Призрак

Это была дикая, первобытная ненависть, похожая на ту, что испытал Вэй Ин, когда узнал о казни Вэнь Цин и Вэнь Нина. Однако тогда он находился под действием тёмной энергии, сейчас же сам был соткан из этой энергии. Затаённая обида, ненависть, желание отомстить за несправедливость были теперь его сутью, не позволившей его душе ни расколоться на части и рассеяться без следа, ни уйти на перерождение. Вэй Ин испытал сильнейшее потрясение, узнав о гибели Вэнь Цин и Вэнь Нина и фактически обезумел, когда у него на руках умерла шицзе. Но это не шло ни в какое сравнение с тем, что он испытывал сейчас. Вэни сломали Лань Чжаню ногу, но они были врагами, так что это хоть как-то можно было понять (хоть и не оправдать). Однако то, что не чужаки, а соклановцы покалечили Лань Чжаня, было за гранью добра и зла. Святоши, прикрывавшиеся строгими правилами и миролюбивыми лозунгами, оказались столь жестокими по отношению к своему же адепту. А-Юань и Лань Чжань остались единственными на этом свете, кто был дорог Вэй Ину, и ради них он готов был перегрызть глотку кому угодно. Вот только, будучи призраком, он мало что мог. Однако всю свою недолгую жизнь он стремился достичь невозможного, и порой это ему удавалось. Так почему бы не достичь подобного после смерти, раз уж он зачем-то остался в этом мире? Ненависть и желание отомстить ханжам, едва не убившим Лань Чжаня (Вэй Ин ощущал, что в том едва теплилась духовная энергия, да и физические силы были на исходе), росли в его душе, словно снежный ком, побуждая стать сильнее всех заклинателей, вместе взятых, чтобы иметь возможность отомстить, изменить этот насквозь прогнивший мир, в котором победители зарвавшегося тирана стали такими же тиранами, множащими несправедливость. Вэй Ин чувствовал, что должен отомстить ордену Гусу Лань за едва живого Лань Чжаня, а после — расквитаться с насквозь лживыми оборотнями Цзинями, не спешившими выступать против Вэнь Жоханя, однако после Низвержения Солнца совершившими геноцид всех Вэней поголовно, не разбираясь, кто прав, кто виноват. Вэй Ин чувствовал сейчас их всех, лежавших мёртвыми на дне Кровавого пруда, тех, с кем он делил раньше скудную пищу и вино, тяготы полуголодной жизни и редкие, но от того ещё более драгоценные, моменты радости. Лань Чжань с удивлением наблюдал, как вокруг призрачного тела Вэй Ина закружился вихрь из тёмной энергии. Она стекалась к нему со всех сторон, даже из-под земли, и с каждым мигом полупрозрачное тело Вэй Ина становилось всё материальнее. В пещере становилось всё холоднее. — Вэй Ин, остановись! — воскликнул Лань Чжань, поняв, что это не предвещало ничего хорошего. Но разве можно остановить лавину в горах, если она уже начала свой путь с вершины? Единственное, что мог сделать сейчас Лань Чжань — это подхватить на руки раскрывшего от удивления рот А-Юаня и броситься прочь из пещеры. Вовремя успел — едва выскочил, как его сбило с ног ударной волной. От нестерпимой боли в потревоженной спине он потерял сознание. Когда очнулся, то понял, что лежит на животе на каких-то шкурах в пещере Фумо, и почувствовал, как его обнажённой спины касается что-то прохладное. Лань Чжань приподнял и повернул в сторону голову и увидел склонившегося над ним Вэй Ина, который, судя по всему, наложил на его спину компресс, почему-то пахнувший не целебными травами, а чем-то непонятным. Вэй Ин казался вполне материальным и ещё более прекрасным, хоть и стал теперь мертвенно-бледным, и Лань Чжань ощущал его прикосновения. Тут бы впору порадоваться, но Ванцзи не ощутил ничего, кроме дурного предчувствия. — Лань Чжань, разве можно было пускаться в путь с такими ранами? Не понимаю, как ты не свалился по дороге с меча, — заговорил, увидев, что тот очнулся, Вэй Ин. — Не шевелись, не то снова откроются раны. — Это ты меня раздел? — спросил Лань Ванцзи. — Ну не А-Юань же, — усмехнулся Вэй Ин. — Надо