Свет в вечнохолодных руках

      Светлана проснулась ранним утром от прохлады, запаха кофеина и табака. Она пошарила рукой под одеялом в поиске женщины, с которой провела ночь и хотела бы всю жизнь, но та половина кровати оказалась пустой и холодной. Потянулась за мобильным и её брови стремительно поползли вверх, когда она увидела время — 7:47. Так рано в субботу она ещё не просыпалась.       Света поднялась на локтях, заглядывая в окна балкона, высматривая сквозь полупрозрачные шторы профиль своей женщины, которая сейчас выглядела такой домашней и уютной: пепельные волосы ниспадали небрежными прядями, от чего она постоянно их убирала и поправляла, её сильные плечи, спрятанные в серый халат, были напряжены и чуть сгорблены. Света знала, что та курила, но её манера была такой светской и изящной, что она невольно засматривались на Тоню в такие моменты. Ей нравилось наблюдать за витиеватыми струйками дыма, что разлетаются, причудливо растворяясь в воздухе, наполняя комнату едким запахом, за пальцами, которые буднично стряхивают пепел, за губами, что выдыхают едкий дым.       Ароматы крепкого кофе и сигарет, смешиваясь становились не такими отвратительными, как по отдельности, отчего стали привычными по утрам. Особенно после романтичных ночей, когда они отдавались друг другу, предаваясь страсти, когда Тоня, не сдерживаясь, могла любить её так, как умела только она — горячо, нетерпеливо, грубо. И каждый раз, когда не находила Тоню в постели, та была на балконе, и такое утро вызывало странные чувства у Светы. Девушке казалось, что Тоне не понравилось или она сделала что-то не так, а может храпела во сне или разговаривала?       "Боже, только не это, пожалуйста", — взмолилась про себя Света, закрывая руками лицо, потирая веки, уже представляя, как она во всё горло издает эти звуки, не давая заснуть Тоне, раздражая.       Она снова рухнула на подушку. Покрутилась, а потом рыча поднялась, накинула халат и вышла навстречу уже не теплому осеннему воздуху.       Балкон встретил её прохладной свежестью и полуобнаженной фигурой Антонины, которая смотрела вдаль, держа в одной руке дымящуюся сигарету, а в другой кружку, от которой исходил теплый пар; прохлада заставила девушку невольно поежиться и укутаться в халат, покрепче сжимая руки на груди.       Тоня, вздрогнув, обернулась и прикурила. Заспанные припухшие глаза, растрепанные волосы — только Света могла видеть это, только перед ней Тоня обнажала себя так. Женщина смутилась, пусть она не краснела, но Света знала это, она словно подсознательно это ощущала на уровне своих чувств. Но ещё была нервозность, это девушка поняла по дрожащей руке, в которой была сигарета.       — Доброе утро, — приближаясь, произнесла Света, стараясь скрыть беспокойство в голосе.       Ответ не заставил ждать.       — Доброе.       — Ты рано. Давно не спишь?       Тоня колебалась, словно не спешила ответить или подбирала слова.       — Я… не ложилась, — тихо ответила, отвернув голову.       — Что? — резко и сконфуженно переспросила Света.       По лицу Тони было заметно раздражение, оно и понятно, вопрос ведь был абсолютно глупым. Но ответ прозвучал снисходительно и спокойно.       — Я не спала всю ночь. Не знаю почему, даже не спрашивай меня об этом, — в голосе женщины была усталость и неприязнь, а ещё сожаление и капля горечи, стало сразу ясно, что она знала почему не спала, но говорить не хотела.       Света всё ещё не понимала предпосылок, поэтому решила не мучить себя, не испытывать судьбу и спросила в лоб, игнорируя просьбу Тони не задавать вопросов:       — Я не понимаю… Я сделала что-то не так? Тебе не приятно просыпаться со мной? Или…       — Что за глупости!? — резко возразила Антонина, перебивая.       — Но тогда я не понимаю, почему ты каждый раз здесь утром? Это стало традицией, — на её лице появилась горькая усмешка. — Каждый раз, после секса со мной, ты стоишь здесь и словно сожалеешь о времени проведенном со мной, а в этот раз ты вообще не спала.       