Свет в вечнохолодных руках

      Школьный коридор пуст. Царит тишина. Дама высокого роста выходит из своего кабинета и идёт по коридору, глухо слышен поспешный стук каблуков. Лицо её не выдавало эмоций, но внутри неё всё искрилось и кипело.       Ровная осанка, подтянутая фигура. Возраст женщины выдавали лишь неглубокие морщины глаз, но не более того. В остальном её зрелость была почти незаметной и даже привлекательной. Пепельные волосы женщины были длинной чуть выше плеч и прямыми прядями спадали вниз. Глаза были карие, как кружка утреннего горячего кофе, однако взгляд был не таким тёплым, как его радужка, напротив, холодным пронзительным, в нём читалась опасность — если тебе есть чего опасаться и нежность — если у тебя секретов нет. Губы тонкие, немного припухшие.       Её шаг был уверенным и торопливым — она знала, куда направляется и зачем. Приближаясь к цели, заметно ускорилась. Женщина открыла дверь, на которой висела табличка: «кабинет трудового обучения».       В небольшом, но комфортном классе за швейной машиной сидела девушка, но не простая девушка — самый важный человек для женщины, вошедшей в кабинет.       Рыжие волосы, аккуратно заплетённые в хвост, серо-зелёные глаза, удивлённо обращённые к дверям, пухлые губы, что были приоткрыты, щёки, что стали румянее и очки, аккуратно пристроившиеся на переносице — во внешности не было ничего выделяющего её из других таких же девушек и женщин, но одна женщина, одна дама, выделяла.       Их связь была более глубокой и сильной, они не были обычными подругами, не были простыми коллегами, они были большим и уже довольно продолжительное время. Возраст не стал для них преградой, как и множество других аспектов.       — Здравствуйте, — произнесла сидящая за швейной машинкой, снимая очки. Она посмотрела на даму с нежностью, как будто вечность ждала, когда та закроет дверь её кабинета, когда именно эта женщина войдёт в её небольшой класс. Но кроме нежности, в её взгляде читалась и неприкрытая усталость. И это не осталось незамеченным. Но присутствие женщины одарило её теплом, сразу стало как-то комфортно и по-домашнему уютно как в помещении, так и на душе.       Стоящая в дверях женщина не ответила на приветствие, но смогла наконец выдохнуть, словно обрела покой, и, вместе с тем, её словно окатило новой волной жара, что с обеда не даёт ей расслабиться. Словно преградой, между ними рядами стояли школьные парты. Она уверенно подошла чуть ближе, желая сократить дистанцию, однако ноги отказывались её слушаться и предательски стали подкашиваться. От этого ей пришлось опереться рукой о парту, стоящую рядом с ней. По телу женщины волнами проходили разряды, и сейчас она с трудом могла контролировать себя. Но Света не обратила внимания на эти странные нервные движения обычно собранной директрисы.       — Антонина Дмитриевна? — тихо в тишине прозвучал вопрос девушки, глядящей в самое нутро, самую суть. Ласковый голос заставил другую вздрогнуть, таким нежным и мягким он был.       — Светлана Бори… — начала было женщина, но осеклась, вспоминая кто сидит перед ней, — Свет, давай оставим эти формальности. Рабочий день окончен, учеников в школе нет. Сейчас мы можем не обращаться друг к другу, как директор и учитель, — ответила директриса и устало посмотрела на Светлану. Сейчас Тоня чувствовала себя неоднозначно.       Всю эту неделю, будучи поглощенной проблемами школы и работой, она плохо спала — сидела допоздна с бумагами, делами, планировками и всем остальным связанным со школой. Подготовка к приезду проверки и сам процесс отняли у Антонины много сил и времени. Эта неделя повлияла и на личную жизнь: вместо того, чтобы ложиться в постель и спать в объятиях дорогой девушки, все эти долгие дни, она засыпала в кресле от усталости. Суета и занятость работой сыграли злую шутку с Антониной — она стала чаще пить кофе, чтобы дольше не спать и крепче стоять на ногах, а запах едких сигарет стал всё сильнее приедаться к телу Тони.       Женщину тянуло к учительнице, она подошла к девушке сзади и начала массировать её плечи, руки Антонины знали как двигаться, где чуть сжаться, а где расслабиться, чтобы снять напряжение. Медленно, но бережно касаясь, Тоня поглаживала плечи и шею Светы, что сейчас стала медленно таять под лаской и властью этих, как всегда, холодных пальцев. Света почувствовала запах духов Тони — ваниль, мускат — и более едкий табака. Ароматы дополняли друг друга, смешиваясь. Это опьяняло и так растлевшую девушку, заставляя её становится более чувствительной, мягкой.       Сама же учитель не навязывалась. Она понимала занятость Антонины и то, как важно, чтобы всё прошло гладко, пока гости из столицы будут проверять в школе всё, но, вместе с тем, не могла отвергать тяжёлого факта, что чертовски скучала по своей Тоне все эти дни, даже находясь с ней в одном доме, в одной комнате. А сейчас, когда Тонины пальцы гладили её уже горячее тело, она дрожала и еле сдерживалась, чтобы самой не накинуться на директора. Она ждала этого и дождалась.       — Ты устала, оставь эту машинку, — приближаясь своим лицом к уху учительницы, тихо сказала директор. Этот шёпот прошёл током. Девушка вздрогнула, почувствовав дыхание на своей шее, и от этого её тело обдало волной мурашек. Она зажмурилась от приятной истомы, прошедшей молниеносно, что остановилась внизу живота и начинала концентрироваться там, накапливаться. Ей было сложно совладать с собой, а от голоса Тони, что был так близко, её тело начало плавиться.       Но от головокружения, что нахлынуло так внезапно, Света абсолютно бездумно, совершенно глупо спросила:       — Может чаю? — и только услышав себя со стороны, она смогла осознать какую глупость вообще сказала.       Чай?       Директор весь сегодняшний день предвкушала этот момент, когда никого не будет в пустом здании школы. И только с рабочими делами стало покончено, а проверка уехала, как женщина весь остаток дня не могла собраться с мыслями. Вытесняя работу, в голове Тони всплывали более будоражащие картины — Света, что была обнажена. Тело, по которому стекают капельки пота, грудь, что вздымается от учащенного дыхания, спина выгибается словно струна, которую натягивают, бёдра, движущиеся навстречу пальцам Тони, она чувствовала дрожь в пальцах, ощущала как касается лона разгорячённой девушки. Тёплая влага на руке, жар. И стоны Светы — громкие, рваные, молящие, прерывистые.       Женщина корила себя за то, что им пришлось отдалиться, за то, что она была одержима не возлюбленной, а работой. Директор признала, что она ужасный трудоголик, но ничего не могла с этим поделать — она руководитель, глава учебного заведения. И школа должна гордиться ею, но Антонина забывала, что есть та, кто уже ею гордится.       И сейчас Тоня была здесь, а это вожделение, что успело укорениться за весь рабочий день стало удваиваться, растекаться. Весь этот день был словно пыткой — время тянулось ужасно медленно, а откровенные мысли не давали сконцентрироваться на работе. Её тело горело, пульс был критическим, отчего грудь вздымалась, и она чувствовала как твердеют её соски под одеждой, а внизу живота мучительно тянуло. Это было невыносимо. Её радовал факт того, что она не преподаёт в этом учебном году, в противном случае это было бы выше её сил.       А Света, в данный момент, на полном серьёзе хочет продолжить эту пытку. Хотя по одним искрящимся глазам и пунцовым щекам уже горячей учительницы, видно, что чаем тут не обойдешься. Да и какой чай? Никакое чаепитие не сможет унять то, что нарастает внутри их обеих.       Антонина выпрямилась. Её лицо приобрело строгость и, некое, разочарование, она явно ожидала другого, но никак не уклончивого предложения побеседовать за горячим напитком.       Пальцы Тони разочарованно оторвались от дрожащих плечей девушки и опустились. Она прошла несколько шагов по кабинету, скрестив руки на груди, и остановилась, стоя спиной к учителю. Уголки губ директрисы немного поднялись, тело всё ещё пробирало от тяжёлой истомы, которая словно инфекция распространялась по телу, прошибая пот и заставляя прерывисто дышать. Тоня что-то придумала, хотя здесь и придумывать нечего, всё элементарно и просто.       — Зачем же чай? — спросила она, оборачиваясь. И, встретившись с озадаченными глазами сидящей, уверенно договорила: — Если у меня есть ты.       Директриса плавно вернулась к покрасневшей девушке, которая уже знала, что сейчас произойдёт и даже ожидала этого. И только она оказалась на предельно близком расстоянии, заметив как Светлана сама тянется навстречу, контролировать себя стало невозможным. Все мысли девушки о чае уже растворились, она думала лишь о губах, лишь о прикосновении к объекту своей влюблённости. Это стало спусковым крючком для Тони, и она нетерпеливо страстно поцеловала учительницу, чьи губы были мягкими и сладкими. Света моментально ответила, позволяя властному языку женщины проникнуть, забрать инициативу и завладеть ей. Учитель робела и податливо тянулась навстречу ласке. Антонина еле стояла. Её тело, что горело жаром, сейчас обдало жгучим холодом. Света забыла как дышать под этой страстью и напором. Внутри всё искрилось и пылало. Волна желания нахлынула на обеих. Учитель хотела поддаться и идти за женщиной, идти несмотря ни на что, но от возбуждения раскраснелась, хотя поцелуи от директрисы и ощущение её губ на своих были для учительницы не новостью, а чём-то вроде обыденности. И когда Света приглушённо подала голос, всё внутри Тони уже закипало.       