Антихайповощи

Ну а чё? Диван был удобный. Слава удачно расположился на нём в приятной близости от Замая. Их коленки фактически соприкасались, пуская по коже Славы россыпь мурашек. Ебать… Ему, честно говоря, было не до фильмеца. Но, опасаясь экзамена по содержимому кинокартины после просмотра, Славясик пырил в экран, да так, что у него чуть было не вспотели глазные яблоки все. А зрелище было что надо, я вам скажу. Хотя уж скорее не надо… Такое не надо показывать никому никогда вообще. Просто конченый фильм, полное дерьмище. Как Слава любил. И вот охотник на экране чистосердечно признаётся главному охотнику, что хотел бы ебнуть его в жопу, ведь к этому моменту хуй у него стоит так сильно, что еле держится. И тут появляется волк. И устраивает вокруг них такие кавардаки, что главный охотник готов застрелить и себя, и его, и всех ебущих волков, и отдать команду остальным сжечь лагерь и лес и насрать на землю, чтобы ни одна живая душа на ней не воскресла… В этот момент электричество вдруг отрубилось. В суровой задумчивости глядящий на экран Замай желчно выругался сквозь зубы — что-то про хуёвость правления Яныча, что присваивает садоводские деньги вместо того, чтобы обеспечить люд Красногвардейца бесперебойным электроснабжением. Да… В общем, хуёво. Слава-то помнил, как плакал в пиздючестве юном, когда на даче вот так же беспардонно рубили свет, а вместе с тем делали непригодной зарядочку от телефончика — типа хуй тебе, Славонька, а не «Третий мир». Но сейчас, хоть и было досадно, расстраиваться, как тогда, до разбрасывания в истерике вокруг себя шлёпанцев с дрыгающихся ног, не тянуло. Скорее хотелось сбросить что-нибудь другое и не только с себя. Рядом был ебучий Замай. Его дачный герой, его маленький карамельчик. И нахуй нужен сейчас электрический свет, когда рядом, так близко, хоть руку протяни и за жопку тронь, настоящее солнце. — Как тебе фильм? — поинтересовался Замай, небрежно глянув через плечо. От такого недолгого жаркого взгляда сделалось горячо. Ну а чё? И Андрей сам же продолжил мысль: — Такое типичное карнавальное пидорство. — Да-а, — с восторгом протянул Слава. — Уёбищный охуенчик, — тут надо понимать, что он так хитро выразился, поскольку объективно и рационально пока что не въёбывал, нравится Андрею Андреевичу фильм или нет. Не хотелось же обосраться! Впрочем, всяческий раз, когда Слава Карелин делал всё возможное, чтобы не обосраться, дерьмо лилось к нему в штаны. Фигурально, конечно. Не всё так плохо. Хотя вот сегодняшний обосриз обернулся для Славы кое-чем очень сладким. Вот фантазия разыгралась, и Слава начал себе представлять, как вжимает Замая в этот уютный диванчик и говорит, мол, ну что, лапа, восстановим ход электричества в садоводстве? А то от нас так искрит, ёпта… Замай тем временем хмыкнул в ответ на оценочку фильма — вроде одобрительно. И после этого заявил: — Сдаётся мне, ещё не скоро мы сможем узнать, чё там с этими охотниками стало. Слушай… Айда на озеро? Охладимся. А то сегодня печёт… Слава счастливо вторил: — У Яныча! Рассмеялся Замай прелестно.

