в твоей голове

Просыпается он от света, бессовестно бьющего в окошко. Голова раскалывается ужасно. Сначала требуется минута на осознание местонахождения. Арсений понимает, что находится в квартире Макара, уже достижение. Хотя бы не в ебеня какие-то по пьяни свалил. Лежит он на диване в той самой огромной гостиной и в поле зрения нет никого. Может они конечно спят сейчас в обнимку с унитазом — Арс чувствует, что ему это тоже скоро понадобится — ну или в спальне родителей Ильи. Вот незадача конечно была бы, если те приехали, а от их кровати за километр перегаром несёт. Не дай Бог ещё и рвотой, фу-фу-фу. Арсений морщится и достаёт из кармана джинс телефон. Циферблат показывает полдвенадцатого дня. Где-то в глубине квартиры раздаётся звук, будто что-то очень тяжёлое упало, а дальше протяжный вой. Скорее всего, это Макар упал с кровати. Попов кое-как встаёт с дивана и по памяти идёт в ванную, кости попутно хрустят — причём, звук такой, будто они ломаются. Пульс стучит где-то в висках, это ужасно неприятно, на любой шорох голова реагирует резкой вспышкой боли. Да уж, вчерашней ночью он явно перебрал. Кстати о вчерашней ночи. Когда он неведомым образом доходит до ванной, при этом находясь в квартире первый раз, в зеркале перед ним предстаёт эдакая картина маслом с коротким и ёмким названием «Ну пиздец». На голове гнездо, под глазами мешки такие, что хоть картошку в них храни, лицо само чуть опухшее. Взгляд лениво скользит вниз, к шее. Секундочку. Секундочки не хватит, блять. Вся шея покрыта красными, бордовыми, фиолетовыми, даром, что не синими засосами. И откуда у него всё это счастье? Всё, что было после четырёх стаканов пунша как в тумане, Арс не помнит вообще ничего. Понятно, наклюкался и сосался с кем-то, умница, Арсений.  — Доброе утречко, — хриплым басом произносит Макар, щурясь от света и головной боли. Арсений произносит (читать: хрипит) что-то нечленораздельное, означающее приветствие.  — Е-ебать ты конечно развлёкся вчера, — смеётся Илья, устремляя взгляд на шею Попова.  — Мда, — недовольно мычит парень, закатывая глаза. Это ж реально, как надо нажраться, чтобы на утро не помнить, кто тебе поставил бесчисленное множество засосов.  — У меня родаки приедут через, — хмурит брови, задумываясь, — пять часов. Ты лучше пиздуй отсюда, пока не поздно. Арсений кивает, выходя из ванной. Хочет было собрать вещи, но понимает, что ничего не приносил с собой, поэтому сразу же бредёт к выходу. Лениво салютует Макару и уходит домой, всё пытаясь вспомнить хоть что-нибудь. Выходит вспомнить ровно ничего, да ещё и бошка болит так, что хочется разбить её о ближайшую стену, поэтому он бросает эту затею и просто идёт домой, напевая под нос какую-то популярную песенку. *** Понедельник день тяжёлый. Первой в расписании стоит физика, а не какая-нибудь физра — прогулять и отоспаться не получится. Арсений уныло ковыряется в яичнице, которую на плите оставила мама, самой же женщины и след простыл. Впрочем, как всегда. Чуть свет — она на работу, а возвращается уже к одиннадцати. Никогда даже слова сыну не говорит, душ и спать. На выходных мать иногда тащит их в театр или на выставку, но чаще они просто молча пьют чай, смотрят фильм по телевизору, она сухо и без желания, скорее для проформы, расспрашивает про учёбу и, не пожелав друг другу спокойной ночи, они расходятся по своим комнатам. Арс часто задумывается о том, как наверное было бы классно, если бы они проводили больше времени вместе. Он же видит, как общается Серёжа со своей мамой, ему довелось увидеть и прекрасную маму Антона. Так, как у них с матерью — ненормально. Но они привыкли, жить, будто совсем не родственники и не любимые, близкие люди — их кредо. Хотя иногда так хотелось поплакаться кому-то, да даже не кому-то, а конкретно маме, сказать, мол, мам, всё хуёвей некуда, я уже не вывожу совсем. Но Арсений мужик, сопли на кулак, руки в ноги