Дети из ДОМА на холме

«I'm only lonely for the true»

«Я — единственный поистине одинокий.»

Bring Me The Horizon feat. Grime — Nihilist Blues

             

ИЗ ПРОШЛОГО МАЛЬЧИКА

             Под сенью листвы, в диком, горном лесу, монахи вели его земляными тропинками, укрытыми мхом, палыми листьями и хвоей. Босого, в одной льняной рубахе, грязной от комьев земли, слишком юного, чтобы ведать такими страшными тайными, которым его научили монахи. Мальчик шел — боль ножами в каждом шаге по промерзлой земле. Первые холода по осени.       Монахи толкали его вперед.       Над его головой, среди шороха листвы кричали вороны, провожая мальчика в путь. Гудел прохладный ручей, беззаботно, как юная девица, сбегавший вниз, меж больших валунов, поросших мхом. Лес говорил. Он говорил вне времени, говорил с каждым и ни с кем. Его голосом был ветер. Ветер баловался, пугал, напускал грозный вид, разносил по лесу запахи: хвои, живой воды из ручья, морской соли, звериной шерсти и сосновой смолы.       Мальчик очень хорошо знал голос леса. Ему думалось сперва, что он один может его слышать, а значит и ведать тайнами древности, которыми делится старый лес, один может испивать жизни из молодого, бойкого ручья. Он казался себе первым и последним ребенком на земле. Все прочие вокруг — подделки, недостаточные, не совсем полные, чтобы быть подомным ему, дети, рожденные от земных матерей. Мальчику казалось, что монахи-отшельники выкопали его из сырой земли, казалось, будто он родился там, где покоились скелеты зверей, а во рту и под ногтями у него была земля, черви и палые листья. Он представлял, что его обмыли в холодном ручье и одели в эту проклятую рубаху, чтобы потом каждый день на закате снова и снова закапывать в землю, снова возвращать его туда, откуда он взялся. К смерти. Вот он какой, настоящий ребенок леса. Единственный в своем роде. Его существование — страх, он — маленький кролик, сбегающий от волков, но бегущий недостаточно быстро.       Пальцы и ноги истекают кровью. Под ногтями земля. В спутанных волосах, цветом, как закатное солнце — солнце смерти — палые листья и хвоя. На губах синяк. Этот поломанный вид — печать смертности ребенка леса. Ведь лес знает, что сам он вечен, а вот дети его проживут недолго.       Мальчик был красив, не смотря на увечья. Он был больше, чем красив. За это монахи его любили. Поэтому они забрали его у леса и привели с собой, в отшельничий дом.       Этот мальчик был самым красивым существом на свете. Первым и последним ребенком на земле.       

I Феликс

      2319 год, раннее утро 1 числа Саламина (начало весны). День Юпитера на неделе       Это был Дом отшельников. Старый храм, где монахи-отшельники могли остановиться и пожить какое-то время, помолиться, продолжить путь в Земли богов, потом вернуться обратно. Дом был наполовину из камня, а на половину из дерева. Он был заброшен и пуст, и никому не принадлежал. О нем не знали, и дорога к нему давно поросла травой и укрылась снегом.       Феликс оставил машину на поляне перед лесом, а потом шел в потемках, пробираясь по лесу среди деревьев, по кустам и кочкам, почти вслепую отыскивая дорогу. В предрассветном, сером блеске только сияющая на небе луна указывала ему дорогу. Метель закончилась, и лишь это позволило ему отыскать дом.       Как ни странно, сбегая вниз по крутому склону холма к померзшему ручью, над его головой вновь, как и много раз прежде, прокричали вороны. Он подняла голову — и ветер подхватил его волосы, приветственно потрепал по голове. Феликс узнал взмахнувшее на сером небе крыло. Вороны, мудрые глаза леса. «Лес узнал меня», — подумал он, бредя вдоль ручья по замерзшим кочкам.       Поднявшись по пологому холмику вверх, он не сразу взглянул на дом. Его черные глаза, тонущие во мраке спящего, темного леса, забегали по крохотной полянке перед домом. Он всматривался в контуры на снегу, в тени, очерчивающие камни, сухую траву и корни деревьев. Это место хранило зловещую тишину, отказываясь выдавать хоть чем-то свой древний, ненасытный дух. Только листва шуршала у ночного гостя над головой, и ветер обнимал его холодными руками. «Лес защищает меня», — сказал мальчишеский голос в его голове.       На снегу перед лестницей к дому ему привиделись очертания тела. Он растерялся, не зная, мерещится ли ему, играет ли дом с его подсознанием, или он действительно видит тело ребенка. Подойдя ближе, он понял, что это камень, но подумал еще, что камень этот похож на скорчившееся в снегу голое тело рыжеволосого мальчика, выбравшегося из дома. Он знал — сколько бы тот ни полз, мечтая о побеге, все равно он вернется назад. Ведь и теперь, повзрослев, в конце концов вернулся.       Феликс замедлил шаг, стянув с одного плеча лямку тяжелого рюкзака. Он не спешил приближаться к лестнице. Он все-таки не думал, что правда сумеет сам отыскать дом, спустя столько лет. Вдруг это мираж? Вглядывается в темноту. Силуэт каменных стен упоительно знаком и привычен, более настоящий, чем в воспоминаниях.       Почти весь первый этаж, кроме западного крыла, был каменным. Он походил на старую церковь, встроенную в склон крутого холма. Второй этаж местами уже был из дерева, а венчала дом деревянная, треугольная башня, вздымающаяся над холмом, как маяк. Снаружи леса ее не видно.       Лестницы была в высоту около двух метров. Феликс поднялся по обледенелым каменным ступеням и встал под навес у входа. Все было немного меньше, чем он запомнил. Раньше это был большой мир, слишком тяжелый для одного ребенка, теперь же гниющие доски и могильные камни для всех, кто похоронен в этом доме. Дом будет смотреть на него, повзрослевшего, как на старого друга, чьей кровью когда-то питался.       Феликс приподнял голову и глубоко вздохнул. Магия леса работала странно. Это была магия времени и памяти. И вместе с ветром, вместе с его вздохом, вместе с запахом хвои, с его озабоченного, взрослого лица слетели года. Он снова стал семнадцатилетним подростком, испуганным и растерянным о того, что не знает, как жить дальше.       И, как и в ту далекую ночь, последнюю ночь в Аарене, когда он попрощался с монастырем и Приютом, он пришел на рассвете к домику-отшельнику, чтобы укрыться в нем, подобно дикому зверю, переждать остаток ночи, вспомнить самого себя. Не потому что это место утешало его. А потому что оно было первым и последним местом на земле, потому что он был взращен здесь, ребенок леса, потому что он больше никуда не мог пойти, чтобы его не нашли.       Он остался здесь, в последнем прибежище этого мира, а потом ушел на тысячу лет. Тысячелетие иной жизни, из которой он вернулся другим, отныне не человеком.       Феликс опустил замерзшие пальцы на старую-старую дубовую дверь и провел по ней рукой. Он был бессилен перед этой дверью. И перед толпой призраков за нею. Перед своими воспоминаниями. Болезненно прикрыв веки, он обеими руками навалился на дверь, и та медленно отворилась. «Тысячу лет... Мое тело находилось здесь. Пусть это и было иллюзией.»       Рюкзак сполз по плечу вниз, свесился на локоть. В лицо ударил старый, сырой запах дома. Камня, плесени, пыли, дождя и мокрого дерева. Феликс вступил в густую тьму дома, руками ощупывая дорогу. Внутри было тесно. Пришлось мелкими шажками пробираться по дому, между каменными углами и выступами, разъединявшими дом на множество комнат. По слабому, лунному свету, сочившемуся в окно, он смог найти винтовую лестницу наверх, и дрожащими руками, как утопающий, лихорадочно вцепился в нее.       «Тише, — пел древний дом, успокаивая его, — ты здесь, ты дома. Никто не найдет тебя.»       Как и много лет назад, когда он был семнадцатилетним подростком, этот дом стал его крепостью, последним маяком на пути к бегству. За тысячу лет его не нашли здесь. Не найдут и теперь.       На трясущихся ногах, не ощущая собственного тела, он стал подниматься по лестнице вверх, волоча за собой рюкзак. Внутренности скрутило от страха, и на миг он остановился, прижавшись лбом к холодному металлу перил, чтобы сделать три коротких, рваных вздоха. Потом он пошел дальше.       Здесь все было очень родным, хоть и немного забытым. Здесь все было его, по-настоящему его. Дом хотел, чтобы он был здесь. Дом не забыл его. Дом скулил, тосковал, не мог забыть его присутствие, его ангельское, кроткое лицо, венец медных волос на голове, его спокойствие и молчание, мрак его черных, нечеловеческих глаз. Дому, где монахи молились богам столетиями, нужен был настоящий ангел.       Феликс добрался до башни. Он поднял крышку деревянного люка, ведущего в башенную комнатку, и залез внутрь. Тут было успокаивающе-прохладно, и еще сильнее, чем внизу, пахло деревом и лесом. Запах был ошеломляющим. Феликс опустил на пол свой рюкзак и закрыл люк, оставшись какое-то время сидеть на полу с закрытыми глазами. Вдыхал запах этой комнаты и слушал шелест листвы, доносившийся снаружи. Дом слегка поскрипывал, и оставленная им открытая дверь на первом этаже гудела. Он знал, где-то в доме на полу шуршат листья, занесенные сюда ветром. Эти звуки были тихой, печальной колыбельной из детства. Он зарылся холодными пальцами в волосы. На миг показалось, что все так, как и должно быть. Что этих десяти лет его жизни не было, что ему семнадцать, что он дома, дом баюкает его в колыбельной, и родной, знакомый лес за окном говорит с ним, рассказывая истории из далекого прошлого, пока он засыпает холодным, упоительным сном длиной в тысячу лет. Дом знал, что провожает приемного сына к одру смерти, и он один помог ему, он один утешил.       «Почему ты вернулся?» — скрипел дом. «О чем ты не сказал мне, когда очнулся здесь ото сна и сбежал на десять лет?»       Феликс открыл глаза, уже гораздо более бесстрастный, чем прежде, с чувством тупого спокойствия в груди. Только что рожденный.       Он поднялся на ноги и стал раздеваться, снимая с себя мокрую от пота и снега солдатскую форму. Голубоватый свет луны выхватил его острые скулы. Контуры татуировки на лице казались тенью от волос. Треугольник, перечеркнуты косой линией.       Пока Феликс переодевался, его черные глаза неотрывно смотрели на знакомое с раннего детства большое, во всю стену, треугольное окно его башни. Тьма леса и блеск рассветного неба за стеклом. Феликс заметил, что одна створка была приоткрыта.       Треугольный глаз, ведущий в ДОМ, вновь открыт перед ним. Время — повторяющий себя круг. Что было однажды вернется вновь, но немного другим.       Феликс переоделся в чистую одежду, открыл несколько ящиков в небольшом, сосновом шкафу — изнутри толстые стенки остались сухими и душистыми. Он нашел старое одеяло, которым когда-то укрывался, взял его, прошел к широкой пастели на полу — толстому матрасу, брошенному под окно. Не утруждаясь закрыть створку окна, накрылся одеялом и прижался лицом к своей старой постели.        Одеяло пахло сосной. А постель пахла этой комнатой, старостью, заброшенностью, и еще каким-то человеческим запахом. Уже засыпая в своих путающихся мыслях, он понял, что это был его собственный запах. Эта постель сохранила запах его волос, кожи, одежды, его дыхания. Он засыпал стремительно, словно был на ногах десять лет и десять лет не видел снов. Усталость сделала его почти мертвым. Как странно и правильно было прийти сюда, и уснуть на родной, мягкой постели под открытым окном, слыша голос леса.       Все так, как и должно быть. Он там, где был всегда. Он был первым и последним человеком на земле.

Характеристика

Приписка от Елены. Более подробная характеристика Феликса.       Все говорили о том, какой он красивый. Все. Это была не поддающаяся пониманию красота.       Был ли он красив, как мужчина? Мне трудно сказать об этом. Безусловно да, но это не то, не та красота. Было ли его лицо редким, безупречным рисунком тех мужественных, волнующих нас портретов, которые рисуют художником или влюбленные? Нет. Не то. Он не был идеалом. Понимаете, красивых мужчин рождает природа, и наш глаз радуется, встречая их лица. Но тут было другое, совсем не природа. Более тяжелая сила.       Он — это идол. И перед ним преклонялись.       Дело не в чертах лица, не в его теле, дело было в другом. Та красота, которую наш глаз не выбирал — он был весь чем-то бесконечно волнующим и пугающим, ошеломляющим, потрясающим. Я думаю, монахи-отшельники, поняли это еще раньше нес — дело было в чем-то внутри него, чем-то, ускользающим от внимания человека.       Я думаю, та информация, которую он в себе нес, была слишком сложной для человека, поэтому наш мозг переводил для нас Феликса, как «очень красивого мужчину». А дело было не в красоте. В чем-то вроде его энергии. Вот, что нас потрясало. Вот, что так беспокоило. Это было внутри него.       Феликс до сих пор в каком-то смысле остается объектом непостижимым. Он родился таким, явился в мир людей, показался нам и ушел. Нереальный. Иллюзорный. Слишком другой. Я могу лишь попытаться описать это чувство.       Но давайте все-таки вернемся к действительной внешности. Думаю, многим было бы интересно узнать его точный портрет.              У него было треугольное лицо, выраженные скулы, тонкий подбородок. Нос по-птичьи изогнут, на переносице крестообразная морщинка — глубокая, никогда не выпрямляющая линия поперек переносицы, и тонкая, едва заметная в спокойном состоянии морщинка между бровями. Брови редкие, тонкие, рыжие. Волосы медно-рыжие, часто красившиеся, немного вьющиеся, хотя на детских фотографиях я видела его с прямыми волосами. Тогда у него были отросшие волосы, закрывавшие большую часть лица, выглядел он немного неряшливо, а лицо на большинстве снимков смазано.       Большие, черные глаза, слегка по-лисьи скошены. Точно их цвет мне так и не удалось понять. Возможно, это был темно-серый. Может темно-зеленый. Может, они и правда были просто черными.       Нависшие веки, прямые, рыжие ресницы. Россыпь веснушек на лице, шее и руках.       На скуле татуировка — треугольник, перечеркнутый косой линией. Вторая татуировка на руке — черная линия, обвивающаяся вокруг предплечья. Тонкие, светлые волоски на коже.       Ростом он был довольно высоким (прим. 1 метр 85 см.). Худощавый, что-то от лет, прожитых в казармах Ордена Безмолвных, сохранило атлетические черты, но годы работы на ЦИГСИ истончили его.       Черты лица тонкие, неровные, несимметричные. Не очень ровный, четкий контур губ.       Что важно еще отметить в его лице — оно всегда имело какое-то отрешенное выражение.       На спине и животе шрамы, как от лезвия. Небольшой шрам за левым ухом. На правом ухе серьга в виде креста. На пальце руки серебряное кольцо с двумя птицами — обручальное.       День рождения — 20 Скарра (конец осени) 2291 года. С Беатриче они поженились осенью 2315 году, ему было двадцать четыре года, ей девятнадцать.       На службу к ЦИГСИ он попал в двадцать один год.       На момент событий рукописи ему полных двадцать семь лет.

Друзья Феликса

Прим. От Агнес С.       В повествовании будут в разные моменты (настоящего времени, либо воспоминаний) всплывать друзья, так или иначе связанные с его прошлым, в основном с Орденом Безмолвных.       Как в магическом ритуале, этих людей можно разбить на карты, прямо влияющие на силы Феликса. Как ключевой герой рукописи, силы и состояние Феликса, очень важны для того, чтобы ДОМ открылся, и мы смогли в него попасть. Поэтому влияние тех или иных лиц на него безусловно важно.       Вот карты, если не называть имена друзей:              

Карта — Лжец

      

Карта — Предатель

      

Карта — Сердце

      

Карта — Ученик

      

Карта — Правда

      

      Всего пять друзей. Задача того (читателя), кто ищет ДОМ в лабиринте (мы пока только-только приближаемся ко Входу, поэтому на данный момент задача невыполнима) выявить, кто из текста является друзьями Феликса (некоторые герои сразу обозначаются как его друзья, некоторые нет, кто-то из них появится только в воспоминаниях Феликса) и сопоставить пятерых с магическими картами.       Открыв этот секрет, вы получите в Лабиринте ключ от одного из Путей, который приблизит вас к ДОМУ. Но все это в будущем. Пока держите в голове вопрос: «Кто друг?»              