Но, вспоминая где они находятся, девушка немного испугалась. Её сознание уже помутнело, а сама она вожделела, желая продолжить. Девушка чувствовала, что ноги подгибаются, вся она дрожит от этой долгожданной близости. Благо учитель сидела, иначе не смогла бы устоять на ногах. Однако другая часть её разума кричала и словно предупреждала, навязывая всевозможные опасения. Она — учитель, Антонина — директор, и они сейчас в школе, а школа — не место для столь не детских игр.       И как бы ей ни было сложно, ей пришлось мягко отстранить женщину от себя.       — То… Тоня, — отпрянув, тихо и ласково произнесла, — Подожди, вдруг нас услышат?       Антонина чувствовала, что не может остановиться, ей необходимо было снова приникнуть к этим губам, снова ощутить их. Женщина сгорала, всё её тело было в пламени, что было непривычным, ведь она — всегда холодная, бесстрастная, властная — сейчас умирала от желания и тяги.       — Школа пуста, — рвано прохрипела Тоня, желая снова приникнуть к губам возлюбленной.       Но седьмое чувство заставило Свету мягко оттолкнуть женщину, не давая ей приблизиться вновь.       — Но рядом кабинет учителей физкультуры, — опасливо вторила учитель. Антонина закатила глаза и перебила Свету:       — И? Наш кабинет заперт, — покрутила ключи в руке. Тоня снова хотела прильнуть ближе, но лишь замерла, встретив пугливый взгляд широко распахнутых глаз.       — Но ведь услышат…       — Не услышат, — настаивала на своём директор, смотря сверху вниз в эти пытливые зенки. Это был своего рода спор глазами. Каждая гнула свою линию, доказывая правоту. Но в радужке тёплого оттенка корицы Антонины стал проступать лёд.       Светлана опустила взгляд, сжимая рубашку Тони на предплечье, не выдерживая этого холодного взора. Она боялась, сама не знала чего, но от мысли, что об их отношениях могли узнать, её начинало трясти и бросать в мелкую дрожь. Ей хотелось, чтобы никто — никто в целом мире — не знал о них. И, конечно же, она не хотела доставлять этим проблем Антонине, своей девушке и, в первую очередь, директору. Она не хотела, чтобы их отношения поддались огласке. Шепотки, слухи, сплетни за спиной, обмывание их личной жизни не только в школе, но и за её пределами. Это будет ударом не только для Светы, но и для Тони, и чревато другими, более серьёзными, последствиями. Всё это вертелось в голове девушки, но её тело желало другого.       Антонина прочла всё в глазах Светы и не могла не успокоить возлюбленную, понимая как её сейчас мучают осторожность и опасность рисков такой их близости.       — Дорогая, — начала директриса, поглаживая рукой щёку Светланы, ласково касаясь. Её глаза снова потеплели. Света была права, ведь любой может понять неправильно: почему из кабинета трудов раздаются стоны, — Всё хорошо, если хочешь, пойдём, проверим кабинет и ты убедишься, что в школе мы одни.       Девушка снова обратила глаза к Тоне, секунда молчания, и Антонина вопросительно приподняла бровь в почти немом вопросе:       — М? — тихо прозвучало рядом с лицом девушки.       — Хорошо… Пошли.       Директор уверенно взяла за руку Светлану, словно тактильно убеждая в своей правоте, и направилась к выходу. Поцелуй не прошёл даром, и теперь им обеим с трудом давалось передвижение. В этой части здания была непроглядная темень, потому им пришлось ориентироваться по памяти и свету из окна в конце коридора. На ватных ногах они прошли несколько шагов и остановились у входа в лаборантскую учителей физкультуры. Тоня сложила руки на груди, ехидно улыбаясь, она хотела, чтобы Света сама проверила, более того, ей было интересно понаблюдать за девушкой.       — Ну, — с неприкрытой улыбкой указала взглядом на дверь директриса. Светлана, что была напряжена от целого коктейля эмоций — сексуального давления и некоторой встревоженности — робко подошла и постучала в дверь. Она зажмурилась, ожидая, что кто-то окажется за дверью, что кто-то их слышал, но Антонина потянула за дверную ручку, та не поддалась, отбрасывая навязчивые мысли и назойливые опасения учительницы. Беспокойство Светы оказалось напрасным, но внутри её интуиция и осторожность всё ещё оставались.       — Я же говорила, что всё в порядке, — спокойно произнесла женщина, отвергая страхи любимой по поводу обитателей кабинета, подошла ближе к Свете и оперлась одной рукой о крашеную стену справа от неё. От этого движения девушка шумно сглотнула, ожидая дальнейших действий Тони. Старшая заглянула в глаза; в этой части школы обычно достаточно темно, но даже в этой непроглядной темени и мгле взор учительницы был для Антонины лучом света, закрывающим от этого сумрака. Светлана словно куполом закрывала их от всего внешнего мира, накрывая сияющей дымкой. Она искрилась и грела, создавая ощущение участия, заботы и уюта. Девушка была собственным уголком спокойствия — была домом Тони.       Учитель с трепыханием и рдением смотрела на женщину, а внутри всё переворачивалось, заставляя её дрожать от головокружения, желания, что снова накатило на неё, заставляя прерывисто дышать и чуть ли не стонать в голос. Карие глаза Тони сейчас были почти чёрными, они прожигали её насквозь, этот самоуверенный и властный взгляд, что и до этого заставлял её терять голову, теперь же вынуждал и вовсе лишиться остатков здравой мысли. Она уже представляла как выглядит со стороны, и насколько сильно это будоражит Тоню, что пусть и казалась самодовольной, но внутри уже вскипала.       Антонина едва контролировала себя, она наклонилась и произнесла рядом с ухом Светы, обжигая её своим дыханием: «Просто доверься мне».       Эти слова от тишины были слышны громче и приятней. Директор взяла за руки Светлану, словно убеждая в сказанном. От этого учитель залилась румянцем. Внутреннее предвкушение, что всё больше подстёгивалось нетерпением и искушением. Минута, да даже ещё секунда их выжидания играла злую шутку. Они словно испытывали друг друга, пожирая взглядами глаза и губы. В конце концов, непривычная тишина коридора и спортзала, что находится совсем рядом, вернула Антонине уверенность. Больше она терпеть не сможет, да и Света явно тоже.       Они вернулись в кабинет трудов. Как только дверь заперлась, директриса, что больше не видела смысла останавливать, сдерживать себя, стала жадно целовать возлюбленную. Девушка подалась навстречу этим настойчивым губам. Эти дни не прошли мимо неё, неделя воздержания была тягостной и невыносимо долгой. И в настоящий момент, когда Света могла наслаждаться этой близостью, её голова закружилась, а тело стало податливым. Тоня почувствовала, как девушка дрожит под ней, и от её напора учительница потеряла равновесие и чуть не упала.       — Осторожно! — вскрикнула Антонина, бережно придерживая девушку за талию. В этот момент она не на шутку испугалась, — Всё в порядке?       Света млела под этими холодными пальцами, что держали её в крепкой хватке. Она ещё никогда не чувствовала столь сильного возбуждения, такой слабости и ломоты в теле от желания прикосновений и ласк. Антонину это тоже пугало, но она не могла позволить Свете оставаться в таком состоянии. Директор, может, и выдержит до дома, но вот её возлюбленная — нет.       — Давай, обопрись о стол.       Антонина ни на секунду не отрывала и не отпускала руки учительницы — боялась, что та опять потеряет самообладание. Они подошли к учительскому столу Светы, девушка привалилась ягодицами к деревянной поверхности, теперь она была в более устойчивом положении и могла расслабиться под натиском Тони, не опасаясь падения и продолжительного головокружения или истомы.       Лицо Светы в миг налилось краской от осознания, что её рабочий стол станет местом, где Антонина будет ласкать её тело. Девушка даже в самых грязных снах, в самых влажных фантазиях не могла такого помыслить. Хотя за эту неделю она много чего представляла.       Аккуратно, стоя напротив друг друга и держась за руки, директор приблизилась лицом к Свете. Антонина начала пылко целовать напарницу, по телу учительницы прошёл жар, лицо обдало румянцем. От возбуждения, нахлынувшего так внезапно, Света издала мягкий, полный ненужных слов стон. От этого голоса всё внутри директрисы накалялось. Весь день она слышала этот глас у себя в голове, представляя Свету, предаваясь воспоминаниям. И слышать его сейчас было невыносимо приятно. Медленно доминируя, Антонина опускала поцелуи ниже, водила языком вдоль шеи, где она теперь оставила круглый красноватый след, спускалась к ключицам, заставляя девушку приглушённо всхлипывать. Вновь мурашки охватили тело Светы, вынуждая её выгнуться на встречу. Антонина пользовалась чувствительностью девушки, ей хотелось компенсировать эту неделю. Света краснела, поцелуи директрисы, её ласка и страсть возбуждали, и она прикрыла лицо рукой, смущаясь не от действий родного человека, стоящего напротив, а, скорее, от себя самой, такой горячей, податливой, уступчивой. Она добровольно отдавала Тоне власть над своим телом, позволяя ей делать с собой всё, что та желала. А Антонина желала лишь доставить возлюбленной удовлетворение.       — Не закрывай лицо, я хочу тебя видеть, — шептала Антонина, целуя руку Светланы. Этот жест смутил её ещё больше.       Тоня решила этим воспользоваться и, взяв её за локоть, коснулась кончиком языка фаланги учительницы. Света вздрогнула и с придыханием наблюдала за действиями женщины. Сердце в груди забилось сильнее, не давая вздохнуть. Лицо старшей обдало теплом — она покраснела. Антонина стала лизать указательный и средний пальцы девушки. Влага языка, что двигался своим маршрутом. И как бы Света ни хотела, она не могла пошевелиться, замерев. Её рука стала дрожать, а язык Тони не прекращал движений, напротив, он двигался чётко и Света могла чувствовать каждый толчок и новое соприкосновение их кожи. Губы директора, облачённые в красно-коричневый оттенок, ухмылялись лёгкой усмешкой, но глаза были серьезными, женщина смотрела пристально не отрывая взгляда. От этого Светлана чувствовала себя словно под прицелом, и это было одновременно возбуждающе и неуютно.       — Не… нужно… — прерывисто, еле дыша, выговорила учитель. Она смотрела снизу вверх, её лицо говорило о многом, а слова были ненужными и пустыми. Однако Антонина и не собиралась прекращать, и она бы продолжила, но справляться с внутренним сопротивлением было всё тяжелее.       Антонина уже не могла медлить, за несколько дней она очень соскучилась по своей девушке и теперь ещё несколько минут, да даже секунд, она просто не выдержит; возбуждение разлилось по телу, и от этого она стала грубее. В её глазах заиграли недобрые огоньки, хотя, скорее, там давно уже разгоралось пламя. Света заметила это, но не придавала значения.       — Не нужно? Да неужели, — ехидно усмехаясь, сказала директор. Она резким, но аккуратным движением перевернула девушку и положила её туловище на стол. Светлана чувствовала как распалялась сильнее, возбуждение окатило её, она судорожно дышала, ожидая продолжения и новых прикосновений.       — Ч-что… — это всё, что могла тихо спросить Света, но Тоня не отвечала, она больше не могла держать себя в руках, женщина задрала юбку учительницы и слегка прикоснулась к белью, проводя пальцами. Мелкая дрожь охватила девушку, и она тихо простонала, не в силах справиться со своей чувствительностью. От голоса Светы у Тони внутри всё подпрыгивало, ей хотелось слышать его снова и снова.       Когда Тоня возбуждалась, то менялась, становилась грубее и настойчивее, явно возвышаясь над Светой, но это нравилось учительнице, она уже привыкла к такой Тоне и знала — она не причинит ей зла и полностью доверяла. Ей нравилось то, что только эта женщина могла иметь над ней такую власть, только Тоня могла касаться её, а то, как Антонина это делала, уже не имело особого значения для неё. В особенности сейчас, когда девушка, едва дыша, жаждала прикосновений этих холодных пальцев, она хотела чувствовать их более отчётливо, а не рвано.       — Говоришь, не нужно, но твоё тело говорит обратное, — усмехаясь процедила директор, потом наклонилась и договорила, находясь у самого уха учительницы: — Ты вся мокрая.       Света вздрогнула, внизу живота и до этого истошно тянуло, а сейчас эти спазмы стали сильнее, в данный момент она думала исключительно этим местом, но не головой — разум уже покидал её, а тело продолжало выгинаться навстречу пальцам, что чуть касаясь, сразу ускользали. Тоня дразнила девушку, играла с ней в игру, правила которой знала лишь она. Это были мучительно медленные движения, прерывистые, издевательские. Когда эта пытка затянулась, Света больше не смогла терпеть и вторила:       — Пожалуйста… — всхлипнув, она взмолилась, — Прошу.       Директор не стала испытывать судьбу и Свету, она начала плавные движения там, где уже держала руку, больше её пальцы не ускользали. Это прикосновение было ожидаемым, но стало неожиданным для Светы. Девушка хныкала не в силах терпеть то вожделение, скопившееся в ней, чувствуя всё такие же медленные и частые касания и поглаживания. Светлана подрагивала, её спина выгибалась, дыхание стало судорожным и частым.       — Расслабься. Ты напряжена, — поправив за ухо волосы учительницы, сказала Антонина.       Света услышала слова и попыталась расслабиться, но от этого её стоны стали немного громче, и она прикусила палец, что был влажным и тёплым от языка Антонины. Тоне хотелось слышать её голос, стоны, всхлипы, что пробуждали в ней спазмы, она ощущала всем телом вибрации звуков, что издавала девушка. Это действовало словно какой-то наркотик, отчего её дурманило, тянуло и подстёгивало идти дальше.       И, когда Света вновь подала голос, Тоня восприняла это как позыв к следующему ходу. Антонина мягко и медленно провела пальцем по лону девушки, оттягивая нижнее бельё, бедра лежащей двинулись навстречу. А в следующее мгновение Светлана почувствовала их изнутри. Спина выгнулась сильнее, а место чуть ниже того, где были пальцы, кольнуло и запульсировало.       Другой рукой Тоня коснулась ягодицы девушки, но лишь слегка, одними пальцами. Света выгнулась сильнее. Её дыхание замерло. Директор, усмехнувшись, повторила жест, а потом ещё и ещё. Света дрожала, по всему телу бежал холодок от прерывистости этих касаний. А Антонина продолжала. Не в силах терпеть, Света дрожащим голосом попросила:       — Хватит… Издеваться.       Женщина приблизилась к лицу той и спросила:       — Чего же ты хочешь?       Голос девушки дрогнул, когда она с придыханием ответила:       — Просто, не останавливайся, прошу.       Тоня стала водить пальцами по мягкой коже ягодицы более чётко, её рука задержалась на месте, и её холодные пальцы стали сжимать кожу чуть выше бедра. Света отчаянно кусала палец, пытаясь сдержать стоны. Однако изредка они всё же проскальзывали с её уст.       С каждым движением Антонины, с каждым её рывком одной руки и сжиманием другой, Светлана сильнее выгинала бёдра ей навстречу, всё её тело было горячим. Ей было жарко от собственного жара, тело пульсировало, и этот пульс стучал в висках всё отчётливее. Рука директрисы сжалась, заставив лежащую на столе выгнуться, запрокинув голову, и вновь издать протяжный стон. Это было безумием для каждой. И для Тони, что наблюдала за следствием её касаний, и для Светы, что их чувствовала, ощущала всем телом. Всё, чего касалась эта женщина, горело, оставляя за собой шлейф мурашек, румянец на лице, учащённое дыхание, зашкаливающее сердцебиение, жар и стоны. Руки продолжали свои движения. Одна водила по ягодице, другая сконцентрировалась внизу живота. И если представить то, что чувствует Света не составляет особого труда и усилий, то можно попробовать вообразить и чувства Тони. Она не ощущала на своём теле касаний Светы, потому что та не касалась её, но влажность девушки на руке и её встречные движения распаляли и заводили. Низ живота директрисы сжимало, словно там завязали тугой узел, а тело истошно пульсировало.       С каждым неспешным движением терпение покидало обеих. И когда Тоня в очередной раз услышала всхлип Светы — это стало отправной точкой. Больше выдержки у неё не хватит. Антонина просунула руку под подол своей чёрной обтягивающей мини-юбки и достала небольшой атрибут: стек для порки. Естественно она не носила такой предмет с собой постоянно, но сегодня заметила его в своей сумочке после отъезда проверки, а по окончании работы не могла не думать о том, что она может сделать им если придёт к Светлане в кабинет, и поспешно спрятала его под резинку основания чулка перед тем, как покинуть свой кабинет.       Нельзя сказать, что Тоня с лёгкостью принимала тот факт, что была груба в сексе. Но Света всегда её успокаивала в данном вопросе, обозначая свою позицию, что это ей нравится. Девушку это устраивало и не вызывало отвращения. Она принимала Тоню с её предпочтением и чётко осознавала то, что при необходимости могла остановить Тоню, в случае, если та начнёт перебарщивать, по крайней мере она сама так считала. Но вот Антонина на этот счёт не была уверена. Женщину пугала эта её сторона. Она могла её контролировать, но возможность того, что она может сделать слишком больно Светлане, иногда не давала ей покоя. И на то были свои причины.       Светлана, прерывисто дыша, лежала и ожидала, что же будет дальше, сейчас она не оборачивалась. Антонина не убрала руки от партнёрши и продолжала движения. Темп становился более отчётливым и движения нарастали, девушка уже не могла сдерживать свои стоны, потому задыхаясь прикусывала нижнюю губу, стараясь сделать звуки потише.       — М-мх… По… подожди… Не так быстро… — тихо произнесла та, которая лежала на столе.       Но Антонина не собиралась ждать. Приятное вожделение распространялось по телу. Она покрутила в руке стек, потом ослабила хватку и убрала пальцы от учительницы, отчего та ослаблено опустила голову на стол и отдышалась. Но, не давая отдохнуть, директриса взяла обе руки партнёрши и стала держать их за спиной одной рукой, а другой она приблизила стек к ягодице Светланы. Отчего та вздрогнула.       