Закат на востоке

Испуганно озираясь по сторонам в поисках спасения, уже не веря в возможность бегства от грабителей, Эмили лишь медленно, как-то неосознанно отходила назад, когда чья-то горячая рука схватила ее запястье и потянула за собой. Эмили вскрикнула от неожиданности и закрыла свои большие карие глаза. В такие минуты даже самым бесстрашным припоминаются самые счастливые и грустные моменты жизни, мы смиряемся с , как нам кажется, уже неизбежной смертью, прощаемся с нашей жизнью. То же было и с Эмили. Но ей всегда было свойственно присутствие духа, а потому даже в такой момент, в какой обычные дамы светского общества не преминули бы упасть в обморок, она его вновь не утратила. Когда она наконец осмелилась слегка приоткрыть глаза, она обнаружила себя в тесной комнате, слабо освещённой мерцающим и неровным пламенем единственной свечи. Всё убранство комнаты состояло в небольшом диванчике, который уже в то время могли себе позволить рабочие и на котором собственно и сидела теперь Эмили, круглом деревянном столе и одиноко стоящем в углу стуле, на котором в свою очередь развалился ее таинственный похититель, дородный мужчина преклонного возраста, но ещё не старый, с плешью на голове. Его лицо было в морщинах, а грубые, обветренные его руки были в порезах и синяках. Эмили хотела сказать ему что-то, закричать, позвать на помощь, но язык не слушался ее, сколько бы она не пыталась взять себя в руки. Первым заговорил незнакомец, и его слова сильно удивили девушку. -Не бойся, им не удалось схватить и ограбить тебя. Попей лучше чаю, я налил тебе его в чашку, - сказал ее мнимый похититель и указал ей на небольшую, но достаточно изящную чашку чая, действительно стоящую на столе прямо перед ней. -Я вижу, ты только недавно здесь, иначе бы не ходила тут, в Сити, да ещё и совсем одна, -продолжал её спаситель, -Тебе повезло, что я имею чутье на их выходки и сразу почувствовал неладное у себя под дверью. Эмили вдыхала тёплый и терпкий аромат чая. Как же давно она его не пила! Она сделала один глоток и тут же почувствовала, как по всему её телу разливается тепло. Ароматные пары чудесного напитка вились белыми струйками и распространялись уже прозрачными остатками запаха по комнатке. Она улыбнулась своему избавителю и проговорила: "Спасибо большое. То, что вы сделали для меня, не описать словами. Как я могла бы отблагодарить вас? И прежде, мне очень бы хотелось знать ваше имя. Да, вы правы, я только недавно приехала в Лондон и тут же столкнулась с неприятностями, но такова уж всегда была моя судьба". Мужчина оказался работником, трудившимся на ткацкую мануфактуру, находящуюся неподалёку. Его звали Беном, он рано овдовел, дети его работают в разных городах по всей Англии, а сам он остаётся в Сити, и ему "на роду написано здесь же и умереть", как он сам признался Эмили. Она в свою очередь рассказала Бену свою собственную историю, и Бен вызвался проводить ее к дому Байронов, до которого с таким трудом и так долго не могла добраться Эмили самостоятельно. Шли они достаточно долго, так как Бен, несмотря на всю силу и бесстрашие, с которыми он противостоял шайке бандитов, оказался хромым с детства и поэтому не мог ходить достаточно быстро, как это делала юная Эмили. В детстве Бен Шедлинг постоянно сталкивался со смертью и нищетой, и однажды отморозил свою стопу, вынужденный несколько дней жить на морозе. Он никому ещё не рассказывал об этом случае, да и сам о нем вспоминать не хотел, а, может быть,сам уже просто забыл и потому никогда не говорил об этом. Улица, на которой поселилась Августа Байрон, не была роскошна, но отличалась подчёркнутой, но не навязчивой дворянской изящностью. Чистые дома и освещенность улицы создавали особый контраст с улицами Сити. Бен и Эмили остановились у трёхэтажного дома, из трубы которого мерно шел дым, указывающий нам на присутствие в нем жизни. Бен и Эмили некоторое время стояли друг напротив друга на крыльце, не в силах сказать друг другу что-либо. Наконец Эмили сказала: -Прощайте! Надеюсь, мы свидимся когда-нибудь с вами ещё раз. Я никогда не забуду вас и вашу незаменимую и бесценную помощь. Вы спасли мне жизнь! Пишите, и я всегда вам отвечу, во что бы то ни стало! Да, да, вы должны писать, и это даже необходимо нам обоим! И я, быть может, нет, нет, несомненно, буду писать вам. Ах, простите, я слишком взволнована и обеспокоена предстоящим свиданием с подругой. До свидания, прощайте. Не забывайте и вы меня, прошу вас. Бен поклонился и подал руку Эмили. Он отвернулся и зашагал прочь по мостовой, и Эмили долго ещё глядела ему вслед. Бен шёл долго, не оборачиваясь, и скупая слеза пробежала по его испещренной морщинами щеке. Ему вспомнились собственные отеческие чувства к родным детям, и они вновь проросли и возродились в его сердце с новой силой. "Несомненно напишу" - едва слышно прошептал он и улыбнулся, возможно, впервые со дня разлуки с семьёй. Ему редко кто говорил приятные слова и редко кто выслушивал, он не мог не оценить это в Эмили. В его сердце прорастала надежда на нечто большее, чем бессмысленное существование: на любовь, на милосердие и доброту. Сладостное чувство разлилось незаметно для него самого по всем его членам. Эмили тем временем стояла под дверью Августы, встречи с которой так ждала, но в то же время боялась. Собравшись с мыслями она наконец постучала. Ей открыла опрятная горничная и, узнав, кто посетительница, пригласила пройти в приёмную.