+++

Когда Вячеслав согласился (а как бы он, блять, не согласился? он же себе не враг!) съездить на озеро, он не представлял, что его, сука, ждёт. Ни когда приоделся по-пляжному, скрыв под шортами доколенные, что аж выглядывающие из-под них плавки с принтом жёлтых пальм; ни когда перед зеркалом оглядел себя, поправляя нехуйственно отросшую чёлку (ха, две тыщи седьмой, а вместе с ним и отпадные хлипкие усики над губой — просто мэн, такой мэн); ни даже когда спиздил папско-мамский вискарик с кухни, присунув в сумку, Славосик не знал, на что подписался. Всю дорогу до озера, а преодолевали её они, кстати, с Андреевичем на роскошных великах Стеллс и Аист. По шишкам, по кочкам, по маленьким хуёчкам. Мимо по-хипстерски уютного леса, магаза в соседнем садоводстве, возле которого под навесом-грибом расселись местные алконавты, по тропкам и по песку — сука, как на нём люто заносит велик-с… Так вот! Только в долгожданной точке прибытия, на берегу лесного озерца в тени деревьев да под пение птичек, Карелин понял, на что подписался. А подписался он, во-первых, по ошибке жопою через карман на ненужные услуги от МТС, а во-вторых… на сердцесжигательное да членоприподнятельное зрелище — полуобнажённого Замайчонка. Господи праведный… На нём были трусы… С изображением фирмы колбасы. Но сей мем привлёк взор пацана не столь явно, как мягкие плечи с милейшей родинкой на одном из них, этот торс, на который Слава задрочил ещё после первой встречи, да ещё, бля, розовенькие сосочки-и-и-и. Спасите кто-нибудь Славу! Люди добрые, он же щас сдохнет! Несчастный влюблённый парень опустил взгляд, и напрасно, ведь там внизу его ожидали коленки Замая, которые бы хотелось зачмокать и даже немного кусац. Слава, красный, как его Аист, и взмокший, почти как озеро, нервно считал до десяти, наблюдая то, как Замай хозяйственно расправляет плед, принагнувшись жопой. Он пытался отвлечься, подумать о чём-нибудь из разряда Тимурки или Галины, этакий антисекс, типа как его засосала бабка, вот только не получалось у него ни-ху-я. Справедливо! Как можно подумывать о гомне, когда у тебя прям перед носом мороженое? Не, как-то возможно, конечно, но только если это мороженое не сам Андрей Замай. И вдруг… Неожиданное спасение. А вместе с тем ебучее разочарование. Громоздкий чёрный автобибиль припарковался неподалёку от пляжа. Замай поглядел в его сторону очень неодобрительно, будто бы знал, чего ждать от него. Удивительно, что ж такое? Что делается, парни?! Парни не отвечали. Ведь их тут не было. Зато был… Янычар. Вышел деловито со стороны водительского, хлопнул дверью и приосанился, в белом пальто красивый. Точнее, в белой футболке и чёрных шортах от «Уебано». А следом за предсосателем вышел и некий мужчина, которого Слава узнал очень быстро, со скоростью молнии… Макквина. Мужичок тот стоял у Мирона в СП. Чуть пониже Фёдорова, крепкий, тоже лысяк, куча татуировок, довольно хорош. Довольно пригож. Только Слава в таких не вхож, он ведь однолюб. Да и не стал бы ебаться с игрушками дьявлова. И вот эти два нежданных идут на противоположную часть бережка и раскладывают свои вещи, уёбы. Чтоб им не густо, а пусто было. Слава поймал на себе косой взгляд этого, вроде как, Димы — тот что-то сказал Фёрборову, который взглянул в их сторону тоже. Надменный взгляд дачной суки из ласково-снисходительного стал ледяным и злобным. Пускай присосутся к члену, пляж общий. И Слава воззрился на своего озёрного господина. Ага! Замай тоже разглядывал новоприбывших, не скрывая своего недовольства. Похоже, грядёт бич-баттл. А «бич» тут и пляж, и сука, поскольку