ПОБЕЖДЕННЫЙ

Спросите меня почему Туча меня не тронула? Ну так я вам отвечу – НЕ ЗНАЮ! Гадать и строить версии можно до второго пришествия коммунизма, чем, собственно, я полгода и занимаюсь с переменным успехом. Так мало того что тогда не тронула – до сих пор не трогает! Сложную электронику при встрече убивает, если обесточить не успеваю, а меня, собака свинская, в упор не замечает. Были моменты, когда руки опускались и жить не хотелось - специально подставлялся. Так, зараза, эффект нулевой! Рой вокруг головы покружит-покружит да и сваливает по своим делам. Брезгует, что ли? Получается, недостоин я для лоботомии? Даже обидно как-то. То ли электромагнитное излучение моих аксонов с дендритами чем-то Туче не по нраву, то ли еще что – но в упор не видит местная некрофауна во мне сапиенса, подлежащего эллиминации. Как так случилось – а хрен его знает, ваше благородие. И нельзя сказать, что я этим фактом как-то очень уж сильно недоволен. Особенно в нынешних условиях, когда удалось наладить более-менее сносные и даже, я бы сказал, комфортные условия существования. С первыми неделями моего пребывания в статусе Робинзона не сравнить. Двое суток в расщелине в бесплодных попытках выбраться по практически отвесным склонам. С выбитым плечом, переломанными зубами и ребрами, захлестывающим отчаянием и пониманием, что все, край, писец котенку, тушите свет, сливайте воду. Аварийный запас кислорода в грузовом контейнере арктана рассчитан на сутки для троих. Считалось, что за сутки спасатели в состоянии добраться всюду. Мне одному по всем прикидкам должно было хватить суток на пять. Дышать же местным воздухом с высоким содержанием метана – означало получить отравление и свалиться в обморок через пару часов, а дальше привет лунатикам. Смерть от обезвоживания в течение трех-пяти дней, не приходя в сознание. И чем меньшее значение показывал манометр, тем все сильнее хотелось сорвать разбитую о камни и заклеенную серым скотчем маску и, надышавшись отравой, просто уснуть и не проснуться. Но человек – такая тварь, что надеется на что-то до последнего. Даже когда, казалось бы, надеяться точно не на что. Наличие нависающей опасности скоропостижно отдать концы весьма стимулирует мышление, я вам скажу. После того, как стало совершенно понятно, что самостоятельно из ловушки мне не выбраться, а подать сигнал нечем, ни радио ни даже сигнальной ракетницы в наличии не было, в мою травмированную голову пришла светлая мысль реактивировать арктана и использовать его как самоходный шанцевый инструмент, сформировав в практически отвесных стенах хоть какое-то подобие ступенек, по которым можно подняться на двадцатиметровую высоту. Но увы. Сходу железного дровосека оживить не удавалось. После подачи питания на блок управления, вместо штатной процедуры реактивации, он тупо моргал индикаторами на панели, прогоняя внутренние тесты, почти сутки. Я терпеливо ждал, отчаянно надеясь, что умные алгоритмы самодиагностики и исправления ошибок высокотехнологичной машины справятся с проблемой. Ан нет. Не справились. Загоревшийся на панели красный индикатор грубо оборвал лелеемые чаяния. А потом случилось Побоище. Забавно; пока человек не появился на этой планете – она не знала атомного огня многие и многие сотни лет. А с нашим приходом не прошло месяца и вот, получите и распишитесь. Ядерные аргументы разрешения противоречий – такие аргументы. Все как мы любим. Когда началось - я как раз мультитулом вскрыл переднюю панель валяющегося на боку робота и с содроганием рассматривал его электронные потроха. Ну не системотехник я, не инженер! Надежда была только на то, что в электронике есть всего два вида поломок – отсутствие контакта там, где он необходим и присутствие там, где его быть не должно. И если поломка, чем черт не шутит, в том, что какой-то из модулей просто выпал из пазов креплений то можно воткнуть его на место. От отчаяния хватаешься и не за такую соломинку. Тем более, что именно эта модель арктана и без того была не слишком удачной. Затыки и зависания случались регулярно, просто на ровном месте без всяких воздействий внешних факторов. В связи с чем техники экспрессивно вспоминали чью-то непочтенную матушку и