было обработать твои раны. Прости, но я позаимствовал из твоего рукава кошелёк с серебром и превратил его в живое серебро [1], которое поможет заживить твои шрамы всего за пару дней, если ты, конечно, не будешь двигаться. Не беспокойся, твои одежды целы, хоть и перепачканы кровью, — добавил он, заметив, что Лань Чжань ищет их взглядом. — Не понимаю, зачем ты принял столь суровое наказание. Лань Чжань, ты ведь мог сопротивляться, мог уйти из Гусу и стать странствующим заклинателем. — Мог остаться с тобой на Луаньцзан, — сказал Лань Ванцзи. — Ты странный, — вновь заговорил Вэй Ин. — Конечно же, мог, но не должен был оставаться и гибнуть вместе со мной, став врагом всего заклинательского мира. Ты извиняешься за то, в чём не виноват, а вот Цзини, которые действительно виновны в уничтожении мирных жителей, ни за что не признают свою вину. Кто я тебе, чтобы жертвовать ради меня жизнью? Неужели Вэй Ин не помнит его признания? Или не хочет об этом говорить, считая его чувства верхом непристойности? Стоит ли упоминать об этом ещё один раз? Прогонит ли тот его снова, услышав, что Лань Чжань относится к нему не только как к другу? Ванцзи желал, чтобы они стали спутниками на тропе самосовершенствования, но хотел ли этого Вэй Ин? — пронеслось в голове у Лань Чжаня, и он выбрал нейтральный вариант: — Я уже говорил тебе. — Что именно говорил? Лань Чжань, да из тебя и пару слов не вытянешь, так что, будь другом, объясни по-человечески, — нетерпеливо спросил Вэй Ин. — Потом, — вздохнул Лань Чжань. Есть ли смысл повторять тому, кто сорвал с него ленту, но потом вернул её, кто прогнал его в прошлый раз после признания, кто считает его другом, не видя в упор, что Лань Чжань не хочет оставаться ему всего лишь другом? — Ах, да, прости. Ты наверняка слишком устал. Вот, выпей, — Вэй Ин взял из рук подошедшего к нему А-Юаня пиалу с отваром и аккуратно поднёс её к губам Лань Чжаня. Ванцзи сделал несколько глотков. Отвар был горячим и терпким. Видимо, он слишком вымотался, потому что не сразу распознал ингредиенты, а когда понял, чем именно его напоили, тело уже словно бы налилось свинцом и глаза сами собой закрылись. — Сянь-гэ-гэ, богач-гэгэ уснул? — спросил А-Юань. — Да, А-Юань. Он проспит около двух суток, и всё это время утром и вечером ты должен менять повязки на его спине, беря чистые отсюда, — сказал Вэй Ин, указывая на миску, в которой были замочены в растворе серебра тряпицы, на которые было изорвано нижнее ханьфу Лань Чжаня. — Использованные повязки просто кидай на пол. Когда вернусь, приберу. — Сянь-гэ-гэ, а ты куда? Можно мне с тобой? — захныкал малыш. — Нельзя. Кто тогда останется ухаживать за богатеньким братцем? Я скоро вернусь и обязательно принесу тебе что-нибудь вкусненькое, — пообещал Вэй Ин. — Ты, правда, скоро вернёшься? — Постараюсь, — на этот раз Вэй Ин не стал ничего обещать, памятуя о сделанных в прошлом обещаниях, которые не сумел сдержать. Он знал, что, даже будучи полуживым, Лань Чжань попытается помешать ему или станет защищать, из-за чего может снова пострадать, а Вэй Ин ни в коем случае не мог этого допустить. Сначала Лань Чжань должен полностью исцелиться, и в этом ему помогут чудесные повязки с целебным серебром, а уж потом Вэй Ин с ним как-нибудь объяснится. Он не решился использовать для лечения ран Лань Чжаня тёмную энергию, но к счастью, когда раздевал его и нашёл серебряные слитки в рукаве, в голову пришла блестящая идея. Оказывается, быть демоном не так уж плохо. Можно творить то, что было раньше ему неподвластно, то, до чего человечество наверняка ещё тысячу лет не додумается. А для быстрого перемещения из одного места в другое ему больше не нужны были ни полёты на мече, ни талисман перемещения. Достаточно было просто представить место, в котором он хотел оказаться. А Стену Послушания в Облачных Глубинах Вэй Ин представлял себе очень хорошо.