II Старый друг

      

      Он проснулся неожиданно для самого себя, как это обычно и бывает после глубокого сна. Казалось, будто он проспал сутки или даже целые дни. Феликс приоткрыл глаза и не сразу узнал очертания постели и тот угол комнаты, который он мог видеть только с того места, где лежал. Потом он понял, что пока спал, снаружи немного рассвело, и это всего лишь та башенная комната, только теперь немного другая. Феликс сонно перевел взгляд на окно, прищурил глаза — и сразу узнал качающиеся ветви накрененного, высокого дерева, росшего на холме. Он приподнялся на локтях и какое-то время просто смотрел в окно, упиваясь знакомым пейзажем.       Его разбудил неожиданный звук, который подметил недремлющий разум. Быть настороже даже во сне — это привычка из прошлой жизни, которой его научили в казармах, и которую он перенес затем в свою бездомную, преступную жизнь в постоянном движении и риске быть пойманным. В последние года его жизнь была спокойной, нечего было опасаться в своей запертой на все защитные системы квартире в Энде, в объятиях Беатриче. Но привычка осталась, поэтому он сразу проснулся, как только услышал внизу, на первом этаже, шорох чьих-то шагов.       «Сюзен Леда,» — первым делом подумал Феликс. Потом он взглянул на наручные часы и обнаружил, что сейчас было слишком рано для ее визита. Он снова загляделся в огромное окно, подполз к нему ближе, прижался лбом к стеклу. Наверное, пришел кто-то другой из команды. Он не спешил встречать гостя, застигнутый врасплох удивительным пейзажем, распростершимся в утреннем свете перед его глазами.       Отсюда, из треугольной глазницы башни, было видно много. Вокруг его башни рос густой лес. Вдали, в утренней дымке, синело движущееся, холодное море. А слева, вверх уходили горы, невероятно огромные.       Рама окна была выделана из толстых, отполированных сосновых ветвей, от чего вид у комнаты становился немного диким. В комнате было еще одно окно — прямо над головой, на скошенном потолке. Феликс поднялся прямо на смятой, еще теплой постели, и открыл старые створки небольшого, прямоугольного окна. Ветер ворвался в комнату, едва он распахнул оконце — и оживил все вокруг, взъерошив его короткие, розоватые волосы Его напряженное, сонное лицо неожиданно посетила робкая улыбка. Феликс, улыбаясь, просунул в окно руку, а затем высунул наружу и голову. Его заворожил потрясающий вид, открывшийся с этого места. Перед ним вниз по неровным холмам расползался лес. А за деревьями, у самого подножия горы, был виден Аарен. Удивительно, как хорошо было видно местность из этой башни. Горы, море, город — все было у него на виду, в то время как он сам укрывался в своей затерянной посреди леса башне, абсолютно неприступный для каждого.       Феликс вернулся в комнату и быстро отыскал свои ботинки, потом, в той же мятой одежде, в которой спал, вылез на винтовую лестницу. В доме стало ненамного светлее, но зато теперь он отчетливо видел мебель, перегородки комнат, иконки на стенах и обереги из веток и листьев, сделанные монахами. Все это встретило его по пути на первый этаж, и Феликс во все глаза разглядывал дом, с удивлением вспоминая многое из того, что видел, и находя то, что совсем позабыл.       На первом этаже пол был усыпан пожухлой листвой и хвоей. Феликс прошел по тесному проходу между комнатами без дверей, ступая по шуршащим листьям в своих черных ботинках, слишком современных, для этого старинного дома. Ему приходилось нагибаться в местах, где каменный потолок становился слишком низким.       Первый этаж разделяли низкие, толстые каменные колонны, к которых сводился потолок. Местами комнаты были похожи на пещеры, а где-то дом выглядел наоборот вполне пригодным для жизни. Здесь было очень много вещей, и все их Феликс внимательно разглядывал, пока пытался отыскать в лабиринте забывшихся проходов признаки человеческого присутствия. Он обнаружил, что входная дверь была прикрыта. Спустился по ступенькам на кухню — квадратную, тесную комнату, где ступить было некуда из-за мебели и сброшенного на пол хвороста для растопки.       Отыскал на стене выключатель, зажег свет – лампа несколько раз моргнула, прежде чем тускло загорелась. Здесь тоже никого не было.       Тогда он двинулся в другую комнату. Она была упрятана от остальных тем, что ее проход не сразу можно было разглядеть, стоя в прихожей. Стены, отгораживающие комнаты на этаже, стояли друг к другу под разными углами, образуя подобие лабиринта. Если привыкнуть к дому, он будет казаться даже слишком крохотным, но с непривычки в первое время жильцу придется долго блуждать по проходам между каменными колоннами.       Феликс как можно тише прошел к арочному проходу, находившемуся в остром углу, где соединялась более старинная часть дома с достроенное гораздо позже. Он зашел в просторный, пустой зал с низким потолком, подпираемым деревянными балками. Тогда он сразу увидел своего гостя. Тот стоял напротив прямоугольного, широкого окна, глядя вниз, на качающиеся деревья. По просторной комнате удивительно гулко гулял ветер и разносились листья. Здесь была так свободно и пусто, как не было во всем этом сжатом, забитом вещами монахов доме. Единственным предметом мебели здесь служила большая, двуспальная кровать в углу, у стены, да деревянный сундук рядом с ней. Феликс прошел вглубь зала. Он втянул воздух, оглядевшись по сторонам. Человек у окна замер, ощутив его присутствие. Так они стояли молча — Феликс смотрел ему в затылок, а гость смотрел в окно. Прошло время.       — Мог бы и поприветствовать старого друга, — произнес мужской голос.       Феликс видел мутное отражение лица в окне, у которого стоял гость. Мужчина улыбался.       — А то мне здесь и без того жутко. Могу подумать, что это призрак какого-нибудь монаха.       — Здесь нет призраков, — без промедления отозвался Феликс, голосом глубоким, как озеро, и спокойным, как его гладь в безветренный день. — Монахи здесь не умирали. Хуал…       Имя, не без труда слетевшее с его губ, было шершавым, непривычным и забытым. Феликс поджал губы, едва произнес его, и увидел, как заклинание подействовало — человек обернулся. Свет, бьющий в затылок гостя из прямоугольника окна, мешал разглядеть его лицо. Но Феликс, конечно, сразу узнал его. Мужчина был среднего роста со светлыми, песочного цвета волосами и длинной челкой, закрывающей часть лица. На его спине покоилась короткая, светлая косичка. Мужчина был одет в длинную, темно-синюю просторную куртку с эмблемой ЦИГСИ, а из-под нее виднелся ворот черной, шерстяной водолазки.       Хуал посмотрел на друга с открытой, искренней улыбкой. Его дрогнувшие губы что-то хотели сказать, а в светлых, серых глазах читался вопрос. И скоро приветственная улыбка сменилась чем-то другим — Хуал загляделся на Феликса с нескрываемым удивлением. Ему не нужны были слова, чтобы сказать — он был поражен красотой, которую увидел. Красотой, приносящей не радость, а страх.       — Эти годы, — с бессильной улыбкой проговорил Хуал, — не забрали у тебя ничего. Ты как будто совсем не изменился. Так и остался мальчишкой. Сколько тебе было, когда мы в последний раз виделись? Пятнадцать, кажется...       — Четырнадцать. Потом меня перевели в другой блок Ордена.       — Да. Сколько лет прошло.       — Хуал, — Феликс на секунду опустил глаз, слова давались ему с трудом. Снова он подросток, снова перед своим старшим товарищем, почти братом. — За то, что ты сделал для меня тогда... Спасибо.       — А, ерунда. Какой бы я был тогда друг?       Феликс помнил это по-своему.       Он, сбегающий из Ордена, сообщение в компьютере — последнее слово от друга, которого, как ему казалось, он теряет навсегда. Если бы не то сообщение, он бы не решился на побег. Но Хуал помог ему. Он — рука, спасшая его в тот дождливый, опоенный страхом вечер. Теперь тот побег казался Феликсу немыслимой глупостью. Безопаснее всего было бы остаться в Ордене. В конце концов, жизнь которую она начал потом, после казарм, не было ничем лучше того, что ждало его в О.Б.       Феликс зарылся пальцами в волосы на затылке и ничего не ответил, только вежливо кивнул. Хуал почувствовал напряжение между ними и усмехнулся.       — Ну… С новосельем что ли? Занятное ты местечко для жилья выбрал, — он обвел комнату рукой. — Обратился бы ко мне что ли… Я бы подыскал что-то поприятнее, тоже подальше от города.       — Да нет, — возразил Феликс, — дело не в этом. Дом нормальный.       Хуал пожал плечом.       — Как скажешь, конечно. Я-то тут не в первый раз — уже заходил оставить твои вещи и проверить дом.       — Спасибо за твои труды, Хуал. Ты очень помог мне с переездом, — в своей обычной, медлительной манере проговорил Феликс.       — Хуал, — усмехнулся мужчина, покачав головой.       Он сошел с места и стал ходить по комнате — каждый его шаг гулко отражался от стен.        — Только ты меня так называешь… Много времени прошло с тех пор, когда мы были мальчишками. Помнишь, да?       Феликс не улыбнулся в ответ.       — Помню. Извини. Могу называть тебя, как захочешь.       Хуал покачал головой.       — Это не проблема. Все зовут меня Неза. Так привычнее, но зови, как тебе больше нравится.       Феликс кивнул подбородком в сторону прохода.       — Покажешь, где вещи?       — Конечно, — с готовностью отозвался Неза и вышел из комнаты.       Феликс поколебался с пол секунды, обернулся на пустую кровать, стоявшую за толстым столбиком каменной колонны, и сдвинул брови. Крестообразная морщина у него на переносице углубилась. Он никогда не любил эту комнату. Нет. Он ее ненавидел.       — Ты сегодня с Ледой, да?       — Скоро должна прийти, — ответил Феликс, выходя вслед за другом.       — Ясно.       Они шли по коридору между комнатами, слишком большие для такого маленького домика.       — Боже, ну и дыра! — усмехнулся Неза. — Представляю, что скажет эта Леда, когда здесь окажется.       Феликс ничего не ответил. Со стороны рядом со своим давним другом, он казался очень юным. Его изящные, тонкие руки с рукавами, закатанными до локтей, блуждали по коридору, стараясь ничего не касаться. Пальцы были словно сами по себе — они все время подрагивали и дергались, выражая эмоции, которые отсутствовали на спокойном, застывшем лице.       — Ты всерьез работал в полиции? — Спросил он у Незы.       Они прошли в комнатку, уходившую немного вниз по неровному, каменному полу. Им пришлось согнуться, переходя под арочным проходом. Внутри оказалось темно из-за крохотных окон, так что Неза сразу зажег электрическую лампу. Это было что-то вроде гостиной, где нередко собирались монахи. Большой, пузатый камин занимал большую часть стены напротив них. Три маленьких, протертых диванчика плотно приставлены друг к другу. Всюду на стенах что-то висит — обереги из веток или высушенные венки. Вещей в комнате было столько, что она больше походила на кладовую. Феликс вслед за Незой перешагнул через диван и оказался посреди этого старья, собранного прямиком из позапрошлых столетий.       — Да, работал. Втянулся, так сказать. Это был самый прямо путь в ЦИГСИ. Сначала по твоему плану устроился, думал сбегу, как только к стенке припрут, а меня тут приняли, влился в коллектив, так сказать. А потом и уходить не хотел… Ну, мое это что ли? Не знаю. Но работа была неплохая. Там время попусту не теряешь. Вот в отделе ЦИГСИ мне куда меньше нравится... В полиции честь по чести — тебя уважают, потому что ты человек. А в ЦИГСИ... Чем ниже чин, тем, ну, сам знаешь.       — Да. Наверное много работы выпадает.       — В каком-то смысле вырваться трудно.       — И все-таки на меня у тебя нашлось время, — заметил Феликс, оглядываясь вокруг.       Неза протянул ему коробку с вещами, потом указал на остальные, покоившиеся на небольшом, старом столике. Их накрывал белый чехол.       — Чтобы не отсырели, — сказал он. — В основном все тут. Вон там — эти твои художественные штуки.       Феликс заметил коробки с холстами и свой мольберт.       — А твоя машина и сейф — я их оставил в соседней комнате. Крохотной такой. За кроватью. Понял, что за комната?       Феликс напряженно сдвинул брови, потом вспомнил и кивнул.       — Спасибо, — он глубоко вздохнул.       Это было очень многозначительное спасибо. Неза и не представляет, как для него были важны эти вещи.       — Ерунда. Я уже давно из напарника стал твоим посыльным, — Неза издал короткий смешок, но заметив напряжение на лице друга, поспешил добавить:       — Да шучу я. Мне не в тягость. Я понимаю, переезд по-тихому — это непросто.       — Наше дело в первую очередь, — сказал Феликс. — Эти вещи были не так для нас важны. Кроме компьютера.       Он приоткрыл одну коробку. Там была его одежда.       — Но спасибо, что взялся за это, — снова сказал он.       Они вновь замолчали, стоя в затхлой комнатке. Потом Неза вздохнул и опустился на грязный продавленный диван, и Феликс последовал за ним.       — А ты у себя там — художник, да?       Феликс кивнул, прикусив черный, накрашенный ноготь. Потом быстро отвел руку ото рта. Неза внимательно следил за ним. Феликс вел себя очень сдержанно, словно обдумывал каждое движение, прежде, чем совершить его.       — И каково быть художником? Это вообще работа?       — Да, — Феликс вздохнул.       — Наверное, неплохо устроился.       Феликс странно усмехнулся. Он терпеть не мог подобные расспросы. Южане почти ничего не понимали в работе северян. Искусство для них пустой звук.       — Наверное.       — А до Сигурда? Там же и работал?       Пальцы Феликса, стучавшие по дивану, замерли. Речь шла не о художественной мастерской. «Там» слишком неопределённое обозначение. «Там» было словом, отбрасывавшим густую, мрачную тень.       Неза знал о его прошлом, но знал далеко не все. То, что было в жизни Феликса после побега из Ордена, довольно предсказуемо, но Неза даже не подозревал, насколько тривиально.        Феликс вздохнул, ощутив, как пыль, застывшая в воздухе, осела у него на легких. Он неопределённо пожал плечом и перевел тему:       — Сюзен скоро придет. Ты останешься?       Неза махнул рукой.       — Ну уж нет, — рассмеялся он. — Не видел эту дамочку уже несколько недель и не жалею.       — Хорошо, — спокойно ответил Феликс. — Скоро нам с ней и Суллой все равно нужно будет собраться вместе, если Сюзен будет свободна, можно собраться здесь. Через пару дней.       Неза не очень уверенно кивнул. Феликс опасался делиться своими планами на расстоянии, и до сих пор Неза не имел представления, что ждет их команду дальше. Приходилось ждать, пока Феликс не отдаст дальнейшие распоряжения.       — Если ты не остаешься, зачем тогда пришел? — Неожиданно спросил Феликс.       Неза на мгновение растерялся. Он обернулся к другу.       — Ну и странная у тебя прическа, — вдруг выдавил из себя Неза, и его усталое, постаревшее с годами лицо, вновь сделалось мальчишеским.       Феликс поджал губы, а затем невольно улыбнулся.       — Казус в парикмахерской.       На лицо ему упала длинная, неровно остриженная прядь волнистых волос.       — Да нет. Я про цвет, — глухо хохотнул Неза. — На Севере нынче все так ходят?       