Дожить до рассвета

С утра приходил полковник. Дал указание по поводу сегодняшней атаки. Батальон капитана Баранова в окружении, надо прорваться туда и вывести их. И именно нам досталась честь прорываться - самое опасное. А 101-ому и 103-ему надо будет пошуметь, отвлекая на себя внимание, пока мы проскочим. Ох сегодня "весело" будет. Мы с ребятами сидели на броне танка и ждали указаний командира. А Ольгерд стоял и разглядывал карту. У него просто огромная карта! И такая подробная. А ещё меня всегда поражало то, как Ольгерд складывает её в мааленький квадратик. Прям суперспособность. Как и точный прогноз погоды. Не то что в двадцать первом веке. Вот к Ольгерду подошел Ен. Похоже предлагает меняться. Типа это не твоя война и всё такое. Вот какая разница, где Ольгерд родился, если он считает себя поляком? Да и корнями он отсюда, дед его в восстании последнем участвовал. Правда его потом в Сибирь сослали, мда... Но внук то его вернулся. Воюет вот тоже. И поляк Ольгерд ничем не хуже того же Ена. Вот поручики и ругаются. Всё равно каждый останется при своём. Надо сходить попрощаться с Еном. Сердитый Ольгерд вернулся к нам и забрался на танк. Он сел рядом со мной, громко пыхтя. Я сжала его плечо. Когда он посмотрел на меня, то я ободряюще улыбнулась и сказала: - Не обращай на него внимания. Он сам не знает о чём говорит. Ольгерд слабо и как то криво улыбнулся в ответ и кивнул. Я спрыгнула с брони на землю и сказав, что сейчас вернусь пошла к 101-ому. Ен заметил меня быстро и пошел навстречу. - Яна, рад тебя видеть! - И я тебя. Я ему улыбнулась, но глаза предательски щипало. Я рада его видеть, но этот раз будет последним. И от этого становится больно. - Сложная вам задачка выпала. Вам прорываться, а мы пошумим и вернёмся. Зенек был на удивление весел. Адреналин? - А... а если не вернётесь? - я не хотела этого спрашивать, оно само вылетело. - Ну тогда закопайте меня поглубже, хоть под воон той сосенкой и скажите: "хорошо что его с нами нет". - А ты как всегда шутишь, - я криво улыбнулась. Сдерживать слезы становилось все сложнее и сложнее. Ведь сейчас Ен смеется, шутит, а через полчаса его труп, начиненный свинцом, будет медленно остывать на сырой земле. Ен заметил что что то не так и обеспокоенно спросил: - Что то случилось? Его теплая ладонь легла мне на плечо. Я покачала головой: - Нет, ничего. Не обращай внимания. И, Ен, не вылазь из танка через верхний люк, хорошо? - Ладно. А что такое, Яна? - Ты обещаешь что не полезешь через верхний? - Обещаю. Но Яна, что сегодня с тобой такое? - Тебе кажется. Мне идти надо. Удачи тебе, Ен. - И тебе, Яна. Я развернулась и пошла обратно к своей машине. Только бы пронесло. В танке меня уже ждали ребята и Черешняк. Когда последний меня увидел, то стал причитать: - Что ж это твориться? Уже девушки в танках разъезжают. Куда этот мир катится? - Война творится, пан Черешняк, - ответила я ему. Я лезла на своё место через верхний люк, чтобы не отвлекать Гжеся, который уже держал ногу над газом. Когда я протискивалась мимо Ольгерда, то он придержал меня за локоть и, наклонившись к самому уху, спросил: - Чего такая хмурая? - Да волнуюсь просто. Да и Черешняк этот... Спасибо за то что спросил, - Я улыбнулась ему, но видимо как то не слишком убедительно, потому что поручик покачал головой и вздохнул. Но тем не менее отпустил на место. Я плюхнулась на свое сидение, потрепала Шарика по ушам и тут танк тронулся. Черешняк сразу же ударился головой об один из выступов и заохал где то за моей спиной. Я сидела тихо, потому что пулемёт сейчас не нужен, а в эфире тишина. Тут Гуслик тихо сказал: - Зенек горит. Только бы он выполнил своё обещание. Только бы выполнил! Ольгерд обеспокоенно посмотрел на меня, но промолчал. А я сжала руки в кулаки и раздала только тогда, когда почувствовала теплую струйку, бегущую к запястью. На каждой ладони красовалось по 5 полумесяцев от ногтей, но только 1 из них кровоточил. Я глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. Сейчас не время для эмоций. Все потом. Мы прорвали кольцо оцепления и въехали в Студзянки. Там нас встретили весьма неприветливо, кинув в левый борт гранату. Нас тряхнуло и моя