Антихайповощи

Добросовестно отстояв в очереди во второй раз за день, Славыч смог-таки выбить прям в аккурат перед недовольной тёткой с истошно орущим ребёнком упаковочку шоколадных пряников, печенюшки-грибочки на развес, которых тоже оставалось раз-два и обосрался, и на солёненькое крекеры-палтусы (брюхастые несуразные рыбины больше всего походили на оных), а палочек, как бы Слава ни мечтал узреть, как его дачный идол отсасывает одну из них, увы, не наблюдалось на полках. И в закромах, ведь Слава был так упорен, что даже спросил. А обратно его словно крылья несли. Будто он был ангел чаепития. Ну а чё, он готов был и ангелом стать, если бы в пантеон божеств входил Андрей Андреич и только он. И вот наконец-то ОН. Этот дом, обитый серым сайдингом, с благородной коричневой крышей, добротным крыльцом да гномом-удальцом у порога. Залихватский дед в колпаке усмехался вдалеке, показывая большой палец вверх, словно проверяя, не маячит ли впереди ядерный гриб. Либо он таким жестом провозглашал: «Этот дом заебись, да участок пиздат. Охуенен владелец!» Слава перевёл взгляд вглубь райского сада, где кокетливо теснились друг к другу кусты клубнички, белел парничок, а у прудика для головастов и, вероятно, тритонов самодовольной пузатостью красовался слегка облупленный водопадик в виде улыбчивой охуенной жабы, изо рта которой потоком лилась вода. Бля! До чего же прикольно! Вот это интересное решение — вкус к искусству не пропьёшь, хотя Слава и был уверен, что алкоголем Замая не пробьёшь, и он если подбухивает, то меру знает и сохраняет достоинство в любой ситуации, в общем, под стол не валится, хотя под столом Слава был бы его не против увидеть, между своих-то коленок, только не в этих уёбских шортах. В общем, любуясь всем этим пиздатовством, парень не сразу заметил то, что Замай показался, как суровое солнышко сперва в оконце, а потом на крылечке. Заметил только услышав вопрос: — Ты чего, парень? Слава слегка подпрыгнул. — А, да я… Пришёл тут с гостинцами по-соседски, — он копировал разговоры заядлых дачников, во всяком случае, так он себе представлял их общение. — Ну, там… чай попить, обсудить овощи. Мужская, в общем, посиделка, с рыбой и вот… Грибами, — и Слава с усмешкой показал то и другое, как бы с иронией без приставки «пост». А Замай поглядел на его подношение, а затем на него, после чего небрежно кивнул в сторону двери. — Ну, заходи, раз такое дело. Не помня себя от радости, Слава мелкими шажками запетлял по дорожке среди грядок, перешагнул зазевавшуюся ящерицу и устремился к крыльцу, напоследок окинув взглядом так понравившуюся ему жабу, а заодно огород, пышущий аккуратностью и степенностью. Сука, жаль, не стипендией, хотя это ещё ждёт Славу в ближайшем будущем, а пока нахуй колледж — да здравствуют дачные приключения, полные романтики и природы. Незаметно от Андрея Андреевича Слава поскрёб зачесавшийся зад. Бля, комарка ебучая… Умеют они застать в самый неподходящий момент. — Да… — протянул Замай задумчиво. — Что-то в этом году кабачки у меня квадратные. Как в «Майнкрафте», подумал Слава. Или в «Роблоксе». Но вслух он выдал нечто иное, а именно: — Да ведь и хорошо, что у вас не так, как у всех. Это антихайпово… Антихайповощи! В ответ Андрюша (а что, какой-то Галине можно, а ему даже в мыслях нельзя называть его так?) сперва помолчал, задумчиво глядя в кабачковую даль, а затем одобрительно хмыкнул, как будто просёк. Они вошли в дом, где Замай тут же бросил счастливому гостю пару тапочек в виде жёлтых собак. Вячеслав послушно проник в собакенов (бля-а-а, не подумать бы не то самому) и прошмякал на кухню — уютную, но скромную, ничего лишнего. Замай явно был не из тех, кто на дачу привозит ненужный стафф, который до смерти заебал в городской квартире, но по какой-то причине выбрасывать жалко. И Слава уже представлял их совместную жизнь и то, как он, не боясь споткнуться о груды хлама и гарбэджа, солнечным утром заходит в эту светлую кухоньку на запах готового завтрака, и такой весь сонный, довольный и умилённый, Андрея Андреевича со спины обнимает и в плечо чмокает, а на Андрейке Андреиче чуть длинноватая (даже не чуть…) для