Феликс закатил глаза, все еще улыбаясь. Его привычка, вспомнил Неза. Прикрывает веки, и видно, как под ними глаза немного подрагивают. Феликс никогда не замечал, как делает это, но делал это постоянно.       — А еще северяне варвары и террористы, — сказал он с иронией.       — Последнее похоже не правду, — Заметил Неза.       Затем его лицо изменилось       — Феликс, — Неза протянул руку, преодолев расстояние между ними, и сжал изящные, тонкие пальцы Феликса. — Мы не виделись... Бог знает, сколько лет. Я ж тебя в последний раз видел, когда мальчишкой в казармы провожал. Ты мне был как младший брат. И все эти годы я помогал тебе, прикрывал спину, был на связи. Ты мой друг. Я… Я не мог дождаться, когда ты приедешь.       Улыбка медленно сошла с лица Феликса, он вновь стал бесстрастным. Пальцы в руке Незы дернулись, а затем замерли. Спокойная, радушная улыбка Незы... Он не пожал его руку, но и не отобрал свою.       Феликс кивнул, как будто это был достойный ответ для друга, которого он не видел больше десяти лет, но, заметив, что просто так Неза отпускать его не собирался, медленно вздохнул и в следующую секунду услышал свой спокойный, ровный голос:       — Я рад тебя видеть. Мы хорошо работали вместе, Неза. Я не поручил бы эту работу никому, кроме тебя.       Неза отпустил его руку. Последние слова подействовали на него, и взгляд серых глаз немного просветлел. Феликс опустил глаза и отвернулся.       — Я… Малость устал с дороги.       — Понимаю, — отозвался Неза.       — Слушай. Спасибо, что согласился на это дело тогда.       — Ты мне малость поднадоел со своими «спасибо», — ворчливо заметил Неза.       Феликс поджал губы и очень внимательно посмотрел в глаза Незы.       — Правда спасибо.       Неза отмахнулся. Но было видно, что его лицо поддела взволнованная, мальчишеская улыбка. Счастье быть признанным, быть нужным. Его немного сбил с толку внимательный, прохладный взгляд Феликса, но он как всегда объяснил это излишне спокойным характером друга.       «Как легко с людьми...» — подумал Феликс, глядя на просветлевшее лицо друга. Он поспешил перевести тему.       — Неза… Сюзен сказала, что Нанна Нерха умерла, — Феликс заговорил о том, что волновало его больше всего. — Ты что-то знаешь об этой ночи?       Это было совсем не то, о чем Неза хотел бы поговорить с другом в их первую встречу. Он надеялся, что о работе Феликс побеседует с Сюзен. Но все-таки знал, что так и будет. Феликс будет вилять, и в конце концов они снова обсудят их дело. Варианты того, как могут развернуться события, мотивы и действия сектантов, их местонахождение, слова, слова, все эти бесконечные слова о работе.       Им дали дело, которое невозможно закончить. Настанет ли день, когда они сдадут главаря сектантов в руки ЦИГСИ и станут свободны?       Неза поглядывал на красивое, светлое лицо, склонившееся вниз над коленями, на задумчивый взгляд черных глаз. Розоватые, крашеные волосы свесились на узкое, веснушчатое лицо Феликса, такого же юного, каким он запомнил его с последней встречи. Ничего кроме углубившихся морщин в уголках глаз и на переносице не говорило о том, что ему было уже около тридцати.       — Ночью выходили сектанты, — медленно проговорил Неза. — Люди слышали их. Как они шли по городу. Они не пытались быть тише. Полицию и ЦИГСИ послали в некоторые районы города, откуда звонили горожане.       С каждым словом лицо Незы становилось все более мрачным и растерянным. Он поджал губы.       Феликс посмотрел на прямоугольное оконце за спиной Незы. Ветер шевелил ветви деревьев.       — Здесь нас никто не услышит, — проговорил Феликс. — В этом месте никого нет. Удивительно, да? — почти шепотом спросил он. — Впервые за столько лет мы можем говорить, не опасаясь быть услышанными. Ведь еще когда мы были солдатами… За нами постоянно следили.       Феликс перевел взгляд на Незу.       — Здесь всегда особенно спокойно.       Неза растерянно кивнул.       — Убили священника. Убили прямо перед дверями храма. Нам позвонили из его дома, сразу после случившегося. Но убийцу до сих пор не нашли — его и след простыл.       Незу передернуло.       — Кто они такие, если опытный отряд полицейских не может найти убийцу по горячим следами?       — Они никогда не были так просты, как о них думают, — глубоко вздохнул Феликс. — У них есть опытные воины среди своих. Это не просто люди с улицы.       Глаза Незы слегка расширились.       — Откуда ты знаешь о таком? — спросил он.       — Я много чего о них знаю, — ответил Феликс.       Неза не сводил с него глаз. Его догадки подтвердились.       — Все эти годы, — только и смог сказать он.       — Да, я знал больше, чем вы. — Феликс выглядел слишком спокойным для человека, правду которого только что раскрыли.       — Они заранее планировали свой выход и все остальное. Приезд Акаде Агнессы, выход в город, убийства. Аарен был их точкой с самого начала. Я хотел приехать к тому моменту, когда все должно было произойти и возможно предотвратить лишние убийства. Но…       Феликс вздохнул и на какое-то время повисла тишина. Неза не заговаривал. Он сидел, молча уставившись перед собой, пытаясь осмыслить, что только что узнал. В конце концов заговорил Феликс:       — Я опоздал. Они, наверное, все уже мертвы.       — Нанна Нерха, по словам Сюзен, священник… Из дома Цецилии тоже звонили. Муж сказал, она не возвращался домой… Опытный воин, конечно! — Неза хотел посмеяться, но вышло горько, и лицо у него скисло. — Конечно, если у них есть воины, то они не просто опасны. Они же армия, готовая убивать и прочищать людям мозги, и ты… Ты все это знал.       — Ну… Я не знаю, где точно находится главарь. Это предстоит выяснить. Но я всегда знал, что это Аарен.       — Поэтому ты и отправил меня работать сюда… — Начал понимать Неза.       Феликс только кивнул.       — Нас всех сюда отправил. Но если ты знал, то почему?...       Феликс прервал друга.       — Неза, у меня есть компьютер со свободной сетью, но у тебя его не было. Я не мог передать информацию, а тебе не обязательно было знать правду до этого момента. И ты скоро поймешь, что так было лучше для тебя.       Лицо Незы помрачнело.       — Я разбираюсь в компьютерах получше тебя...       Феликс покачал головой.       — Нет. Простая защита не помогла бы. Нужно, чтобы была своя, независимая сеть.       — И откуда у тебя такая, позволь узнать?       Феликс помолчал.       — Неважно. Мне кое-то помог.       Он вздохнул и посмотрел на свои пальцы. Черный лак почти сошел.       — Я не работаю на ЦИГСИ, — вдруг сказал он.       Неза ощутил тошноту, предвещая, что узнает дальше.       — Я работаю против них. С самого начала.       — Я так и знал...       — Я вел расследование по Северу, чтобы выиграть время и подготовить свой план, и чтобы мне было, что отправлять в отчетах Сигурду. В ЦИГСИ мне дали хорошие инструменты для работы. Это было удобно. Вот... Моя организация была создана против ЦИГСИ изначально. Я не говорил тебе, потому что… Компьютеры, я уже объяснил.       — Ты втянул меня в это...       — Ты жертва обстоятельств, — оборвал его Феликс. — Вот что ты скажешь, если нас засудят. Это правда. Не беря во внимание сегодняшний разговор — все остальное время ты не совершал преступлений. Ты не знал моих мотивов.       Неза смотрел на Феликса ужасными глазами. Феликс мягко кивнул ему, призывая смириться с этой правдой.       — Я же сказал, в этом месте нас никто и никогда не услышит. Здесь мы говорим правду.       Спокойный голос его друга был немного пугающим в этом заброшенном доме.       Неза приоткрыл рот.       — Я не знаю, что сказать, — он покачал головой. — Я давно догадывался, что ты что-то темнишь с этим Сигурдом. Чтобы ты добровольно работал на них после твоего прошлого… Извини, конечно, но в глазах ЦИГСИ ты та еще скотина.       Феликс закатил глаза.       — Но я не думал, что тебе так много известно про сектантов. Откуда?       Феликс едва заметно пожал плечом и очень странно посмотрел на Незу. Тот понял намек. Излишние вопросы были неуместны.       — Надеюсь, я не слишком тебя…       — Мне нужно проветриться, — сказал Неза, резко поднявшись на ноги. Феликс поднялся вслед за ним.       — Здесь слишком душно, — бросил он и обошел Феликса, направившись к выходу.       Они вышли на улицу — Феликс так и остался в одной тонкой, серой рубашке. Они присели на ступеньку. Уже почти рассвело, лес хорошо было видно. Снаружи оказалось непривычно тихо. Никаких голосов, грузно котящихся автомобилей, телевизоров, ничего. Тишина. В таком месте действительно можно было сказать все, что угодно — никто никогда не услышит.       — Признаюсь, ты меня удивил скрытностью своей натуры, — вздохнул Неза после долгого молчания.       — Мне скоро на работу, — добавил он.       Феликс молча кивнул. Ему было холодно, но он сидел, подняв плечи, и просто смотрел перед собой, на замерзший ручей, крутил серебряное кольцо на пальце. Неза взглянул на это кольцо и нахмурился.       — Я один не знал правду? — спросил он.       Феликс неопределённо пожал плечом и покачал головой.       — Все остальные знали?       Феликс более уверенно покачал головой.       — Кому ты сказал?       Феликс перехватил взгляд Незы. Ему не нравился тон, с которым заговорил друг.       — Не-ет, — Неза мрачно рассмеялся. — Нет, я угадаю. Сюзен? Сюзен, которую ты на дух не переносишь. Она знала все с самого начала? Все, что ты задумал?       Лицо Феликса тоже помрачнело, но он ответил утвердительным кивком.       — А мне, лучшему другу, ты ничего не сказал! — впервые за встречу Неза повысил голос. — Поверить не могу… Да я же твой друг! А где ты нашел эту нахальную дамочку? Немыслимо...       — Неза, — холодный, предостерегающий тон Феликса прервал его, — не надо. Это непростое дело. Я расскажу все, когда мы соберемся в безопасном месте всей командой. Это не просто какое-то расследование — на кону жизни людей, и кто-то уже умер из-за моей неосторожности.       — Ты не говорил мне ничего! Я ничего о тебе не знаю!       Затем взгляд Незы, распаленный от гнева, метнулся вниз, и Феликс сдвинул брови, прежде чем понял, что Неза смотрит на серебряное кольцо на его безымянном пальце.       — Я даже не знал, что мой лучший друг женился. Госпожа Бассинг-Фрей наверняка все знает о твоей жизни, — он поднял глаза на Феликса. — Надеюсь, по крайней мере, тебя заставил жениться не этот Сигурд. Что это? Брак по расчету? Или часть твоего хитроумного плана?       — Возьми себя в руки, — холодно сказал Феликс..       Это еще сильнее разозлило Незу.       — Да тебя же тошнит от людей! Ты же такой скрытный и неприступный. Забыл сказать другу, что женишься, дело-то неважное! Сколько у вас уже детей? Бог ты мой, раз дорос до брака, то детей уже, наверняка наделали.       Слова Незы сочились ядом, но за ними была правда. В каком-то смысле оправданные обвинения.       Феликс странно посмотрел на друга, чуть изогнув рыжеватые брови. Лицо его стало совсем мальчишеским, невинным, как лицо ребенка, с ужасом вкушающего чувство неожиданно навязанной ему вины. Черные большие глаза смотрели на Незу, как на чужого, раздумывая брать ли предложенную вину или оставить. Затем Неза увидел в них злость.       — Если ты скажешь еще хоть слово, Неза, ты можешь пожалеть об этом, — спокойно, без какой-либо интонации проговорил Феликс.       Неза выдержал его взгляд, а затем его гнев несколько охладел. Он бессильно опустил голову, не желая продолжать разговор. Но Феликс все же заговорил спустя время, с огромным трудом подбирая слова.       — Все люди заводят семьи рано или поздно.       — Почему не обмолвился ни словом об этом? — Спросил Неза.       Феликс покачал головой.       — Я не хочу, чтобы с ней что-то случилось, — очень тихо, почти неслышно произнес он.       Потом поежился от холода и зашел в дом.       Неза понимал, что может опоздать на работу, но последовал за другом.       — Так ты ее любишь? — уже совсем другим голосом спросил Неза.       — Прости, но это самый глупый вопрос, который можно задать женатому человеку       — Да я просто подумал, что тебе вроде никто не нравился... Да и с твоим прошлым, я думал, нужно переждать лет десять, чтобы начать нормальную жизнь. Никогда бы не подумал, что ты влюбишься. Кто она? Как давно вы…?       — Четыре года.       — Четыре, — эхом отозвался Неза. — И дети?       — У нас нет детей.       — Но ты… Ты же всегда был… Ты же асексуален вроде, ты сам мне говорил. Или ты уже вырос из всего этого?       Неза в полумраке увидел, как спина Феликса напряглась после его слов, и замер, не стал идти дальше.       — Моя жена не имеет никакого отношения к нашему делу, — отрезал Феликс.       Неза смотрел на Феликса долго, испытующе, прожигая его спину глазами. И в конце концов он решил, что лучше всего будет вздохнуть и разбавить обстановку улыбкой. Ссориться он не собирался. Нет. Феликс был его другом. Прошло много лет, с тех пор, когда они шли по одной дороге, рука об руку. Годы многое могли сотворить с затравленной душой этого мальчишки. Но все-таки он, Неза, был мудр. Он верил, немного терпения растопит недоверчивое сердце старого друга.       — Ты, мой мальчик, разбиваешь мне сердце, — покачал головой Неза, вдруг усмехнувшись.       — Я дам тебе возможность отчитать меня после, — сказал Феликс и обернулся.       — Может мы встретимся сегодня пообедать? — спросил Неза. — Мы же все равно будем расследовать эти убийства. А здесь, наверное, из еды не густо.       — Ладно.       — В двенадцать у меня будет перерыв. Давай в иокийском ресторане, это почти в центре.       Феликс кивнул.       Неза попрощался с ним и ушел, Феликс не стал провожать его до машины, вместо этого он вернулся наверх, в башенную комнатку. Там он какое-то время сидел на постели, долго о чем-то думая. Потом осмотрел все вещи, которые остались в этой комнате с тех времен, когда он был здесь в последний раз. Их было не так много, но каждую он узнал, возвращаясь в болезненное, забытое, стершееся прошлое. Воспоминания восстанавливались кусками, оставляя между собой огромные дыры. Он никогда не сказал бы этого Незе, но правда была в том, что он почти не помнил тех лет, когда они учились в Ордене Безмолвных, не помнил, как они познакомились, не помнил все те дни, проведенные вместе. Время забрало это. Время забрало все.       Феликс нашел в дальнем ящике куколку, сделанную из тонких веточек. Ее смастерил один монах и подарил ему. Он держал ее в тонких пальцах, разглядывая со всех сторон. Этот дом вернул ему воспоминания, которые он надеялся забыть, передушить и похоронить. Кукла выпала из его дрожащих пальцев. Он смотрел на нее невидящими, мёртвыми глазами.       А встреча с Незой не воскресила память об их дружбе, хотя он никогда не хотел забывать то время, что они провели вдвоем. Вот как это было.       Феликс снова лег на кровать и уставился в треугольное окно. Он крутил на пальце обручальное кольцо, вспоминая единственного в мире человека, которому отдавал всю свою память, всю ту версию Феликса, которая имела право на жизнь. Беатриче. Беатриче. Его Беатриче.