радиостанция благополучно сломалась. А у Гжеся насос сдох. Старьё потому что. Нет чтобы нормальный дать на складе. "Возьмите этот, он конечно старый, но работает как часики". Вот ведь... Парни высунулись из танка и популярно объяснили тому молодцу как он неправ. Он устыдился и попытался незаметно испариться. Но куда там... Мы вылезли из машины. Ольгерд сходил к Баранову и тот сказал что через 15 минут опять атака будет. А потом Ольгерд вернулся. Он тяжело оперся о броню танка и выдохнул: - Ребята, отчет. Мне слово доверили первой. Ну я и сказала, что рация ремонту не подлежит. И что связи нет и не будет. Гжесь рассказал про этот чертов насос. Сказал что пару метров на ручном проедем но не больше. Короче, все плохо. Я соскочила с брони танка на землю. А чего тут сидеть? Скоро начнём. Ольгерд мне махнул рукой, мол иди но смотри осторожно. Я схватила свой пулемет и быстренько поскакала к пехоте. Вот сейчас весело будет. Начался бой. Все как всегда. Вот наши, а вот фрицы. Все предельно просто. Бой шел где то часа пол, но мне казалось, что минут 5. В бою всегда время идет быстрее. Аж скучно. Стихли выстрелы. Я пошла обратно к танку. Вокруг него уже ходили парни, раздумывая как связаться со штабом. Ничего, скоро придумают. В этом действии можно не участвовать. Я залезла в машину и достала оттуда нашу аптечку, которая преимущественно состояла из перевязочного материала и антисептика. Тут по округе столько раненых валяется, а клятва Гиппократа (да, жить по придуманным самой себе принципам наше всё) не ждет. Я проходила мимо задумчивого Янека и сказала ему, что ухожу. - Скоро вернешься? - Не знаю. Наверное нет. Если Ольгерд будет спрашивать, то ты ему скажи, хорошо? - Ага. Хмурая тучка. Я покачала головой и тихонько вздохнула, уходя куда то в сторону. Раненые то везде, так что тут без разницы в какую сторону идти. Если жить по принципу "могло быть и хуже" то мир начинает казаться куда более радостным. Вот сейчас могло бы быть и хуже. На войне вообще с этим просто - если ты жива, то значит могло бы быть и хуже. Ты могла бы лежать рядом с менее удачливыми товарищами, но ты жива и это - повод для радости. Каждый раз просыпаясь, я ставлю перед собой задачу - дожить до рассвета следующего дня. Жить - это же очень хорошо. Пока ты жива - ты можешь всё. Но если моя жизнь потребуется чтобы спасти кого-то из друзей и тех, кто мне дорог, то я без колебаний её отдам. Но как же хочется жить! Я нашла первого раненого, сидящим, привалившись к одной из стен. У него была пробита рука в плече. Надеюсь, что хотя бы кость ему не раздробило. Я подошла и присела на корточки рядом. - Не повезло, да? - Ага, этот фриц как выскочил из за угла, так я и не сразу понял, что вообще происходит. А тебе, девушка, чего надобно то? Я потрясла сумкой с красным крестом на ней. - Ааа... так ты санитарка? - Типо того, - действительно, врач недоучка. Но санитаром работать могу, - А у вашего батальона не было санитарки? - От чего ж, была. Только её ещё в самом первом бою в этом проклятом месте ранили сильно. А через день она и умерла. И с того времени мы сами кое как. - А много раненых? - Хватает. Тяжелых человек 10 будет, а остальные на ногах. А так, считай, каждый третий. - Понятно. Кстати, можете идти, скоро порхать как пташка будете, - я пока заговаривала зубы этому парню, успела перевязать его руку. Благо пули в ране не было и кость цела. - Что, уже всё? Спасибо, девушка, помогла. - Это мой долг, - клятва Гиппократа не знает слова "нет". Так я ходила между ранеными бойцами, заговаривала им зубы, а пока они рассказывали мне и всем окружающим про что нибудь, я их перевязывала и шла дальше. Один раз я проходила мимо одного из зданий и услышала откуда то тихий стон. С минуту походив вокруг здания я нашла его источник. На земле лежал молодой паренёк с дырой в боку. Он скорчился на холодной земле, зажимая рану, а при моём приближении он, кажется, запаниковал ещё больше, а потом резко расслабился. Когда я подошла совсем близко, то поняла почему - у него была форма с воронами. Но мне то лично ничего плохого он не сделал да и не могла бы я пройти мимо. Поэтому я подошла и присела рядом с ним на