и живём дальше, будто всё нормально. Проглотив хоть пару кусочков яичницы, а всё остальное выкинув в мусорку, он выходит из кухни собрать вещи в школу. На телефон приходит уведомление — сообщение от Серёжи, он зайдёт за Арсом в пятнадцать минут девятого. Это довольно неожиданный порыв, потому что обычно парни идут по отдельности, изредка случайно встречаясь по пути или у входа в школу. Мельком глянув в зеркало в прихожей, Арсений сразу же бежит в комнату переодевать толстовку на свитер с высоким горлом — шея в синяках даёт о себе знать. Его до сих пор гложет мысль о пятничной вечеринке. Можно было бы наплевать, успокоиться, и принять факт, но нет — это решение для сверхлюдей. Ещё, гнусным червячком в мозгу, его поедает мысль о том, что он, по сути, изменил Антону. Это больно колет в грудной клетке, каждый раз — а таких бывает куча за день, — когда перед глазами всплывают зелёные глаза с тысячей морщинок-лучиков от постоянных улыбок. Антон так давно не улыбался Арсению, а так хочется, чтобы искренне (!) улыбнулся, морально, физически, всем, чем возможно хочется. Если он узнает о случае на вечеринке, наверное, это не будет даже маленьким укольчиком ревности, он-то давно двинулся дальше, отношения завёл. В глубине души, куда Арс насильно её толкает, греется под лучами солнца надежда на то, что всё-таки, может всё-таки, всё это, происходящее между ними — напускное, ненастоящее, и на самом деле они любят друг друга. Вернее не так, сам-то он любит, безразмерно и безвозмездно. Хочется думать, что Антон его любит, хочется знать об этом. Прижиматься к нему во сне, обнимать со спины, положив голову на плечо, говорить какой Шастун красивый и получать смущённое «спасибо, ты тоже, очень-очень». Целовать, нежно или напористо, с трепетом или со страстью. Перебирать кудрявые волосы, вдыхая их запах, запах Антона, запах дома, который для него не место, а человек. Мечты, мечты. *** Антон опаздывает на физику, приходит через десять минут после звонка, глаза ещё сонные-сонные, будто только что их открыл после пробуждения. Арсений машинально записывает то, что говорит физик, а взгляд устремлён на парня, уныло плывущего по кабинету и роняющего тушу на последнюю парту, рядом с Димой. Ира приветливо улыбается и незаметно машет, на что парень неопределённо мотает рукой, даже не удосужившись улыбнуться в ответ. В кабинете физики рассадка такая, что по чистой случайности Арсений сидит прямо перед Антоном. И Попов никогда не заметит, как быстро и стремительно краснеет Шастун, примечая на нём свитер с высоким горлом. Он-то всё помнит досконально, каждую деталь, несмотря на то, что они оба были вдрызг пьяные. Правда, он не говорит ничего, только проглатывает вдруг вставший ком в горле и открывает тетрадь, чисто для вида — не планирует ничего в ней записывать. Сдалась ему эта физика. Предметы, которые он выбрал на ЕГЭ — литература и английский — и близко с ней не связаны. Арсений же весь урок пишет и пишет, что неудивительно, ведь Валерий Георгиевич всё говорит и говорит, время от времени вставляя фразы по типу «когда вы будете сдавать ЕГЭ…». Не то чтобы Арс выбирал сдавать физику, он будет сдавать обществознание и английский, но из уважения к учителю — который, к слову, даже и близко не самый любимый — он конспектирует. Даже не догадываясь об этом, парни машинально думают друг о друге: Арсений о том, как же всё-таки он любит Шаста, несмотря ни на что, Антон о том, какого хера он творил в пятницу. ***  — Арс, куда ты пропал на вечерине в пятницу? — спрашивает Серёжа, пока они сидят в столовой.  — Ёпт, да если бы я помнил, — вздыхает Арсений, разглядывая неаппетитную столовскую еду, разложенную по тарелочкам на столах младшеклассников.  — То есть, ты не помнишь? — чересчур удивлённо приподнимает брови Матвиенко, на что Арс утвердительно кивает. — Тебя Шастун под ручку притащил, на диван спать уложил, при этом всех растолкал и в полвторого ночи погнал нахер из квартиры. Арсений начинает истерически кашлять, поперхнувшись воздухом. Шастун. Это тот, который Антон, который ещё любовь всей жизни. Лаконичное «Пиздец» большими буквами да сплошной строчкой всплывает у него в голове, вытесняя все остальные мысли.  — А поподробнее? — хрипит он, пытаясь успокоиться.  — Я надеялся от тебя поподробнее услышать, чем вы там занимались, а тут такое, — усмехается Серёжа. А Арсению сейчас ох как не до смеха. Конечно, первой мыслью в голове является: «Нужно найти Антона и поговорить». Попов, будучи ведомым неизведанным порывом смелости, резким движением достаёт телефон и открывает мессенджер. Арсений: Можешь сегодня после уроков за школой со мной встретиться? (14:37) Антон: Пиздить будешь? (14:39) Здрасьте, приехали. Кто кого тут ещё пиздить будет — весьма непонятно, но как в принципе можно было такое подумать? Арсений: Поговорить хочу. (14:40) Антон: Окей (14:40) Что ж, начало положено, остаётся только переждать последний урок и не помереть от нескончаемого нервяка. Всего-то. *** Арсений ходит из стороны в сторону, покусывая губы, и ну очень сильно нервничает. Теребит единственный браслет на запястье — его когда-то давно подарил Антон и с тех пор он ходит в нём каждый день, хоть и приходится прятать под рукавами кофт. Он прибежал сюда сразу же после звонка, даже не оборачиваясь на вопросительные взгляды Серёжи. А если Антон тоже ничего не помнит? Остаётся только гадать и ждать, пока тот сам соизволит прийти. Вообще, со стороны это наверное выглядит странно. Арс торопится, волнуется, а Шаст даже спустя десять минут после конца последнего урока не появляется. Где он вообще может быть? Ответ не заставляет себя ждать, когда Арсений видит, как Антон — как обычно — сухо прощается с Ирой, не отвечая на её наверняка тёплые объятия, жмёт руку Позу и направляется прямо к нему. Получает пару недоуменных взглядов в спину, дальше Дима удаляется, завидев Катю, а Ира только пожимает плечами и идёт куда-то в свою сторону.  — О чём хотел поговорить? — Антон прислоняется спиной к стене школы и смотрит прямо в глаза Арсению. Ни привета, ни минета, вот тебе хуй на ладошке, как мило.  — Что было в пятницу на вечеринке? — вопросом на вопрос отвечает Арс. И получает такую реакцию, которой не ожидал совсем — Шастун краснеет щеками и кончиками ушей, прячет взгляд в ногах, начинает теребить кольца на правой руке. Что бы это могло значить?  — Ты сам знаешь, что тогда было, — нападение порой лучшая защита, поэтому на лице Антона снова маска безразличия.  — В том-то и дело, что нет, — щурит глаза Арсений.  — Вот не пизди сейчас.  — Не пизжу, — спокойно пожимает плечами Попов, — я не помню ни-че-го, что было после того, как я выпил. В глазах Шаста на секунду появляется непонимание. Потом, словно поразмыслив, он кивает, либо самому себе, либо Арсу.  — А чё тогда ко мне с расспросами пришёл? Каким хером я должен знать, что было?  — У меня есть друг, Серёга, — говорит он, будто Антон этого не знает, — так вот, он рассказал мне, что ты, — указывает на него пальцем, — в полвторого за ручку притащил меня и уложил спать на диван и погнал всех из квартиры. В конце реплики он хитро улыбается, словно показывает своё превосходство. Шастун нервно жуёт нижнюю губу.  — И чтó ты хочешь, чтобы я тебе рассказал? — не так уверенно как раньше спрашивает он. Зелёные глаза исследуют чужое лицо, затем останавливают свой взгляд на шее и Шаст медленно сглатывает.  — Какого хера так получилось.  — Получилось, как получилось, Боже, Попов, отъебись уже от меня, — он резким движением отталкивается от стены и собирается уходить. В последний момент рука Арсения цепляет его за запястье, браслет предательски звенит бусинками, выползая из-под рукава свитера. Антон кидает растерянный взгляд на кожаную полоску, незаметно грустно улыбается уголком губ и, пытаясь не сделать больно, вырывается из хватки, уходя в сторону ворот школьного забора. Арс остаётся один, тоскливо глядя парню вслед. Классно поговорили. *** Антон не появляется в школе неделю, а от Светланы Викторовны никакой информации. Арсений успевает перебрать в голове все возможные сценарии того, что случилось с парнем, пока решение проблемы не находит его само. Спросить у Димы Позова — и как он не догадался об этом раньше? Уже успел надумать себе столько всего, что кажется, голова скоро лопнет.  — Эм… — неуверенно начинает Арс, но берёт себя в руки. — Дим, а ты не знаешь, чего Шаст не появляется?  — Знаю, — говорит Поз и хочет было уже выдать всю нужную информацию, как его перебивают.  — Ты не подумай ничего, мне интересно просто, — Арсений пытается в качестве доказательства сделать непринуждённое выражение лица, но — вот реально, кто-то из вас умеет делать так? — не получается. Дима усмехается и смотрит на парня взглядом «я пожил всю жизнь и, с высоты своего опыта, щас как скажу».  — Ты думаешь, что если я ношу очки, я вконец слепой? — слегка улыбается он. Попов вопросительно и чуть удивлённо приподнимает бровь. Ответа на вопрос не следует, поэтому Поз продолжает.  — По каждому твоему взгляду, каждому движению видно, что ты к Шасту неравнодушен. Я ему не говорил ничего, потому что боюсь, что он захочет навредить тебе. Ты не заслуживаешь этого, — смотрит прямо в душу. Арс стоит в ступоре, не двигается и еле дышит. В очередной раз кто-то говорит ему, что видно, как он любит — тут именно слово «любит» уместно — Антона. А он-то, гений конспирации, натягивает, по-видимому не такую и хорошую, маску безразличия, ходит с ней и думает, что Шастун не подумает ничего. Вообще, очень страшно думать о том, что будет, если он узнает. И правда, может же и избить. Хотя… в тот день, он же сто процентов видел браслет, но не сказал ничего и не сделал, вроде бы даже улыбнулся. Но это может быть и выдумка, а обнадёживать себя не Арсению не хочется совсем. Ладно, хочется, но только сердцем, а не мозгом.  — Шаст болеет, вторую неделю с температурой валяется, — прерывает затянувшуюся тишину Дима, на что парень только сдержанно кивает, находясь в прострации. Надо бы сходить проведать его. *** Арсению повезло, что он знает адрес Антона. И код от домофона. Уж слишком часто он бывал у того дома, на что толерантная мама, знавшая об отношениях парней, каждый раз тепло улыбалась, пускала его за порог. А он налетал с объятиями на Шастуна, чувствуя родное тепло, запах дома. Они сидели по вечерам, смотря дурацкие романтические комедии, вставляли между репликами героев незамысловатые шутки, иногда даже отыгрывали сценки, смеясь в голос до больных животов, сгибаясь и падая на пол, хватаясь друг за друга. Лежали в кровати, молча, наслаждаясь комфортной тишиной и едва слышным дыханием. Антон аккуратно перебирал волосы Арсения, вплетая пальцы. Арс же чмокал того в нос и в щёки, обнимал до хруста костей, будто боясь, что парень может в один момент исчезнуть из его жизни. Конечно же, он не догадывался тогда о том, что именно так всё и будет, что они расстанутся на ровном месте, без видимой на то причины, холодным мартовским вечером. Тогда были мысли о большой вечной любви, трепетные касания, поцелуи в губы, совместные ночёвки и разговоры обо всём на свете посреди ночи. Как было хорошо, а он не ценил. Вернее ценил, но кажется недостаточно, потому что сейчас щемит в груди от одного взгляда на дверь, за которой происходило столько всего важного, за которой живёт человек, которого он без раздумий может назвать своей единственной любовью. В глазах от мыслей о прошлом щиплет, они сами собой наполняются нежелательными слезами, Арсений дёрганным движением стирает их рукавом. Вдыхает, выдыхает и стучит в дверь. Потому что помнит, как Антону не нравится, когда кто-то звонит. Дверь отворяется, предоставляя взору Арса помятого Шастуна, который, кажется еле на ногах стоит. Болезненно красные щёки, такие же глаза, подрагивающие руки. Антон не сразу понимает, кто находится перед ним, секунд двадцать просто тупо рассматривает гостя.  — Арс? — хрипит он, следом закашливаясь. У Арсения болит где-то в груди от этого звука, такой парень беззащитный и уязвимый, что хочется прямо сейчас обнять и не отпускать, уложить на кровать, вылечить, признаться в любви и вообще всё-всё сразу.  — Привет, — он заглядывает Антону в глаза, приподнимая уголки губ. Лишь бы сейчас впустил, лишь бы не выгнал.  — Ты чего пришёл? — Шаст сипит, пытается выдавить из себя какие-то звуки.  — Ты болеешь, вот я и пришёл, — он говорит так, будто это ну очень очевидная вещь, — проведать. Антон удивлённо приподнимает брови, но отходит из прохода, впуская в квартиру. Следом хватается за ближайшую полку, пытаясь устоять на ногах. В квартире пахнет духотой, травяной мазью, которой мама растирает грудь, когда ты ещё совсем маленький, и Антоном. По виду, ничего совсем не изменилось, будто Арсений только вчера был здесь, а ведь на самом деле не был уже больше полугода. Он разувается, кидает рюкзак на пол, не заботясь о содержимом. Тетрадки потерпят. Шастун наблюдает мутным взглядом. Не спрашивая разрешения, Арс прикладывает тыльную сторону ладони к его лбу, проверяя температуру. Кожа горит, поэтому сразу понятно, что на отметке градусника будет не меньше тридцати восьми. По-хозяйски идёт в ванную, моет руки и сразу же заворачивает на кухню. Достаёт аптечку, оттуда выуживает градусник, жаропонижающее, таблетку от головы, на случай, если у Антона она болит, ставит чайник кипятиться и идёт к нему в комнату. По пути забегает в гостиную, чтобы открыть большое окно и проветрить. Обнаруживает парня, сокрушённо лежащим на своей кровати.  — Меряй температуру, — он протягивает градусник Шасту, — что болит, как себя вообще чувствуешь?  — Чувствую, что ты зря пришёл, не надо было, — говорит он и пытается улыбнуться. Не выходит, но даже притворная улыбка сходит с лица при виде строгого и одновременно заботливого взгляда Арсения.  — Болит голова, горло, чувствую себя как последнее дерьмо, — абсолютно серьёзно отчитывается он, засовывая градусник под мышку.  — Горе луковое, а где мама твоя? — Арс наклоняет голову на бок и смотрит с такой нежностью, что просто невыносимо.  — Уехала в командировку на две недели, — пожимает плечами он. Чайник громко щёлкает, и Попов, наказывая перед этим мерить температуру как следует, уходит наливать чай. Сердце щемит от нежности и заботы, так давно Арсений ни о ком не заботился, а, оказывается, нуждался в этом как в воздухе. И не просто в заботе к какому-то человеку, а именно к Антону. Потому что только от одного вида любого его, разозлённого, обеспокоенного, растерянного, спокойного, весёлого, возникает чувство такой непреодолимой любви, и желание окружить его лаской не может побороть даже сам Арс.  — 39,5, — грустно сообщает Антон, закашливаясь. Арсений тяжело вздыхает, качает головой и разводит жаропонижающее. Заставляет пить «Арс, Арс, ну это же гадость» чай с лимоном, выслушивая все оды о том, какой плохой человек придумал этот напиток. С горем пополам, Антон выпивает все лекарства и теперь спокойно лежит на кровати, уставившись в потолок.  — Хочешь, что-нибудь посмотрим? — спрашивает Арсений, привлекая к себе внимание.  — Возьми мой ноутбук, он…  — На полке в шкафу, я помню, — заканчивает за него фразу. Шаст в изумлении выпучивает глаза, на что Попов лишь усмехается, вводит пароль и открывает папку со скаченными фильмами.  — Ты бы мог использовать всю информацию, что знаешь, против меня, — хмыкает Антон.  — Незачем, — пожимает плечами парень, включая какую-то заезженную комедию. Начало играет заставкой студии «Двадцатый век Фокс». Арсений садится рядом с Антоном, размещая ноутбук в ногах, прикладывает тыльную сторону ладони ко лбу парня и удовлетворённо кивает — кажется, жаропонижающее начало действовать. Следующие несколько часов они проводят в приятной компании друг друга, посмеиваясь с не очень умных шуток и просто наслаждаясь. Как им обоим этого не хватало. *** На дворе уже давно темно, часы показывают девять вечера. Антон клюёт носом, когда титры очередного фильма показываются на экране. Арсений собирается уходить, встаёт с кровати, но несильная хватка на запястье его останавливает.  — Останься, — шепчет Шаст и смотрит на него умоляющим взглядом. Сердце делает сальто, начиная отбивать в ритме «раз-раз-раз, это хардбас» по рёбрам.  — Зачем? Я тебе не нужён, — специально коверкает последнее слово, вспоминая давнюю шутку, их шутку. И да, захотелось построить из себя жертву. Имеет право после всего, что произошло.  — Нужён, — говорит парень. Сердце бьётся ещё быстрее, хотя куда уж быстрее. Арс садится обратно на кровать и непонимающе смотрит на Антона.  — Что-то случилось, Антон? — заглядывает в глаза, а смотрит прямо в душу. Хотелось бы услышать ответ «Ты случился», но Арсений понимает, что этих слов не дождётся. Но это «нужён» Антона так сильно впивается когтями чётко в сердце, вызывая непереносимую боль. Да какой «нужён», Антон, не ври, у тебя Ира, у тебя твой мир, а у Арса свой. Эти миры было встретились, но твой мир оттолкнул его мир, не принял. Возможно, дело не в тебе, а в нём, но ты же сам в глубине души понимаешь, что только ты виноват, только из-за тебя Арсений страдал, ты оскорблял его, иногда даже бил. А за что? Не за красивые глаза же. Хотя, глаза правда безумно красивые.  — Я боюсь, — говорит Шастун и шмыгает носом. А Попов помнит, чуть не забыл, что тот правда когда-то боялся. Боялся темноты, ночи, засыпать один. Конечно, как он мог знать, что и сейчас Антон боится. Значит, не переборол страх.  — А ты не бойся, ты же сильный, — пытается подбодрить его Арс и треплет по плечу, осторожно и нежно.  — Всё равно останься, Арс, останься, прошу тебя, — он ладонью чувствует, как парень начинает дрожать, даже не так, его начинает конкретно потряхивать, — я никакой не сильный, Арс, прошу тебя, не уходи. Арсений понимает, что у Антона начинается приступ тревоги. Естественно, он с ослабленными нервами от болезни, так ещё и спать совсем одному, смотреть в лицо давнему страху. Он знает, как нужно действовать, как-то раз присутствовал здесь же в квартире, когда у Шаста такое произошло. Попов решительно притягивает в свои объятия Антона, поглаживая спину и кудрявую макушку.  — Всё нормально, Тош, дыши, я здесь, никуда не ухожу, — шепчет он. Спина парня дрожит, рукой чувствуется каждый вдох.  — Ты останешься? — Шастун всё о своём, как заведённый, но навязчивые мысли в такие моменты — совсем не странно.  — Останусь, останусь, успокаивайся, Тош, — всхлипы и рваные выдохи постепенно превращаются в мерное дыхание. Они сидят так неизвестное количество времени, Антон в объятиях Арсения. И никто не был бы против, если они просидели так вечность, потому что это именно то, как надо. Как просит сердце, душа и тело. Один мозг как неродной заводит шарманку про то, что они расстались, да и вообще, Антон в отношениях. Им хорошо в моменте, а это самое главное сейчас.  — Ты только не уходи, хорошо? Поспи рядом, пожалуйста. Арсений засыпает быстро, довольствуясь ролью маленькой ложки, потому что Антон закидывает на него все конечности, сжимает, словно мягкую игрушку. Это не больно совсем, только забавно и очень мило. Завтра, наверное, придётся поговорить. Но завтра — это завтра, а жить нужно сегодняшним днём. С этими мыслями он погружается в царство Морфея, уткнувшись Антону в шею носом и вдыхая запах дома.  — Прости меня за всё, — выдыхает Шаст ему в макушку, обхватывая поперёк торса руками и прижимая к груди. Арс ничего не слышит, только едва улыбается во сне, чувствуя тепло чужого тела и продолжает мирно сопеть.