Немного помедлив, Тоня резко отпустила руки девушки и потёрла лицо. В глазах женщины была картина, которая её пугала. В них был её самый большой страх, тот, что по ночам приходит кошмарами и заставляет её подолгу не спать. Именно это побуждает всю оставшуюся ночь проводить на балконе с пачкой сигарет, пепельницей и горячей кружкой крепкого растворимого кофе. Ей было страшно сейчас. Её руки дрожали, а стук сердца стало слышно в висках. Она бы так и замерла без движения, но…       — Нет! Нет-нет! Нет! — яростно прошептала женщина, но Света услышала её слова.       Учитель обеспокоенно развернулась.И в эту же секунду директор почувствовала пальцы на своём плече.       — Тоня, всё в порядке, — успокаивая произнесла Света, которая сидела на столе и теперь сжимала в своих руках руки любимой, поглаживая большими пальцами тыльную сторону ладоней, — Я хочу этого и ты хочешь.       Антонина заглянула в глаза возлюбленной и встретила в них то, что не встречала ни в одних глазах — поддержку, понимание и… любовь. У неё было множество отношений, как без обязательств, так и с намёком на что-то длительное и серьёзное, однако Света — первый и единственный в мире человек, который настолько принимает её. И дело не только в постели, сексе и плотских утешениях, а во всех аспектах их совместной жизни. Только эта девушка принимает и разделяет с ней то, что многие другие сочтут чем-то слишком необычным. К примеру, Антонина пьёт только растворимый — самый дешёвый — кофе без сахара и молока, курит едкие сигареты, запах которых приедается к одежде, ест очень солёную пищу, а если это десерт, то очень сладкий, если это что-то острое, то непременно очень острое и так далее. А в её характере, людей, в особенности не близких, часто отталкивает холодность и отстранённость Тони. Света — первая девушка, которая не жалуется на то, что Антонина длительное время периодически занята работой, и эта неделя стала тому доказательством. Светлана не навязывалась, не приставала, не устраивала скандалы по этому поводу, а лишь поддерживала, была рядом. Тоня чувствовала её заботу каждый раз, когда та приносила ей в кабинет поесть, попить, когда девушка желала ей спокойной ночи каждый вечер перед тем, как пойти спать, и целовала в щёку или макушку, когда накрывала плечи мягким пледом, а наутро её ласково будили тёплые руки, протягивающие ароматный кофе, заваренный исключительно так, как она любит. Никаких упрёков, истерик, лишь успокаивающая забота и любовь. И присутствие Светы в кабинете Тони не отвлекало её. Девушка могла сидеть в соседнем кресле и читать книгу или газету, но делала это так, что это создавало уют и комфорт — атмосферу для продуктивной работы. Света могла тихим голосом делиться своим днём, читать вслух стихи Блока, Ахматовой, Маяковского и Цветаевой, но это не мешало Антонине, не отвлекало её от работы. Тоня настолько привыкла к тому, что во время работы слышит тихий голос, что когда наступало молчание становилось непривычно работать, и замечала, что та уснула, прижимая книгу к груди или обнимая газету, свернувшись калачиком.       Однако сейчас внутренняя дилемма Тони заключалась в том, что она боялась себя, но при всём этом понимала, что Света абсолютно не против этого. И одновременно с этим её мучало, чувство того, что она поступает эгоистично, задумываясь в данный момент о своих предпочтениях. Но ведь она и о Светиных тоже думает…       Эгоистка! Эгоистка! Эгоистка! Эгоистка! Эгоистка! Эгоистка!       Сотни прошлых девушек, сотни их гневных глаз уставились на Тоню. Их голоса смешивались в один единственный, почти нечеловеческий. Блеск их злобы на лицах сверкал обидой. Каждая уходила и бросала её именно с этим словом напоследок. Всё, что их отличало между собой — продолжительность времени, проведенного вместе с женщиной — количество дней, недель, месяцев, минут, секунд.       Три дня, пять часов, десять минут и три секунды. Один день, один час и ровно полчаса. И так далее и до бесконечности. Их было так много, но они все уходили так быстро.       Но не Света. Она первая, которая так упрямо была рядом, даже когда Тоня пыталась её оттолкнуть, уберегая от себя, от своего холода, прямолинейности, та всё равно была рядом, сколько бы времени ни прошло, кто бы ни вставал у них на пути, сколько бы ни было проблем. Света настырно стояла на своём, и именно это позволило им быть рядом, быть здесь и сейчас.       — Сделай это, я хочу этого, я хочу тебя, — тихо произнесла девушка, продолжая смотреть в глаза женщине, словно вытягивая ту из собственных мыслей, возвращая в реальность. Она тянулась на встречу Антонине, желая её всю.       Она хочет этого, она желает меня. Желает сейчас. Любит.       Все предрассудки рассыпались на глазах Антонины. Её навязчивые мысли сейчас уже не имели настолько большого веса, ведь были необоснованными, глупыми. Но она боится. Боится себя. Всё ещё.       — Скажи мне остановиться, если я зайду слишком далеко.       Света кивнула и снова потянулась к Тоне, желая слиться в поцелуе, женщина не стала отказывать девушке и приблизилась к ней в ответ. Та начала осторожно, но Тоня быстро перехватила инициативу на себя и полностью завладела губами учительницы, которая была не против этого. Их языки сплетались, а Светой вновь завладели не только губы Тони, но и её же чувствительное тело, что вновь стало биться дрожью, а внизу живота резко стало тянуть. Тоня не стала терять времени и решила воспользоваться тем, что Света вновь размякла, и опустила свои руки на плечи девушки, затем стала расстегивать пуговицы блузы. Одна за другой. Медленно. Неспешно.       Девушка уже была не в силах терпеть. Эти медленные движения, жаркие, воспламеняющие, накаляли, но больше она не выдержит — сгорит. Света мягко оторвалась от губ директора и стянула эту блузку, не расстегивая оставшиеся пуговицы. И снова легла в ту позу, на которой ей пришлось развернуться: легла на стол животом, стянула трусики и задрала юбку.       В голове было мутно, а язык заплетался. Разум был не таким чистым, потому Света даже не задумывалась над тем, что сейчас скажет.       — Сделай это, оттрахай меня, я больше не смогу это терпеть, — тихо взмолилась учительница. Обычно Светлана не любила ругательства, но сейчас её рассудок, как и тело, плавился, накалялся. Сейчас они находится в другой обстановке, когда Света не должна следить за языком, но для Антонины было так непривычно слышать от неё такие слова.       — Какие грязные выражения, — ехидно протянула директриса у уха учительницы, — Как вам не стыдно, Светлана, вы же на рабочем месте.       — Хватит разглагольствовать, сделай, что я прошу, — прошептала девушка.       Тоня усмехнулась и, немного помедлив, всё-таки вернула стек в руку. Другой рукой она мягко огладила ягодицу Светы и почувствовала её дрожь, услышала мягкий всхлип, подтверждающий то, что девушка хочет этого и внемлет словам, действиям и поступкам, да всему, чтобы только та не предприняла в данный момент.       Больше тянуть Антонина не могла и просто произнесла:       — Не сдерживай себя и свой голос. Я хочу тебя слышать. Приготовься… — сказала Антонина прямо рядом с ухом девушки, от этого учитель зажмурилась и нетерпеливо ожидала действий Тони, которая мягко, едва коснувшись, скользнула по мягкой коже бёдер Светы, её холодные пальцы, неуловимые прикосновения не делали легче обеим. Тоня вновь взяла руки девушки и держала их за спиной, не крепко, а мягко, без принуждения.       И тогда Антонина приставила основание своего незамысловатого атрибута к ягодице Светы, что снова выгнулась, выпятив свою пятую точку, и в этот самый момент женщина шлёпнула своим орудием Светлану.       — Ах, — не успев сдержаться, стон вырвался из уст учительницы.       От этого директор немного покраснела. Голос дорогой девушки был приятнее любых других мелодий, звуков. Ничто не могло сейчас остановить её, никто не мог им помешать в данный момент.       Тогда женщина снова сделала выпад, услышав вслед всхлип Светы. Кожа ягодиц багровела с каждым лёгким взмахом, с каждым ощущением. Однако после каждого резкого и хлесткого выпада женщина мягко касалась той горячей плоти, что становилась алой. Света дрожала: это ощущение, как кожа становится словно лужой лавы, а после касание этих холодных пальцев Тони — было убийственно приятно. Её бёдра, спина выгибались всё сильнее, а губа была покусана почти до крови — настолько ею овладевало наслаждение.       Светлана краснела с каждым последующим звуком и ощущением шлепка, и с каждым следующим за ним мягким касанием кожи. Холод и жар сливались именно там, где Тоня трогала её горячие ягодицы. Кожа начинала уже пульсировать, на ногах стоять становилось всё сложнее, а её клитор чувствовал приток, ощущал ту волну, что должна была нахлынуть молниеносной скоростью и силой. Это усиливалось, приближалось и наполняло её стоны большей чувственностью. Это было невыносимо приятно, что хотелось больше.       — Ещё! — с новым стоном попросила Света. Женщина покраснела, но, немного помедлив, сделала новый выпад. А после ещё. Но делала это так неспешно, и так резко, что каждый новый шлепок был для Светы полной неожиданностью.       Антонина задумалась над тем, какое же сейчас выражение лица у девушки и попросила:       — Покажи мне своё лицо, — будто приказывая, сказала директриса, отпуская руки девушки.       