Тоня озадаченно моргнула, уходя в свои мысли глубже, сейчас она была молчаливее, чем когда-либо.       — Которая это по счету? — спросила Света, указывая взглядом на сигарету.       Та ответила честно:       — Пятая. Если считать только утро.       — Остались?       Тоня кинула на неё удивленный взгляд, но ответила:       — В кармане халата.       Девушка произнесла, заметив немой вопрос во взгляде Антонины и, потянувшись к её халату, достала одну сигарету:       — Хреновое утро, — и чиркнула спичкой.       Она делала это иногда и раньше, когда было погано на душе. Но сейчас такие моменты, такие “поганые утра” стали слишком частыми и настораживали. Тоня что-то держала в себе и хотела рассказать, но по какой-то причине не говорила.       — Света, — ласково, пусть и устало, произнесла Антонина, заглядывая в серо-зеленые глаза возлюбленной и мягко коснувшись свободной руки Светланы, поглаживая, та посмотрела в ответ: — Я никогда не сожалела, даже не смей думать о таком. Все дело в том, что утром мне приходиться мириться с реальностью. Мириться с тем, что между нами встаёт работа. Вот и вся причина.       Ответ дал почву для других вопросов. Мысли девушки кружили, выстраиваясь в логическую цепочку.       "Сегодня выходной, причем здесь работа? Но и на работе мы ведь вместе, мы видимся каждый день, живём вместе, почти не отрываясь друг от друга. Иногда переходя все границы. Она утверждает, что не спала всю ночь только потому, что пытается смириться с тем, что в понедельник мы вместе пойдем на работу, на которой мы увидимся не раз, и после которой вместе пойдем домой? Нет, дело в другом," — размышляла девушка.       Света озадаченно стояла, прикуривая, встречаясь с родным взглядом Тони — усталая и такая же грустная улыбка проскользнула по её лицу. Девушке было больно на это смотреть, она коснулась спины женщины, заставив ту вздрогнуть, и, аккуратно поглаживая, спокойно спросила:       — Ты же понимаешь, что это бред? Что происходит, скажи мне, — её голос дрогнул, слишком тяжело было не поддаться эмоциям, когда твоя возлюбленная полуголая всю ночь провела не в постели, а с сигаретой в руке на балконе, запивая горечь своих мыслей горечью кофеина.       Тоня сделала последний выдох дыма и потушила сигарету в пепельнице, где уже была внушительная горка окурков. Глоток кофе, чтобы собраться с мыслями, и она всё же решилась сказать правду. Её голос казался совершенно пустым, когда она заговорила:       — Мне позвонили вечером, когда ты уже спала. Я не говорила тебе, не будила, хотела сказать об этом позже. Но не думала, что придется настолько скоро…       Света не моргая смотрела на Тоню, ожидая её продолжения. Та нервно вздохнула.       — Эту неделю, как ты уже знаешь, была проверка… Когда мы виделись лишь вечером, а ты спала одна, потому что я была занята бумагами. Мы почти не разговаривали из-за моей занятости. Всю неделю я просидела в своем кабинете, а не рядом с тобой, засыпая под утро в кресле… — Тоня скривилась каким-то своим мыслям. — Со школой всё в порядке, ремонт хороший, меню в столовой тоже, санитарные нормы соблюдены, персонал, учителя, успеваемость учеников — всё хорошо. Всё просто замечательно. Они ушли с улыбками из нашей школы.       Тоня замолчала и спустя доли секунд продолжила:       — Но… Вчера. Какая же я идиотка, — она прикрыла глаза свободной рукой, и мысли Светы просветлели. Вчерашний день обрушился на неё огромным потоком. — Это ведь было очевидно. Очевидно как воспримут мои предпочтения. Я запираю кабинет, раздеваю учителя, заламываю ей руки, а потом ещё и… бью Бог знает чем… Унизительно. Грязно.       Света стояла, а сигарета в руке чуть не выскользнула из её пальцев. Она не могла поверить ушам. Так и замерла, глотая воздух ртом как рыба на суше. На короткие доли секунд у неё даже зазвенело в ушах. Паника, ушедшая вчера сейчас снова свалилась на неё, что её можно было почувствовать кончиками дрожащих пальцев, она витала в воздухе, не давая вздохнуть.              