Innominate

      Натаниэль терпеть не мог пользоваться париками. Он не настолько глуп, чтобы чесаться, даже если эти чёртовы штуки зудят как сука, но с париком нужно было учитывать гораздо больше переменных. Он не мог дёргать его слишком резко или позволять другим людям дёргать его. Он не мог намочить его или, по крайней мере, не окунать в бассейн. Он должен был постоянно следить за тем, чтобы он каким-то образом не сдвинулся и не перекосился. Всегда возникал вопрос о том, правильный ли цвет. Увы, Алекс Филдс был блондином. В последний раз, когда он был Алексом, он красил волосы, но это было на протяжении полутора месяцев, и Оливер, который был Натаниэлем несколько раз за эти полтора месяца Алекса, также оказался блондином. С тех пор прошло почти три недели, но сегодня он не будет Алексом достаточно долго, чтобы беспокоиться о том, чтобы снова покрасить волосы, особенно когда ему придется красить их перед встречей с отцом. Значит, он носит парик. По крайней мере, глаза у Алекса были голубые, так что он смог избавить себя от зуда носить цветные контактные линзы после того, как пренебрег сном в течение нескольких (трёх) дней. Натаниэль сделал большой глоток кофе, который держал в руках, связывая воедино кусочки Алекса, которые ему понадобятся, чтобы сделать это. Алекс был харизматичным и дружелюбным парнем. Он больше улыбался левой стороной рта, чем правой, его семья работала в гостиничном бизнесе. По крайней мере, на бумаге. Алекс Филдс и его семья не существовали вне кукольного представления, которое организовал Натаниэль. Фальшивые люди с фальшивыми именами, десятилетней давности недвижимость под дюжиной разных имён, меньшие отели Ичиро с какими-то фальшивыми документами, фальшивое удостоверение личности, несколько постановочных семейных фотографий с Элиасом, играющим старшего брата, и детской "актрисой", играющей младшую сестру, и внезапно Филдсы стали известной семьёй, хорошей в своем деле, и с сыном, который кричал "мальчик по соседству".       — Доложите обстановку, — попросил Натаниэль. Его рот был скрыт ободком кофейной чашки и он говорил достаточно тихо, чтобы никто из суетящихся пешеходов не услышал его. А если они это сделают? Что ж, это был деловой район и слова Натаниэля были им знакомы. Он услышал шарканье стула Элиаса прежде, чем услышал его самого. — Она уже уходит, я бы отказался от кофе. Верно, потому что в последний раз, когда Джемма Мазерс видела Алекса, он проходил очень специфическую очистку организма. Или, другими словами, у Натаниэля уже три дня подряд была 106-градусная температура 41 градус по Цельсию, и ему удавалось сдерживать только имбирный чайный гриб, но он только что подобрался достаточно близко к Мазерсу, чтобы получить информацию, за которой его послали. Это была очистка организма чайным грибом.       — О, мне очень жаль, — протянул Натаниэль, и в его голосе прозвучал слишком непринуждённый холодок. — Но я что-то не припомню, чтобы ты разбирал тела, которые кто-то оставил. Он услышал, как вздрогнул Элиас, когда включился микрофон Чарли.       — Послушай, Нат, они появились из ниоткуда, — настаивала она, ее голос потрескивал в наушнике. — У нас с Мией не было ни единого шанса. Натаниэль вертел в руках последнюю четверть чашки кофе, стараясь не зацикливаться на том, что привело его сюда. — В следующий раз не звони мне. На самом деле он не это имел в виду, и после двух с половиной лет совместной работы (неохотно) все трое его слишком легкомысленных сотрудников знали это.       — Нет, ты любишь нас, — настаивала Миа. — Ты бы сделал это снова в мгновение ока. И он, вероятно, так и сделает. Натаниэль не осмелился бы сказать, что любит их; он не был полностью уверен, что когда-либо любил кого-то и что он когда-либо сможет полюбить. Возможно, он любил свою мать, когда был маленьким и не научился держать все разные части себя отдельно, но для Натаниэля было небезопасно любить так, как любил Абрам. Натаниэль был воспитан в доме без любви, людьми без любви, а затем брошен в мир без любви. Просто так обстояли дела. Но Абрам, те его части, которые не были вырезаны кинжалами, тесаками и ножами для очистки овощей. Абрам любил. Он любил свою мать, кричал и плакал, когда его отец разорвал её на части, прежде чем он смог заставить руки Натаниэля сомкнуться вокруг ножа, которым Лола угрожала обескровить его. Абрам любил Жана, Ичиро и Айко. Любил их как родных, а они были семьёй Абрама. И он неохотно должен был признать, что начинает расширять эту семью до трёх дураков, наблюдающих за ним и его целью на другом конце связи. Но любить опасно, и он это знал. Независимо от того, какую кожу он носил и кем он должен был быть. Он знал, что любить людей и вещи почти также плохо, как хотеть, надеяться и желать. Это было еще больнее, когда два с половиной года назад ему пришлось наблюдать, как Жан глубоко прячется в Гнезде. Вот почему они с Ичиро никогда не могли открыть ни одного письма Жана или ответить на один из его звонков без бутылки чего-нибудь крепкого. Ему было еще труднее сосредоточиться на заданиях, когда он знал, что Айко сидит в кабинете врача, пытаясь понять, означают ли судороги, которые у нее были, что ребенок в опасности. Это заставило его сосредоточиться, когда он не мог точно вспомнить, где должен быть один из членов его семьи, потому что как он мог защитить их, если не мог добраться до них? Поэтому, когда дело дойдёт до этого, он хочет, чтобы девочки позвонили ему. Не в последнюю очередь, потому что он знал, в какие неприятности попадет, если людям его отца придется разбираться с этим беспорядком, но и потому что, возможно, была небольшая часть его, которая должна была знать, когда его команде нужна помощь, и еще меньшая часть, которая хотела быть тем, кто им поможет. Натаниэль допил кофе. Все больше людей толпилось на тротуаре, в обеденный перерыв спешили руководители компаний в модных костюмах, стажёры в дешёвых небрендовых подделках. Конечно, это увеличивало вероятность появления свидетелей, но гораздо легче было проскользнуть в толпу и затеряться в ней.       — Мазерс, — потребовал Натаниэль. Он услышал звук, похожий на набор текста по коммуникатору. Если бы им удалось оторваться от Мазерса за сорок секунд, он убил бы их прежде, чем отец успел бы это сделать.       — Направляется в твою сторону, — легко ответил Элиас. — У тебя есть, наверное, минута. Натаниэль в ответ прищёлкнул языком и бочком подошёл к торговому автомату, выкашливая слишком много однодолларовых купюр за грёбаный имбирный чайный гриб. Чарли склонился над рацией. — Это дерьмо отвратительно.       — А еще это полезно для тебя, — задумчиво произнес Натаниэль.       — Тогда можешь выпить еще одну за меня, босс, — решил Элиас и быстро добавил: — Десять секунд. Натаниэль полуобернулся, сосредоточившись на том, что бы открутить крышку чайного гриба и посмотреть в ту сторону, откуда должна была появиться его цель. Цель, Джемма Мазерс, была дочерью картеля Ричи Мазерса. Она была милой девушкой, хотя и слишком охотно проводила время с хорошенькими белокурыми мальчиками. Её отец был одним из самых больших притоков денег Мясника. Если они хотели, чтобы Мясник был слаб, а Натаниэль хотел, чтобы его отец был как можно слабее, Мазерс должен был уйти. Натаниэлю было бы жаль её, если бы он все еще был способен на такое.       — Алекс? Он повернулся, чтобы посмотреть через плечо. Чайный гриб открылся и поднялся в прерванном поднятии к его губам, выражение лица сморщилось в идеальную картину замешательства.       — Джемма? — спросил он, натягивая удивление, как новый костюм.       — Алекс! — рассмеялась она и бросилась к нему с протянутыми руками. — О Боже мой! Я так рада тебя видеть! Он приготовился к этому, но ему все ещё приходилось бороться, чтобы не рвануться в другую сторону, когда она заключила его в объятия. Он небрежно обнял её. Видеть её было неприятно. Она должна была быть только разведывательным заданием. Войти, подобраться поближе, подобраться к её отцу. Легко. Он закончил за шесть недель. А потом игра изменилась. Игра всегда менялась. Теперь за Джемму требовался выкуп, и у него был примерно час, чтобы увезти её отсюда, прежде чем появится Мазерс и обратится за помощью к Мяснику. Ему нужно, чтобы Джемма была выведена из строя и умоляла своего дорогого старого папу спасти её ещё до того, как они поймут, что она пропала. Он позволил ей подержать его ещё секунду, прежде чем провести большим пальцем по её плечам и отступить назад, шагнув в костюм Алекса. Алекс улыбнулся ей, левая сторона его рта изогнулась выше правой. — Действительно, прошло слишком много времени. Она наклонилась, чтобы целомудренно поцеловать его в щеку, и улыбнулась ему. Её лицо было загорелым и веснушчатым. Алексу нравилась Джемма, её веснушки и то, как она улыбалась. У него была младшая сестра, такая похожая на нее, что это причиняло боль. — Где ты пропадал? — спросила она. Алекс слегка рассмеялся, потягивая чайный гриб, прежде чем снова закрыть крышку. — Фу, мама какое-то время держала меня на западе. У нас открывался новый объект, и она не доверяла Питу, чтобы тот справлялся со всем сам. Он устроился рядом с Джеммой возле торгового автомата, невидимый ни для толпы, ни для камеры, и прижался к стене.       — Питер хороший! — настаивала Джемма с улыбкой. Увидев сомнение на лице Алекса, она рассмеялась и поправилась. — У него добрые намерения. Алекс только усмехнулся. — Ну да, из-за его намерений чуть не начался пожар в день открытия. Глаза Джеммы расширились, и с её губ сорвался вздох. — Нет! — воскликнула она.       — Да, — настаивал Алекс, в то время, как голос Элиаса потрескивал в микрофоне с язвительным: "Как фальшивый Питер, я оскорблен этой ложью". Джемма все еще смотрела на него широко раскрытыми глазами, а Алекс продолжал: — Все это было одним большим беспорядком, который я должен был убрать. — Он поморщился. — Мама бы нас обоих кастрировала, если бы мы это не исправили. На мгновение Натаниэль почувствовал укол совести — осознание правды, связывающей историю Алекса с поздними посетителями Мии и Чарли. Алекс быстро встряхнулся и забыл, кто такой Натаниэль. Джемма легонько толкнула его плечом. — Но ты это сделал. Алекс закатил глаза. — Не мог же я позволить Питу сжечь здание дотла, правда? Я потратил месяцы на дизайн этого места.       — Чарли готов с фургоном, — сообщила Миа.       — Нет, — мягко возразила Джемма. — Ты просто хороший брат. Он рассмеялся; у него перехватило дыхание, в уголках глаз появились морщинки. — Обязательно передай это моей маме. — Алекс ещё немного посмотрел на Джемму, проследив за её взглядом с расширенными зрачками, прежде чем заговорил снова, делая вид, что смотрит на часы. — Я совершенно напрасно трачу твой обеденный перерыв, не так ли? — он покачал головой. — Я думаю, мы ещё увидимся? Лоб Джеммы предсказуемо сморщился, губы изогнулись в надутой гримасе. — Ты ничего не тратишь, Лекс. Он медленно оценивал её, позволяя своей улыбке снова превратиться в полную сияющую улыбку. — Ну, тогда самое меньшее, что я могу сделать — это пригласить тебя куда-нибудь. Принести что-нибудь вкусненькое? Джемма покраснела быстро и яростно, окрасив щеки в ярко-розовый цвет. — О, конечно, давай. Алекс улыбнулся и протянул ей руку. И Джемма, сладко предсказуемая Джемма, питающая слабость к светловолосым мальчикам с красивыми глазами и яркими улыбками, к мальчикам с хорошими семейными отношениями и кровоточащими сердцами, потянулась к его руке.       — Пойдем, — настаивал Алекс, её рука легла в его руку, мягко потянув её за собой. — Я знаю идеальное место.       ”Господи, Нейт, она у тебя в руках.” Алекс проигнорировал голос Элиаса в своем наушнике, ведя Джемму через толпу с лёгкостью, которая говорила о годах обучения тому, как исчезать под пристальным наблюдением. И через несколько секунд он получил подтверждение от Мии.       ”Камеры потеряли тебя, иди к машине.” Джемма все время держалась за его руку, болтая и улыбаясь ему, полностью доверяя, что он именно тот, за кого себя выдает.       — Мои машины только что припарковались здесь, — задумчиво произнес он, притягивая её ближе, когда они скользнули в лифт. Он сжал её руку в своей, позволив своим глазам задержаться на её губах слишком долго. Прошло совсем немного времени, прежде чем она пошевелилась, положив свободную руку ему на грудь. Она наклонилась вперед, наклонив голову, чтобы запечатлеть на его губах нежный поцелуй, на который он ответил так же легко, как и она. Ему хотелось оттолкнуть её, оттолкнуть в сторону и вымыться в чане с кислотой. Но с закрытыми глазами и губами, покрывающими поцелуями его шею, Джемма не обращала внимания на карточку, которую он стащил в лифте, и на иглу, выскользнувшую из ножен в его рукаве. Джемма отстранилась с робкой улыбкой и запнулась под мертвым взглядом, направленным на нее.       — Алекс? Алекс упал между главным этажом и уровнем три. Натаниэль резко обернулся, услышав, как лифт приземлился на их этаж. Не осталось ничего, кроме Рейсу. Призрака. Он быстро повернулся. Укол иглы погрузился в её кожу, а кетамин затопил её вены. Он увидел выражение боли на её лице, увидел, как её глаза расширились в панике, и она повалилась на него, когда двери открылись. Он повел её к выходу, ворча о приёме лекарств, которые прописали врачи, чтобы избежать подобных ситуаций, Лиззи, иначе как бы тебе стало лучше? Озабоченный любовник ведет свою упрямую невесту к машине. Дверь фургона открылась, и он позволил ей упасть на заднее сиденье, бросив парик рядом с ней и вытирая лицо салфеткой для макияжа, которую Чарли передала ему.       — Ты идёшь с нами? — спросила она. Он покачал головой. — Выкуп, — вот и все объяснение , которое предложил Рейс. — Пошевеливайся. Он поймал салют, брошенный в его сторону, когда Чарли захлопнул дверцу и забрался на переднее сиденье. Он был уже на лестничной клетке, спускаясь еще на два этажа, когда услышал звук двигателя и визг шин, когда они выехали из гаража. Телефон-горелка, извлечённый из-за толстой каменной колонны, Рейсу открыл его и прислонился к прохладной стене подземной парковки, набирая номера, которые он запомнил и не скоро забудет. Он прозвонил дважды, прежде чем соединился.       — Да? Его губы недовольно скривились. — Мистер Мазерс, — поздоровался он. Он сохранял свой тон холодным и вежливым, голос был тщательно лишён какого-либо заметного акцента. — Я надеялся поговорить с Вами, конечно, о делах. Ричи Мазерс что-то проворчал. — А кто спрашивает? Рейс промурлыкал. — Простите, — извинился он. — Рейсу. Он слышал, как Мазерс сглотнул, слышал холодный порыв ужаса на другом конце линии. Он носил имя, которое несло в себе неоспоримую репутацию. Призрак был человеком, которого все в криминальном мире боялись. У него не было ни лица, ни имени, ни сердца. Когда Призрак приходил на зов, никакие молитвы не могли спасти тебя. Голос Мазерса дрожал, когда он заговорил, слишком хриплый и хрупкий. — Чем я могу быть вам полезен?       — У тебя есть дочь, — начал Рейс. — Очень милая девушка. Сейчас она в фургоне, под кайфом от кетамина. Через несколько минут её доставят на склад, где она будет наслаждаться самым неудобным пребыванием.       — Джемма? — спросил Мазерс. — Джемма у тебя?       — Нет, мистер Мазерс, — напомнил ему Рейс. — Джемма в машине, а я разговариваю с Вами. Скажите, Вы слышите шум машины? Еще один глоток. Он задумался об этом. Глотаешь, когда боишься. Он и представить себе не мог, что это действительно чем-то помогает.       — Нет. Рейс промурлыкал что-то, что могло бы быть приятным звуком, если бы это исходило от кого-то, кроме него. — До моего сведения дошло, что вы ведёте дела с мясником из Балтимора. — Это правильно?       — Да, — поспешил ответить Мазерс. — Да, это так.       — Теперь с этим покончено, —решил Рейсу. Мазерс что-то пробормотал на другом конце провода. — Я не могу просто… Ты знаешь, что он может со мной сделать?       — Да, — подтвердил Рейс, но не выразил ни утешения, ни соболезнования. — Видите ли, Джемма в машине, мистер Мазерс, и если мне придется нанести ей визит… Что ж. Я не думаю, что кому-то из нас это понравится, не так ли?       — Нет, — выдохнул Мазерс. — Нет, пожалуйста. Она мой ребенок, — взмолился он. — Пожалуйста. Рейсу издал удивленный звук, достаточно громкий, чтобы его услышали. — Джемма сейчас на складе, мистер Мазерс, — сообщил он дрожащему человеку на другом конце провода. — Скажи мне, что будет дальше. Или я разрешаю своим людям сжечь подошвы ее ног и содрать кожу с костей, или ты прекращаешь свои отношения с Мясником. — он подождал, несколько мгновений в трубке слышалось тяжёлое дыхание и бормотание. — Тик-так, мистер Мазерс. Я не очень терпеливый человек.       — Час! — крикнул он. — Дайте мне час! Пожалуйста!       — Я не умею просить милостыню, мистер Мазерс, — сказал Рейс. — Но я дам тебе твой час.       — Спасибо, — пробормотал Мазерс. — Спасибо, спасибо.       — Очень приятно, мистер Мазерс, — отмахнулся Рейс. — До следующего раза. Он захлопнул телефон, бросил его на пол и раздавил ботинком. Потребовался всего один хороший удар, чтобы она сломалась, и он легко выудил карточку, раздавил ее зубами и выплюнул остатки в салфетку. Он сожжёт его позже. Он зашагал прочь и направился к мотоциклу, который Элиас припрятал этажом выше прошлой ночью. Пока он шёл, следы Призрака исчезали, Рейсу отклеивался и не оставлял под собой абсолютно ничего. Ему нужно было пространство, чтобы собрать себя (какую-то свою версию) воедино. По его расчётам у него было по меньшей мере два часа, прежде чем Мазерс сможет сделать то, что, как он утверждал, он мог сделать за один час. Он дал Мие чёткие инструкции о том, что она должна делать с Джеммой, как только он даст ей разрешение действовать, но он скорее думал, что она боится. Он отдал его за три часа до того, как к нему пришел отец. У него было достаточно времени, чтобы снова забраться в свою шкуру. Он пнул мотоцикл, заставляя его ожить, грудь гудела от ровного гудения двигателя. Он знал, что не должен так скакать; когда у него нет имени и он уже наполовину убежден, что будет легче улететь прямо с края слишком высокого моста. Но он проголодался, устал, а в метро было слишком много народу. Если он проведет еще секунду в обществе чего-нибудь живого, то потеряет остатки здравомыслия, за которые еще держится.