Та медленно, от напряжения в мышцах, повернулась, легла и чуть прикрытыми глазами посмотрела на начальницу. Этот взгляд, румянец, растрепанные волосы, дрожь и учащенное дыхание — сон сбылся. Ноги и руки, да и плечи, в данный момент, дрожали, когда Тоня отложила стек. Это вожделение, это желание, что сидели в ней полдня сейчас были критически высоки. Света, сама того не зная, сводила её с ума, словно доза наркотика, никотина, что проникают и затуманивают разум и тело, заставляя помутнеть рассудок. Это словно лёгкое безумие, без жестокости, без чего-то незаконного. Это как азартная игра, в которой невозможно проиграть. Это золотой билет, огромный выигрыш. Это счастье — быть рядом, любить и получать в ответ тоже, не ожидая и не прося этого взамен.       — Поцелуй, — тихо попросила лежащая на столе, — Поцелуй меня, Тонь… Прямо сейчас… Пожалуйста.       Голос её был прерывистым, от частого дыхания, и тихим, даже немного сиплым. Антонина покраснела от вида возлюбленной и процедила, приблизившись к лицу девушки:       — Я подумаю, — дразнясь и усмехаясь ответила.       Учительница хотела ослушаться и просто поцеловать, пока доминантка смотрит на неё, но через секунду передумала, девушка хотела прислушиваться к просьбам женщины — не слушаться, а слышать.       — Пожалуйста, директриса, поцелуйте меня, — взмолилась девушка.       Антонина Дмитриевна сглотнула, протянула руку к лицу просящей, провела пальцами путь от виска до скулы и слегка сжала щёки Светы. Она одарила её мягким, полным любви, поцелуем и через секунду оторвалась. Девушка вопросительно посмотрела на Тоню, не понимая.       Директор дразнилась, снова играя по свои правилам и, коротко поцеловав напарницу, отодвинулась. Это продолжалось бы ещё, но неожиданно учительница притянула обеими руками к себе директрису и чувственно поцеловала. Света вложила всю свою инициативу, все остатки сил. Их языки сплетались в страстном танце то соприкасаясь, то отдаляясь, друг от друга. Теперь игру вела лежащая на столе, теперь не она млела под натиском возлюбленной. Света смогла приструнить, обуздать эту безбашенную стихию внутри другой. Она почувствовала в висках пульс, прохладную дрожь по телу и истому, что стала скапливаться внизу живота. Её поясницу стало сводить. Оторвавшись от губ Тони, она выгнулась и издала стон. Один. После него последовала дрожь, и голова девушки упала на плечо директора, что смогла придержать возбужденную учительницу.       — Ты сейчас… — пораженно спросила Антонина.       — Ты слишком долго дразнила меня, я не смогла терпеть. Ты слишком сексуальна… — тихо, не подумав, ответила рыжеволосая учительница, всё ещё дрожа, пытаясь отдышаться и привести бешеное сердце в порядок. Голова немного кружилась, но запах родной души, за которую она держалась так цепко, успокаивал. Ей было так спокойно рядом с Тоней, что даже вне дома, вне стен, она чувствовала уют и тепло. Антонина всем видом и физиологией своего тела была своего рода «Снежной королевой», однако для Светланы она была прохладным бризом, дарящим покой и безопасность. Рука девушки сжала ткань рубашки Тони на спине, крепче прижимаясь полуголым телом. Её лицо, по которому стекали капельки пота, румяное, налитое плотным свинцом, прижималось к прохладной ткани, стараясь охладить и привести рассудок на место.       Антонина коснулась плечей девушки, опустила её на стол, так, чтобы видеть лицо Светы и, взяв за колени, резким движением притянула преподавательницу ближе к себе. Блузка уже давно лежала где-то на полу, поэтому сейчас сверкающий взгляд Тони ухватился за грудь девушки, что была облачена в лёгкий кружевной бюстгальтер без пуш апа, такой тонкий, что соски девушки буквально просвечивались сквозь белизну ткани. Антонина легко коснулась живота лежащей, поднялась выше и залезла под ткань лифа. Она мягко подняла ткань, чтобы коснуться чётче, так, чтобы девушка чувствовала её пальцы отчетливее. Света запрокинула голову, вздыхая.       Вторая рука спустилась ниже от живота и проскользнула к зоне бикини. Пульсация по телу девушки молниеносной скоростью заставила её вздрогнуть, всхлипнуть и снова выгнуться навстречу. Затем, средний палец Тони медленно вошел внутрь.       Таким образом, Тоня обеспечила себе движение обоими руками: одна двигалась изнутри наружу, а другая — очерчивала окружности вокруг ареолы груди.       Выгибаясь, учитель издавала томные стоны, заполняя ими пространство кабинета, они отражались в сознании Антонины: возбуждение с каждым вдохом и выдохом девушки, с которой ей было так легко, что казалось, она поднимается в воздух. Что сейчас взлетит.       Движение не становилось быстрее, Тоня неспешно, мягко продолжала движения пальцами, пока не опустилась к груди лицом, пока её язык не стал стимулировать соски Светы. Это заставило девушку коснуться волос Тони и сжать их. Глаза учительницы были закрыты, но если бы она их приоткрыла, то увидела бы тот мягкий румянец, что залил щеки Тони с этим прикосновением. Она водила языком умело, властно и жадно, она знала места, где тело Светы было особенно чувствительным, знала и то, где нужно прикусить, а где более мягко поцеловать.       Движения продолжались. Пульс снова заиграл, в закрытых глаза плясали причудливые узоры, смешиваясь, расходясь и снова сливаясь в нечто бесформенное. Каждый стон и новый всхлип ощущался всем телом Тони, она чувствовала как сама начинает закипать, а между её ног было почти насквозь мокрое нижнее белье; пульсация была быстрой, а голова пустой.       — Быстрее, пожалуйста, — собрав последние остатки рассудка и сил, взмолила Света.       Эти слова стали её спусковым крючком. Палец плавно замедлился внутри, а затем к среднему присоединился безымянный, а темп стал набирать обороты, заставляя девушку прикусывать губу, так как стоны были такими частыми и громкими, что ей самой было неловко. Но держаться не получалось и тогда Антонина оторвалась от бюста девушки и поцеловала Свету в место чуть выше груди, а после в губы, дабы приглушить возбужденную учительницу.       — Тоня, я… Сейчас… — проговорила Светлана, когда Тоня оторвалась от её губ, но именно это она и хотела услышать.       От этих слов её движения стали более чёткими и резкими. Директриса сама была на пределе, хотя не испытывала телесных прикосновений, но от одного взгляда на свою возлюбленную её переполняли наслаждение и удовлетворение, Света не знала, что хватит одного прикосновения, одного мягкого касания и женщина не сможет стерпеть. Поэтому Антонина приблизилась снова и поцеловала Светлану, от чего та согнула колени и скрестила стопы, прижимая начальницу ближе к себе. Это резкое движение заставило Тоню всхлипнуть, девушка мягко коснулась груди директора сквозь рубашку и почувствовала её грудь, что от возбуждения стала более плотной, а соски тверже. Это прикосновение заставило директрису едва заметно дрожать, её пульс участился, она чувствовала как напрягаются её мышцы в пояснице, чувствовала этот прилив, что вскоре обрушится на неё потоком. Сама Света выгнулась, о той скорости, с которой стала двигаться Тоня, дыхания едва хватало, но ещё меньше было воздуха, а когда прикусывание губы уже не могло остановить стоны Светы, женщина вновь стала её целовать.       Рука девушки елозила по ткани, стараясь делать это более отчётливо, чтобы даже сквозь одежду та чувствовала её дрожащие пальцы. И Антонина не могла не ощутить их. Эти неуверенные, рваные касания были опьяняющими.       Но когда большой палец Тони коснулся чуть выше, когда этот холодный палец оказался на клиторе, девушка приподнялась, её ноги выгнулись, всё ещё прижимая ближе Антонину, она всхлипнула и задрожала, сжимая грудь Тони.       И увидев эту картину, чувствуя руку на своём бюсте, женщина потянулась, чтобы поцеловать Светлану — они обе наполнили поцелуй своими голосами.       Острые, будоражащие ощущения захватывали разумы обеих женщин, с каждым разом наполняя бокал их предела и, наконец, дойдя до пика удовольствия, он наполнился до самых краёв, продолжая проливаться и стекать из сосуда в бездну, в бесконечность.       Антонина устало опустилась на полуобнажённое тело возлюбленной. Их сердца, бешено набирая обороты пульса, слились в один поток. Дыхание, от которого грудь невольно вздымалась, капельки пота, что стекали по влюблённым телам и румянец доказывающий близость между двумя женщинами.       Когда Света, что была в цепких объятиях рук, перестала дрожать и стала дышать ровнее, Тоня коротко спросила, подняв голову и посмотрев в лицо учительницы:       — Ты в порядке?       Та, также коротко, положительно качнула головой, двумя руками коснувшись щёк возлюбленной и также ласково целуя ту в лоб.       — Славно, — Тоня поправила волосы девушки, убирая непослушные пряди за ухо, и приподнялась.       Антонина прошла по кабинету и остановилась около зеркала. Поправила одежду, волосы. Но, не успев обернуться, почувствовала как очутилась в крепких объятиях — Светлана поправила свой внешний вид и подошла сзади, чтобы обнять любимую.       Антонина немного покраснела, обернулась и прижала Светлану ещё сильнее, кутая её в своих руках, словно закрывая от всего мира.       — М-м-м-м-м… Задушишь! — сказала Светлана в грудь Антонины, но та лишь посмеялась. И погладила по спине девушку, а потом начала плавные движения из стороны в сторону, качаясь, словно маятник. Будто танцуя вальс, пара стала медленно описывать окружность.