они на пляже, ну а Андреич и Янович оба с характером мужики. А Слава-то тоже не промах! Не промахнулся в жизни ни разу мимо горлышка унитаза, да мимо жопы, поскольку ни разу ещё не ебся. Как и Купидон в его случае. Не. Не в том смысле, что Купидон листва, а в том, что не промахнулся голый младенец, пуская Славе стрелу прямо в сердце. Бля, не хочется думать, что голый младенец ебался… Пускай тоже в славином состоит полку неебашек. И хуй бы с ним. — Приехали, блять! — буркнул Замай. — Ебанько. — Ебаньки, — добавил Слава. — Да похуй на них. У нас тут свои дела. С этими словами, чувствуя себя победителем по жизни, Карелин надел тёмные очки, и свет солнца в них отразился, тем самым как бы подтверждая простую теорию: на этом пледе — солнцеликие, а на другом — говноликие. Замай звучно пшикнул крышкой тархуна и протянул бутылку Славе: — Хочешь? — О да-а… — протянул Вячеслав. Он хотел кой-чего похлеще, чем даже хлестание лимонада, но было бы как-то нагло к Замаю полезть, да и ещё и при этих пидорах. Ладно, хуй бы с ними. Было слышно (и даже немного видно) как сбоку Мирон и его куколд Дима достают пиво и открывают, и Фёдоров… Ну, не косился, а так, подкашивался в сторону антихайповых мужчин с неприязнью и неодобрением. Чё, пускай, пусть глаза у него хоть выпадут и без того огромные, как две лупы. Очи залупы. А Славику было пиздец сколь приятно тянуть трахун из горла той самой бутылочки, которой буквально вот только что касались благословенные нежные губы Андрея Андреича. Тут ему на ум пришла хитрая шалопайская мысль, затея проныры. А не самое ли сейчас время, братцы, для припасённой Карелиным бутыли вискаря? Она всю дорогу стучала о славину задницу сквозь пакет. А теперь, ну-с, настал её час, ведь не зря ж Слава спиздил её у родных своих, кровных своих возродителей. Ну опять же, а чё? Раз уж эти гандоны пьют пиво, столь беспардонны, почему бы не переплюнуть их в деле пьянства? Сам Славка, к стыду своему, алкоголиком не был, последний раз пил он на выпускном — завалился под стол тайком, рылся в тюлейфоне и трогал чужие колготки, как оказалось, сучительские. По сути пойло должно расслабить, направить по верной дорожке, а там, глядишь, беседа пойдёт. Хорошая. Мужская. Крепкая, как стояк Славосика перед сном, когда он томится мыслями о Замае. Сейчас счастье рядом, яснее солнышка над озёрной гладью, теплее нагретой под этим солнышком пушистой коленки самого Славы. И эти глаза цвета неба, насыщенного, чарующего, грозящего некой грозой. В общем, дачная сказка, а Слава сам в этой сказке — счастливый еблан. Всё ему по плечу, и сам чёрт не брат, и насрать на кукующих неподалёку шлюшек. Пускай траванутся пивком! — Замай, — позвал Слава наблюдающего за озером возлюбленного мужика. О, этот его османский профиль! — Ой, то есть, Андрей Андреевич. — Да ладно тебе, Слава КПСС, можно просто Андрей. Или Замай, если тебе так больше нравится. Только перестань выкать. А то «Замай» и на «вы» — это хуйня какая-то, — сокровище этого бережка небрежно повело плечиком. Ух, сука. И это на нём ещё капель водички нет! Да и славиных губ, к сожалению… Обсосать бы. Но нежно, с почтением, с пиететом, так сказать. — Но вообще, Замай в любом случае звучит очень пиздато, — постановил Слава и зашуршал пакетским, разыскивая бутылку. А, вот и она. — Я вот что принёс, Замай! — дабы не выглядеть долбаком, позабывшим о главном, наш мальчик Славный достал и пластиковые стаканчики — урвал последние в магазине! Пришлось даже драться с каким-то бичом. Ладно, шутка. Но было бы восхитительно. Андрей многозначительно посмотрел, усмехнулся и