корточки и спросила по-немецки (я его в мою бытность кадетом учила): - Как тебя зовут? - Ланзо. - Так вот, Ланзо, я врач и хочу тебе помочь. Давай ты не будешь сопротивляться и дашь мне сделать то, что надо? Немец кивнул. Он вытянулся на земле, открывая мне доступ к ране. Я приступила к работе. Вот там было плохо, надо было доставать пулю и зашивать. Я пинцетом достала снаряд, стараясь делать всё как можно аккуратнее. Но Ланзо всё равно застонал от боли. Я машинально погладила его по руке, успокаивая: - Тише, Ланзо, надо ещё немного потерпеть... Теперь надо было зашивать. Я посмотрела на бледного, как мел, парня и достала из аптечки обезболивающее, припрятанное ещё с моего мира. Я дала ему выпить таблетку и вдела нитку в иголку. Стала зашивать. Немец стиснул руки в кулаки и до скрипа сжал зубы. Прости парень, но без этого никак. Я быстро зашила его и наложила повязку. - Всё, Ланзо, больше трогать тебя не буду. Ты молодец. Не каждый бы молча вытерпел. - Это наверно мне стоит сказать вам спасибо. Вы помогли мне, вашему врагу. - Ты мне не враг. Ты - пациент. И твоя национальность и птицы на форме мне безразличны. Лежи тут, скоро за тобой придут. Парень слабо мне улыбнулся и кивнул. Я вернула ему улыбку и пошла дальше. Раненых ещё много. К вечеру я обошла всех раненых, помогла каждому чем смогла и сейчас изучала импровизированный лазарет. Мда.. Мрачно. Повязки у раненых наложены кое как, они мечутся в бреду и галлюцинациях, а у вон того рука не только прострелена, но ещё и сломана, а шины нет. Короче, работы непочатый край. Я закатала рукава и приступила. Когда я закончила с ранеными, то было уже темно. От усталости я валилась с ног. А потому решила даже к танку и не идти - легла прямо там, на земле. Положила под голову свой локоть и мгновенно заснула. Проснулась я на рассвете. Спала я все там же, но кто то меня укрыл своей шинелью. Спасибо ему. Ночью то не слишком жарко. Я встала, взяла в руки шинель и огляделась в поисках хозяина. Но тот бесследно исчез, а потому я просто аккуратно сложила её и отдала одному из раненых, он сказал, что передаст хозяину. Вот и славненько. Тут был подан сигнал к отступлению. Я хотела бежать к танку, но он как раз проезжал мимо и я просто разбежалась и запрыгнула на него десантом. Совсем уже парни. Не могли подождать пару минут. Хотя я сама виновата, что шлялась неизвестно где. Так мы и въехали в наш лагерь - парни в танке, а я верхом. Танк остановился, откинулись люки и из танка показались парни. Гуслик меня заметил первым, потому что я с его стороны сидела. - Янка, ты где пропадала? Командир весь извёлся. - Я же говорила Янеку что вернусь не скоро, чего беспокоились то? А я в лазарете была, помогала там. Тут меня заметили Янек с Ольгердом. - Яна, ты где пропадала? - Поручик вылез ко мне и коротко обнял, - Мы беспокоились. - Я же говорила что вернуть не скоро. Чего беспокоились то? Янек немного смутился и сказал, что они подумали, что я пошла с Шариком. Ужас. Вот как обо мне думает мой командир и экипаж. Мы стали на стоянку всё в том же лесочке. Раньше на соседней полянке стоял 101-й. Его было едва видно за лапками сосен, но он там был. А сейчас их нет. Пусто. И в душе тоже как то пусто. Я сидела на броне танка и возила карандашом по листику. Получался разбитый танк. И номер на нём 101. И рядом танкисты. В моём времени была песня такая, вроде называлась "По полю танки грохотали". Я её слышала давным давно, ещё когда ребенком была. А тут что то вспомнилось. По полю танки грохотали солдаты шли в последний бой, а молодого командира несли с пробитой головой... Как жизнеутверждающе, однако. Прям самое то в разгар войны. Главное не думать об Ене и об Ольгерде в таком качестве. Не думать. С Ольгердом всё будет нормально. А Ену уже ничем не помочь. Всё, не думать! По танку вдарила болванка, Прощай родимый экипаж! Четыре трупа возле танка Украсят утренний пейзаж... Я тихонько вздохнула и стала рисовать сосенки вокруг разбитого танка. Ко мне подошел Ольгерд и сел рядом. - Что он тебе вчера сказал? Даже не надо уточнять кто. И так понятно. - Он сказал, что если не вернётся, то пусть его закопают по глубже и скажут: "Хорошо что с нами