Их всё-таки видели. О них всё-таки узнали.              В одно мгновение стало ясно и поведение Тони, и её состояние, и её бессонница, количество окурков в пепельнице — всё стало очевидным и ясным. И всё это било по живому. В рёбрах стало одновременно и много и мало места для воздуха, словно кто-то сел на неё всем весом и прижал к земле.       — Подожди, но… — она нервно усмехнулась. — Ты убеждала меня, что никого нет. Ты… ты говорила вчера с вахтершей, она ведь… Ты же все уладила…       — Да, но похоже её это настолько поразило, что она решила посоветоваться с более высокими людьми о моей компетенции, — произнесла она с усмешкой, а её голос был пустым и усталым.       Свете не хватало воздуха, она прерывисто дышала, пытаясь успокоить бешеное сердце. Нервно вздохнув, она попыталась спросить:       — Но там ведь… Мы ведь не только… Мы ещё обнимаемся, мы ведь счастливы. Это разве преступление? — эта ситуация казалась ей совершенно сюрреалистичной. Это не могло быть правдой. Нет. Или все же могло?       И пусть она понимала, что в их стране такая связь не принята, она готова была пойти хоть против всего мира ради Тони. Но гнетущая реальность ужасно давила на неё сейчас, а убийственная паника накатывала все сильнее.       — Свет мой, ты думаешь, они не спустят это на то, что я, — она стала перечислять на пальцах. — Запугиваю, манипулирую, угрожаю, шантажирую или принуждаю тебя? На камере видно как я хлестаю тебя по голой заднице! Наши умиления после этого их мало интересуют, — она вздохнула помотав головой, отчего её пепельные локоны разбросались по лицу и плечам. — Как я могла быть такой беспечной? Это моя оплошность, моя жадность. Я дошла до того, что подвергаю опасности тебя. Выставила тебя в плохом свете, а эти старые извращенцы в горисполкоме будут сидеть и смотреть на это. Боже!       Антонина судорожно делает последний глоток кофе. Света прикуривает, глотая подступающие слезы. Удушающий шок прошел по всему телу, оставляя лишь осадок на душе, сейчас она ещё могла мыслить критически, потому потушила сигарету, пополняя груду окурков. Тоня продолжала себя корить:       — Плевать на мою репутацию, пусть отчитывают меня, увольняют, да что угодно! Это только моя вина, но если они доберутся и до тебя…       Женщина закрыла лицо руками, словно стыдясь себя за такой поступок. Она, без сомнений, винила себя. А Света сейчас размышляла, возвращаясь во вчерашний день снова и снова. И резко озвучила последнюю мысль вслух:       — Кто вообще додумался поставить там камеры, в кабинетах ведь нельзя, разве нет? — спросила она, стараясь держать эмоции в руках из последних сил, как бы сложно это ни было.       Руки Тони почти сразу сползли с лица, она смотрела куда-то вдаль, её взгляд изменился, стал более выразительным, пораженным и серьёзным, а голос безразличным, пустым.       — Кто-то намеренно это сделал. Кто-то знал о нас и сделал это, чтобы насолить, — произнесла Тоня осознав, уже зная имя этого человека.       — У тебя есть враги? Может, ты поругалась с кем-то до или во время проверки?       Антонина долго не решалась сказать, но все же сухо и сипло ответила:       — Лапина.       Удушающая тишина поглотила пространство между ними.       Света, которая уже была на грани панической атаки, сейчас замерла не в силах пошевелиться и сделать вдох. В голове была только фамилия.       Уже однажды эта женщина хотела отнять у неё Тоню, воспользовавшись её подавленным состоянием от ссоры со Светой, а сейчас она решила выбросить козыри и плюнуть своим статусом “заместителя директора” в лицо “учительницы трудов”. Но сейчас её цели изменились, ей нужна не Тоня, ей нужно было что-то от неё. Теперь Лапина решила воздействовать на Тоню, используя её слабое место, болевую точку — Свету, что была пешкой в её игре и, самое досадное, — у неё это получилось — Антонина не похожа сама на себя. Всегда уверенная и сильная женщина, сейчас стоит после бессонной ночи на балконе, ищет слова, глотая эмоции, стараясь запихнуть слезы, как всегда, поглубже в себя.       