него славочкина рубашка, усеянная Молниями МакКвинами. И как Слава ему ласково бормочет куда-то в шейку: «Ну чё, как спалось тебе, ягодка? Не заебал я тебя?». А Андрей оборачивается в объятиях, смотрит ясными глазами, тепло улыбается, берёт славонькино ебало в ладони и отвечает хриплым горячим голосом: «Заебал. Было охуенно». А теперь, пирожочки, вернёмся к яви, где Слава стоял с тупорылой улыбкой, как будто он сам Молния МакКвин, и такой же красный. — Что встал? — спокойно спросил Андрей Андреевич. Слава чудом не обратил взор на пах свой, в первую секунду обеспокоившись — о чём это он? Во вторую секунду же он додумался сесть за стол. Сука! Замай уже чай по кружкам разлил! Он ведь даже предложить помощь свою не успел… Но Карелин сдаваться не собирался, поэтому предложил помощь, уже усевшись. — А давайте я пакеты развяжу? — и тут же принялся дрожащими пальцами ковыряться в узлах. А Замай наблюдал снисходительно. Хоть бы рыбоньку пососал… Телефон Замайчика на столе издал вибро-звук. И хозяин дома и славиного сердечка с неохотой взял его в руки. Лицо его посуровело. — Сын змеи! — прорычал он сквозь зубы чуть слышно, но Слава, поскольку жадно ловил каждый звук, произнесённый этими нежными губками, всё прекрасно услышал. — Колл-центрщики какие-то? — участливо поинтересовался Слава, проникновенно глядя на мужчину с сочувствующим взглядом верного психолога. — Если бы, — процедил тот. — Опять этот местный диктатор малого мочевого розлива развыёбывался в комментах. — А-а-а! Этот! — Слава воспрял духом, понимая, что ему есть чем поддержать тему. — Самодовольный злобный карлик! Знаю такого. Тварь редкостная. Он при мне сегодня бабуле в очереди место не уступил, пока я ему не сказал, что негоже быть таким пидором. На лице Замая отобразился спектр эмоций от удивления к пониманию. От понимания к одобрению. От одобрения к довольной усмешке. Стоп, а усмешка это эмоция? А, ну хуй с ней, Замай всё равно не читает мысли, так что не стрёмно позориться. — Ага, этот хуй, Мирон Янович, — подтвердил Андрей Андреевич догадку Славы. И доблести. — Извините, конечно, но я считаю, — продолжал разошедшийся не на шутку Вячеслав, — что для того, чтобы управлять, нужны знания, а не наглость и хамство! Замай строго и одобрительно кивнул. — Дело говоришь, — заценил он. — Я то же самое твержу уже кучу лет. Твои слова бы да в уши садоводам, а то вот завтра собрание, и я опять в опале. А он на коне. — Да вы всегда на коне, — Слава, позабыв о смущении, подался вперёд и взял руку Адреевича в обе свои, преданно заглядывая в глаза и пылко пиздя, но не в плане вранья, а так, говоря. Бля… Какая ж хуйня. — Этот Янович яйца обоссанного не стоит. Для меня, как для непредвзятого стороннего человека, это очевидно. А значит, и остальных можно убедить. Правда-то на вашей стороне, Андрей Андреевич. Так вот я вас прошу, боритесь за неё до конца, — это были слова от сердца, хоть Слава мало что понимал в том, что там эти дачники не поделили. И поебать! Он знал. Душой чувствовал, за кем правота. Пусть этот Мирон хоть за собственный счёт каждому садоводу как в городе унитаз установит, а Славе будет насрать! Прям на крышку этого унитаза! Как бы в знак протеста… Мол, похую на твои подношения. Я тебя насквозь вижу. И после обеда в стенах своей комнаты Карелину было не до сна. (А он любил дневной сон, так-то, кстать). Даже не потому что он жадно перебирал в уме воспоминания о чаепитии и о том, как у самых ворот Замай похлопал его по плечу, прощаясь. А потому что он изводился от мерзостного бессилия. И от желания быть полезным гражданином дачи. Для одного конкретного вождя революции. Наш Славочкин был не робкого десятка и даже не вялой пятёрки. Поэтому, не желая тратить время впустую, он как бы по инерции зашёл на страницу носатого кровопийцы. Вродь страница как страница. Мда… Даже в подписках нет МДК. А в добавленных видеозаписях не наблюдается стрёмной порнухи… Чем бы тебя прищемить, щука? Да даже фотки все обработанные, как у инста-модели. В СП какой-то модный горячий мужик — тоже не приебёшься особо. Тут парень заухмылялся. Вспомнил знакомую ему фичу. Слава Замаю (бля… охуенно