Не обещайте деве юной

Я знаю, что ты знаешь, Что я знаю, что ты знаешь - И ты скрываешь то, что я скрываю, Что ты скрываешь. Мы наблюдаем, стоя в темной нише. Чужие сны не делают нас ближе. (Флёр – Улыбки сфинксов) Жаркое, тревожное, беспокойное лето сменилось золотой осенью. Наступили сонные, чуть прохладные дни. Падая, кружилась в воздухе листва. В саду горьковато-сладко пахло увядающими травами. Софья любила проводить эту пору дома, в поместье. Но Себастьяна пригласили на светский сезон в Киеве, он должен был увидеться с прежними сослуживцами – и ей пришлось ехать. С ними последовал и Ян, который стал всей родне и даже друзьям семьи привычен, словно некий дальний родственник. Некоторые знакомые так и говорили: «ваш кузен, приятный молодой человек…». Софья злилась втайне, но не поправляла. Лучше пусть люди думают, что Полынский приходится Себастьяну родней через тетушку – польскую графиню, чем знают то, что известно ей! Эти прогулки по дальним уголкам поместья, соприкосновения рук, будто случайные, раз в несколько дней вечерняя партия в карты… вездесущая и любопытная Анютка донесла, что «этот босяк предложил барину на поцелуи играть, да, вот прямо как девицу к себе прижал!». А Себастьян так безмятежно, как в прошлой жизни, дарил доброту и ласку всем одинаково, будто думал, что всех согреет. «Солнце мое, луна моя, Синчэнь, почему ты снова так доверчив и неосторожен?!». * Первые дни в городском доме миновали тихо и спокойно. Софья известила о своем приезде всех знакомых изящными письмами на дорогой бумаге – монотонное занятие на время отвлекало от тревожных мыслей – отослала приглашения на вечера и бал и ответила тем, кто звал ее с мужем. Спустя еще несколько дней Ян вновь дрался на дуэли с очередным заезжим шулером, и вернулся невредимый и веселый… будто в те времена далекого-далекого прошлого. Ехидно шутил, пересказывая слухи, которые узнал во время визита к одной из дам полусвета. А на следующий день пошел в кондитерскую и принес несколько коробок с дорогими конфетами и пирожными, предлагая, как ни в чем не бывало: «Себастьян, милый друг, я принес тебе твои любимые пирожные… мадам Софи, вот лучшие французские сладости, не смотрите на меня так строго…». Будто назло! Будто начал догадываться, почему Софья недолюбливает его, и нарочно ее злил. Затишье казалось ей кратковременной передышкой в преддверии грозы. Так и случилось. В тот сезон весь киевский свет обсуждал скоропалительную женитьбу господина Щегельского, господина в возрасте и уже дважды овдовевшего, на молоденькой девице, дебютировавшей лишь в прошлом году. О Щегельском шепотом говорили много нехорошего – что он был жесток к своим крестьянам и даже травил провинившихся собаками, что первая его супруга умерла не своею смертью… но никто ничего не мог доказать, никто не мог ничего сделать, ведь у него были связи в высшем свете в Петербурге. Уже несколько лет Щегельского не принимали в гостях ни соседи-помещики, ни дворяне, приезжавшие на киевский сезон. Но госпожа Ильина, которой его третья жена приходилась троюродной племянницей, пригласила супругов на бал. Себастьян и Софья из уважения к хозяйке, которая была давней подругой семьи Ланских, приехали в числе первых, Ян явился позже в компании юных enfants terribles*, с которыми кутил в ресторане в компании цыганок. Он был немного навеселе и флиртовал с вдовушками сомнительной репутации, но внимания на это никто не обратил. Вопреки почтенному возрасту, госпожа Ильина все еще обожала устраивать шумные праздники с сытными обедами. Не в силах танцевать и веселиться сама, она наблюдала за тем, как это делали молодые, и ее жгуче-черные глаза горели молодым задором на старческом лице. Чинно шествуя под руку с Себастьяном в торжественном полонезе, Софья ловила каждое мгновение. Звучала медленная, нежная музыка, горели сотни свеч, кавалеры элегантно склонялись к своим дамам… «Какое же это счастье, какое же это счастье, что я с ним, что я при всех могу держать его за руку, что нам не нужно скрывать, кто мы друг другу… не проходит ни одного