его нет". - Я сочувствую твоей скорби, - Ольгерд положил руку мне на плечо, давая понять что рядом. Я благодарно на него взглянула и отложила рисунок в сторону. - Знаешь, говорят, что человек не умирает, пока память о нем жива. Значит и Зенек всё ещё с нами, - я грустно улыбнулась Ольгерду. Он задумчиво на меня смотрел, видимо эта теория показалась ему интересной. Да, Ен жив. О нем ещё долго будут помнить. Его будет помнить Лидка, которая его любит, его буду помнить я, его будут помнить товарищи из других экипажей. Так что Ен будет жить. Я в этом уверена. До вечера мы говорили с поручиком о всякой ерунде. Например, о родном городе Ольгерда. Он родился в Екатеринбурге и там же поступил в университет, пока его не призвали в армию в 41-ом. Я спросила его часто ли вспоминает он дом. - Как по мне, так дом - это те люди, к которым хочется вернуться. А место где ты жил - просто четыре стены и крыша. Знаешь..., - Ольгерд запнулся, но продолжил, - в 43-году, в сентябре, мне пришла телеграмма о смерти родителей. Друзей моих раскидала по миру война - сейчас и не найти... Так что мне есть куда вернуться, но не к кому возвращаться. Я сжала его плечо, как он часом ранее. Он мне улыбнулся, немного грустно, но потом откинулся спиной на травку (мы сидели под одной из сосенок) и улыбнулся уже ярче. - Всё нормально. Уже год прошел. Рано или поздно они все равно бы ушли. А теперь у меня есть такие замечательные друзья и других мне не надо. Я тоже легла на травку, глядя в высокое голубое небо. По нему не спеша плыли облачка, а с одной сосны на другую перескочил какой то зверёк. Белка! Я радовалась этой рыжей шерстке как ребёнок. Лес оживает! - Ольгерд, а почему ты стал танкистом? - Тебе честно? - поручик прищурил один глаз, приподнявшись на локте. - Ага. - Куда меня послали - туда и пошел. Сказали: "Будешь танкистом" и вот - я танкист. - А если бы был выбор, куда бы ты пошел? - Я об этом никогда не думал. Да и зачем? Я здесь и меня все устраивает. Мы проговорили ещё с час, а потом я полезла в танк демонтировать радиостанцию. Завтра надо будет сходить отнести её на запчасти и взять новую. Я ковырялась в машине с отверткой в руках, когда на поляне перед танком послышались незнакомые голоса. Я вынырнула наружу и увидела говорящих Ольгерда и еще одного мужчину. Я никогда раньше его не видела, это точно. Рядом с поручиком стоял мужчина лет 50, крепкого телосложения, с наполовину седой головой и сильными руками. - Здесь служит девушка-танкист? - Здесь, - кивнул Ольгерд и обернулся ко мне, - Янка, это к тебе пришли. И кого это принесло? Я вылезла наружу, по быстрому обтерла мои не слишком чистые ладони паклей и пошла к гостю. Я козырнула ему и отрапортовала: - Капрал Новак прибыла! - Капрал Новак, а зовут вас как? - Яна. - Приятно познакомиться, Яна Новак. Моё имя Серафим Иванович. Я главный врач нашего полевого лазарета. Сегодня к нам поступили раненые из батальона Баранова. Но их раны уже были обработаны и перевязаны. Причем весьма профессионально. На все мои расспросы и расспросы медсестёр пациенты отвечают что их лечила девушка-танкист. Вот я и пришел выразить своё восхищение вашими навыками. Раны зашиты просто идеально, кости составлены правильно, вывихи вправлены на место, а повязки и не думают сползать! Вы были бы очень хорошим врачом, Яна Новак. Чего ж вы здесь, а не при госпитале? Я аж смутилась от такого обилия комплиментов. За сегодня мне их наверно сказали больше, чем за всю жизнь до этого. - Спасибо за теплые слова, Серафим Иванович. А я здесь, потому что не доучилась еще. А врач-недоучка это... ну вы сами знаете. - Я то знаю, но вы будете получше некоторых врачей с дипломами. Ладно, не смею вас больше задерживать. Вы явно чем то заняты. До встречи, капрал Новак. Был рад знакомства. - Я тоже, до свидания. Мы с врачом раскланялись и он быстро исчез среди сосенок. А Ольгерд ко мне повернулся и весьма выразительно глянул: - Я бы хотел знать, что это только что было. Я смутилась опять. Что ж сегодня за день такой? - Ну... если коротко, то я почти что врач, и поэтому не смогла пройти мимо раненых и быстренько их перевязала. Вот и всё. Ольгерд хмыкнул, но промолчал.