела о железо и камни. Когда движение вниз прекратилось, лежа на животе в живописной позе морской звезды, я почувствовал, как подо мной шевельнулась стальная лапа. Попробовал подняться хотя бы на четвереньки, опершись на колени и ладони, от боли рухнул головой вниз. Левое плечо надулось горбом, рука неестественно вывернута. Сука! Арктан продолжал дергать ногами и двигать манипуляторами, пытаясь встать и продолжить движение. Упираясь правой рукой и подвывая, я подполз к его филейной части, нащупал рукоятку аварийного стоп-крана и рванул на себя, одновременно поворачивая по часовой стрелке. Движение железных ног тут же прекратилось. Затихло жужжание и лязг сервоприводов и негромкий гул работы двигателя. Индикаторы на панели управления мигнули и погасли. Я откинулся на спину, сплюнул кровью и раскрошенными передними зубами, задрав голову вверх и сквозь стиснутые зубы завыл.