All or nothing

Сои дрожит, её колошматит не на шутку, она буквально сейчас стала, как мел. Бледная да со слезами на глазах, чувство давящего беспокойства сменяется на чёрный страх, обволакивающий и тянущий на дно Марианской впадины души. Становится жутко холодно, хотя на улице давно за плюс двадцать пять градусов перевалило, но нет. Девушку потрясывает от холода своих догадок, мыслей и горячих слёз на молочной коже. — Чонгук... Чонгук, нет, — губы кусая из-за истеричного состояния, повторяет вновь и вновь, как мантру девушка. Она жалеет, что не выслушала нормально, что подарила ему пощёчину, показала своё недоверие ему, хотя всегда ему верила и доверяла. Что же побудило её на неверие? Слова девушек из института? А может ещё и своя нездоровая низкая самооценка? Странная фотография Чона и той дочери маминой подруги? Со глумиться от этих внутренних жгучих вопросах к самой себе. А ведь если хорошо вспомнить, то после этого случая она часто поднимала украдкой незаметный больной взгляд на Гука, пока он, заметно потухший, глядел в одну точку в лекционной записи. Если ещё получше вспомнить, то особо также короткие взгляды Чона на себе ощущала, держалась, чтоб не завыть от того, насколько чувствовала на своей спине грустный, любящий и разрывающий взор, отчего ощущение складывалось, что кости потихоньку дробятся. Но сейчас...кости крошатся в порошок, прямо как тальк, заставляя хватать мобильный из кармана и дрожащими руками набирать номер Феликса, друга Чонгука, она не знает зачем – на автомате выходит, если что-то с Чоном, то обычно он всегда знает, что происходит. Даже именно он рассказал Сои об гонке Чонгука и Чимина, именно он просил девушку поговорить с ним перед гонкой. Но та же сама больная гордость была, а теперь локти кусает и плачет изнывающе. — Ликс у аппарата, — раздаётся на конце провода низкий мужской голос, сравнимый на рык мотора, но приглушённо, а это значит, что он как и обычно проводит время в гараже, чиня очередную пригнанную ему машину. — Чонгук... Я не знаю, что происходит!..— захлебываясь с слезах, дрожащим голосом начинает Со. — Все твердят, что на траке происходит что-то: дым, скрежет... Там машина Чонгука, там он! — вываливает до конца, пока на другом конце провода Феликс буквально аж тряпку чумазую в масле на пол роняет, а сказанное зареванной, истеричной девушкой друга ещё больше вдаряет в висок. — Твою мать, блять... — под эмоциями получается. — Со, я еду! Стой, где стоишь, дыши глубже, тебе нельзя нервничать, давление поднимется, — быстро и чётко чеканит парень, буквально скрываясь с места к своей алой тачке, стоящей на улице в данный момент. Ищет ключи по карманам джокеров и находит, сразу же вваливается в салон машины и заводит мотор, поворотом ключа и вдавливает мимолётно сцепление, переключает передачи, на нужную и пытается успокоить. — Сои, спокойно... Он живой, живее всех живых, я уверен!. Он слишком умел в вождении и сможет, и главное верь, как я. И успокаивайся, я через двадцать минут прибуду. Девушка всхлипывает, что рёбрам больно становится, слёзы обжигающие утирает каждую минуту: — Х-хорошо... Я буду верить. Я верю... * * * У Чонгука там настоящее столкновение с Чимином на жизнь, а не на смерть, в отличие Пака: для него это столкновение на смерть Чона и его главнейшую победу в жизни. В голове парня ярким светом горят воспоминания о любимой, сердце, подрывное, заставляя дребезжать, как неисправный глушитель. — Блядская чертовщина! — рычит Гук, вывернув бедный руль, что мышцы рук адским пламенем зажгло, чтоб не врезаться в ближайшее дерево – увернуться. Шина свистит из-за силы трения об асфальт, зад тачку заносит на повороте и Пак решает подпихнуть машину чонову к чертам собачьим. А выходит совсем наоборот: Чон резко по газам, заставляя Чимина рычать благим матом и выворачивать руль, тормозить поперёк ебаной дороги, разворачиваться круто, тараня очередного участника, который решил есть и впекло – дым, устроенный Чонгуком и им самим. — Вперёд батьки нос не суй, неуч ебалайский, — огрызается Пак, давая назад немного, чтоб езать дальше прямо, а не посерелине трака находиться. — Ебтвую мать... Еле живой, — с облегчением выдыхает парниша, который во время притормозил и не коснулся даже случайно этого адского дыма двух королей дорог. Реально словно Богом самим успасло, иначе мог бы перевернуться несколько раз в кувете и встретиться с деревом. — Осталось немного... Я смогу, должен, обязательно. Зайка... Дождись и не нервничай, — себе под нос приговаривает горячо влюбленный, но из-за нарушения внимания, попадает в конфуз, еле во время останавливается около крутого, устрашающего поворота. Совсем немного и оказался в овраге. — А вот и ты кролик долбанный, — хмыкает Пак и видит ненавистную машину слишком близко, а значит её он без особого угрызения совести совершит то, что давно жаждил. — Я отберу буквально всё. Стоит мне захотеть. Ах, как печально – я уже требую. И план переходит в наступление.