***

      Они остановились, но Тоня не прекращала обнимать и прижимать к себе девушку, что трепетала в её руках, словно маленький воробушек, случайно оказавшийся в её ладонях, сейчас ей хотелось остановить этот момент, задержать и остаться в нём, в этих руках, в этих минутах навечно.       Словно вспышкой в сознании Антонины возник момент её жестокости, когда в одной её руке был стек, а в другой ягодица Светы. Снова. Опять. В её сердце была вина. И с одной стороны — всё в порядке, а с другой — она чувствовала себя сволочью. Она не могла принять саму себя, принять свои стороны. Невозможно быть идеальной для всех, невозможно нравится всему миру, ведь как бы она не старалась, люди всегда найдут за что зацепить чужую душу. И Тоня это прекрасно осознавала и отдавала себе в этом отчет. Однако среди всех осуждающих взглядов ей достаточно было лишь заметить один, что устремлен только на неё и ни на кого больше.       — Прости… — коротко извинилась женщина, вдыхая родной запах.       Света не поняла к чему эти слова извинения и нежно спросила:       — За что?       Вздохнув, прозвучал ответ.       — Я… Снова была груба. К тебе. Опять, — Тоня опустила голову на плечо Светы.       — Мы же обсуждали, я не против…       Но Свету перебили:       — Я знаю, но когда я возбуждаюсь и вижу тебя такой же, то… — она вздохнула, — Теряю над собой контроль, но потом, когда это проходит, понимаю, что причиняю тебе боль… Так не должно быть, понимаешь? Это не правильно.       — Дорогая, неправильно было бы, если бы ты не согласовывала этого со мной, если бы намеренно делала мне больнее, угрожала жизни, если бы я просила тебя перестать, остановиться, а ты не останавливалась. Но в твоих действиях этого нет.       Тоня замерла, замялась ведь это было правдой.       — Я тебя люблю! — услышала директор шёпот в ухо.       Тоня оторопела от таких слов, хоть и слышала их уже от Светы. В груди приятно закололо и в животе будто что-то запорхало. Груз, что лежит на её плечах был слишком тяжёлым, но когда эта девушка рядом — все тяжести становятся такими лёгкими и невесомыми, бессмысленными переживаниями.       Света продолжила:       — Тонь, люблю! Поэтому… Делай со мной всё, что хочешь, я уже привыкла к тебе такой. Это для меня не важно. Мы ведь… Не только любовью занимаемся. Мы гуляем, ходим в разные места и… Я полностью тебе доверяю.       Света сильней сжала в объятиях директрису. Ей хотелось убедить эту стальную женщину с своих словах, ведь Света уже не раз замечала, как Антонина, каждый раз после их долгих прелюдий, уходила то на кухню, то на балкон, стояла там и долго над чем-то размышляла с кружкой горячего эспрессо и сигаретой. Такими ночами Света часто засыпала одна.       От таких искренних слов нельзя было не растаять, эту сторону Антонина и любила в Светлане — нежная и вместе с тем уверенная в своих словах и чувствах.       — Я тоже тебя люблю, но… — она заглянула в глаза любимой. Взгляд Тони был щенячьим, и учительница покраснела.       — Никаких «но». Я не вижу проблемы. Меня всё устраивает, — твёрдо отчеканила девушка, перебив Тоню и улыбнулась.       Антонина замерла. Сердце отдало стуком. Она смотрела в эти яркие блестящие глаза и не могла оторвать своего взгляда. Света непроизвольно подняла руку и погладила Тоню по голове, старясь приободрить и поддержать. Щёки директрисы зарделись.       — Ты покраснела! — усмехнулась учительница.       От прикосновения руки у директрисы все внутренности перевернулись и закружились, она и правда покраснела, но по-детски упрямилась и отрицала:       — Тебе показалось! — Тоня отвела взгляд, смущаясь такому жесту.       — Да ладно! Я знаю, что это так. Смущайся сколько душе угодно!       Всё внутри директрисы плавилось, она посмотрела в лицо учительницы — та улыбалась и от этой улыбки всё вокруг просто исчезало, Тоне казалось, что они в другой вселенной, там, где существуют только они. Антонина приблизилась и поцеловала Свету, та от прикосновения губ, открыла глаза и посмотрела в лицо директрисы. Она была так близко, их тела прижимались друг другу, а сердцем чувствовалось, будто это их души воссоединились, обрели покой.       Отпрянув, Тоня заметила легкий румянец на лице Светы и произнесла:       — Ты покраснела…       Та и вправду почувствовала теплоту на щеках, но ответила противореча самой себе:       — Не правда…       Обе прыснули. Прикоснувшись своим лбом ко лбу учительницы, Антонина сказала:       — Наконец-то проверка уехала… Теперь могу прижаться к тебе, быть рядом и не отпускать, — немного сгорбившись, она прижалась носом к шее Светы, вдыхая приятный запах мягкого, лёгкого парфюма.       — Я так скучала… Прошла всего неделя, а чувство словно вечность. Я знаю, что по другому было невозможно, но мне было очень тяжело. Но больше я переживала за тебя. Ты без продыху работала, не щадя себя. Не ела, не пила, не отдыхала. Сумасшедшая.       — Спасибо, что была рядом. Я ценю это. Если бы не ты, школе пришлось бы искать нового директора, ведь я бы умерла с голода или жажды. Ты меня знаешь, если я концентрируюсь, то не остановлюсь, — Тоня немного помолчала и продолжила чуть тише: — Без тебя всё из рук валится… Заходи ко мне на работе иногда. Хотя бы на пять минут.       Света слышала стук сердца Тони и чувствовала её дыхание на шее, такое приятное, будоражащее и слова, что были искренними.       — Хорошо, — произнесла на выдохе.       Тоня не хотела ничего в этот момент думать, только чувствовать, как Светлана гладит её по спине приободряя, слышать запах родной девушки и её дыхание. Быть рядом с ней, ведь она так устала от этой недели, так устала от всех этих людей, что так и требуют от неё, как от директора, результатов. Сейчас эта усталость дала о себе знать и мысли Антонины медленно растворялись в сознании, тело становилось ватным и её клонило в сон.       — Тонь… — мягко позвала её девушка.       — М?       — Пошли домой, мы обе устали, — тихо сказала Света прямо в ухо директрисы. Она смотрела в отражение в зеркале и видела, как солнечные осенние лучи зовут на улицу. И, учитывая сопящую женщину на плече, она знала, что та не против.       — Мг… — будто засыпая мурлыкнула Антонина, подтверждая догадки девушки.       Ей сейчас так ничего не хотелось. Ничего. Просто дышать родным запахом, прижиматься к родной фигуре и, вот так, стоять, хотя и не отрицала, что лежать было бы лучше. Однако Антонине пришлось оторваться от шеи Светы, сонно потирая глаза.       Директор ответила, зевнув:       — Хорошо, тогда встретимся у моего кабинета, в коридоре?       Света мотнула головой и улыбнулась. От этой улыбки было легко на душе и Тоня, прикоснувшись к щеке девушки, стала гладить большим пальцем. Девушка ответила на ласку своей самой очаровательной улыбкой.       — Ладно, я пошла.       Тоня уже обернулась, но…       — Стой!       Пришлось развернуться. Это единственное произнесённое слово заставило её моментально обеспокоиться.       — Что? Что-то случилось?       — Нет, просто… — Света стала поправлять воротник рубашки своей начальницы и застегнула все оставшиеся пуговицы.       Антонина облегчённо выдохнула. И вот так всегда, стоит этой лучезарной девушке сказать хоть слово в другой интонации и Тоню начинает терзать беспокойство и тревога.       — Хах, но ведь никого уже нет в школе. Ревнуешь?       — Нет, с чего ты взяла? — по одному взгляду и голосу было ясно сразу, что ответ очевиден. Тоня уловила сарказм.       — Свет мой, — ласково начала директриса, — Мне никто не нужен никто, только ты. Ты же прекрасно знаешь, насколько ты дорога для меня.       Эти слова и интонация грели сердце и душу учительницы, но она имела ввиду другое.       — Меня просто пугает то, что Лапина крутится около тебя и её взгляд… Не похож на обычный взгляд коллег. И я знаю, что ты бы никогда не причинила бы мне такую боль, но это не может меня не настораживать.       Тоня устало вздохнула. Она видела все эти взгляды, но ей нужен только один взгляд. Ей не важны тысячи, да хоть миллионы, миллиарды других глаз, везде, в толпах, в темноте, она ищет одну пару глаз, таких светлых и родных.       — Свет мой, Лапина — моя вторая рука, но она не больше чем коллега, без неё в школе был бы хаос, но ты… Без тебя… Внутри меня будет хаос, понимаешь? Даже если у неё есть чувства ко мне, то для меня это не имеет значения. Мне дороже только твои чувства. Когда ты ревнуешь, мне кажется, что ты мне не доверяешь. Хотя, я тоже каждый день думаю, чем ты занимаешься, с кем говоришь, что ешь… Иногда в голову лезут ужасные мысли, вдруг ты с другой? Сейчас, пока я разбираю документы… Ты, тоже… Часто заходишь к Тарасовой… Я стараюсь не думать об этом. Но разные мысли лезут в сознание.       Тоня вздохнула. Светлана почувствовала вину, она не знала, что Тоня чувствует тоже самое. Она взяла директора за руку и почувствовала насколько они были холодными. Они были такими всегда, но сейчас особенно.       — Прости… Я не знала, что ты тоже думаешь об этом. Можешь не беспокоиться мне по-настоящему нужна только ты. Больше никто. А Тарасова просто попросила меня сшить ей платье. Мне нужно брать мерки, поэтому я часто захожу в лаборантскую математики.       — Мне всё понятно. Не думай, бросай эти мысли, хорошо? Я тоже бросаю.       — Хорошо.       Женщина качнула головой, развернулась и вышла в коридор, прикрыв за собой дверь. Когда Тоня вышла, в кабинете стало пусто и неуютно. Словно само помещение отторгало Свету в данный момент и прогонял, чтобы она поскорее покинула это место. Не было никаких звуков, никаких запахов, кроме улетучивающихся стойких духов Тони, всё ещё витающих в пространстве, и тишина.       Учительница быстро накинула пиджак, выключила швейную машину, прибрала со стола лишние бумаги, взяла ключи и несколько папок, которые поместила в свою сумку и вышла из кабинета, заперев его.