II Сюзен Леда

      

      Дом-отшельник был каменным гробом, оставленным разлагаться посреди леса от запустения и одиночества. Ощущение было такое, будто она перепутала место встречи и забрела в старый, заброшенный дом с приведениями.       Женщина сидела на краю матраса, подтащив к себе колени, и оглядывала крохотную, башенную комнатку со скошенным потолком. Конечно, первым, что она заметила, забравшись сюда, было большое треугольное окно. Но потом она обратила внимание на грязь – пыль на полу, грязный матрас, несвежее постельное белье. За Феликсом никогда не водилось привычки разводить грязь. Такого нездорового любителя порядка и чистоты она едва ли встречала в своей жизни. Как он мог лечь на эту постель, прийти жить в этот дом? Неужели, он действительно был хоть чем-то связан с этим местом в прошлом?       Сюзен всегда воображала, что его прошлое было связано с белым, стерильным миром порядка и пустоты, таким же, как его настоящее. Но этот лес, этот старинный дом монахов…       Она никогда не получит ответы все эти вопросы – о его прошлом и об этом доме.       Придя к месту встречи, она сначала побродила по дому какое-то время, потом поднялась в башню. И была несколько удивлена, обнаружив там пару знакомых глаз, неприветливо встретивших ее в заброшенной комнатке. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга.       Вместо приветствия ограничились короткими кивками. Феликс закатил глаза и отвернулся к окну.       — Что ты тут делаешь? – сонно спросил он. Кажется, только что проснулся.       Сюзен не церемонясь подошла к матрасу и опустилась на самый край.       — Этот дом, — торжественным шепотом объявила Сюзен, — просто мрак. Немедленно съезжай отсюда.       Феликс пожал плечом под одеялом. Потом поднялся и сел, не разгибая спины. Он чувствовала себя кошмарно усталым после минувшей ночи.       Он долго ждал, слушал, как стучит на каменном полу каблук, как Сюзен осторожно пробирается по дому, ищет его. Вот. Нашла.       — Мы можем поговорить в другом месте, — сказал Феликс, как бы предлагая ей уйти.       — Нет, — ответила Сюзен, и подняла голову, оглядев сводчатый потолок. Она заметила дрожащую наверху паутинку.       В комнате было очень холодно.       — Это место подходит.       Она откинулась назад голову, волосы рассыпались по плечам. Слегка пушащиеся золотые локоны, обычно тщательно увитые, сейчас потрепанные ветром, неулаженные. Из-под опущенных ресниц внимательный взгляд. Феликс заметил, что напарница была непривычно нервной, какой-то задумчивой. Он увидел, как она теребит длинные ногти, глаза под ресницами бездумно гуляют по комнате.       Какое-то время они сидели молча. Феликс растер сонное лицо одеялом, которое все еще пахло сосной, а в следующую минуту заметил Сюзен с любопытством вертящую в руках куколку из веток. Кукла была перевязана грубой, льняной нитью. В маленьких пальцах Сюзен с нанизанными на них массивными, золотыми кольцами, эта куколка выглядела совсем неуместно. Он вытянул голову, как мальчишка, и наблюдал за тем, как она изучает куколку.       Как ни странно, забравшись в эту башню, Сюзен невольно вынудила их оказаться, возможно, в одном из самых интимных моментов их давнего знакомства.       — Странная, — сказала Сюзен и кинула куклу на кровать. Потом ее голова застыла. Она прислушалась.       — Отсюда слышно море, — удивленно сказала она и подняла глаза на окно.       По ее глазам, едва заметным морщинкам в уголках, бледным кругам, тревожному, туманному взгляду он убедился в том, что Сюзен действительно была не в порядке.       В утреннем свете ее карие, с медовым отливом глаза сделались еще светлее.       Сюзен медленно расстегнула молнию на своих изящных, кожаных сапогах и сбросила их на пол. Стопы ее были такими же маленькими, как кисти рук. Она изящно подтянула к себе колени и приподнялась, прошла к окну прямо по скомканному одеялу Феликса, покачнулась на бугристом матрасе и села у самого окна, чуть не вжавшись лицом в стекло. Она наклонилась к приоткрытой створке окна и замерла. Вдыхала холодный, морозный воздух, вбирая в себя дикий, неласковый мир древних тайн. Феликс увидел, как она задрожала от холода. В этот момент она походила на подростка, а не на женщину, которую он знал столько лет.       — Я тоже часто бывала в лесу ребенком, — тихо сказала Сюзен. – Но это было давно.       И закрыла глаза прижав голову к окну. Феликс странно смотрел на нее. Интимность момента подтаскивала им обоим перевернутые ножи — рукояткой вперед. Кто возьмет нож первым? Конечно, Сюзен.       — Что ты делал ночью? – Более резким, не таким беззащитным и растерянным голосом спросила Сюзен.       Феликс сидел к ней спиной, на краю постели, скрестив ноги и стягивая с себя мятую, серую рубашку. Она увидела его голую спину – худощавую, не то, что раньше. Несколько лет назад он был покрепче, настоящий солдат. Эта работа в ЦИГСИ истощила его.       На спине — шрамы. Она видела их прежде, но это было давно.       — Я пошел за ними, — ответил Феликс. – Они несли огонь, так что их было нетрудно найти.       Он вынул из принесенной с первого этажа коробки одну из своих рубашек, но не сразу надел ее. Руки опустились на колени. Он смотрел на них невидящими глазами, согнув спину. Из одежды на нем были только штаны и черная нитка бусин, плотно обхватывающая его шею. Насколько помнила Сюзен, Феликс никогда не снимал эти бусы.       — Когда они поднялись на холм, к монастырю, я понял, что уже поздно. Они ушли в лес, и дальше я не стал идти.       — Боже мой, — прошептала Сюзен.       Феликс взглянул на нее.       — Что у тебя с волосами? – Спросила она, оглядывая его голову. – Это же просто кошмар.       У него была неоконченная стрижка. Волосы по низу обриты, видно было, что они рыжеватые, его настоящего цвета. А по верху они остались более длинными, подстриженными под пажа, но очень растрепанными – волнистые, розоватые пряди. Еще у него была очень короткая, ровная челка и две странные, длинные пряди волос по бокам лица, свисавшие вниз, к подбородку. Их то ли забыли отстричь, то ли у парикмахера оказалась специфичная фантазия. От этих двух прядей лицо его казалось еще более узким.       Сюзен покачала головой.       — Поверить не могу. С кем я вообще работаю? Если бы ты пошел за ними, ты бы мог найти их лесное укрытие, или что у них там.       — Нет, не нашел бы. Нужно знать, когда подходящий момент для разоблачения, а когда нет. Это был неподходящий момент. И все не так просто... Это не обычное укрытие.       — Какой тогда смысл в твоем приезде? — Вспылила Сюзен. — Все вторичные члены организации мертвы, ты опоздал, так еще и выследить их не сумел!       Феликс не хотел переводить стрелки, но все-таки спросил:       — Ну а ты что сделала? Я опоздал, это так. Я хотел приехать, чтобы предотвратить их смерти, но не вышло, я ожидал и такого расклада. Ну а ты чем им помогла?       Сюзен осадила его резким взглядом.       — Я работаю с Каем, если ты этого еще не забыл. С недоумками из Ордена. И с моей стороны все должно быть тихо да гладко, потому что, если хоть кто-нибудь узнает, чем мы с тобой тут занимаемся – весь твой план полетит прахом. Я вообще ничего не должна делать, даже в сторону твою смотреть опасно, особенно теперь, когда ты здесь.       Феликс покачал головой.       — Кстати о наших встречах. Я кое-что придумал.       — Нет, сначала скажи мне, почему я должна проглотить твою ошибку? Ты лажаешь, а страдаем мы оба! У меня никогда такого не случается, я все держу под контролем.       — Потому что ты слишком острожная. Если бы не я, ты бы не была сейчас в партийном совете Севера. Ты бы даже гражданство не получила.       Сюзен молча смотрела на него какое-то время. Глаза ее голодные, злые, чем-то встревоженные. Она дернула плечом. Что-то в его словах ей понравилось.       — Ты полезная вещица, это так, — задумчиво сказала она. — Заметь, Фрей, только твои мозги и удерживают тебя наверху. Сначала этот ЦИГСИ сошел с ума, подобрав с улицы какого-то щенка, потом то же самое сделала и я. Мы, конечно, благодарны нашему умному мальчику, но учти, ты бы тоже со своей красавицей женой не был бы там, где сейчас находишься, не будь у тебя таких покровителей... Незаменимых не бывает.       — Не бывает, — повторил Феликс. — Я это всегда имею в виду.       Сюзен оскалилась опасной улыбкой.       — Хорошо. Я буду надеяться, что впредь ты не подведешь. Но теперь, когда мы стали слишком близки к исполнению нашего замысла, я еще более недоверчива, чем прежде.       — Я тебя понял.       — Очень надеюсь на это. Я еще не скоро забуду эту ночь.       Феликс пристально смотрел в ее лицо, на тревожные морщинки у глаз и темные круги. Он силился понять, в чем причина тревоги. Неужели его опоздание так выбило ее из равновесия? Выходит, не так уж у госпожи Леды все под контролем...       — Что у тебя был за план? Насчет наших встреч.       — Да. — Феликс как ни в чем не бывало заговорил, словно только что их разговор не был на грани конфликта. — Чтобы нас не заподозрили, ты можешь притвориться, что обманываешь меня. Что специально заманила сюда для Кая. Они ведь узнают, что я в городе, и лучше сразу отвести от себя подозрения. И мы с тобой сможем видеться чаще. Что скажешь?       Сюзен задумалась. Идея показалась ей толковой, иначе она сразу отмела бы ее. Впрочем, у Феликса все идеи были толковыми.       — А с чего бы мне делать Каю такой подарок? Я врач в экспериментальном отделе, меня заботит только моя работа. С чего бы мне возиться с бесполезным мальчишкой-предателем, вроде тебя? Еще и работающим на ЦИГСИ. Это слишком рискованно для человека моего положения.       Сюзен выдержала многозначительную паузу, как бы предлагая Феликсу продолжить роль.       Он задумался только на секунду. Его планы были хороши, но часто не доработаны, и Сюзен никогда не отступала, пока не заставляла его продумать все.       — Можно сказать правду, — неожиданно произнес он. – Частичную правду. Что я предложил тебе эту работу несколько лет назад – вместе со мной вести расследование для Сигурда. Скажи, что я замышляю предательство против ЦИГСИ. И ты согласилась, потому что я дал тебе информацию про ДОМ. Согласилась, чтобы на самом деле воспользоваться мною. Скажи, что я понадобился тебе как один из твоих помощников, и ты сначала хотела придержать меня для своих целей, а потом выдать Каю.       Сюзен медленно вздохнула, облокотившись спиной об окно.       — Зачем ты задумал предательство? Что такому щенку вдруг понадобилось от правительства? Зачем бы тебе во все это лезть? Если у меня спросят, что мне на это ответить? Не забывай, на момент нашей сделки, ты двадцатилетний паренек с улицы, почти безумный и обиженный жизнью.       Феликс закатил глаза. Безумным он себя точно никогда не считал.       — Да ладно. Даже Кай обо мне так не думает.       — Ну?       — Ничего, — Ответил Феликс. – Ты этого не знаешь. Я убедил тебя, рассказав про ДОМ – этого уже много. Для твоих экспериментов это бесценная информация, ведь я единственный, кто владел ею. Я – твое оружие. Верь мне, этого будет достаточно для Кая. Если я тупоголовый подросток...       — Этого я как раз не говорила.       — То значит я сделал шаг в бездну — рискнул. Может действительно спятил после всех событий, отчаялся, пришел к тебе как к бывшему другу. А ты воспользовалась этим.       Сюзен замерла, впитывая каждое слово. Да, хорошо придумал...       — Можно пустить такой слушок... — воодушевленно проговорила она. — Двадцатилетней Феликс не выдержал всего, что случилось, и решил отомстить свои близким... Боже мой, мне почти стало жаль тебя.       На губах Сюзен расцвела хищная улыбка.       — Но ты меня пока не очень убедил, — она сощурила глаза.       Феликс продолжил.       — Скажи про меня только Каю. Ему и никому другому. Я нужен ему, я почти уверен в этом. Скажи ему немного, самое главное, чтобы зацепить. Поверь, когда он услышит про ДОМ, ему уже не нужно будет ничего, кроме меня. И именно ты приведешь меня к нему. Ты любишь обманы, тебе нельзя доверять, но ты безумно талантливый врач, и никто кроме тебя не может вести его эксперименты, поэтому он держит тебя при себе. Ты горишь идеей о ДОМЕ, ты без ума от мысли, что я помогу тебе добиться лучшего результата в твоих экспериментах. Это дело твоей жизни, твоя страсть, и, конечно, ты соблазнилась тем, чтобы забрать меня себе. А потом великодушно предложила и Каю. Остальное он узнает уже только от меня. Потому что я скрытный и очень осторожный. Никогда не делюсь с тобой истинными мотивами и не считаюсь с тобой.       — Да, — вздохнула Сюзен. – Это подходит... Хотя нет. Погоди. Безумный мальчик, который осторожничает?       Феликс закатил глаза.       — Уж придумай что-нибудь.       Сюзен замахала рукой, отпуская его на волю.       — Ладно, сойдет. Я расскажу это матери. А она передаст Каю. Очень хорошо... Можешь считать, что на какое-то время я закрою глаза на твой просчет, но учти, я ничего не забыла.       — Как хочешь, — Феликс пожал плечом. Ему было все равно. Сюзен все равно никуда от него не денется. Он знал — ее желание получить власть, которую он предлагал, была сильнее опасений.       Мимо окна пролетел ворон. Он громко каркнул. Феликс обернулся, взглянув не тень быстро мелькнувшего крыла. Стал одеваться дальше.       Кожа на шрамах, покрывавших его спину, натянулась. Сюзен с удовлетворением смотрела на них, пока те не исчезли под синей рубашкой. Эти шрамы для нее были благословением. Если бы не они, этот мальчик не докатился бы то той жизни, которую теперь вел. И не предложил бы ей в дар заветное царство и обруч власти. Скоро. Совсем скоро.              

***

             Шесть лет назад, когда ему был двадцать один год, ЦИГСИ предложили ему работу. Сигурд Сван, инквизитор Нарциссии, лично предложил ему дело.       На Севере заметили образование нового религиозного общества. Группы сектантов распространялись по городам, как чума, но все происходило тихо, тайно, никто не говорил об этом во весь голос.       Феликс должен был расследовать это дело и найти очаг новой религии, его главаря. Он собрал свою команду. Неза был его товарищем в Ордене Безмолвных. Феликса исключили из Ордена едва он окончил свою первую миссию, потом он бежал с полуострова. Неза ушел из Ордена сам, вскоре после этого. Сулла тоже служил в Ордене и был знаком с Феликсом еще со времен жизни в Приюте — они жили в доме на холме. Феликса связывало с Суллой не только общее прошлое, но и секрет ДОМА, который они вместе хранили долгие годы.       Феликс разошелся с Суллой в Ордене, их сразу перевели в разные блоки, потом Феликс слышал, что Сулла смог сбежать с несколькими товарищами с острова. Удачливый ребенок, потому что друзей Суллы солдаты О.Б. сразу успели отловить и казнить, а сам Сулла спасся. Какое-то время скрывался в Меридэме, потом вернулся на родину, торговал дурья. Феликс смог найти его, как только ему дали дело в ЦИГСИ, предложил старому другу работу, обещав большие деньги и прощение ЦИГСИ, то есть помилование и освобождение от закона.       Но была еще Сюзен Леда. Их тоже связывало общее прошлое. Она работала на людей, которых он должен был разыскать и отдать на казнь Инквизиции. Но именно ей он отвел главную роль в своем деле. Первым человеком, к котором Феликс обратился с предложением о работе, была именно Сюзен Леда.       В прошлом они разошлись не на самой ласковой ноте. У них было что-то вроде общего дела — девятнадцатилетние подростки в мире криминала. Дело не пошло, ссоры, угрозы и бегство. У каждого была причина бояться другого.       И именно ей он предложил свой план. «Мы воспользуемся ЦИГСИ,» — говорил он. «Остановим колесо власти. Ты и я.»       Она согласилась.       Никто, кроме них двоих не знал всей правды. Ни единая душа не знала истинных мотивов дела о сектантах. Сюзен стала единственной, кому он выложил всю правду. Он доверял ей, как доверял самому себе. Они стали едины.       Аарен был пунктом их общего плана. Здесь находился главный очаг, здесь был Кай, отсюда произрастали корни, сюда вели все дороги. Шесть лет они ждали момента, чтобы встретиться в этом городе. Шесть лет вели приготовления, узнавая больше и больше друг о друге. Этот план был рискованным настолько, что ни один хоть сколько-нибудь здравый человек, которому было что терять, не взялся бы за него. Два простых человека не могли воплотить в жизнь то, что задумали эти двое.       Они никогда не были обычными людьми. Им было что терять. И они были здравы.       Но вряд ли они могли отказать себе в своих желаниях. На кону стояло нечто большее, чем человеческий страх.              