регулярно совершали с железными дровосеками противоестественные акты аварийной перезагрузки. А тут еще Туча с ее магнитным лоботомированием. В общем, последняя надежда у меня была на сброс и восстановление до заводских настроек, жестко зашитых в кристаллокерамической ROM1, не подверженной никаким электромагнитным воздействиям. Не самый очевидный порядок действий для осуществления этой задачи мелким шрифтом был напечатан на обратной стороне крышки приборной панели и, держа в руках мультитул, я уже примерялся, как бы половчее демонтировать управляющие модули для добраться до системной шины. И тут началось. Нет, не так. НАЧАЛОСЬ!!! Сначала потемнело небо. Резко, рывком. Солнце затмила рваная пелена Туч, дымными столбами поднимающихся из окрестных склонов. Становилось все темнее и темнее и, в конце-концов, расщелину затопила кромешная тьма, настолько плотный слой кристаллованадиевых частиц поднялся вверх, плотно заслонив светило. Затем небо осветилось ярчайшей вспышкой атомного удара, а через несколько секунд донесся невиданной силы громовой раскат, от которого резкой болью резонуло в ушах и зубах. Земля под ногами затряслась, со стен ущелья стали отрываться и падать на дно камни, разлетаясь мелкой крошкой и более крупными острыми обломками. Вспышки стали следовать одна за одной, не помогали даже плотно сжатые веки. Бело-голубые молнии статического электричества словно кулаки хтонического божества били в трясущиеся склоны, вышибая из них каменную шрапнель. Аккустические удары рвали барабанные перепонки, а падающие камни и разлетающиеся вокруг осколки – одежду и кожу. Я втиснулся в каменистое дно, червяком заполз под арктана, сжался в позу эмбриона и только вздрагивал от очередной, особо сильной вспышки и следующего за ней громового удара. Не взирая на кромешную тьму, небо на востоке окрасилось в темно-кровавый багрянец. В адской цветомузыке атомного стробоскопа на сетчатке глаз запечатлевались апокалипические узоры рушащегося ко всем демонам преисподней мира. А когда особо яркая вспышка чуть не выжгла глаза, не взирая на то, что лежал я носом в землю, укрыв голову руками под прочным корпусом арктана, последовавший за ней акустический удар апперкотом супертяжеловеса вышиб из меня дух, погрузив в блаженное беспамятство нокаута. Очнулся от противно пищащего зуммера кислородного датчика. Тонкий пронзительный звук шурупом ввинчивался прямо в мозг, вырывая сознание из липкого забытья. Болело все. Из ушей и носа натекло по грязной и пыльной кровавой луже. Глаза удалось разлепить с огромным трудом, резкой болью и пеленой слез, вымывающих из-под век пыль грязь и песок. Кое-как проморгавшись, поднял голову и огляделся. Тишина тонким комариным звоном давила на уши, в которых до сих пор гремели недавние, рвущие перепонки бабахи акустических ударов. Мелкая пыль стояла в воздухе золотистой пеленой, поблескивая на почти горизонтальных столбах света склонявшегося к закату светила, потихоньку осаживаясь на дно и склоны, постепенно давая возможным разглядеть окрестности. И с каждой минутой становилось все чётче видно, что дальняя, северная часть ущелья, там где стены сходились в тонкую, практически вертикальную и совершенно непролазную щель, обрушилась камнепадом, сформировав вполне себе пологий склон, на первый взгляд очень даже позволяющий выбраться наверх из этой трижды проклятой ловушки. Пересохшие и потресканные губы впервые за трое суток раздвинулись в кривой улыбке, закапав из разбитого лица кровью на пыль и песок. Из ущелья я выбрался. И арктана запустил. Сутки ковырялся, но сделал. А без него хрен бы я вообще куда добрался. Носимый запас кислорода в баллоне – шесть часов максимум. А аварийный дьюар, позволяющий баллон перезаправлять – в грузовом контейнере робота. Так и получается, что без железного дровосека я никуда не ходок. Пришлось демонтировать ему половину электронных блоков из корпуса, чтобы добраться до джампера системного сброса, возврата к заводским настройкам, загрузки голой системы. А потом монтировать все блоки в обратном порядке. Но справился. Не с первого раза, но все-таки да. Естественно, все сервисные программы, которые, собственно, и дают роботам специфические