***

      Когда Антонина шла по коридору, то задумалась на счёт Лапиной. С одной стороны она и сама замечала, что та иногда кидает двусмысленные намёки, но Тоня упорно не обращала на них внимание, а иногда пресекала, так как они выходили за рамки приличия. Однако Тоня не понимала почему эта женщина продолжала себя так вести. И сейчас это насторожило её.       Кабинет директора был небольшим и даже тесным: посередине стоит рабочий стол, заваленный грудами документов и кипами бумаг, слева шкаф с огромными папками отчетов, а рядом со входом, справа, на полу стоит цветок, она не разбирается в них, поэтому не знает как он называется, но внешне он её привлекал, а самое главное — не мешал и не занимал много места. Стены кабинета были выполнены в зеленом цвете, он успокаивал Тоню, но иногда и напоминал и Свете, в особенности всю прошедшую неделю.       Антонина, пытаясь гнать все непрошенные мысли, подошла к столу и разобрала некоторые документы, не читая, собрала в папку и положила в сумку. Достала зеркало и стала поправлять волосы. Хотела поправить макияж, но взглянув на настенные часы, спрятала зеркало в сумочку, взяла со стола ключи и вышла в коридор, заперев за собой дверь.       Светлана уже стояла в коридоре спиной к двери, убирая мешающие волосы и поправляя манжеты рубашки, что торчали из рукавов укороченного облегающего пиджака. Даже со спины девушка очаровывала директора своей простотой, легкой небрежностью, ровной осанкой, да всем, что открывалось только её любящему взору. Тоня подошла сзади и ласково, легонько взяла Свету за руку. Та вздрогнула от неожиданности.       И снова эти глаза яркие, светлые, даже в тёмном коридоре, смотрящие в самое нутро, отчего по телу директора прошли мурашки.       Тоня поцеловала девушку в щёку и, немного смутившись, спросила:       — Пошли?       Света опустила взгляд в сторону и коротко мотнула головой в знак согласия. Она явно пыталась скрыть своё смущение, однако совсем неумело.       — Пф! — не удержалась Антонина.       — И вовсе не смешно… — тихо, надувшись, произнесла учитель.       Они шли по коридору. Прошли мимо кабинетов завучей, мимо библиотеки и остановились в фойе. Света мельком взглянула на Тоню и увидела ту самую серьёзную женщину, которую так бояться учителя в школе. Антонина умела держать лицо. За достаточное количество лет работы, она смогла научиться подстраиваться под обстановку и ситуацию. Сейчас на лице Антонины был абсолютный холод, мертвый лёд, источающий строгость и серьёзность. И только Света могла видеть настоящую Тоню, те её стороны, что другим были заблокированы и недоступны.       Вахтёрша, сидящая у выхода, дремала, но услышав звук ключей положенных на стол, резко вздрогнула, поднимая глаза.       — Ой, Антонина Дмитриевна. Извините… — стушевалась пожилая женщина.       — Закрывайте школу, если все ключи на месте, и отправляйтесь домой. Сегодня пятница, можете уйти пораньше, — её голос был непринужденным и будничным.       — Спасибо, — растерянно произнесла женщина, но ей стало неловко, как только перевела взгляд на рядом стоящую фигуру, — Светлана Борисовна…       Вахтёрша прокашлялась, от чего Светлана сильнее сжала руку Тони, обеспокоившись таким странным поведением женщины. Она понимала, что есть вероятность того, что причин для беспокойства нет, однако…       Антонина чувствовала волнение Светы и понимала, что на то есть свои причины.       — До свидания! Хороших вам выходных, — сказала вахтёрша, натянув на лицо самую кривую улыбку, однако голос выдавал её волнение.       Подозрения Тони подтвердились, эта женщина знала то, о чём не должна была. И сейчас нужно было что-то предпринять.       — Светлана, подождите меня у выхода, — произнесла Тоня, всё ещё глядя в лицо пожилой женщины, отпуская руку возлюбленной.       Учительница кивнула и вышла всё ещё беспокоясь.       — Антонина Дмитриевна, я не знаю откуда там камеры в кабинете, клянусь, я никому не скажу! — начала взволнованно женщина.       — Я надеюсь, — тон директрисы стал строгим, — Я могу поверить вам на слово. Для меня это очень важно!       В сердцах пожилая вахтерша проклинала этот день и тот факт, что сегодня была именно её смена и именно ей приходилось отчитываться.       — Конечно, Антонина Дмитриевна, я нема как могила!

***

      Света стояла на улице, она слышала часть разговора, однако все её мысли были не за словами, не за тем, о чём они говорили. Её сковал панический страх. Она знала всю опасность того, что про них могли узнать, однако именно сейчас ей пришло само осознание, что это стало возможным. Она не была готова к тому, что о них будут ходить слухи и не только в школе, но и во всём городе, в газетах, в интернете. Ей хотелось, чтобы это осталось только между ними, к сожалению, она не могла никоим образом повлиять на развитие этой проблемы. И эта её бесполезность душила, отчего мысли невольно кружились, путались, заставляя её паранойю развиться в геометрической прогрессии.       Когда директор вышла, она сразу подошла к девушке.       — Не беспокойся, хорошо? — тихо сказала Тоня, взяв за руку возлюбленную.       — Они всё узнают. Тоня, они узнают о нас! Все! — с этими словами паника подступила к самому горлу, да так, что Света судорожно вздохнула, чувствуя как подступают непрошенные слёзы.       — Пускай, мы не одни, у Инны с Леной тоже что-то намечается… — она вздохнула,       — Сейчас есть лишь только вероятность того, что эта информация всплывет. Не факт, что это не произойдет, как и нет гарантий, что сейчас мы можем успокоиться. Не волнуйся, узнают и что с того? Пусть.       — Н-но…       Тоня отдавала себе отчёт в рисках. Огромных рисках вероятности всплытия этой информации наружу. Это и позорное увольнение, и скандальные статьи в прессе, и многие другие ужасы, что казались невозможными до этого. Нельзя сказать, что Тоня полностью игнорировала потенциальную возможность того, что о них могли узнать, но всё держалось на словах о том, что они просто соседки и близкие подруги детства, что было правдой. Но сейчас все самые грязные сплетни, что постоянно витали в коллективе, смогут найти своё отражение в реальности.       — Я с тобой, даже если они все будут против тебя, я всегда буду рядом. До самого конца. Ты не одна. И мы пройдем через это вместе.       Светлана сжала руку Тони. Поддержка Антонины, её крепкая рука — всё, что нужно было сейчас Свете. Она доверилась ей, потому что не могла не довериться, потому что верила словам, жестам, мимике, всему, что только может быть и хоть как-то связано с Тоней — самым дорогим и надёжным, как швейцарские часы, человеком, единственным, действительно важным человеком, в жизни Светы.       Однако паника уже душила её сейчас. Страх взял её в тиски так крепко, что мыслить и дышать стало тяжелее.       — Я с тобой, слышишь, я рядом. Свет мой, — Тоня обхватила руками лицо Светы, — Смотри на меня. Слышишь меня?       Девушка слегка кивнула, тяжело дыша. У неё часто случались приступы гипервентиляции, когда паника накатывала на неё огромным потоком. Тоня знала об этом, однако иногда в такие моменты женщина сама ловила страх и теряла самообладание. Но сейчас это сработало ровным счётом наоборот.       — Хорошо, считай со мной до десяти. Один.       Света чувствовала как слёзы душат её всё сильнее, они накатывают, но не дают ей сделать вдох. Она повторяла за Тоней, проговаривая счёт, от чего понемногу эта паника устаканивалась и отходила. Счёт срабатывал не всегда, но сейчас это отвлекло её от основного волнения и потому стало легче.       — Десять. Молодец, тебе лучше? — спросила женщина вытирая слёзы с лица Светы.       — Да. Всё хорошо. Теперь всё хорошо.       — Пошли к машине? — спросила Тоня, получив на это одобрительный кивок, — Тогда давай мне руку.