***

      Сюзен принесла с собой неплохое вино. Нужно было как-то отметить этот новый этап их работы. Конечно, вино она приготовила до того, как поняла, что ее напарник опоздает и пребудет в город на несколько часов позже, когда кровавое знамение уже сотрясет Аарен. Но не отказываться же теперь от ритуального обычая их многолетней работы.       Ленивое, опьяненное молчание сохранялось достаточно долго. Сюзен достала железную коробочку, в которой хранились скрученные папиросы, жадно прикурила, затем предложила и Феликсу. Он взял сигарету, не спешил закурить.       В конце концов их взгляды, блуждая по комнате, случайно пересеклись. Сюзен выпустила изо рта облако дыма и задумчиво сощурила глаза. Уже в их первую встречу она удивилась тому, до какой степени был красив этот хиленький на вид юноша. Он ей совсем не понравился, нет, но рядом с ним она ощущало нечто странное, околдовывающее. Сколько ни выискивала она в его лице недостатков, взгляд больших, черных глаз все равно заставлял ее верить в красоту их владельца. Иногда она сомневалась в том, что он человек.        — Итак, — она нарушила молчание, глубоко вздохнув. — Сперва, госпожа Агнесса-Аматерасу Акаде. Титулованный воин Дракона. Мы не договорили о ней в нашу последнюю встречу.       — Да, я помню это. Несколько лет назад Сигурд сделал мне деловое предложение насчет нее. Чтобы я вызволил ее из родной страны и привез к нему.       — За это тебе обещали полцарства, помним эту песенку, — сказала Сюзен.       — Я очень скоро выяснил, что вызволить ее из Дехэба невозможно и отказался от этого дела. Но с тех пор приглядывал за Акаде и всем, что касалось ее. На всякий случай. Сигурд про нее как будто забыл, но вскоре после его предложения я обнаружил, что ею заинтересовался и Кай.       — Я уже говорила, что ничего об этом не знаю. Но на девчонку я бы взглянула. Птица, видать, редкая.       Они оба уже наслышались этих басенок об Акаде. Это дело было запутанным и мрачным. Половина того, что они смогли узнать о ее связи с Сигурдом и Каем оказалась бессмысленной информацией. Остальная часть еще походила на правду. Кровавая история убийства рода...       — И вот Агнесса первый раз приезжает в Нарциссию, Аарен, два года назад. Все тихо, ничего не происходит. Она приехала и спокойно уехала спустя полгода обратно на родину. Потом ее снова задергали. Оказалось, что совет Дехэба ссылает начинающего воина в Нарциссию, к единственному на всю страну Красному храму. Опять в то же место.       — И тут Сигурд, конечно, вспомнил и про нее, и про тебя, и про обещанные полцарства.       — Вроде того. Сигурд не знает, что я поехал в Аарен из-за нее. Но, наверное, скоро со мной свяжется. Как только я узнал, что Агнесса сослана в Нарциссию, я догадался, что она прибудет именно в эту ночь, когда у Кая было бы достаточно сил, чтобы добраться до нее. Кай это каким-то образом подстроил. Теперь он захочет ее всю.       — Как и Сигурд, — заметила Сюзен. – А Кай у нас умница, не представляю, как он затащил ее сюда. Но она может оказаться мощным оружием, если то, что сказал о ней Сигурд, правда. Либо она только кажется таковым.       — Так или иначе, на данный момент она одна из наших целей. По правде сказать, я немного растерян в отношении нее. У меня было много догадок о том, как развернутся события. Связь Агнессы и Кая – одна из немногих догадок, которые подтвердились, и я был удивлен. Я ничего о ней не знаю. Найти ее здесь будет не сложно, но…       — Предоставь это мне, — верхняя губа Сюзен дефектно дернулась вверх, когда она заговорила. Так бывало часто. – Я присмотрю за ней. Тебе нужно для начала просто встретиться с девушкой. Найти подходящий момент. Я это устрою.       Феликс кивнул. По крайней мере, хоть что-то, если не полноценный план.       — Так, дальше. Сектанты.       Феликс прислонился к стене и случайно задел куклу, валявшуюся на постели. У куколки не было ни лица, ни одежды, просто подобие рук, ног и головы. Но один только ее вид мощно вбрасывал его назад, в прошлое.       «Дети из дома на холме...» Феликс отвел глаза от куклы и растер сонное лицо.       — Я проведу небольшое расследование по нашим мертвым союзникам. Найду укрытие сектантов, это может занять до полумесяца времени. Может, меньше. Нужно будет придумать как проникнуть в секту, отведя подозрения. Может, я пошлю кого-то из нашей команды... И еще мой план «ДИДНХ».       — Только поаккуратнее с поисками, - предостерегла Сюзен. - Не показывай себя раньше, чем я расскажу о тебе Каю.       Феликс кивнул. Тут он заметил, что лицо Сюзен вновь стало немного тревожным. Она избегала смотреть ему в глаза, задумчиво сжимала и разжимала в пальцах простынь. Когда она заговорила, по ее голосу он сразу понял, что что-то не так.       — О наших союзниках... Я должна кое-что сказать тебе. Цецилия ведь была у меня дома несколько часов назад. Я привела ее к себе, хотела, чтобы она переждала ночь. Но она сбежала, — Сюзен постучала ногтями по стеклянной бутылке.       Феликс поднял еще более пристально взглянул на нее.       — Не смотри на меня так, — Сюзен скривила губы. – Я пыталась, да. Не вышло. Тупая идиотка, она просто сбежала!       Сюзен вздохнула и потерла пальцами лоб. Феликс медленно втянул в грудь воздух.        — Ясно, — проговорил он.       — Я должна сказать тебе… Последние пару месяцев Цецилия была довольно близка со мной, — уклончиво начала Сюзен. – В начале зимы она обратилась ко мне за помощью. И кое-что рассказала о своем прошлом, связанном с Братским монастырем.       В слабом, утреннем свете лицо ее казалось острым, как кинжал.       —И оказалось… Что есть кое-что, чего не знал даже ты, — Сюзен поджала губы.       Она подняла голову и взглянула на окно. Качающееся дерево, сгибающееся под ветром, что-то напомнило ей.       Это место было магическим. Как только она вошла в лес и увидела этот домик отшельника, она поняла это.       — Цецилия никогда не рассказала бы тебе или кому-то другому. Мне пришлось быть острожной, чтобы она доверилась мне.       — Значит, ты скрывала от меня что-то? – спросил Феликс.       В спокойном голосе послышалась прохлада. Сюзен не заметила, как выпятила пальцы на руке, огрубевшая от холода кожа натянулась.       — Наверное, да, — почти шепотом ответила она.       Не в первый раз за эту встречу ему показалось, что она была похожа на подростка. На что-то юное. Да, это место было магическим. Оно заставляло людей вспоминать прежних себя.       — Мы с ней были похожи...       — Это не ответ, — сказал Феликс.       Сюзен раздраженно вздохнула.       — Я решила, что так будет лучше.       — Для тебя?       Сюзен обернулась, и Феликс встретился со знакомым, жестким взглядом Леды.       — Вот что. Если будет время, приходи ко мне сегодня на квартиру. Я расскажу тебе то, что узнала от Цецилии.       Он ничем не выражал упрека или злости, но смотрел на нее очень внимательно.       — Почему не сейчас?       — Это... Неподходящий момент, — предостерегающе произнесла женщина. — Эта история куда мрачнее, чем кажется.       Повисла тишина. Феликс ничего не говорил. Он не стал ругаться, не стал обвинять ее ни в чем, не стал угрожать. Он молчал.       Много лет назад, когда они заключили друг с другом сделку, он сказал ей:       — Поклянёмся в том, что ничего не будем скрывать друг от друга. Только так будет возможно осуществить наш план.       Она согласилась. Он почти поверил ей.       Женщина приподнялась со своего места, отложила бутылку и подняла с кровати самодельную куколку, снова поглядела на нее с разных сторон. Феликс перехватил ее руку так спокойно и бесшумно, что она не успела даже испугаться. Просто смотрела на их руки и на куклу.       — Сюзен, — произнес он почти со вздохом, — никогда больше не скрывай от меня ничего.       Сюзен разжала пальцы и выпустила куколку. Она подняла свободную руку и повернула лицо Феликса к себе, заставив смотреть ей в глаза.       — Когда ты узнаешь правду, ты поймешь, — сказала Сюзен, – что было не так с Цецилией и ее историей. И ты поймешь, что это не мне ты должен задавать вопросы. Это как раз у меня есть вопросы к тебе. И твоей странной семейке.       Феликс не скрывал удивления.       — О чем ты?       — Позже. Не сейчас, — прошептала она. — Зачем мне тебя тревожить перед работой? То, что ты узнаешь про Цецилию, тебе не понравится. Мне это тоже, надо сказать, не понравилось.       Тут ей в голову ударило вино. Сюзен ощутила секундное головокружение. Она разжала пальцы и отстранилась от напарника.       — С возвращением домой. Мы славно поработали эти годы. Это и есть твой дом из прошлого? Расскажешь о нем больше?       Феликс не ответил.       — Я думала у нас нет секретов друг от друга, — в голосе Сюзен прозвучала опасная насмешка.        «У Сюзен иногда бывает... Лучше в такие моменты держаться подальше. Быстрее придет в себя.» Феликс терпеливо вздохнул и отодвинулся.       — Я никогда тебя не понимала, Феликс. Сначала я думала, что ты хочешь власти, но нет... Может ты и правда просто сумасшедший? Зачем тебе все это... Какой дрянью ты занимался в этом доме в детстве, что теперь хочешь пройтись по головам всей страны?... Может, расскажешь мне как-нибудь?       Она сдвинула брови, и насмешка ушла с ее лица.       — Расскажи мне тоже, - спокойно сказал Феликс, - о том, как ты жила здесь до своей беременности.       Единственным, что выдало напряжение на лице Сюзен, была забившаяся на виске жилка. Она улыбнулась, но Феликс видел, сжались ее зубы.       — Что-то не так? — Почти искренне поинтересовался Феликс.       Хороший удар.       — Ты хочешь узнать о моем прошлом? Я помню дом на холме в былые времена, когда жила здесь девчонкой. Иногда я общалась с приютскими. Знаешь, как эти дети из детского дома называли тебя? – спросила Сюзен. – Я слышала пару раз. Довольно занятно…       Сюзен облизнула верхнюю губу, ощутила на языке вкус вина. Феликс предостерегающе сузил глаза.       — Они называли тебя ангелом. Своим прекрасным ангелом. Я все пыталась понять это, но не смогла... Почему они называли тебя ангелом? — задумалась она вслух. — Догадки есть. Хочешь озвучу?       — У меня тоже много догадок об отце твоего ребенка. Хочешь озвучу? — глухо ответил Феликс.       Он отвернулся к окну, сковыривая с ногтя черный лак, и бездумно смотрел на дерево, все еще прогибающееся под ветром. Почему причинять друг другу этот дискомфорт, даже не боль, нет, потому что так глубоко они оба уже давно не чувствовали, почему эти словесные игры, тыканье друг в друга тупым ножом приносило такое удовольствие? Вот и ответ в самом вопросе. Они хотели ощутить себя хотя бы так.       — Бедные детки... Верили в своего спасителя. И как ты им отплатил? Нет-нет-нет, — вздохнула Сюзен.       О, его детство. Что-то хорошее, что в нем было. Колыбельная мамы, сон тревожной ночью, детский смех на холме. Он закрыл глаза. Сюзен продолжала говорить, но он был не с ней. Он был среди деревьев, среди ветра, среди леса. Он растворился. Этому он научился в детстве. Отключать разум.       «Я – ничто. Я просто пепел. Просто призрак. Я – ничто. Я не в ДОМЕ.»       — Ты — мой, — сказала Сюзен. – Мой ангел. Пришел ко мне, чтобы исполнить мои желания.       Она пьяно улыбнулась.       — Ни эти дети, ни Кай… Ты только мой. Я никогда не просила об этом, но это так. И я всегда буду где-то рядом, за твоей спиной, к сожалению, ничего не зная о тебе. Ты как какое-то чудо. Непонятно откуда взялся, непонятно, что из себя представляешь. Когда все кончится, и я получу свою долю, а ты исчезнешь, разве ты не будешь жалеть, что не откусил сам от праздничного пирога?       — Нет, — жестко ответил Феликс.       Сюзен пожала плечом.       — Тем лучше. Но не забывай, для меня есть кое-что важнее обещанной власти.       Она заговорила, с неожиданным чувством, с настоящим волнением:       — Цецилия боялась за своего ребенка больше всего на свете. Не за себя, не за свою жизнь, не за мужа. За ребенка. Ты не знаешь, что это за страх, Феликс… Она умоляла меня спасти ее, сделать хоть что-то… И я не спасла ее.       Сюзен поджала колени к груди.       — Я думал, про Цецилию мы поговорим позже.       Женщина криво улыбнулась.        — Моя дочь сейчас находится в плену у ЦИГСИ, — процедила она. — И я прекрасно понимаю, что чувствовала бедная Цецилия, когда прибегала ко мне и умоляла сделать хоть что-то. Меня злит, что эта дура убежала ночью прямо в руки своих убийц, потому что я сама сижу тут и жду, пока наши планы осуществятся, в то время как мой ребенок один у этих тварей! – голос Сюзен сорвался на крик, но затем она горячо зашептала – слова налезали друг на друга, толкались, буквы путались. Феликс ощутил запах табака и спиртного, а ещё запах ее парфюма.        - И иногда я тоже хочу бросить все и забрать ее. Потому что это я могу сделать. А надеяться на твои пустые обещания... Мне просто стыдно, что я все еще тут, а она там, одна, и что ты сделал, чтобы помочь ей? Стал бы ты сидеть здесь, если бы твою жену заперли в замке инквизитора?       — Не надо манипулировать мною своим ребенком, — спокойно ответил Феликс.       Сюзен угрожающе сжала пальцы в кулак.       — Я хочу знать, могу ли я положиться на тебя в случае, если наш план полетит к черту?!       — Сюзен...       — Будешь ли ты пытаться спасти мою дочь, так же, как я до последнего пыталась помочь этой женщине? Нет, ты должен быть лучше меня. Ты не должен просчитаться. Ты обещал мне многое, но на данный момент мы еще ничего не имеем, а вот моего ребенка забрали.       Глаза Сюзен забегали по его лицу – голодные, покрасневшие, как у зверя.       Феликс нисколько не изменился в лице.       — Она сейчас в ДОМЕ? – спокойно спросил он.       Сюзен никогда не рассказывала ему о своем ребенке больше, чем того требовалась. Она таила дочь у сердца так же, как Феликс оберегал от нее свою жену и свои секреты. И этот вопрос нарушил грани многолетних молчаливых стен, которые они возводили между друг другом, чтобы сохранить свои жизни неприкосновенными. Глаза Сюзен стали страшны. Она вздрогнула, словно от пощечины.       — Нет, — прошептала она. – Никогда! Я держу ее от всего этого так далеко, как это возможно. Моя дочь никогда не попадет в Души или в руки Кая!       Феликс едва заметно кивнул.       — Тогда я могу ей помочь в случае опасности. Но пока с ней все хорошо, это временные меры, и за ней там присматривают мои люди.       — А если она будет связана с ДОМОМ? – с опаской спросила Сюзен.       Феликс отвел глаза. Кулак Сюзен без сил разжался. Мужчина неопределенно покачал головой… Все-таки одиннадцатилетняя Фрай была той же самой Беатриче, он понимал это. И нельзя обвинить Сюзен в том, что она недостаточно опекала дочь. Просто все сложилось так.              

***

             Спустя время они спустились вниз, на улицу, холодный воздух остудил их головы. Рассвело окончательно, и яркий солнечный свет рассек лес на множество теней, тянущихся от деревьев.       — Я пойду к себе, в Души, — сказала Сюзен, когда они прошли немного по тропинке от дома, разминая затекшие конечности после долгого сидения.       Они обсудили остаток своего плана. Впервые за много лет они говорили довольно спокойно, не опасаясь, что кто-то может их услышать.       Сюзен обернулась, глядя на дом-отшельник. Солнечный свет ударялся прямо о башню, с той стороны, где было окно-треугольник. На них падала длинная тень дома, а солнца из-за башни не было видно.       — Спирит принесли. Еще живую. Ее прооперировали в больнице Аарена, а затем отвезли ко мне, в Души. Мой помощник смог вытащить ее из этого безумия. Надо бы ее осмотреть лично.       — Почему ты сразу не поехала в больницу осмотреть ее? – Спросил Феликс.       Сюзен скривила губы.       — Я была занята ночью.       Феликс молчал, ожидая продолжения.       — Какой-то придурок выломал дверь в моем магазине, — фыркнула женщина.       Феликс взглянул на Сюзен.       — Ясно. Кто тебе помог спасти Спирит? – спросил он.       — Ты не поверишь. Но близнецы.       Сюзен заметила слабую тень улыбки на его лице.       — Это они придумали план, как вызволить ее оттуда.       — Сюзен, — Феликс не смотрел ей в лицо, — А ты могла бы как-нибудь провести меня в Души?       Лицо женщины напряглось.       — Ты знаешь, что это абсолютно ни к чему, это рискованно и безрассудно, — ледяным тоном отозвалась она.       — Но все-таки… Если это можно сделать незаметно? Я бы взглянул на детей еще раз.       Он прижал ладонь к месту, где было сердце. Откуда-то издали, словно вместе с ветром, до него донеслись шепотки тысячи голосов. ДОМ шевелился. ДОМ был заполнен детскими словами, очень робкими, очень осторожными.       — Может быть, — с сомнением ответила Сюзен.       Она кивнула ему на прощание и уже хотела уйти в лес, но ее каблук застрял в снегу, и она подняла голову.       — Возможно через пару ночей — прошептала она. И ушла.       