умения и навыки, ушли в страну Мальборо, осталась реакция только на базовые системные команды типа «Стой», «Иди», «Поворот вправо», «Поднять левый манипулятор», «Опустить правый манипулятор» и все такое... Полностью ручное управление. Но спасибо и на этом. Выбрался по обвалу. Медленно, печально, съезжая вместе с оползнями обратно вниз, используя Дровосека как самоходный альпеншток, заставляя его цепляться манипуляторами за камни стены и песок, падая, спотыкаясь, шипя и вскрикивая от боли в переломанных ребрах и выбитом плече, матерясь как три пьяных сантехника, но выбрался. Окинул победным взглядом окружающие окрестности и сполз на землю, прислонившись спиной к широкой стальной ноге. Боль пульсировала в разбитом теле волнами, не давая сделать вдоха. Отчаянно хотелось отключиться и хоть немножко спокойно полежать. Хотя бы и на голых камнях. Но нужно вставать и двигать. Проблемы никуда не делись и нисколечко не закончились. Необходимо очень оперативно, буквально в темпе вальса, выдвигаться туда, где можно разжиться кислородом и топливными ячейками. А таких мест на планете всего три: «Непобедимый», «Кондор» и базовый лагерь экспедиции Реньяра. К «Непобедимому» – слишком далеко, больше 100 км. Оставшегося заряда в аккумуляторах Дровосека на этот путь не хватит. До «Кондора» еще дальше. Так что, при всем богатстве выбора, другой альтернативы нет. Определив по солнцу свое примерное местоположение, вколол себе обезбол из аварийной аптечки и, сжав зубы, залез на Дровосека верхом, заставил его поднять и сложить манипуляторы хитрым образом, формируя условно удобное «седло», по компасу определил направление и дал команду «Вперед». Добирались долго. При том, что по темноте идти я не рискнул, резонно опасаясь не разглядеть очередную яму-ловушку. Так что ночь кое-как перемучился, перетянув ребра порванной на полосы футболкой и глуша сознание обезболом. Как только первые лучи Региса взошли над горизонтом, взгромоздился на своего стального коня и отправился в дальнейший путь, пытаясь разглядеть приметные ориентиры возле базового лагеря, например, плоское плато, по форме напоминающее чайник, которое хихикающий Бенингсон назвал «плато Шри-Япутры» и тройную горную вершину поименованную тем же Бенингсоном «трезубцем Шивы». Кислород и аккумуляторы были практически на нуле, когда за очередным зигзагом бокового сая, блеснула на солнце алюминиевая крыша разборной быстровозводимой палатки и разбросанные вокруг нее коробки, какие-то обломки и прочий мусор. Теплившаяся надежда на то, что меня будут в этом лагере искать и ждать угасла. Лагерь был пуст, заброшен и безлюден. Возле палатки неопрятной кучей громадились пустые транспортные контейнеры и какие-то коробки, ящики, обломки и обрывки. Невдалеке, возле ветряка электростанции, стоял прицеп универсального ремонтно-технического поста. Еще дальше два энергобота изображали из себя скульптурную группу «Самсон раздирает пасть писающему мальчику». То есть, в результате столкновения друг с другом и каменной стеной, один лег на бок, потеряв правую гусеницу и мотор-колесо, а второй – нависал над ним очень помятой кормой, носом же провалился в глубокую щель меж двух каменных глыб у подножья плато. Основательно вывернутые наружу катки подвески говорили о том, что больше эта машина никуда не поедет. Метрах в двадцати до сих пор вонял горелым пластиком черный закопченный остов, когда-то бывший легкой четырёхместной амфибией. Очевидно, когда энергоботы столкнулись, эммитеры на обоих были включены и всплеск напряженности силового поля закоротил электронику включенного двигателя, от чего машинка занялась и сгорела. А жаль. Радиостанции ни в палатке, ни в техничке, естественно, не оказалось. Ну кто бы сомневался. С моим-то счастьем! Зато в наличии оказались универсальные топливные ячейки для Дровосека, кислородная станция и надувные матрасы. Всего-то и оставалось, отремонтировать один из энергоботов, кабина которого, как и у всей планетарной техники, была оборудована автономной системой жизнеобеспечения, и уже на нем выдвинуться к «Непобедимому». Была мысль подзарядить Дровосека и выдвинуться верхом, но после непродолжительных размышлений, этот вариант был