принял стакан как данность. — Нормуль. Спасиб, — и плеснул себе, а затем и Славе, и ещё каплю совершенно случайно в божью коровку жёлтую, что ползла по траве. Слава спас её от попойки, хотела она того или нет — подцепил на палец, подул на неё, чтобы осушить, и отправил на небко. — Принеси нам хлебка, — произнёс он вслух. Замай понял и посмеялся. Какие щёчки! — Да ладно, пусть лучше детьми занимается, — добавил Андрюша. И вот они оба поржали от сердца. А в стороне… Боже. Вам лучше не знать. Председатель-то СНТ разошёлся как сука! То носом своим непомерным погладит щёку своего Димантасика, то рукой под футболку полезет, всё говорит ему что-то с улыбкой, а этот смотрит влюблённо и лапает в ответ робко. За член. Уй, того гляди, секс начнётся. Грязное пляжное отсосалово. А этот Янович ещё надменный такой, довольный, всем своим видом демонстрирует превосходство. Поди по хардкору решил запруфать, что никого, кроме них, тут нет! Будто Слава с Замаем те же деревья, да только ещё и отсутствующие. В общем, уединение, страсти стесняться нечего… А вот хер! Слава стиснул зубы и напряжённо вдумался. Как бы подгадить хамам? Как бы им показать, кто тут на самом деле отсутствующий… Пусть будет хоть отсосутствующим при этом! А тут вдруг… Сука… Тёплая длань Замая легла на плечо. Разумеется, всё внимание Славы мгновенно перетекло на любимочку. — Что, там разве что-то интересное? — иронично поинтересовался Замай. — Да нет! — намеренно громко заорал Слава. — Так! Говняхи две!!! Кто-то насрал на пляже и не убрался! И похуй! Денёк какой погожий! Мужик-то какой пригожий. Рядом. А на его возглас, сердито нахмурившись, обернулся Мирон. И Дмитрий посмотрел зло, по-волчьи. Пусть обпердятся там! «Ночь охотника» тут устроили. — Лучше сюда смотри, — тихо заявил Замай и взял Славу за подбородок. Бля… Вот это уже было однозначно. И Слава, не сдерживаясь, всосался в желанные губы, страстненько привалив Замая на плед, и тем самым ревниво скрывая от солнца, но не от взглядов поганой погани. Замай сперва замер, как будто приохуевши, затем ответил, вплетая пальцы в славины волосы, а после, когда Слава отстранился, кивнул, часто дыша и блестя глазами, на жужелицу, проползающую по пледу, и хрипло прошептал: — Я твоё лицо пытался в её сторону направить. Чтоб ты посмотрел. Чудеса природы. Но и так тоже заебись. — А… — Славаняшик вспыхнул, — простите… ти. Это… замайский жук. — Ага, — согласился Замай, поглядев уже как-то хитро и нежно. — Сейчас же июль. А ты мой замайский ёбырь, — при этих словах золотой мужик нежно и бескомпромиссно притянул Славку к себе, поцеловав сперва в губы, а затем в шею. На редкость кайфово. Слава обалдевал. А тем временем хлебная жужелица уползала, походу, чтоб не смущать. У Славы аж локти дрожали от нависания над таким страстным человеком, который ещё ему под футболку полез — спинку гладить. Счастливый и радостный, он решил не отставать и как принялся осыпать поцелуями плечи Замая, спустился к груди, о которой мечтал. Замай шумно выдохнул, практически на грани стона. До чего не хотелось хотя бы на миг переводить взгляд с него на парочку этих бакланов, но Слава взглянул и заметил, как презрительно поморщившийся весь такой из себя правильный Фёдоров сам всосался, как пылесос из «Телепузиков», в татуированную шейку своего ненаглядного. Блядного. Кажется, Дмитрий был единственным челом на пляже, кто пребывал в лёгком замешательстве от происходящего. Видимо, он, хоть и тот ещё членотрог пляжный, привык нежно, наедине, без каких-нибудь левых зрителей. Да, не повезло… Мужик у него абьюзер. Тем временем