Души

             От города она проехала недалеко – бросила машину по пути, а дальше пешком проделала остаток пути, идя холмами и лесом к дому-отшельнику.       Теперь она не спешила возвращаться к машине, чтобы поехать в Души. Вместо этого она стремительным шагом шла через лес, на ходу вспоминая дорогу и ориентируясь по редким приметам, когда местность казалась незнакомой. С того момента, как она распрощалась с Феликсом, она ни разу не сбавила шагу и не остановилась, чтобы обдумать дорогу. Ноги несли ее словно под воздействием темной магии леса. Воля его была древней, не злой, но и не ласковой человеку. Лес оставался неизменным, если человеческая рука не пыталась вмешаться в его жизнь, а потому он любил время и долготу. Люди своей суетливостью смешили его, и иногда он затевал с незваными гостями злую шутку. Он возвращал их в прошлое.       Крик воронов, толкающийся ветер, запах сосны, некоторые отдельные деревья и то, как шевелилась хвоя на ветвях – все это возвращало Сюзен к образом чего-то забытого, но часто повторявшегося прежде. Она вспоминала не только лес из прошлого, но саму себя – свои мысли пару десятилетий назад, свои опасения, свои страх…       Она много раз проходила по лесу прежде, когда-то давно ей приходилось делать это постоянно. Ноги вспоминали неровную поверхность земли, бугры и кочки, пустота и дикость этого места, его однообразие – повторяющиеся деревья-близнецы на каждом шагу.       Прошло много времени, прежде чем она смогла остановиться. «Нашла…»       Это была крохотная, непригодная для жилья хижина, которая больше походила на загон для скота или привал для охотника – в несколько метров шириной и высотой.       Вот, куда привел ее лес. Сюзен не сразу подошла к хижине, она долго стояла и просто смотрела на это маленькое, забытое в лесу строение. Потерла покрасневший на морозе нос и огляделась вокруг. Тело еще помнило страх, нараставший от этого места.       Вход в хижину сильно скосило набок, поэтому пришлось нагнуться, чтобы войти внутрь. Сюзен вошла. Перед ее глазами проплыл землистый, черный пол, кривые, дощатые стены с узкими просветами между ними и кривой потолок.       Сколько раз она лежала здесь, прижатая голой спиной к холодной влаге земли, запах которой она помнила до сих пор? Как-то раз в ее квартире разбился горшок с цветами, она присела на корточки, чтобы собрать землю и осколки, но спустя несколько минут выбежала в ванную. Ее долго выворачивало над унитазом. Мерзкий, густой, землистый запах был ей отвратителен с самого детства, с этой самой хижины.        Она вдруг вспомнила картинку, которую видела здесь перед собой: черные-черные подгнивающие доски потолка, грубо сколоченные друг с другом. Меж них сочился солнечный свет, либо стекала дождевая вода, либо виднелось серое, зимнее небо. Она помнила липкий пот и комариное жужжание летом, влажность осенью, жар и запах костра зимой. Это место никогда не было приятным, словно для того, чтобы добавить к часам ее пыток еще больше страдания.       Сюзен замерла на пороге, задрав голову вверх. Этот потолок был забыт на многие года, но теперь она вспомнила, как смотрела на него по часу или два, пока все происходило. Ее затрясло от этих картинок. Лес каким-то волшебством воскресил ей давно похороненное детство.       За то время, что она пробыла в Аарене, Сюзен намеревалась прийти к этому месту множество раз. Но только сегодня она наконец смогла дойти до маленькой хижины. И дело было не в страхе... Она была не готова окунуться в прошлое снова. Ощутить все полностью, по-настоящему. Все, что она душила в себе даже будучи ребенком, когда лежала, прижатой к этой земле.       На первый взгляд здесь как будто ничего не изменилось. Но общий дух обратился во что-то иное. Это место разложилось и отсырело. Умерла его суть – быть местом ужаса и унижения. Это значение навсегда отпало. Остался только скелет, только памятник кошмару ее детства.       Это показалось ей самым несправедливым. Все было каким-то бессмысленным. Зачем она пережила этот кошмар, чтобы теперь он просто рассыпался прахом, ничего не оставив от себя? Это место было как какая-то издевка. Если бы оно вновь попыталось напугать ее – она бы со всей накопленной теперь новой силой смогла бы одолеть его. Но она стояла посреди руин, не приносящих ничего, кроме боли, которую некуда было деть – ни в борьбу, ни в ярость.       Над ней просто поиздевались, а потом оставили с этим одну. Ничего, кроме памяти не сохранило следа тех лет. Ничего. Это только в ее голове…. Это почти как иллюзия… А что если ничего и не было?       На свете жило только одно, яркое и неоспоримое доказательство действительности ее прошлого. Ее беззаботная улыбка и лучистые глаза.       «Почему мы так редко видимся, мама?»       Голос Фрай всегда особенно ярко рождался в памяти. Сюзен привалилась к дверному косяку и сжала край плаща пальцами. Невыносимо больно думать о ней.        «Осталось ли здесь хоть что-то с последнего дня?» — подумала женщина.       Еще подростком, когда она положила конец своему кошмару в этих самых стенах, она предвидела, что стоит оставить какое-то вещественное доказательство. Она спрятала здесь одну вещь.        Нужно было убедиться, что вещица все еще здесь. Воспоминания — такая странная вещь. Они есть в нашей голове, но иногда мы думаем: что из них принадлежит нашей реальности, а что мы выдумали, сделали иллюзией?       Сюзен прошла по промерзлому землистому полу вглубь хижины, остановившись у левой стены, ровно по середине. Она сняла перчатки погрузила пальцы в жесткую, промерзлую землю. Стала рыть.       Сюзен нашла его быстро. Кажется, будто он намеренно дожидался ее здесь все эти годы, врос в землю и даже покрылся разрушающим слоем ржавчины, но ждал покорно, как самый верный друг. Косая ухмылка блеснула на лезвии ножа, вынырнувшего из-под черной земли. Рука Сюзен нависла над ножом. Пальцы забыли, как держать эту деревянную рукоятку. Сюзен смотрела на нее, побелев от напряжения, как загипнотизированная. Глаза заблестели. Эта вещь была так реальна. Сюзен смотрела на ржавчину и думала, что из этого могло бы быть засохшей кровью? Она и забыла, что нож, оказывается, такой маленький. А лезвие совсем не той формы, что она запомнила. Сюзен взяла его в руки и прижала к груди. Ее взгляд опустел. Секундный восторг прошел. Ему на смену скатилось подобие покоя – и лес облегченно вздохнул, подняв гулкий, переменчивый ветер.       Спустя месяц после расследования, когда полиция оставила это место в покое, она пришла сюда в последний раз на памяти своей юности и зарыла в земле нож. Больше до этого самого дня она сюда не возвращалась.       Сюзен не взяла кухонный нож с собой, она спрятала его обратно в землю, а из хижины ушла, не оборачиваясь, спокойным, ровным шагом, даже жалея, что потратила время на этот визит. Возможно, в то утро она похоронила и стерла из памяти еще одну часть себя – крупицу ребенка, жившего в ней все эти годы. Он зачах и умер в пустой, покосившейся хижине. Сюзен оставила его без сожаления, лишь немного печальная от того, что некому больше пожалеть ту несчастную девочку. Ее холодный призрак навсегда останется в пустой могиле. Запертый там за ненадобностью, покинутый всеми, даже самой Сюзен.       Это был секрет ее прошлого. Маленькая хижина в лесу и годы долгих часов страха, рожденных в заколоченных досках, сквозь которые просачивался свет. Бессмысленное детство и бессмысленные страдания. От них теперь мало проку – если она стала той, кем является теперь.       И недолог час, когда я поднимусь выше.              

***

      Солдат с эмблемой Ордена Безмолвных на куртке – маленьким, серебристым орлом –внимательно следил за дорогой. Со стороны, проходя мимо здания, его было бы непросто заметить. Он был одет в серый комбинезон, сливавшийся с бетонной стеной здания, и стоял в тени, под навесом, у самого входа. Он заметил приближение женщины издалека и, хоть и знал, кто и в какое время должен был прийти, все же подготовил пистолет. Другие солдаты с готовыми автоматами были в здании. Он должен был подать им сигнал в случае приближения посторонних, и те бы начали заранее спланированную операцию.       На километры вокруг не было ни единого жилого дома, откуда кто-то мог бы услышать их выстрелы. Место защищалось вполне надежно.       Когда женщина поднялась по лестнице ко входу, он сразу отвел глаза. Старая, болтающаяся на петлях деревянная дверь затворилась за дамой с тихим хлопком, и солдат убрал пистолет обратно. Это была госпожа Леда.       Сюзен прошла мимо еще одного солдата, пересекая просторный холл. Было очень светло из-за яркого, солнечного света, пробивавшегося через битые, мутные окна. Здание сильно пострадало за время своего существования – стены пошли трещинами, обветшали, кафельный пол побился, потолок местами обвалился. Внутри стоял ужасный холод, почти как на улице. И как эти из О.Б. выдерживали здесь целые дни смены?       Кроме вооруженного автоматом солдата ей больше никто не повстречался на пути. На ходу Сюзен вытерла чистым носовым платком землю с рук и сняла тяжелую, меховую шубу.       Она вышла на лестничную площадку и направилась вниз, к цокольному этажу, быстро сбегая по скользким ступеням. Внизу, оторванное от света, здание было погружено в непроглядный мрак. Но Сюзен шла по заброшенным коридорам уверенно, точно зная, куда ступать. Она шла долго, около пяти минут, прежде чем вдали замаячил крохотный огонек света. Сюзен переложила тяжелую шубу в другую руку и оказалась перед светящимся электронным табло и запертой, железной дверью без ручек и замков. Не глядя она быстро пробежалась по клавишам, ввела код из десяти цифр и нажала на кнопку «ввод». На крохотному табло загорелась надпись «Пожалуйста, подождите». Затем послышался щелчок и из динамика на двери раздался голос:       — Представьтесь.       — Сюзен Леда, глава экспериментального отдела, — сказала Сюзен, нетерпеливо постукивая каблуком по полу.       Она откинула голову набок, локоны волос (она тщательно расчесала их в машине, прежде чем подошла к зданию) рассыпались по плечу.       С негромким гудением тяжелые, железные двери приоткрылись. Сюзен толкнула дверь плечом и ровным, быстрым шагом вошла в ярко освещенный коридор. Здесь было довольно тесно и пусто. Только три двери – входная, дверь в комнату охранника и двери лифта. Охранница – женщина среднего возраста – вышла из-за двери, чтобы поприветствовать Сюзен.       — Госпожа Леда, — она почтительно кивнула Сюзен.       Сюзен ограничилась быстрым кивком, она даже не взглянула на женщину. Двери лифта медленно разъехались в стороны. Сюзен вошла в кабину, внутри были только две кнопки – наверх и вниз. Двери за ее спиной с хлопком затворились.       Лифт, дребезжа, стал спускаться вниз, глубоко под землю. Этот путь в тесноте и полумраке старой кабины длился почти минуту. Мучительно долго для человека, привыкшего к быстрому, ровному темпу работы. В это время Сюзен прислоняется спиной к шатающейся стене и позволяет себе последние секунды отдыха и мыслей о дочери перед днем, когда превосходный компьютер в ее голове будет напряженно работать до самой ночи.              