***

      Натаниэль вошёл в двери отцовского дома с поднятым подбородком и безупречно начищенной одеждой. Может, его отец и был Мясником Кенго, но он был не единственным монстром, ходившим по этим коридорам. Натаниэль был и всегда будет чудовищем, созданным им самим. Коридоры были почти заброшены, несколько слишком молодых девушек стояли на коленях и скребли доски пола щетинистыми губками. Они резко подняли головы при звуке его приближения, и он мягко кивнул им, что было ближе всего к мягкой улыбке, на которую он был способен. Он наблюдал, как они расслабляются и возвращаются к своей работе. Он шел по пустым залам, устремив взгляд вперед и не обращая внимания на средневековые статуи и жестокие произведения искусства, украшавшие стены. Звук его шагов, почти бесшумных, если не считать лёгкого щелчка стальных пальцев ног и приглушённого дыхания, эхом разносился по дому. Его присутствие было объявлено всем, кто его слушал. Натаниэль старался не поддаваться панике — быть таким незащищённым и видимым. Он тоже был чудовищем. Когда-то это был и его дом. Монстры, злодеи и Лорды. Они все еще были людьми. Хорошо было напомнить себе об этом, доказать, что люди, созданные такими, как он, все еще могут дышать. Он пожал плечами, чтобы смягчить позу, и почувствовал, как на его туловище натянулись несколько ножен. Теперь на нем было почти полдюжины ножей, один пистолет висел у бедра, другой — у лодыжки. Дверь в кабинет его отца была приоткрыта, скрипучий голос Лолы доносился из-за двери и пытался проржаветь его суставы и согнуть его. Он прерывисто вздохнул и без стука толкнул дверь. Им не нужно было, чтобы он объявлял о себе; если они уже не знали, что он там, это ложилось на их плечи.       — Младший! — поздоровалась Лола, слишком обрадованная его приходом. — Хорошо, что ты присоединился к нам. Натаниэль смерил её ровным взглядом, незаинтересованным и не обеспокоенным её искусственным ликованием. — Ты позвала меня сюда, Лола. Не удивляйся, что я пришёл. Улыбка Лолы была опасной, кровавой. Красная помада растягивала выбеленные зубы в диком рычании, замаскированном под красивую штучку. Это была та же самая улыбка, которую она подарила ему, когда ему было четыре года, колени подгибались, а в пухлых пальцах был зажат слишком большой нож.       — Да ладно тебе, Натти. Разве я не могу быть рада тебя видеть? Натаниэль не удостоил её ответом, повернулся к отцу и вопросительно поднял бровь. Натан сидел за столом, откинувшись на спинку стула, и наблюдал за сыном с непринуждённым интересом, настолько явным, что Натаниэль знал, что это было прямо с фабричной линии.       — Что ты сделал за последние недели? Натаниэль приподнял бровь, слегка наклонив голову влево и держа Лолу в поле зрения, даже когда он сосредоточился на своем отце. Лола всегда будет угрозой, диким и возбуждённым существом, но его отец был местным Мясником из Балтимора, его отец был его личным демоном. Натаниэль знал, в какой из этих схваток он не сможет победить, и это была не Лола.       — Меньше, чем хотелось бы, — ответил Натаниэль. Это был честный ответ, даже если Натан не мог понять, что он имел в виду. Натаниэль хотел увидеть, как сгорит его отец, хотел разнести его по кирпичику, пока он не станет всего лишь ребенком, ползающим по полу со шрамами, такими же, как у его сына. А потом Натаниэлю хотелось бы перерезать ему горло. Таков был план. Это был тщательно продуманный двухлетний план, который сформулировали Ичиро, Айко и Жан. План, который заставил его позвонить семье, с которой он никогда не встречался, и заключить сделки, скреплённые кровью сына, который никогда не был ребенком. План, над которым они работали семь месяцев, уже растянулся еще на год. Это было то, что Натаниэль хотел сделать. Калечить