дня, чтоб я не помнила этого». Недалеко от них кружились в танце Щегельский с женой. Та выглядела совсем еще подростком, хоть было ей, как говорили, лет восемнадцать или девятнадцать. Высокая прическа с завитыми локонами, которая была бы более к лицу взрослой даме, ей совсем не шла, а взгляд ее был полон тоски. Браслет на хрупком запястье был слишком большим и тяжелым, и, когда он чуть соскользнул, стало видно сразу несколько синяков, и пожелтевших, и совсем свежих. Бедная девочка! Первую кадриль Софья танцевала с Изюмовым, рассеянно улыбаясь на его комплименты ее прекрасному желтому платью, сшитому по новой моде, и остроумные замечания в адрес других гостей. Чувство опасности нарастало, как будто она была хищником, чующим кровь. После танца, кокетливо прикрываясь веером, она взглядом нашла в толпе своих. Себастьян провожал какую-то незамужнюю девицу к маменьке, Ян шел под руку с дамой лет сорока, шепча ей на ушко что-то, от чего та смеялась, повизгивая, как невоспитанная девчонка. И вот объявили мазурку, замечательный быстрый танец, который так обожала молодежь. Ян пригласил Софью, и увлек ее за собой легким, быстрым шагом, кружась, словно вихрь. Мимо них с миловидным молодым военным, похожим на переодетую девицу, промчалась госпожа Щегельская, и Ян прошептал: - Мадам Щегельская хотела с ним сбежать, но отец выслал за ними людей. Ее страшно избили, под венец ее принесли почти без сознания. А в ее сердечного друга выстрелили и оставили умирать в сугробе, как собаку. Но он живучий… - Откуда вы знаете? – холодно спросила Софья. - Мэншский мой приятель. Когда-то, еще в Польше, он меня выручил. - У вас просто дар попадать в истории, - Софья усмехнулась едва заметно. Нет, ничего хорошего из этого не выйдет. Разлученные влюбленные встретились вновь – с этого, как правило, и начинаются все трагедии, что в театре, что в жизни. Но эту девочку ей было жаль. Столько натерпеться! После танца Софья зашла в малую гостиную, взяла у лакея бокал лимонада и направилась отдохнуть в оранжерею, где были намерены собраться ее знакомые дамы. Проходя по коридору, она услышала приглушенный шум из ниши. Это Щегельский избивал жену, медленно, мерно, ударяя кулаком, как молотом, по самому больному, а несчастная сдавленно всхлипывала. Поставив бокал прямо на пол – какие мелочи, если этот скот может вот-вот убить жену! – Софья поспешила к нише и властно потребовала: - Остановитесь! Щегельский обернулся, не выпуская жену из грубой хватки. - А, это вы, мадам де Сен-Жан. Ваш супруг не объяснил вам, что вмешиваться в чужие семейные дела неприлично? - Я удивляюсь, что вам, месье, никто не напомнил об уважении и милосердии. Остановитесь, или я… Мужчина презрительно засмеялся. - Еще баба мне не угрожала! Но в тот же миг его улыбка была стерта мощным, совсем не женским ударом в челюсть. Он попытался ударить в ответ, но отлетел к стене. Госпожа Щегельская опустилась на колени, сжавшись в комочек, словно испуганный котенок или щенок. На шум выбежали гости и замерли в нескольких шагах, перешептываясь: «О боже!» - «Какой скандал…» - «А я говорила вам, господа, что всё это дурно закончится»… Щегельский наступил ногой в тяжелом сапоге на подол платья Софьи, и та дернулась в сторону, выругавшись сквозь зубы. Она пропустила бы удар, но на помощь ей подоспел Ян, и, от души залепив Щегельскому пощечину, сказал: - Вы оскорбили даму, месье. Я вызываю вас на дуэль. * - Не думала, что это скажу, но я… я благодарна вам, - прошептала Софья, уходя следом за Яном. – Себастьян… нужно сказать ему… - Он играет в карты в зеленой гостиной, еще успеет узнать… - ответил Ян. – Не волнуйтесь, он простит нам это маленькое происшествие, - и, склонившись к ней близко-близко, прошептал: - Вот уж не думал, что мы будем действовать вместе, даочжан Сун. Софье стало страшно только теперь. - Ты… ты знаешь? - Давно почувствовал. Но Себастьяну мы ничего говорить не будем. Ему не нужно знать. ___________________ * enfants terribles – молодые люди, ведущие веселый образ жизни с проделками разной степени остроумности