отброшен. Запаса хода в аккумуляторах точно не хватит, а остаться пешком, посреди пустыни в ста километрах от ближайших запасов кислорода – идея так себе. Так что, работать, нигер! Солнце еще высоко! Тут делов-то! Начать и кончить. Имею сказать, что с поломанными ребрами, выбитым плечом и сотрясением мозгов, в одно лицо, плазменной горелкой расцеплять слипшиеся сиамскими близнецами десятитонные гусеничные машины, менять шестисоткилограммовое мотор-колесо, латать траки и натягивать гусеницы, а также перебирать двигатели, собирая из двух дохлых машин одну условно живую, только бы ехала – дисциплина Спецолимпиады и занятие для умственно отсталых. Очень на любителя. Если бы не Дровосек – хрен бы у меня что получилось вообще. Несмотря на наличие в техничке практически всех необходимых для ремонта инструментов. Просто потому что с поломанными ребрами дико больно не то что кувалдой махнуть, а просто вдохнуть и перднуть. Постоянно же сидеть на обезболе тоже нельзя, печень отвалится. Дровосек служил мне портативной лебедкой, подъемным краном, упором, стремянкой, погрузчиком, бульдозером и черт знает чем еще. Тем более обидно было, когда на вторые сутки ремонта в наши пенаты наведалась Туча в виде сравнительно небольшого такого облачка. Ну как небольшого. Мне тогда показалось что офигеть какого большого. У дальнего края скал, слабо различимые отсюда черные металлические заросли заливало багровое зарево захода, в котором острия отдельных кустов искрились и переливались глубоким фиолетовым светом. Я сидел в тени, под откинутым бортом разобранного энергобота, копаясь в его моторе, когда правое ухо вдруг услышало надвигающееся издали тяжелое гудение. Левое не слышало ничего с момента Побоища. Что странно – в тот момент я совсем не испугался. Как раз вколол себе очередную дозу обезбола, так что одурманенный химией мозг с заметной задержкой среагировал на внезапно упавший с неба добрый вечер. Подняв голову, рассмотрев явление черных туч народу – а их было аж две. Они выползли из обоих склонов дальнего ущелья и двинулись в мою сторону. Я даже не шевельнулся, не попытался спрятаться, прижимая лицо к камням. В конце концов, аллес значит аллес, везение небесконечно. Наоборот, появилось чувство какого-то спокойствия и ненормального, болезненного интереса и сопричастности, увидеть то, что никто никогда не видел. Тучи занимали обе стороны ущелья, перерезающего плато. В черных клубах происходило какое-то упорядоченное движение, они сгущались по краям, образуя почти вертикальные колонны, а внутренние части вытягивались и сближались все больше. Казалось, какой-то гигантский скульптор с необыкновенной быстротой формировал их невидимыми движениями. Несколько коротких разрядов пронзили воздух между ближайшими точками туч, казалось, рвавшихся друг к другу, но каждая осталась на своей стороне, вибрируя центральными клубами во все убыстряющемся темпе. Блеск этих молний был удивительно темным, он на мгновение освещал обе тучи – застывшие в полете миллиарды серебристо-черных кристалликов. Потом, когда скалы повторили несколько раз эхо ударов, слабое и приглушенное, словно их покрыл поглощающий звук материал, обе черные тучи, дрожа, напрягаясь до предела, соединились и перемешались. Сразу потемнело, как будто зашло солнце, и одновременно в воздухе появились неясные изгибающиеся линии, и я только через некоторое время понял, что это гротескно изуродованное отражение дна долины. Воздушные зеркала волновались и таяли под покровом тучи; вдруг я увидел гигантскую, уходящую головой во тьму человеческую фигуру, которая неподвижно смотрела на меня, хотя само изображение непрерывно дрожало и колебалось, гаснущее и вновь вспыхивающее в таинственном ритме. И снова ушли секунды, прежде чем я узнал собственное отражение, висящее в пустоте между боковыми полотнищами тучи. Был так удивлен, до такой степени поражен непонятными действиями тучи, что даже забыл боятся. Блеснула мысль, что, возможно, туча знает о микроскопическом присутствии последнего живого человека среди камней плато. Но и этой мысли я не испугался. Не потому, что она была слишком неправдоподобна – уже ничто не считал невозможным, – просто было до сладкой