***

      Чтобы дойти до машины им предстояло прогуляться до парковки около школы, что было только на руку учитывая недавнее состояние Светланы. Тоня всё ещё переживала, она просто не могла не переживать за девушку, чьи чувства и состояние были такими хрупкими, такими хрустальными и прозрачно чистыми. При каждом новом приступе паники Антонина переживала как бы это не стало более серьезным. Естественно Света принимала лекарства, она всегда носила экстренную аптечку на случай непредвиденных ситуаций, но не всегда эти таблетки могли ей помочь, в особенности, когда паника уже охватывала разум девушки. И потому Тоня очень волнуется за неё, в особенности, когда не находится рядом.       — Такая хорошая погода, да? — прервала тишину Света, — Не всегда удаётся словить такой солнечный осенний день.       И вправду, погода просто замечательная. Осень ещё не так чувствуется и сезон дождей ещё не начался, словно лето решило отдать свои последние лучи прежде, чем температура всё же опустится. Деревья всё ещё пестреют зелёной листвой, едва пожелтевшей. Слегка прохладный ветерок веет свежестью, развевая мысли и запутывая волосы.       — Твоё тело создаст солнце даже в самый непогожий день, — Антонина решила немного позаигрывать и посмотреть на реакцию девушки.       — И не стыдно же тебе произносить такие вещи! — улыбаясь и без намёка на обиду произнесла Света. Её лицо заметно покраснело.       — Ничуть!       — Тебя только моё тело и беспокоит.       — Нет. Не только. Просто когда я открываю твоё тело для себя — я могу достать до души. С каждым прикосновением, ты словно обнажаешь душу для меня, — произнесла Тоня и поцеловала руку девушки. Щёки учительницы заметно покраснели, — Даже сейчас. Твои щёки пылают. И душа открывается показывая твой внутренний свет.       — Прекрати быть такой… — Света отвела взгляд, смущаясь.       — Какой?       Учительница вновь взглянула на женщину.       — Такой страстной. Словно недосягаемой.       — Недосягаемой?       — Ты говоришь такие красивые слова. Такие поэтично-романтичные. Я не умею отвечать так, чтобы соответствовать статусу твоих слов.       — У слов нет статусов. И ты ничего мне не обязана. Это я обязана тебе. За то, что ты смогла принять меня с моими… Кхм. Предпочтениями.       Тоня и сама не понимала почему решила завести разговор в это русло. Но это снова и снова не давало ей покоя.       — Ты опять? Мне всё равно на синяки. Ты же это прекрасно понимаешь. Мне нравится… То как загораются твои глаза, когда ты возбуждаешься, — немного помолчав, Света начала немного с другой стороны: — Хорошо. Давай я скажу тебе в другом ключе, скажу честно, меня возбуждает то, как ты проявляешь свою любовь и страсть, мне… это нравится. И я понимаю, что это нравится и тебе.       Антонина взглянула на Свету, и ее поразил этот взгляд. Уверенный и проницательный, словно директор прямо сейчас, в эту минуту просто взглянув в глаза учительницы, поняла всю истину. Но опустив голову, она произнесла:       — Я знаю. Но мне страшно, что в один день я переборщу и нанесу травму.       — Этого не будет. Я ведь знаю, когда стоит остановить тебя. Если мне будет слишком больно я смогу… — не успела произнести Света, пытаясь заглянуть под опущенные ресницы директора, как та её перебила.       — А если нет? Если не сможешь?       Светлана сейчас абсолютно не понимала, почему Тоня каждый раз при удобном моменте возвращается к этому разговору, почему этот вопрос опять и снова так беспокоит её. Она просто не узнавала женщину, она словно застряла в своей паранойе, в этих навязчивых мыслях, что уже словно признавала их единственной реальностью.       — Почему ты так уверена в том, что причинишь боль?       — Потому что такое уже было! — в сердцах выпалила старшая.       Света застыла. Она понимала, что означали эти слова — то, что она сама предпочла бы никогда не то что знать, но и слышать.       — Что? — машинально выговорила учитель, остановившись.       Рука директрисы прикрыла лицо. Сейчас она отчасти проклинала себя.       — То есть… — пыталась выговорить Светлана, пытаясь привести себя в чувства, но её перебили:       — Да! Лапина…       От одной этой фамилии всё внутри Светы похолодело. Она только совсем недавно слышала слова Тони в кабинете о том, что между ними нет ничего, а сейчас вот это. Остывшая паника оставляла только горечь. Однако она чувствовала, что слёзы подступают к горлу и контролировать их становилось всё сложнее.       — У вас была интрижка? — её голос невольно дрогнул.       — Это было до тебя.       — Как это до меня?       — Вот так! — женщина закипала и злилась сама на себя. Однако как она могла сейчас что-то изменить, чтобы до этого разговора не дошло — никак.       — Тоня, объясни! Мы знакомы с тобой ещё со школьных лет. Каким образом это может быть до?       — Мои чувства к тебе были всегда, но я не могла их объяснить. Ты не работала у нас в школе. И мы не встречались официально, да и… неофициально тоже. Мы не признались на тот момент и были в ссоре, это было во время твоей учёбы в университете, помнишь? Я была подавлена, и вела тогда не самый лучший образ жизни. А Лапина… — Антонина вздохнула.       — Договаривай, — безэмоционально и холодно произнесла Света.       — Она пришла и откровенно начала пытаться меня поцеловать, явно ожидая чего-то большего после. Я была возбуждена и в моменте нашей небольшой прелюдии чуть не придушила её. Тогда я получила первую в своей жизни пощёчину.       «И заслужила вторую», — но после этой мысли её не последовало.       Учитель поникла. Её голова была повернута в другую сторону. Она долго смотрела куда-то вдаль, размышляя о услышанном, бесшумно глотая слёзы, что сдерживать было сейчас бесполезно. Антонина подошла к ней ближе и встала прямо перед ней. Коснулась дрожащего плеча.       — Но ты ведь говорила, что у вас ничего не было… Зачем врала? Почему не сказала? Почему?       Света била в грудь Тони, не понимая причин такого поступка с её стороны. Не понимая почему она не была посвящена в эти подробности. Женщина принимала эти удары, понимая, что заслужила их. Она притянула её к себе, укрывая в своих руках хрупкое тело, содрогающееся от боли и непонимания.       — За эти три дня — да. А 3 года назад было. Прости, я знаю, как это звучит сейчас глупо. И мне жутко стыдно, я не должна была так поступать, я хотела сказать, но зная о твоем состоянии, я просто не могла. Я боялась, что тебе станет не хорошо.       Антонина крепче прижала девушку к себе. Она слышала её сердцебиение, чувствовала её дрожь и отдавала себе отчет о том, насколько больно она сделала не тем, как поступала в постели, а тем, что она сделала именно сейчас. Слова уже были сказаны, а поступки сделаны и всё, что ей оставалось — лишь сожалеть и о первом, и о втором.       — Прости, что не сказала. Прости, я… Я такая дура. Но именно это и пугает меня в себе. Вдруг я точно так же поступлю и с тобой, вдруг так случится, что я не смогу себя контролировать? Я не хочу тебя покалечить. Вдруг ты не сможешь меня остановить? Мне страшно от самой себя, от одной лишь мысли, что поступлю так с тобой.       Девушка сейчас просто закипала от обиды и злости, потому считала нужным сказать именно то, что она думает обо всей этой ситуации:       — Ты и вправду дурочка! — тихо выговорила девушка, уткнувшись лицом в плечо Тони, — Я — не Лапина, понимаешь? К ней у тебя нет чувств, тех чувств, что у тебя ко мне, а следовательно и не сделаешь ты со мной ничего того, что причинит мне ту боль, что будет нежелательной. Хватит себя винить за то, что было сделано. Говори со мной о том, что тебя гложет. Хватит, прекрати замалчивать и носить это всё в себе!       Тоня не успела ничего ответить на слова учительницы, как та сухо спросила:       — Она тебя привлекала?       — Нет.       — Привлекает?       — Нет! Что за глупые вопросы?       — А… Я? — Светлана, проигнорировав слова директрисы, взглянула влажными от слёз глазами и долго смотрела на Тоню проницательным опустошенным взглядом, желающим услышать только правду.       — А ты как думаешь?       — Издеваешься…       — Нет. Ответь как ты думаешь?       — Я не знаю. Это вопрос тебе, а ты переводишь стрелки.       — Не перевожу, я просто хочу, чтобы ты была уверена. Хочешь услышать мой ответ — да. Ты привлекаешь меня больше всех. Давно. И я никогда не чувствовала того, что чувствую к тебе по отношению к Лапиной, да к кому угодно.       Света схватила руку директрисы и смогла заглянуть прямо в глаза старшей. Лицо учительницы было серьёзным. Её меланхоличность выдавали лишь припухшие от слёз глаза. Сейчас она была по-своему очаровательной.       — Не смей больше так делать. Не смей скрывать от меня ничего.       Шокированная тоном и грубостью жеста, Антонина послушно кивнула.       — Обещай, — чуть строже произнесла Светлана, крепче сжимая руку старшей.       — А… Обещаю…       Девушка пристально смотрела в глаза директрисе, чувствуя как в такие моменты её раздражает такая спокойность Тони.       — Что может мне ещё на коленки встать? — иронично протянула Антонина.       — Нет. Извини.       Та отпустила руку.       — Сильная хватка, — произнесла Антонина, потирая руку.       — Не лыком шита.       — Ну да. Ты же трудовица.       Света посмотрела на Антонину, и её взгляд был испепеляющим, хоть та была и ниже директора, но женщине стало не по себе.       — Я шучу! Не убивай! — подняла руки словно сдаваясь, Тоня.       — Ладненько. Но у меня остались вопросы.       — Задавай.       — Есть в школе кто-то… Ещё…       Тоня сразу уловила о чём та её спрашивает, потому решила сразу ответить.       — Ты, — перебила директор, — и только. Лапина, ни при чем. Я была не в состоянии здраво мыслить и поступила опрометчиво.       Наступила минутная тишина. Каждая смотрела в свою сторону.       — Я люблю тебя, — прервала тишину учитель, держа в руке холодные пальцы Тони, — Помни это. Я не оставлю тебя из-за того, что тебе нравится выражать свою страсть не так, как это делают другие. И я принимаю тот факт, что у вас было что-то. Мне не важно это, потому как сейчас ты со мной. И больше тему того, как в постели тебе нравиться себя вести мы не поднимаем. Договорились?       — Да.       — Однако, — продолжила девушка сухо, смотря куда-то в даль светло-оранжевого неба, — Я надеюсь, что это будет первый и последний раз, когда ты рассказываешь мне о чем-то в последний момент, если ты утверждаешь, что я не последний человек в твоей жизни.       — Прости, милая. Прости… — эти слова стали последними, что держали её на волоске от того, чтобы эмоции не взяли над ней верх. Она не могла по-другому выразить своё сожаление о сделанном поступке, как и не могла перестать извиняться, — Я подвела тебя.       — Хватит, — Света не могла слышать этот дрожащий голос, потому её сухие щёки снова стали влажными, — Перестань извиняться. Я не уйду. Я с тобой, всё хорошо.       Но Тоня не могла сейчас успокоиться, всё это переживание уже перешло границы и охватило её разум и мысли, заставляя дрожать. Она уже не пыталась вытереть слёзы, ведь это стало бесполезным.       — Я так боюсь за тебя. Каждый день, каждую минуту, секунду этой жизни. Меня беспокоит твоё состояние здоровья. Я не пытаюсь сейчас оправдаться, но именно твоё здоровье стало причиной того, что я не могла тебе рассказать правду.       Света понимала это. Её обида и злость уже стихли и приглушились, конечно, это оставило неприятный осадок в душе, но она смогла принять этот факт, ведь сейчас он не имел огромного веса.       — Дорогая, я понимаю и принимаю всё, что ты мне рассказала. Ты не сделала это раньше, но нашла в себе силы и сделала это сейчас. Это расстроило меня, не буду даже отрицать, но мы с тобой прошли огромный путь, чтобы оказаться здесь и сейчас, поэтому я не оставлю тебя, — произнесла Светлана, сжимая руки директора, — Поэтому оставь это.       Учитель коснулась щёк Тони, вытирая дорожки слёз с её лица.       — Прости, — сипло произнесла женщина.       — Тонь, хватит извиняться, всё в порядке. Пошли к машине?       Старшая кивнула, и они продолжили путь, не разжимая рук.