звучит, так и надо…), он с Кейта сидит. Ну, с Кейт Мобайла. А там есть приблуда удобная. «Упоминания». Заходишь туда, и оп-па-чки. Нежданчик! Перед тобою, можно сказать, подноготная на юзера, а иными словами, комменты в ответ на его комменты, написанные хоть в дветыщи десятом, если никто не удалил. Ну, вы поняли схему. Заходишь и видишь на что ответили, то есть коммент самого нашего сабжа. И всю ветку диалога, коль таковая имеется. Такой вкусноты иной раз навидаешься, м-м-м… Слава ногу закинул на ногу, потряхивая полусползшим носком. Он лежал на кроватке, как бог инета. И сталкинга. Щас узнаем, что ты за фрукт, Мирон Янович. А точнее, что ты за овощ, имбецил, блять. Молодой горделивый эйблист начал поиски годноконтента. Сперва там было много замайских срачей, каких-то бесед с дачноняшами, в частности пожилого возраста, и усюсюканий с его мужиком, Дмитрием. Ничего интересного, хоть и есть с чего порофлить. Но Славка-то не того искал! Он хотел самой мякотки. Того отборнейшего зловонного соуса, что некогда просочился сквозь клавиатуру этого якобы безупречного господина. И вот оно. Покрасневшими от натуги усталыми глазами Слава впился в вожделенный срач очень далёкого года. Там ничего знаменательного так-то не было. Сцепился Мирончик с каким-то пользователем Банан Шустрый на тему фильмов Тарковского. И начался такой холивар… Бурление говн с набрасыванием на вентилятор и всеми вытекающими, а точнее расплёскивающимися. Мирон Дачнович в выражениях не стыдился. И не гнушался отборного мата. Да ладно мат, хуй с ним. Он тему МАТЕРИ затронул. Несколько грёбаных раз он описал Шустрому Банану, как он его маму на хую вертел во все стороны света, за щёки спускал ей и по губам хлестал своей писькой. У Славы глаза выкатились, как у небезызвестной лягушки-подпевалы, ну или кавермейкера, не суть важно. А важно было лишь то, что у Славы на полке был теперь свежий жирненький компромат. Он рассмеялся как Доктор Зло, хотя лысым злодеем тут был не он. И уж точно не Андрей Андреевич, храни его боженька, котика.

+++

Вечерело. И Слава понимал, что времени осталось не так уж много. Поэтому до единственного места, пробуждающего в нём хоть какую-то надежду на пеку или же ноут, а самое главное, принтер, Слава помчался стремглав, по пути теряя резиновые калоши. Бля, нахуя он надел их? Дождя же не было. Молясь о том, чтобы в домике не обнаружилось финального босса, Слава готовился к разговору с подсосами. Что ж. Он ввалился в ржавую будку, как батя в здание. Как бывалый гангстер в салун. Хрипло кашлянул, холодно прищурился и подал голос: — Извините. Простите… А можно где-нибудь тут… Реферамт распечамтать… Пук… Мне для учёмбы… Учить надо летом… Плак-плак. А внутри Слава ликовал. Точно поведётся. Молодая особа с короткими светлыми волосами окинула его задумчивым взглядом. Помещение было тесным. Всё, что сюда помещалось — это коробки, какой-то хлам ёбаный, без которого было бы вдвое просторнее, ящички, стол, стул обпёрданный, старенький ноутбук «Асус» и его куда более пожилой товарищ — принтер «ЭлДжи». — Ой, ну хорошо, мальчик, — ответила девушка. — Давай только не долго. ЮЭСБИ у тебя есть? — Йеп! — отозвался расхрабрившийся Слава, на что она посмеялась. — Ещё и английский знаешь! Учишься, а не гоняешь на велике. Молоде-е-ец! — А то ж, — кивнул Слава, а сам про себя подумал, что он такой длинный, что ему быстрее будет пешком дойти, чем крутить педали, пока не дали… Что ж… Скоро ему дадут! Ещё как дадут! Верному оруженосцу и защитнику! Сука, грёбаный нежный возраст! Только бы прям тут не встал, а то он уже и АУшку про них с Замаем придумал. Объезди мой хуй, славный доблестный рыцарь. Да сука… — Я кончил! — сообщил Слава, предусмотрительно заслоняя спиной процесс. Да не этот… Дрочка ещё впереди. Дома. А первым делом-то самолёты. А точнее компроматы. Держись, Мирон Янович. Или же Мирон Мамкоёбович будет звучать честнее? Посмотрим, как все эти детные дамочки и приличные бабушки будут смотреть на тебя, когда выяснят, что за чёрт ты. И Слава с охапкой вожделенных распечатанных скринов в обнимку направился к дому. И солнце садилось, словно на Диком Западе.