отца везде, где только мог. Конечно, у него была Джемма Мазерс, хнычущая и чахнущая, в то время как ее отец пытался разорвать все связи с Натаном, чтобы спасти ее. Конечно, он изолировал основных поставщиков своего отца и был по локоть погружен в планы распутать их всех. Но этого было недостаточно. Этого никогда не будет достаточно. Пока у Натаниэля не будет отца, умоляющего у его ног и истекающего кровью в том же подвале, в котором Натаниэль видел, как умирает его мать, этого никогда не будет достаточно. Натан промурлыкал, изображая незаинтересованность в ответе сына, и повернулся к нескольким страницам на столе. Натаниэль поставил бы конечность на то, что они пусты.       — Я вам действительно зачем-то понадобился? — настаивал Натаниэль. — Семейный ужин? Связь отца и сына? Губы Натана недовольно дёрнулись, прежде чем он ухмыльнулся, острая вещь, орудующая как оружие. Натаниэль изобразил такую же улыбку на своем лице. Натан был чудовищем, но его сын был воспитан во что-то еще более плохое. Они оба это знали.       — Там было… — Натан замолчал, слабо жестикулируя руками. — Какое-то беспокойство. Натаниэль продолжал улыбаться, сдерживая смех, который мог выдать секреты, которыми он не мог позволить себе поделиться. — Неужели это так? Лола поёрзала на его периферии, придвинулась ближе к столу Натана и встала между отцом и сыном, как будто ее было достаточно, чтобы остановить драку между ними.       — Похоже на то, — задумчиво произнес Натан. — Мазерс бросил работу, закрыл счета и исчез. — Натан, прищурившись, посмотрел на сына. — Я уверен ты понимаешь, что это значит?       — О, он умный мальчик, —промурлыкала Лола. — Я уверена, что он сможет это понять. Взгляд Натаниэля метнулся к ней, прежде чем снова остановиться на отце. — Это финансовая депрессия, — пояснил он. — В конце года ты потеряешь несколько миллионов долларов.       — Мы потеряем, — поправил Натан. — Не забывай, что ты все ещё мой сын, независимо от того, какое клеймо ты носишь. Если я паду, ты падёшь со мной. Плечи Натаниэля напряглись, жесткость пронзила его насквозь, прежде чем его тело расслабилось в боевой стойке. — Тогда тебе лучше привести в порядок свои счета, отец. Я не хотел бы быть наказанным за твои ошибки. Лола вскипела, сделала поспешный шаг вперед, когда рычащее “Ты смеешь!” прорвалось сквозь неё. Натаниэль держал в руке нож, танцующий на костяшках пальцев и готовый в мгновение ока пустить его в ход. — Осторожнее, Лола, — предупредил он. — Я не вижу на тебе никаких особых клейм. Она зарычала на него, губная помада размазалась по переднему зубу как кровь. Но она снова уселась на свое место рядом с его отцом. И его отец, Натаниэль сдержал дрожь, его отец улыбнулся ему, как будто он ждал этого момента весь день.       — Ты можешь быть маленькой собачкой Ичиро, но прежде всего ты мой. — выражение лица Натана было опасным, оно держало нож в руке Натаниэля неподвижно, а его вены свернулись острым льдом. — Ты займёшься Мазерсом и доложишь мне о том, что найдешь. Я хочу знать, что изменилось и почему, и я хочу свои деньги. Натаниэль задержал взгляд отца еще на мгновение, прежде чем резко кивнуть. — Я посмотрю, что смогу сделать.       — Ты поставишь эту задачу выше всех остальных, — решил Натан. Половина удара, и злая улыбка снова появилась на губах Натаниэля. — Если только приказ не исходит от самого Лорда, — ответил он, насмешливо поклонившись. Отец щёлкнул пальцами, отпуская Натаниэля, и тот повернулся к ним спиной. Откровенное заявление. "Я не боюсь тебя", — его сердце задрожало. "Ты не можешь прикоснуться ко мне", — его пальцы дрожали. Два года — слишком долгий срок, чтобы ждать, пока отец истечёт кровью. Но каким сладким он будет на вкус, когда этот день наконец наступит.