Йокогама тоже плачет

***

И вот снова Дазая окружают знакомые дома, забегаловки и магазинчики с антиквариатом. Ноги сами ведут его в каком-то очень знакомом направлении. Очнувшись от своих мыслей, взгляд карих глаз останавливается на одиноком деревянном мостике. Воспоминания уносят. -Несколько лет назад... Ветер разносит звонкий смех в каждый уголок парка. Осаму, перекинувшись через перила шаткого мостика, слегка раскачивался, то откидываясь назад, то наклоняясь вперед. —Вот сейчас эти деревянные перила не выдержат и «хрясь!», — Дазай вскинул руки вверх, имитирую подобие взрыва, — и я упаду в реку. Прекрасная смерть теплым июньским деньком! Секунда и ему влетает смачный подзатыльник от Чуи. —А ну заткнись! Упадешь ты – и мне придется тебя вытаскивать, — возмущённо буркнул Накахара. Дазай слушал его, расплываясь в хитрой улыбке, а после крикнул: —Смотри! Анэ–сан идет! Пока Чуя в изумление искал своего учителя глазами, Осаму крепко схватился за него и со всей силы влетел в перила. Раздался громкий треск дерева и Дазай вместе с Чуей полетели вниз. Было неглубоко, па́рковые мостики строились лишь для красоты и перехода через речушку шириной в метра три–четыре. Но это было неожиданно. —Ах ты ж чертов Дазай! — сидя на песчаном дне и рассматривая свою мокрую одежду, разозлился Чуя. —Ну чего ты, тут неглубоко даже! Если бы ты не брыкался и летел точно по моей траектории, то был бы мокрым лишь по кол....— Осаму влепили второй подзатыльник. Хотя, это его лишь позабавило. Он, скрестив ноги по-турецки, наблюдал за Накахарой, что надувшись смотрел вбок. —Ну ты и слизняк! Обиделся? — засмеялся Осаму. —Отвянь, я просто понял, что ты скумбрия еще и в душе́ – вон как в воду тянет, — не смотря в глаза напарнику, ответил Чуя. В тот день их отчитали два раза. Во-первых, за то, что явились мокрые и холодные, как лягушки. А во-вторых, что пытались пройти мимо кабинета Мори-сана незамеченными. (На самом деле, они просто поспорили, кто незаметнее пройдет, но в итоге Чуя врезался в спину Дазая и они с грохотом впечатались в дверь учителя.)

***

Настоящее. Крепче сжав горлышко Петрюса, Осаму подошел к мостику. Все то же сломанное перило.. Еле касаясь обломанной деревяшки, он медленно, будто наслаждаясь процессом, провел по нему рукой. Сердце забилось чаще; он сжал пальцы в кулак. Парк стал заброшенным спустя несколько лет после того случая. Теперь здесь нельзя было никого встретить, лишь Дазая и его скучающую тень, что волочится за ним всюду. Телефон в кармане плаща еле ощутимо завибрировал, давая понять, что поступил звонок. Осаму снял трубку. —М? Куникида–кун? —Где тебя носит, Дазай? Время видел? Уже как пол часа ты должен быть в агентстве. Дазай взглянул на часы–7.30. —А-ах, ты позвонил ровно в половину восьмого, ты сама пунктуальность! — по-актерски ахнул тот. —Не увиливай и отвечай! — голос Куникиды стал более раздраженным. —Сегодня 29 апреля, забыл ? —растягивая свою фразу, отвечал Осаму. —Это один из тех самых дней "самоотдыха", которые ты придумал? —сдавшись, вздохнул Доппо. Тут Дазай задумался. Эта дата должна говорить о многом, даже очень, но лишь для двух людей. Одним из них как раз он и был. —Да, день самоотдыха! Потому прошу не беспокоить меня и мою душу. Мы отдыхаем. Ответа не последовало. Еще несколько секунд Осаму смотрел на темный экран телефона, а после отключил его. Сегодня его и впрямь не должны беспокоить.

***

Дазай лежал на лавочке, что располагалась на перроне, вытянув руки перед собой, и разглядывал купленную бутылку вина. От скуки он даже прочитал всякие надписи на разных языках, что были написаны на этикетке. Любимое вино Чуи как никак. С минуты на минуту должен был приехать поезд. И впрямь, уже через семь минут Осаму покачивало из стороны в сторону на сиденье точно так же, как и вагон. Ехать надо было не особо долго. Накахара жил в районе Нака, у железнодорожной станции Басямити – небольшая историческая улочка, где сохранилось множество европейской архитектуры девятнадцатого века. Самая родная улица Йокогамы для Осаму. Однажды, когда он приезжал сюда по делам агенства вместе с Ацуши, тот спросил: «Дазай-сан, откуда вы тут все знаете?» и в ответ получил что-то невнятное по типу «с чего бы мне не знать Йокогаму?» или «радуйся, что знаю». На самом деле ответ был прост: они с Чуей жили вместе на этой улице, в одной квартире, одной жизнью. Из окна поезда открывался вид на цветущий город. Такой счастливый, радостный и солнечный город. Казалось, буквально пару часов назад он не плакал в отчаянии. Ведь есть правило: если слез не видят, значит их и нет. Только Дазай мог с горечью наблюдать за тем, как улыбается Йокогама. На его лице не появлялась улыбка, когда он смотрел на цветущую сакуру, резво плескающихся в прудах кои. Наоборот. Кончики его губ с пониманием растягивались в подобии улыбки, если на Йокогаму обрушивались дожди и грозы. Он чувствовал себя живым в такие моменты. Спустя половину часа поезд объявил, что прибыл на станцию Басямити. Дазай, немного покрутившись на поручнях, выскочил прямо перед самым закрытием дверей. Поезд уехал, оставив его одного на пустом перроне. Но это не то одиночество, которого нужно бояться. Оно.. такое легкое. Только в этой части Йокогамы Дазай мог ослабить бдительность и расслабиться. Немного потанцевав с бутылкой Петрюса, он двинулся прочь с перрона. В наушниках заиграла песня, которую так сильно любил Чуя.

You're the one that I need, I'm the one that you loathe.

Незаметно для всех, пританцовывая, Осаму двинулся в сторону их квартиры. Путь займет не более пятнадцати минут. Она была недалеко от железнодорожной станции, потому Дазай отчётливо помнил, как, засыпая, они с Чуей вслушивались в стук колес, иногда даже сочиняя коротенький реп под эту, так называемую, музыку.