***

      На нее обернулось сразу несколько мужчин. Сюзен бросила шубу на крохотный диванчик в комнате отдыха, коротко кивнула, когда коллеги поздоровались с ней, прошла к шкафу и сняла с вешалки халат. Один из мужчин (у него был внушительный шрам на лице) направился к ней, держа в руках планшет.       — Сюзен, — поприветствовал он женщину.       — Как идут дела? – спросила дама, пробегая глазами по отчету.       — Девочка очень вялая, редко просыпается, не может говорит. – Вполголоса ответил мужчина.       - Или не хочет.       — Все самое необходимое для нее мы сделали. Крови потеряно много, ну и дальше сама знаешь, как будет. Рана начала гноиться, когда я унес ее оттуда.       - Да уж, впечатлений тебе хватит на жизнь вперед… - пробормотала женщина. – Что взять с дикарей?       - Если бы не операция в Аарене, она была бы уже мертва.       Сюзен сухо кивнула и вернула мужчине планшет. Ее коллега был человеком среднего возраста, лет на пятнадцать старше дамы, довольно высокий. У него были седеющие, светлые волосы, зачесанные набок, небольшая щетина, и очень усталое лицо, изреженное глубокими морщинами. Эта ночь состарила его еще не пару лет. Он выглядел измотанным и усталым, но не жаловался. Сюзен украдкой почти с восхищением взглянула на давнего коллегу.       — У нас здесь оборудование получше, чем в этой больнице. Я бы присмотрела за девочкой сегодня, если время выдастся, — сказа госпожа Леда.       Виктор с благодарностью кивнул. Больше всего он мечтал сейчас отойти в свой кабинет и вздремнуть хотя бы пару часов, чтобы стереть впечатления от увиденного ночью. Эти близнецы с их идиотским планом оказались ужасными помощниками. Они дотянули почти до самой смерти девушки.       Коллеги вышли из комнаты отдыха в длинный, ярко освещенный коридор. Виктор шел чуть впереди, показывая дорогу к палате, где оставил приютскую. На спинах темно-серых врачебных халатов мерцали большие серебряные треугольники.       По пути им встречались другие халаты – они замирали, чтобы поздороваться, когда замечали женщину. В основном это были санитары и воспитатели. Один раз это был врач из лаборатории. Тогда Сюзен тоже остановилась, улыбнулась ему, по взгляду мужчины сразу высчитала, что все во время ее отсутствия было более-менее нормально.       — Госпожа Леда, — видно было, что мужчина спешил, но вспомнил о чем-то важном и жестом предложил женщине отойти в сторону.       Сюзен что-то сказала Виктору, и тот отошел на несколько шагов по коридору.       — В чем дело? – Сюзен продолжала улыбаться вежливой, покровительственной улыбкой.       — У нас неутешительный прогнозы насчет троих детей их группы С, — начал врач. — Они не прошли семь из десяти предложенных им тестов. Вы знаете статистику лучше, чем кто-либо. Это значит, что скорее всего они не подойдут. Мы уже имели дело с подобными случаями множество раз, так что поступило предложение закрыть их дело… На всякий случай мы подготовили прошение в Орден. К счастью, все трое мальчики.       Сюзен слушала мужчину внимательно, сложив на груди руки, и кивала головой, но на этом моменте прервала его резким жестом.       — Достаточно, - сказала она. – Благодарю за сведения. Закрывать их не будем, проведите испытания до конца.       — Да, госпожа Леда.       — Созови сегодня собрание, в два часа дня, если что, я сообщу, чтобы перенесли. Собрание будет недолгим, все из лаборатории должны подойти. Нужно решать вопрос с тестами, наша методика ослабевает.       — Понял, госпожа. Воспитатели тоже должны прийти?       — Нет, это только для врачей из лаборатории. Воспитателям ни слова. Собрание тайное. И подготовьте отчеты об испытуемых.       Лаборант кивнул, и когда Сюзен ушла дальше по коридору, наклонив голову к своему напарнику, он отправился дальше.       Виктор привел ее в небольшую комнату, обставленную, как палата больного. Она находилась недалеко от операционной. Такие палаты обычно пустовали, потому что детям редко приходилось переносить операции.       Девушка выглядела мертвой – ее бледное лицо было того же цвета, что и белая простынь. Голову ей перевязали. Рядом с кроватью стояла капельница. Сюзен подошла к постели и облокотилась о железную спинку, внимательно разглядывая девушку.       — Что это? – она кивнула на голову девушки.       — Там небольшой ушиб – ударилась о лед, когда упала.       Сюзен приподняла брови.       — Тяжелая ночь у нее выдалась.       Она протянула руку к лицу девушки и, едва касаясь, очень осторожно погладила ее кожу. Та была прохладной, но не как у мертвеца. Грудь девушки очень-очень медленно вздымалась.       — Красивый ребенок, — Сюзен чуть заметно улыбнулась, глядя на девушку сверху-вниз. У девушки было очень серьезное, внимательное лицо, совсем не безмятежное, как положено спящим.       Сюзен обошла кровать и откинула одеяло. Девушку одели в тонкую сорочку, под которой ее грудь была очень туго обмотана бинтами.       — Рана ножевая. Я боялся инфекции, мало ли какой дрянью кололи. Но все обошлось. Она получила небольшое обморожение, и из-за того, что раной занялись не сразу, потеряла много крови, — сказал Виктор. – Я был все это время рядом, но ничего не мог сделать. Уже начал сомневаться, что близнецы помогут.       Виктор тихо вздохнул.       — Этот, кажется который Оливер, зачем-то дотянул, а потом устроил представление.       — Представление? – усмехнулась Сюзен, склонившись над телом больной.       Она задрала ее сорочку – под ней девушка была голой. Она аккуратно просунула палец под прослойку бинта и немного ослабила его.       — Слишком туго, — пробормотала она. – Куда одежду дели?       - Сожгли.       - Хорошо. Нужно будет найти ей что-то городское. Может, скажу, что твоя племянница…       Виктор поморщился.       — Меня мог убить какой-то горный дикарь.       — Ну, кажется не убил.       — Нет. Ему снесли голову.       Сюзен обернулась.       — Отрубили? Правда?       — Одним ударом – и нет головы.       Сюзен нахмурилась.       — И ты все видел?       — Никогда больше не проси меня о подобных услугах.       Сюзен мрачно улыбнулась.       — Кто, если не ты, милый? Ты моя любимая правая рука… Какие же дикари эти горцы.       Дама задумчиво потрогала капельницу. Виктор опередил ее вопрос:       — Ей нужна кровь. В Аарене без огласки не получится найти донора. А у нас самих запасов тоже почти нет, да и здесь о девушке тоже нельзя распространяться. Я сам проводил операцию, чтобы меньше людей из персонала ее видели.       Сюзен медленно вздохнула. Отчего-то глаза на мгновение обволокло каким-то печальным воспоминанием. Она опустила голову – в свете единственной на комнату лампы безупречно красивая, с ровной осанкой, прямым, ровным носом, локоном, свесившимся с уха. Сюзен опустила холодные пальцы на лоб девушки. Виктор наблюдал за ней как всегда, подмечая каждое движение.       — Сколько ей лет? – спросила она у Виктора.       — Не знаю. Я ничего не смог выяснить, только то, что уже сказала мне ты. Но мне кажется меньше двадцати.       — Такая молодая…       — Сюзен, без крови ей будет трудно поправиться. Так мы можем только надеяться, что она придет в норму, если она достаточно сильная.        — Нет, — с мягкой, очень странной улыбкой произнесла женщина. – Она не такая сильная.       - Да, выглядит хилой.       Девушка, лежавшая на кровати, была очень маленькой и худой, как ребенок. Сюзен аккуратно натянула на нее сорочку и укрыла одеялом.       — А какая у нее группа крови? – спросила она у Виктора.       Он ответил ей, не заглядывая в бумаги. Сюзен кивнула.        — Хорошо. Возьмем мою.       — Нужно достаточно много…       Виктор задумался и знаком показал примерный объём.       — Давай прямо сейчас, не будем тянуть время. И принеси сюда обогреватель, в комнате очень холодно, - ответила Сюзен. Она вспомнила жаркий, суетливый день в конце весны, это было целое десятилетие назад. Она лежала в родильное палате, потная, едва живая от бессилия. Между ногами теплая влага. Ей казалось, что ребенок, которого она вынашивала столько месяцев, просто растекся в лужу… Но тогда это была ее собственная кровь. Младенец, крохотные, розовый комочек плоти, лежал рядом и кричал.       В тот день она чуть не умерла.       — Как скажешь, Сюзен. Но я против самопожертвований ради какой-то блохастой девчонки из приюта.       - Я тебя понимаю, - ласково ответила дама.       Коллеги вышли из комнаты, и Виктор запер дверь палаты, а затем они пошли по светлому коридору мимо врачебных кабинетов. Сюзен кивком указала на развилку.       — Сначала я загляну проведать их.       — Я буду ждать тебя в кабинете, —ответил Виктор, и они разошлись.       Сюзен прошла несколько коридоров, по пути встретив одного из воспитателей, который вызвался проводить ее. Она миновала две железные, запертые на электронные замки двери, и оказалась в более ярком, выкрашенным в голубоватый цвет коридоре, звеневшем от детских голосов, что несколько ошеломляло после безмолвных, тихих коридоров больничного крыла. На подходе к большим железным дверям с круглыми окошками, Сюзен и ее спутника встретил дежурный воспитатель. Это была молодая женщина.       — О, госпожа Леда, — она заметно оживилась, взволнованно поприветствовав Сюзен. Воспитателям от нее доставалось чаще всего, так что они всегда были настороже.       – Не ожидали вас сейчас. У детей как раз завтрак.       Сюзен приятно улыбнулась и кивнула молодой женщине, но ничего не сказала. Та поспешила открыть дверь в столовую, и Сюзен вошла внутрь ровным, уверенным шагом под сень детских голосов. В воздухе пахло едой, огромная столовая встретила ее безупречным порядком, разговорами и обычной детской возней. Она остановилась между первыми рядами столов и стала оглядывать зал.       С каждой секундой пожар голосов становился все тише, ее имя запорхало на губах детей, шепотом разносясь от стола к столу, пока десятки голов оборачивались в сторону женщины.       — Леда…       — Это госпожа Леда!       — Сюзен Леда.        Ее лицо осталось безупречным, светящимся, как алмаз, и только та приятная улыбка, отведенная для персонала, сменилась более мягкой и ласковой, предназначенной только для детей. Сюзен кивала им, встречаясь со знакомыми лицами. Некоторые улыбались ей в ответ, оживлялись и возбужденно приподнимались на своих местах, чтобы получше разглядеть ее.       Сюзен подошла к одному из столов – самым естественным и непринужденным шагом, словно была у себя дома - и оглядела небольшую группу детей возрастом около семи-десяти лет.       — Как дела? – спросил очень нежный, почти материнский голос, гладкий, как шелк.       Дети ответили кто кивками, кто посмелее — словами.       — У нас все хорошо.       — Все хорошо.       Сюзен улыбнулась еще более широкой улыбкой и удовлетворенно склонила голову.       Ее маленькая рука легка на голову мальчика, она погладила его волосы, отметила про себя, что голова у него чистая, что на столах лежит свежая еда, одеты все в чистую одежду и выглядят опрятными, румяными и здоровыми. Мальчик, не говоря ни слова, молча прижался к ней всем боком и задрал голову вверх, глядя в лицо женщины огромными, светящимися глазами. Его лицо порозовело.       — Приятного аппетита, — сказала она и отошла к следующему столу. Ее нежные пальцы скользнули по волосам еще нескольких голов.       Так она обошла столовую, перебрасываясь с детьми парой фраз. Кто-то из дальних столов вставал со своих мест и подбегал к ней. Это были и младшие, и старшие дети. Даже угрюмые подростки, попавшие сюда прямиком с улиц Севера, преображались рядом с Сюзен. Воспитатели пытались остановить их, но Сюзен жестом велела им отойти, при этом ее нежная улыбка ничуть не поменялась на лице. Она с радостью обнимала подбегавших детей и подростков, отвечала на их приветствия и вопросы. Они все видели ее одинаково – молодой, безупречно красивой дамой с очень добрым голосом.       Дети были одеты в похожие кофты или футболки – ярких и самых разнообразных цветов. Одежда была однотонной, но некоторые дети перешили ее и украсили рисунками, подростки украшали одежду названиями любимых музыкальных групп и логотипами. По сравнению с серыми халатами воспитателей дети казались цветастым, жужжащим ульем.       Ближе к концу завтрака Сюзен ушла, на прощание пожелав всем детям «хорошего дня». Еще несколько минут после ее ухода по столовой блуждал взволнованный, благоговейный шепот, пока вновь не возобновился привычный рой голосов, смеха и разговоров.              

***

             Феликс услышал далекий, приглушенный звонок телефона. Он уже хотел по привычке подняться и ответить, когда поймал себя на мысли о том, как странно было слышать звонок телефона в глуши, в отшельничьем домике. Он перебирал вещи в коробках, стоя посреди маленькой гостиной, и как раз хорошо мог слышать телефон из этой комнаты. Феликс медленно побрел в дом и стал блуждать по заставленному хламом лабиринту монахов, ища хоть какую-то доисторическую аппаратуру, походившую на телефон. По тому, как настойчиво звонили, Феликс догадался, что человек, которому понадобился он или призраки дома (тут зависело, до кого именно пытались дозвониться), либо терпеливый, либо упертый. Поэтому он не очень спешил.       Феликс нашел телефон в прихожей. Аппарат представлял из себя старое, громоздкое сооружение на стене, дребезжащее от надрывавшееся от звонка. Феликс потер виски и, зажмурив один глаз, протянул руку, снял трубку и нехотя поднес ее к уху, стараясь не прислоняться кожей к грязному аппарату.       Он до последнего надеялся, что звонящий ошибся, что нужен был не он, а хотя бы этот дом или мертвый монах, но из трубки послышался отчетливый голос секретаря:       — Феликс Бассинг-Фрей, загородный дом №21, область Аарена?       Феликс не знал точно, что из перечисленного должно было быть им, но ответил коротким: «Да, все верно.»       — Подождите минуту, мы подключим вас напрямую к главе ЦИГСИ, господину Сигурду Свану.       ЦИГСИ— это был Центр и Глава суда инквизиции. Феликс прикрыл на всякий случай трубку ладонью, чтобы его вздох не был слышен на том конце. Сигурд Сван. Интересно, сколько раз они пытались дозвониться до него в квартиру Эйбруса, прежде чем нашли телефон этого богом забытого дома? Он сам-то не знал, что здесь был телефон. Феликс нервно раскачивался на ногах, теребя пальцем нижнюю губу. Он даже не думал о том, насколько нелепо выглядел сейчас — в пижамных штанах, взволнованный, качающийся, как кукла.       Он волновался не из-за звонка от начальства. А из-за того, что не рассчитал. Не рассчитал, что это случится так сразу. Феликс проклинал себя. Конечно, он знал, что Сигурд захочет с ним связаться. Конечно, он уже начал думать о том, чтобы отправить свой точный адрес в этот же день. Конечно, стоило записать себя на другой адрес и поставить защиту получше. Но перед приездом он этого делать не стал. И вот, где он просчитался. Он не включал в свои планы возможность того, что Сигурд свяжется с ним в это проклятое утро.       Феликс все раскачивался на ногах, держа трубку на расстоянии от лица. В его застывших черных глазах кружилась одна мысль: Беа. Его жена. Сколько раз этот секретарь позвонил в его квартиру, брала ли Беа трубку, о чем они говорили, и нашли ли его дом вообще? Феликс делал все, чтобы Сигурд не знал его настоящего адреса. Не знал, где живет его жена, где они с Феликсом проводят время, как передвигаются по стране. Это было одним из условий, по которым Феликс согласился работать на инквизитора — никакой слежки, вмешательства в личную жизнь и шпионов. Раздавшийся в трубке негромкий щелчок заставил Феликса прийти в себя.       Следом послышался знакомый голос:       — Феликс? Наконец я до тебя дозвонился.       Низкий голос Сигурда был на удивление веселым.       — Да? — Спокойным тоном отозвался Феликс. Он перестал раскачиваться, оставил в покое свои обветренные губы и телефонный провод. Недолгое молчание было предназначено для того, чтобы Феликс что-то понял. Он не понимал.       — В чем дело? — спросил он.       — В чем дело? Хочу тебя поздравить с новосельем.       Феликсу показалось было, что Сигурд язвит, но этот человек не умел шутить.       - Ты не ответил на мое электронное письмо. Ну, я конечно, знаю, что ты уже в Аарене, - не без удовлетворения говорила инквизитор. – Я связался с ааренским отделом ЦИГСИ, твой коллега Неза дал мне этот номер.       Неза. Благословят боги этого Незу. Феликс постучал себя костяшками пальцев по лбу. Ну конечно. Господи. Конечно, Сигурд заранее догадался, что он приедет в Аарен. И связался с его коллегой, чтобы узнать новый номер и адрес Фрея. «Дом №21», что это вообще такое? У дома-отшельника не было номера, он вообще не существовала на бумагах. Неза, наверное, взял адрес какого-нибудь фермерского домика по-соседству.       «Ненавижу свою тупость.»       — Да, я уже все знаю, — ответил Феликс на вопрос, который Сигурд так и не задал. — Я прибыл сюда ночью, несколько часов назад. Но не только из-за девушки. Этой ночью сектантами был совершен выход. Все неформальные члены моей команды из Аарена мертвы. Обстоятельства смерти пока не выяснили. Нужно провести расследование.       Секунду обдумывая, как это получше сказать, он добавил:       — Наша команда не стала мешать убийцам, чтобы не привлекать к себе внимание и сохранить секретность, — соврал он. – Нам предстоит найти последнее убежище сектантов, и лучше оставаться пока в тени. В любом случае, главарь секты выдал себя этими убийствами, и теперь, когда я в Аарене, помощники мне ни к чему, я справлюсь в одиночку вместе с основными членами команды.       — Хорошо, — удовлетворенный, как шакал, отозвался Сигурд. — Очень хорошо. Мелкий ты засранец, как хорошо сработало! Твой мозг не перестает меня удивлять.        — Просто делаю работу.       - Но впредь я не хочу слышать о том, что кто-то из мирных граждан умирает, проводя расследование.       - Я вас понял, господин. Этого не повторится, - Феликс закатил глаза.       — Значит, ты уже знаешь про нее? – Сигурд резко съехал с темы. - И приехал, как медом помазали.       — Знаю, — спокойно ответил Феликс. — Девушка в городе. Есть распоряжения на ее счет?       — Южанка в городе и этот главный шут там же! Аарен – просто судьбоносный город.       Феликс не сразу понял, что шутом назвали не его, а главаря секты.       — Вы ведь знаете, что главарь секты и заманил девушку сюда? – в не самой уважительной форме спросил Феликс. – Это не совпадение, господин Сигурд. Это заговор.       Сигурд издал смешок, похожий на рык.       - И ты, конечно, раньше всех догадался.       - Мне бы это польстило.        Повисло молчание. Феликс слышал дыхание в трубке. Тяжелое, задумчивое. Он чувствует на расстоянии, как глаза инквизитора вдавливают гвозди в его руки, горло, глаза. Думает об этом и разглядывает темную прихожу. Просто ждет. Даже если Сигурд боялся его (а только так Феликс мог расшифровать это молчание) он, Феликс, просто выполнял свою работу.       Сигурду не стоит недооценивать Феликса спустя столько лет совместной работы. Он должен был понимать, что, неважно как, Феликс узнал бы о том, что Агнесса Акаде прибудет сюда в этот день, узнал, потому что Сигурд имел неосторожность заговорить о ней с Феликсом когда-то давно. Узнал бы, что это сектанты хотят получить девушку. Он догадывался, зачем, догадывался как, догадывался до многого, и Сигурд это понимал.       Теперь Феликс не оставит южанку в покое. Это Сигурд тоже знал, иначе какой он инквизитор?       — Фрей, — рявкнул голос в трубке, — Мои поручения: найти Акаде Агнессу, подготовь ее, осведоми необходимой информацией и привези ко мне. С этого дня это еще одна твоя задача. Все условия, которые мы обговаривали, остаются действительными. Все понял?       Феликс был немного ошеломлен. Все условия, которые обговаривали… «Пол царства за девчонку,» — услышал он в голове насмешливый голос Сюзен.       — Расследование? – спокойно спросил он.       — Заканчивай с ним. Голову главаря мне.       — Простите?       — Ну, ты понял! Я имею в виду информацию. Где он, кто с ним, что делает, как передвигается. А уж я пошлю своих разобраться с этим шутом.       — Когда понадобится Акаде?       — Когда будет готова. Мне без разницы. До конца года.       — Ясно. — Ответил Феликс.       На том конце трубки послышался щелчок. Затем протяжные, долгие гудки. Феликс повесил трубку. Постоял с минуту, обдумывая разговор, затем снова снял трубку и позвонил. Звонил долго. Никто не ответил. В конце концов он сдался и вздохнул с облегчением. Беа не взяла трубку. Это правильно. Ему было неприятно проверять ее, но он хотел убедиться, что Беа не ответила бы с их основного номера.       Он позвонил еще раз, на другой телефон. Ответа ждать пришлось недолго.       — Слушаю, — после секундного молчания послышался неуверенный голос женщины.       — Беа… — Вздохнул Феликс.       Несколько секунд они молчали. Он — глядя на свои застывшие пальцы, изучавшие трещинки в каменной стене. Она — нервно накручивая на непослушные пальцы телефонный провод. Слушали дыхание друг друга.       — Кто-нибудь звонил тебе, пока меня не было? — Наконец спросил Феликс, сразу перейдя к главному. Удивленный, разочарованный и растерянный взгляд Беатриче он мог видеть перед собой хоть сейчас.       — Ну… Вот только что.       — Это был я.       — Ты? Но ты говорил, что мы будем общаться по этому телефону…       — Да. Я… Перепутал. Но ты не бери, если кто-то позвонит. Хорошо?       — Ну да, я помню… А ты?... Как ты добрался?       — Нормально.       — Мне кажется, ты как будто устал.       — Немного. — Феликс снова обвел трещинку в стене. — А до этого кто-то звонил?       — Ну… кажется, нет. На основной телефон не звонили.       Феликс медленно выдохнул. Он прикрыл веки и опустил руку.       — Звонили только на наш телефон, по которому мы сейчас…        Феликс резко распахнул глаза, две черные луны невидящим взглядом уставились на невидимую точку на полу. На секунду он лишился способности дышать.       — Что? — переспросил он. — Ты взяла трубку?       — Ну да, — неуверенно ответила Беа. По ее тону Феликс понял, что сейчас она выпрямилась на диване и взволнованно обхватила трубку второй рукой.       — Кто? — только и смог вздохнуть он.       — Твой друг Рей. Он хотел узнать, не нужна ли мне помощь.       Феликсу показалось, что земля, рассыпавшая под его ногами, снова затвердела. Он прислонился к стене. Рея он нанял, чтобы тот в случае опасности оказался рядом с Беатриче. Все в порядке. Никто ей не звонил. Сигурд не нашел их квартиру.       Беа говорила ему что-то еще, но он почти не слышал. Медленно скатился по стене, сел на пол, прижав трубку к уху.       — Феликс? — Позвал его неровный, немного разломанный голос Беа.       — Прости, — он устало потерся лицом о колено. – Повтори, пожалуйста.       — Я рассказала про Резинку. Представляешь, я оставила его ночью в ванной, ему там понравилось. А утром выхожу в гостиную – он на нашем диване!       Феликс чуть не издал смешок и прижал холодные пальцы ко рту. На губах застыла непривычная улыбка, от которой обветренные губы треснули.       — О боже… Он порвал диван?       — Он был близок к этому, — рассмеялась Беа. – До сих пор не могу заставить его залезть в аквариум. Кажется, мы без твоей помощи не справимся.       — Только не поднимай эту тушу, слишком много чести для него.       Беа снова рассмеялась.       — Походу, мне придется принимать с ним ванну. Ты не будешь ревновать?       — О… Ну у меня нет против него шансов.       — Небольшой есть! – Беа улыбалась, ему было почти больно от этой улыбки. – Расскажи, где ты сейчас находишься?       Феликс заговорил, даже не задумываясь о словах:       — Это похоже на старый замок. Тут стены каменные, еще настоящий камин есть, а потолок подпирают колонны, с ума сойти, да?... Башня есть и еще куча старья, хлама и грязи. Паутина и вроде даже призраки.       — Как тот замок, который мы видели в Кроссе?       — Разве что поменьше, — улыбнулся Феликс. – И стоит в глуши. Ума не приложу, как сюда провели телефон.       — Вот почему тебя с перебоями слышно…       — Меня слышно с перебоями?       — Да, но ничего. Я все слышу. И что, это то место из детства?       — Ну да, — уклончиво ответил Феликс. Беа знала, что он не очень любит говорить о прошлом, но кое-что он ей рассказывал.       — Наверное, там нужно провести большую уборку…       — Зато вид живописный, — вздохнул Феликс.       — Слушай, мне кажется, с тобой все не очень хорошо. Ты не очень веселый. Это твоя работа? Расскажи мне. Что-то случилось?       — Все хорошо, — сказал он. Потом подумал и решил все-таки поделиться:       — Мне нужно найти одного человека в городе. И тех, кого я искал до этого. Это займет время…       — И все?       — Наверное, все.       — И что потом?       — Потом? Я вернусь домой, милая, — Феликс ощутил, как, закрывая глаза и опуская голову на колени, губы его против воли растягиваются в улыбке. Ему хотелось рассмеяться от того, как просто он сказал то, о чем не имел никакого понятия.       — Это замечательно, — Беа тоже улыбалась. — Все скоро закончится.       — Да.       Они какое-то время еще молчали. Счет за их разговор возрастал, но Феликс об этом не думал. Беа вдруг спросила:        — Ну а кого тебе нужно там найти?        Феликс открыл глаза и заметил, что прихожая озарена нежным, солнечным светом. На миг он представил белые стены своей квартиры, панорамные окна, просторные комнаты, в которых легко можно было найти женщину со светлыми волосами, белую, как их общий дом, единственную из всех живущих.       — Найти? — Как в тумане переспросил он. — Акаде. Агнессу Акаде.       