Слава уже жалел, что не был достаточно самонадеянным сорванцом, чтобы прихватить на пляжик гандоны, а то вот было бы счастье! Прям тут, в этом чреве природы, отняшить Замая под хвостик. М-м-м… Красота. Сукин кот! Даже усладиться спокойненько счастьем нельзя! Противный голос еврея-дачника томно вздристнул слух со стороны отстойной части бережка: — Ну, не стесняйся. Возьми его в рот, как хороший мальчик, — да, Слава верить хотел, что речь о какой-нибудь хавке или хотя бы о пальце… Но, судя по скорому богомерзкому стону, Диму абьюзили уже за щёчку. Слава даже хотел, когда всё это мракобесие закончится, подойти к мужику и по доброте душевной заделиться с ним данными годных психологов, центров реабилитации всяческих жертв и прочими полезностями, а то что это за развратный понос? Так дойдёт и до жопоёбли! А может, у них гандоны стрельнуть?.. Ну ладно, сейчас ещё рано думать об этом, когда под губами сосочки Замая, а на плечах его чуть дрожащие руки. — Замай, — не пытаясь убавить громкость, выдохнул Слава, ласкнувшись эмовской чёлкой под гладящие пальцы. — Я, честно говоря, этого момента так ждал… Ты такой горячий, Замай, ну пиздец! Хочешь, я тебя выебу прямо тут? Не волнуйся, я не еблан ебланыч. Я не ебался! Ты у меня первый. Новый стон Мирона прервался сдавленным гадким ржачем. Насмешливо хмыкнул и Дима с хуём во рту, и Славе его перестало быть жалко. Пускай подавится! Председательской палкой. Андрюшке, по счастью, на них было вообще похуй — он славкины щёчки гладил, словно приободряя продолжить мысль. Вот он с полуслова понял, что Вячеслав не закончил! — Я не ебался, — продолжил с гордостью Слава. — Но осведомлён предостаточно, как это делается. Что как надо. Что как не надо… Что для этого нужно… Короче, Замай. Я тебе без смазки и презика даже на дюйм не всуну. Как ни проси, — Замай обнажил в беззвучном смехе свои чудесные зубки, прихлопнув Славу по щеке одобрительно, будто без всяких слов говоря: «Ай, ну ты молодец-огурец». Славу это воодушевило продолжить: — Но я всё равно это сделаю, — он перешёл на приглушённый от страсти немного опасный, но всё равно достаточно громкий голос. — Языком. Замай перестал улыбаться. Его синие глаза потемнели от расширения в области зрачков. И эти двое там тоже оффнулись, боты. Может быть, Димка почувствовал зависть, поняв, что его топчик так с ним не нежничает? Короче, Слава был на высоте, и впервые не благодаря исполинскому росту. Ведь главное, что Андрей Андреевич Замай поглядел на него с восхищением и желанием из-под ресниц, взял за шею, поцеловал в нос и ответил: — Я уважаю твою затею. Бля… Он горел. Как горел и Слава, начав с него стягивать труханы. Боже мой! Слава ещё не стащил их толком, но уже задыхался от восторга в осознании того, что вот-вот увидит замайкину жопку и познакомится с ней поближе, как и мечтал… В этот миг раздался вполне оглушительный бульк, будто что-то шлёпнулось в воду, а следом пронзительный визг: — Ох, батюшки! Слава вытаращил глаза. Это что, так Мирон возопил при кончине? Какой-то ультровайоленс по барабанным перепонкам! И вдруг всё встало на свои места. Чёрный пёс, мокрящийся в озере, и эта ебаная прошманде Галина, что охуевше топталась на берегу, глядя то на одну, то на другую парочку гомогеев… Один лишь Замай нашёл это смешным. Но он шиз отбитый, конечно. За это Слава его и любил. Хотя на самом деле сперва он его полюбил за сосочки и пузико. Ну не важно. Ебыч обломался. Это было очевидно для всех, включая Мирона, растерянно хлопающего большими глазами. Одно грело душу — сегодня облом-с потерпели не только геи, но и педрилы.