Не обещайте деве юной

Опавших листьев карнавал, Улыбка шпаги так небрежна… Канцлер Ги – Тень на стене Несколько дней спустя, отдохнув и придя в себя, спасенный Себастьяном молодой человек не отказался поведать свою историю за вечерним чаем в гостиной. Ян Полынский был незаконным сыном шляхтича от пленницы-татарки. Граф N. страстно любил свою красавицу Гюльбехар, и даже хотел жениться на ней, вопреки мнению общества и воле родных, но она ни за что не соглашалась отказаться от своей веры и стать католичкой. Поэтому дать свое имя ребенку и признать его граф не мог, но заботился о нем, как о законном сыне. Красивого и способного юношу ждала бы блестящая карьера, но в шестнадцать лет он вызвал на дуэль соседа-помещика Чанского, ведь тот оскорбил его мать. Насмехаясь над чужестранкой, дикаркой, колдуньей, Чанский был уверен, что останется безнаказанным. Ведь граф N. к тому времени успел жениться и обзавестись законными наследниками, он бы уже не вступился за честь прежней возлюбленной. А юнца взрослый мужчина, на счету которого было множество побед на дуэлях, не боялся. Вышло же по-другому. Ян потребовал дуэли на смерть – и убил противника. После этого об успехе в обществе можно было забыть. Благодаря связям отца неприятную историю замяли, и Ян понимал, уже это – удача. Он жил на содержание, которое получал от отца, кутил с цыганами, посещал салоны дам полусвета, а вскоре обрел свое призвание: стал профессиональным дуэлянтом. В ***, где Ян гостил у приятеля, полусонное мещанское существование встревожил отвратительный случай. Градоначальник взял силой юную, хорошенькую жену своего подчиненного, и мало того – хвастался своим поступком в компании таких же богатых и безнравственных людей. Чиновник, господин Ц., связями не располагал, оружия в жизни в руках не держал, и, к тому же, нрава был мягкого и кроткого, даже повысить голос на подчиненных не решался, что уж говорить о том, чтобы драться на дуэли. О его беде узнал Ян и предложил вступиться за честь дамы… О юном бретере заговорили. Он ни разу не промахнулся, ни разу не пощадил соперника. Хотя, следует упомянуть, дрался он с теми, кто заслуживал такой судьбы. Офицер, нещадно избивавший свою жену. Шулер, проиграв которому немыслимые суммы, застрелился не один человек. Растлитель несовершеннолетних девочек. Опекун, посягнувший на состояние сироты-племянника. И всё это – за какой-то год. «Они думали, что заплатят, кому нужно, и Фемида деликатно отвернется! Но не учли, что найдутся люди, которые заплатят мне», - смеялся Полынский, рассказывая о своих приключениях. Он убивал, улыбаясь, и вспоминал об этом с той же ухмылкой, что тогда. Софья сжала веер в руках, чуть не сломав. Снова этот человек, и он не изменился! Он так же легко убивает, для него человеческая жизнь – что разменная монета. А Себастьян слушает о его приключениях с восторгом, как ребенок – интересную сказку… - В Киев меня привел случай. Моей помощи попросил человек, сестру которого похитили и продали в дом терпимости. Я спас девчонку, но сам не успел сбежать от охраны, - беззаботно заключил Полынский. Софья молчала. Помнит ли он прошлую жизнь? Анютка, обожавшая всюду прятаться и всё вызнавать тайком, уже рассказывала: «А шляхтич этот странный какой-то! Босяк босяком, даже тряпье на нем было чужое, зато конфеты с собой носит. А еще… Луша, было, заболела, ей велели дома остаться, вдруг заразная, так я вместо нее вызвалась этому обед принести. Он спал, и во сне на каком-то не нашем наречье говорил». Последним словам Софья не придала значения: конечно, он ведь поляк, по-польски, должно быть, и говорил. Но Анюта настаивала на своем: «Барышня, разве я не слышала, как поляки говорят? Они же у нас в гостях бывают, у них говор шипящий такой, как у змеи, а этот чисто как птица чирикал: чэнь-чэнь, чэнь-чэнь». Она тщательно пыталась скрыть, как неприятен был ей Полынский, с его смехом, сомнительными шуточками, с его «авантюрами». Но сердце сжималось всякий раз, когда Себастьян говорил: «Ян, друг мой…».