III Близнецы

             Близняшки Билл и Оливер Нордон за свою жизнь повидали немало закатов и рассветов. Много ли людей встречает зарю, первые лучи солнца, следят за тем, как небесное тело, полнящееся огнем и светом, движется по небу, и один мир — мир теней, звуков и молчания спящих — сменяется другим миром — шумным, быстрым, как река, суетливым, немного пугающим и по-своему прекрасным?       Жизнь этих молодых людей была такова, что им не раз приходилось оставаться в стороне от мира, пока тот готовился ко сну или пробуждался, пока все засыпали под единый ритм и под тот же ритм просыпались. В эти часы им приходилось бывать в местах, куда люди обычно за всю жизнь не сунутся, думать о вещах, которые многим непонятны, и делать дела, которыми мало кто интересовался.       Пока они шла по густому, голому лесу, щедро рассыпающему хвою под ноги, начало светать. Первый весенний свет не был особенно многообещающим. Братья заметили, что рассвело, когда обнаружили, что их лица стали чуть более заметны в темноте.       Над их головами свирепствовал ветер, и, как ни странно, дикий вой его успокаивал их волчьи души. Братья-близнецы устало вышли из леса к холмистому пригорку, и уселись на его вершине, привалившись друг к другу. Они пахли лесом — хвоей, ночным ветром, мертвой, зимней листвой и немного зверьем. Еще от них пахло костром и тем, чем обычно пахнут люди – потом, телом и усталостью. Потом уже чем-то своим, личным.       Лица братьев были остры в блеклом утреннем свете, бледны, как лица северян, а волосы черны, как уголь. Они были высоки и одеты в длинные плащи. Их лица покрылись сажей и блестели от пота, а взгляды были одинаково усталыми и задумчивыми.       Ночь закончилась. Все ее звуки, кроме воя ветра, стихли. И треск костра, и песни об эльфах, и вой людей, собравшихся на празднество, и музыка флейты. К слову, и флейта была тут же. В руках одного из близнецов. Мокрые от пота, черные пряди волос свесились ему на лицо. Под капюшоном плаща виднелись стеклянные, цветные серьги. Он держал флейту под плащом, заметив, что вместе с приходом утра снова пошел снег.       — Не лучшее начало весны, — заметил Оливер близнецу.       Он был хозяин флейты и хозяин той музыки, что звучала всю ночь.       — Весна будет теплее в этом году. Вот увидишь, — ответил ему близнец голосом приглушенным, более тихим, чем у других людей.       Он был в черном плаще и с мечом за спиной. Меч утыкался в землю, когда он сидел, но он был слишком уставшим, чтобы снять его.       — Теплее? С каких это пор ты предсказываешь погоду? Это моя прерогатива, — сказал Оливер тоном, который в обычное время прозвучал бы насмешливо, но сейчас это вышло усталым.       — Шаманы много болтают, — пожал плечом Билл. — И в этот раз похоже, что они не ошибутся.       Он запрокинул голову назад, капюшон съехал с его головы, открыв лицо. Он прищурился, глядя снизу-вверх на небо — снежинки медленно опускались на его лицо. Лоб наморщился. Ему пришлось сильно сощурить глаза из-за штормящего, ледяного ветра.       Это были холодные, бледно-бледно голубые глаза, почти бесцветные.       — Я раньше не видел у тебя такой меч, — заметил Оливер.       — Ты слеп, — пожал плечами Билл.       Брат ткнул его в грудь.       — Откуда он?       Билл мрачно усмехнулся.       — От Эгиля.       — О-ой, придурок! – Оливер махнул рукой. – Что у вас там за суета была? Где так долго пропадал? Я всю ночь только и слышу – Эгиль то, Эгиль се.       - Эгиль сегодня обнаружил воинов из чужого племени в нашем лесу. Мы всю ночь их выслеживали. Нескольких казнили. Я надеялся, что такое не случится…       - Ну, не твоя беда, что дикари с ума сходят.       — Ты много смог увидеть сегодня ночью? — Спросил Билл, переводя тему.       Вопрос был не так прост, как могло показаться. Ночь была достаточно богата на события, чтобы что-то увидеть. Но Оливер понимал, что его зрение имело некоторые возможности, отличающиеся от зрения обычных людей. И поэтому угадать, что именно он должен был увидеть и в какой материи было непросто.       — Ну, вообще-то, у меня было свое дело, так что я не особенно вглядывался в лица. Людей было много. И они мне не особенно понравились. — Оливер улыбнулся широкой, колдовской улыбкой. Он отклонился назад и уперся рукой о землю.       Билл задумчиво посмотрел на близнеца.       — Как это ты умудряешься сосредотачиваться на ДОМЕ и еще и на людей смотреть? Всегда было интересно.       — Мне не нужны глаза для ДОМА, — пожал плечом Оливер. Он улыбался самодовольной улыбкой.       — Что ж, вопрос обычных людей тебя не интересует, как я понял… — Сказал он, не ожидая ответа.       И вот, в рассветом луче, когда оба их лица стало видно совсем отчетливо, они опасливо переглянулись и незаданный вопрос, тревоживший их больше всего, неприятно заскользил в воздухе.       Братья отвели глаза, поежились от холода. И в конце концов заговорили.       — Ну что ж, — откашлялся Оливер, сунув флейту между колен и высунув руки из-под плаща, — что ж… Она… Ну знаешь…       Билл вздохнул и потерся бровью о колено. Блеснул серебряный пирсинг в его левой брови.       — Она была такой же, как прежде? — Спросил он. — Ты ее видел, да?       Оливер задумчиво приподнял брови, обдумывая, как обличить в слова то, что не так-то просто было объяснить без языка ощущений.       — Это не совсем так происходит, — сказал он. — Я не могу видеть ее саму, скорее ее энергию. Или что-то вроде картинки, которую она видит.       Билл кивнул.       — И, честно говоря, это был странный сон. Это было древнее место. Место из этих гор, наверное, если отмотать на пару веков назад. Откуда бы ей знать, что здесь могло быть века назад? Она никогда не была связана с этим местом. Может она жила здесь в прошлой жизни?       Билл снова кивнул, но все это время он был настороже, и близнец заметил это.       — В этом сне… Все было совсем на нее не похожим. Там был ветер и обрыв, это был север. Я думал, она увидит родную строну, какой-то важный для нее образ, но не север. Я ощутил путь, который она намеревалась пройти, образ, который она вызвала в своей голове. Я думаю, это была Спирит. Потом Спирит исчезла... Появилась… Кхм… Лия.       Оливер испытующе взглянул на брата, любопытно и в то же время опасливо. Его серьги качнулись и сверкнули в утреннем свете.       — Это был я, — вздохнул Билл. — Это мое воспоминание. Мой образ из ДОМА. Я отдал ей его.       Теперь кивнул Оливер.       - Ха… Ты не такой безнадежный, как я думал.       - Я долго готовился для этого трюка.       — Я почти догадался. — Оливер странно улыбнулся.       — Честно говоря, не думал, что получится…       — Да ничего и не получилось, — слегка огорченно отозвался Оливер.       Он выдернул из снега замерзшую руку и смотрел, как снежинки таят на коже.       — Это был сон, и только. Что-то вроде воспоминания. Похожее на правду. Но совсем не являющее ею. Это не был настоящий ДОМ, как мы рассчитывали. Это твое воспоминание не очень-то возымело на нее ээффект. Слушай, а почему именно оно?       Билл снова взглянул на небо и нахмурился. Под темными веками его голубые глаза горели от нетерпения и усталости.       — Ну… Это воспоминание… Вообще, это не то чтобы прямо воспоминание. Однажды я задал ДОМУ вопрос — это был трудный вопрос. И с этим вопросом у меня появился какой-то образ в голове. Он не имел конкретного места и облика, но это был отчетливый вопрос, который намертво засел в моей голове. Он как испытание.       Брови Билла снова приподнялись. Он говорил слегка рассеяно. Так, как говорил только с братом.       — Я не знал, каким Агнесса увидит этот момент. Вопрос, который я ей оставил, был испытанием для нее. Поэтому, я сам не знал, чем все это обернется. Но я просто подумал… Ну, знаешь... — Билл пожал плечом, лениво растягивая звуки, в поисках нужных слов. — Что ей стоит подумать над этим вопросом... Воины Драконы должны быть готовы… Оставить кое-что в прошлом, чтобы получить силу.       Билл поднял к лицу руку, задумчиво поскреб ногтями губы. Он случайно встретился взглядом с близнецом. Глаза Билла не были глазами молодого человека. Это были глаза дряхлого старца, в прозрачной голубизне которых замерло множество воспоминаний и столетий. Он поджал губы, затаил дыхание, опасаясь разрушить хрупкое наваждение из прошлого. Перед его глазами всплыло юное, девичье лицо Лии.       Оливер мягко коснулся руки брата.       Билл смог вздохнуть.       — На самом деле, я видел ее там, в этом моменте, Оливер.       Оливер поднял брови, но не удивленно.       — Вот как? – усмехнулся он.       — Да. Но я видел это именно как картинку. Как будто фотографию. Не так, как ты описал. Я видел ее саму. Я не могу вспомнить, какой она была, когда стояла на обрыве. Но это типо… Это точно была она.       — Да, такое бывает, — кивнул Оливер. — Так как это твое воспоминание, ты смог увидеть, как она попала в него. Одна из особенностей сновидений ДОМА.       Оливер поковырял пальцем снег, нарисовав какой-то знак. Билл увидел, что это был треугольник.       — Я не понял, чем закончился ее сон. Отвлекся на этих людей.       Оливера изрядно утомила толпа сектантов на ночном празднике.       — Но это уже и не важно.       Близнецы посмотрели вдаль, на хвойное покрывало леса, устремлявшееся вверх. Это была необычная точка обзор. Они сидели на вершине холма, но лес, уходил не вниз, а вверх от них, по склону горы. Мир вокруг был понятный и привычный, знакомый до каждой веточки дерева. Как пах этот лес, этот ветер, как проходил над горой рассвет, откуда шло солнце, и с каким звуками пробудится гора — все это было их жизнью. Сейчас они сидели здесь вдвоем, и ощущение, как всегда, было таким, будто кроме них больше нет никого в этом мире.       — Кай сказал, она не подошла, — проговорил Оливер, хотя они оба это уже поняли.       — Я не очень понимаю, как вы это определяете, — прохладно заметил Билл.       Вид его был мрачным, как у голодного волка.       Оливер прищурил глаза, встретившись лицом с ветром. Капюшон его надулся, складки одежды затрепетали. Оба брата знали — наступают новые времена, ветер меняется, и даже воздух, который принесла эта весна, был иным, чем во все года ранее. Мир не будет таким, как прежде. Поэтому Оливер решил надломить печать молчания на своих сновидческих секретах, и сказал откровенно:       — Кай хотел, чтобы она столкнулась со своим страхом. Страх заставил бы ее открыться ДОМУ. Но, вот в чем штука — Агнесса не захотела открыться. Для нее все осталось только сном, плоской картинкой. Может она не восприимчивая, может дело в том ,что она другой культуры, может она упертая или лишена чуткости, но суть в том ,что Агнесса не может видеть ДОМ. Она другая. Значит, она не сможет стать одной из нас.       Билл помолчал.       — Значит, не подошла, — повторил он. — Что ж, это многое меняет.       — Правда?       — Кай по-прежнему хочет, чтобы я сам решал, что с ней делать?       Оливер посмотрел на брата, чтобы понять, с каким выражением лица тот говорил. Но это лицо было снова скрыто за капюшоном.       — Да. Да, решение по-прежнему остается за тобой. И я бы не делал поспешных выводов на твоем месте. Даже если она другая — есть множество дорог, которые могут привести тебя к ДОМУ. Мы найдем что-то и для нее.       — Я не делаю выводы. В том-то и дело, — сказал Билл, и морозное облачко от его рта поднялось вверх, растворившись над их головами. — Их делает Кай. И мне это не нравится.       Оливер помедлил какое-то время. Где-то в лесу запели птицы, приветствуя утро бодрой перекличкой.       - Интересно, у птиц бывает бессонница? – раздраженно спросил Билл.       - Да, меня они тоже достали. Каждое утро… У меня прям под окном гнездо.       - Сбрось его нахрен…       Они оба знали, что никогда бы такое не сделали. Дети леса берегли лес… Во всех его проявлениях.       — Ну, что дальше? — поежившись на морозе, в конце концов спросил один близнец у другого.       Как черные грачи, похожие и, вместе с тем, совершенно разные, они сидели на заснеженном холмике посреди дикого леса, как никогда прежде чувствуя себя на своем месте.       Один из близнецов, это был Билл, обернулся назад, в ту сторону, откуда тянулось море. И сказал, гораздо более устало, чем сам от себя ожидал:       — Вернем домой, Оливер.       Между ними и домом пролегала полоса леса, деревни горцев, монастырь и детский приют на холме. Это было значительное расстояние, которое не так-то просто преодолеть пешком. Но они оба встали и стряхнули с плащей снег. А затем, как и много раз прежде, вдвоем, под робким светом северного солнца, пошли пешком к своему дому. Это расстояние их не волновало, ведь вдвоем они, дети леса, были сильнее, чем все горцы, приютские и городские вместе. Они есть у себя и друг друга. Они – тайна этого леса и его защита.       Единственные во всем мире. Конец круга.