жути и дрожи в животе интересно участвовать в этой мрачной мистерии, значение которой – в этом я был уверен – никто не поймет никогда. Гигантское отражение, сквозь которое слабо просвечивали далекие склоны верхней части ущелья, куда не достигала тень тучи, таяло. Одновременно из тучи высунулись бесконечные щупальца, если какое-нибудь втягивалось обратно, его место занимали другие. Из них пошел черный дождь, становившийся все более густым. Мелкие кристаллики падали и на меня, легко ударяли в голову, осыпались по комбинезону, собирались в складках. Черный дождь все еще шел, а голос тучи, это всеобъемлющее, охватившее не только долину, но, казалось, всю атмосферу планеты гудение, усиливался. В туче образовывались локальные вихри, окна, сквозь которые просвечивало небо; черный покров разорвался посредине и двумя валами, тяжело, как бы неохотно, попятился к зарослям, заполз в неподвижную чащу и растворился в ней. Я по-прежнему сидел без движения. Не знал, можно ли стряхнуть кристаллики, которыми был обсыпан. Множество их лежало на камнях, всё подножье плато было словно забрызгано черной краской. Осторожно взял один из треугольных кристалликов, и тот будто ожил, деликатно дунул на руки теплой струей и, когда я инстинктивно разжал руку, взлетел в воздух. Тогда, будто по сигналу, все вокруг зароилось. Это движение только в первый момент представлялось хаотичным. Черные точки образовали над самой землей слой дыма, сконцентрировались, объединились и столбами пошли наверх. Казалось, скалы задымились какими-то жертвенными факелами несветящегося пламени. Потом произошло что-то еще более непонятное. Когда взлетающий рой повис, как огромный пушистый черный шар, над серединой ущелья, на фоне медленно темнеющего неба, тучи снова вынырнули из зарослей и стремительно бросились на него. Мне показалось, что слышится скрежещущий звук воздушного удара, но это была иллюзия. Уже было решил, что наблюдаю схватку, что тучи извергли из себя и сбросили на дно ущелья этих мертвых «насекомых», от которых хотели избавиться, но понял, что ошибаюсь. Тучи разошлись, и от пушистого шара не осталось и следа. Они поглотили его. Мгновение, и снова только вершины скал кровоточили под последними лучами солнца, а раскинувшаяся долина снова стала пустынной. Когда, ошарашенный, потрясенный, растерянный и шокированный до глубины души я снова обрёл способность видеть, слышать и рассуждать – Дровосека в пределах видимости не наблюдалось. Убёг! Ведь убёг же, сволочь металлическая! То ли в который раз Туча по многострадальным электронным мозгам потопталась, то ли просто переклинило. У этой модели такое бывает. Ах да, я уже это говорил. А меня Рой почему-то не тронул. Почему? Да кто ж знает. Гипотез у меня за полгода на эту тему родилось не менее двух десятков. И все непроверяемые. От льстящей самолюбию и повышающей чувство собственной важности мысли о исключительной важности моих мозгов, чем-то кардинально отличающихся от мозгов всего остального человечества – а значит я уникум! Ксеноморф и рептилоид! До самой простой – Рой отсканировал мою сигнатуру во время первой атаки, как раз когда я был в отрубе и электрохимическая активность мозга была на минимуме, что где-то как-то соответствует картинке лоботомированного гражданина. И теперь, при очередной встрече цивилизаций, с меня считывается присвоенный идентификатор, а в своей туче-памяти Рой видит, что напротив моей фамилии стоит галочка «уже обработан» или там «не представляет интереса» – и отваливает по своим делам. Мол нафиг нужно второй раз на этого поца энергию тратить. Машинная логика во всей своей красе. А как оно на самом деле – одному Аллаху ведомо. Но факт остается фактом. Рои туч меня до сих пор игнорируют. А вот технику убивают. Посему над «Кондором» приходится держать силовой купол, на что расходуется почти вся мощность резервного генератора. На пятые сутки, с горем пополам починив один из двух двигателей энергобота и напрямую запитав от топливных ячеек систему жизнеобеспечения (не с моими познаниями лезть чинить сгоревший эммитер), я загрузился в кабину и на максимально возможной скорости выдвинулся к месту посадки «Непобедимого». Ну, дальше вы знаете.