Сердце кольнуло сильнее, когда она осознала, что теперь всё изменится, теперь Тоню уволят, и они будут видеться реже. Теперь между ними действительно встанет работа. Тревога сковала рассудок Светы, она не хотела, чтобы они охладели друг к другу, она боялась, что они потеряются и им придется, в конечном итоге, отпустить руки и оставить каждую наедине со своими мыслями. Она не была готова к этому.       Страх поглотил её сильнее, овладевая сознанием, девушка была на грани паники и беспрерывно царапала руку, словно убеждая себя в реальности происходящего, не в силах не то, чтобы сказать, но сделать хоть что-то, хотя бы судорожный вдох. Смесь различных, противоречивых эмоций током проходят сквозь её разум, она пытается сопротивляться, не поддаваться этой мимолетной вспышке. Но снова и снова глотая воздух, не успевая им насытиться, её всё больше одолевала паника. Гипервентиляция сковала, душила, Света не понимала механики дыхания, а лицо стало бледнеть. Света снова попыталась бороться с эмоциями, с бешеным сердцем, но ритм сбился, и она проиграла собственным чувствам, ощущая поражение как огромную пропасть, что образовалась под её ногами. И теперь она падала без сил на борьбу, сопротивление, как по инерции.       Тишина отдавалась звоном в ушах, где уже был слышен лишь стук. Слезы подступали огромным потоком, но не текли, они стояли в горле комком, перекрывая воздух, не давая проникнуть кислороду в легкие, от этого она стала чаще дышать. Но от клокочущих в груди эмоций, просто глотала ртом воздух, что делало только хуже. Пространство стало сжиматься.       Перед глазами испуганное лицо Тони, она мягко гладит щеки, что-то спрашивает, но Света ничего не слышит, только бесконечный звон в ушах и дикое биение сердца в груди. Голова кружится, разбрасывая причудливые узоры в глазах, лица любимой уже не видно за ними. Руки, да что там, её всю колотит мелкой дрожью. Девушка теряется в пространстве, веки тяжелеют. Холодок по коже, резкий жар по всему телу и она падает. Темнота ниспадает в сознание Светы. Последнее, что она отдаленно услышала — родной голос кричащий её имя.       И пустота. Она и правда проиграла.       Девушка потерялась, застыла, застряла во времени, темноте, мельтешащих образах, какофонии звуков, пространстве. Это было похоже на арт хаус, сюрреалистичные кадры, что как вспышки сменяют друг друга. Она уже не понимала ничего и не пыталась распознать всё, что видела. Это даже не было похоже на приход или то, что происходит с людьми под веществами. Дикий бесконечный шум и постоянная смена кадров, неразборчивые лица, голоса, образы. Света пыталась ухватиться хотя бы за что-то, но не удавалось. Она искала глазами знакомую фигуру Тони, но, даже если и замечала её отдаленно, не могла прикоснуться, не успевала за бешеным потоком, что сменялся моментально. Паника сводила её с ума, а одиночество в этом безумии было невыносимым.       Света застряла на этом дне, тонула. Падала в воде. Где-то высоко сквозь воду она видела лицо Тони — светлое, нежное — но оно было таким далеким, что сколько бы она не тянулась к ней, всплыть уже не получалось.              Я умерла? Это ад?              Света всё ещё терялась, не понимая что вообще происходит. Ей показалось, что прошла вечность перед тем, как её вернул в реальность едкий запах нашатыря.       После недолгой темноты и приглушенного гула, звуки реальности показались чересчур громкими, даже оглушающими, от чего она испугалась сильнее. Она по прежнему хватала воздух ртом, словно только что её действительно выдернули из воды, сделали искусственное дыхание, возвращая к жизни.       — Господи, — громко всхлипывая судорожно произнёс ласковый голос.       Дезориентация. Пространство давило на Свету. Эти перебросы реальности словно резкое отключение электричества, а после, такое же резкое, включение. Девушка была как в ступоре, всё ещё не понимая как дышать.       — Тихо-тихо, дыши, я здесь, я с тобой. Это был обморок. Всё хорошо, всё… будет хорошо, ты только дыши, — успокаивая, обнимая, укачивая повторял родной голос, в котором слышались нотки испуга, боли и слёз.       Света лежала на коленях Тони в её цепких объятиях, чей голос убаюкивал лучше любых колыбельных. Девушка испуганно глотала воздух, не в силах им насытиться, сердце бешено стучало в груди, обгоняя пульс.       — Дыши со мной, слушай мой голос, я здесь, — повторяла женщина, все крепче прижимая Свету. И она не могла ослушаться. Звук сердца Тони приводил её в чувства — он был быстрым — она боялась на Свету.       Тонины холодные пальцы водили по голове, волосам, вытирая пот, проступивший на лбу девушки. Пульс, дыхание постепенно возвращались в норму, но непонимание, дезориентация — всё ещё мешали понять девушке что произошло.       Из ступора её вывела речь:       — Как же ты меня напугала, — шепот Тони треснул, дрогнул. Сердце саднило горечью, а от тихого всхлипа Тони оно резко упало, разбиваясь. Все эмоции, что копились, сейчас смешивались и держать их было уже сложнее.       — Прости-прости, — целуя руки женщины, повторяла Света, всё ещё дрожа всем телом. — Прости, любимая. Я просто… Я…       Но она не смогла договорить. Испуг, страх, непонимание — всё смешалось, вызывая противоречивые эмоции. Слезы душили. Они накатили мгновенно. Комок, что встал поперек горла, начал оттаивать как лед в жару, заставляя всхлипывать. Света дрожала. У неё не осталось сил держать это в себе. Это было похоже на прорыв плотины, бешеный поток снес все преграды, оставляя негодование, боль и истощение.       — Иди сюда, — только услышав эти два слова, Света поддалась вперед, прильнула ближе и утонула в, на удивление, теплых объятьях женщины. Одна рука Тони гладила девушку по голове, гуляла в волосах, другая — поглаживала легонько по спине, плечам, кутая, согревая её.       Тоня целовала её в висок, бережно укачивая в объятиях. Девушка прижалась щекой к груди возлюбленной, хватаясь руками за ткань халата на спине Тони. Она была здесь, держала Свету в своих руках, всё крепче прижимая, а отпустить было страшно.       Они сидели на полу, обнимали друг друга тихо всхлипывая, слегка покачиваясь, успокаивая страхи и испуг друг друга. Света понемногу приходила в себя, слушая как приходит в норму ритм сердца Тони и, чувствуя как халат под её щекой стал влажным и холодным от её слёз. Девушка услышала тяжелый судорожный вздох, прежде чем смогла разобрать слова Антонины.       — Я подам в отставку, 一 тихо и сипло произнесла женщина, отчего Света было подумала, что ей послышалось. Это предложение эхом пронеслось в сознании девушки. Молниеносно блокируя эмоции, что, казалось, только что развеялись, разлетелись, оставляя только шок.       Света отскочила и взглянула в красноватые, припухшие от слез и бессонницы глаза Антонины, что сейчас казались стеклянными, пустыми, не живыми. Женщина смотрела в пол, в сторону, но не в ответ девушке.       — Но… — она хотела возразить, хотела дать любимой сил бороться, поддержать её, понимая, как много усилий Тоня приложила, чтобы иметь всё, чем она сейчас располагала. Она отдала многое, чтобы привести школу в порядок. В голове Светы не укладывалось, и она даже представить не могла, что Тоня уйдет, покинет, оставит свой пост в чужих руках, передаст своё законное место, которого она добилась таким огромным трудом.       Однако Тоня решила прояснить свой выбор, прежде чем Света успела сказать больше, чем “но”:       — Свет мой, послушай меня сейчас, пожалуйста, 一 мягко перебила Тоня всё-таки взглянув в глаза собеседницы, и продолжила более твердым, но всё ещё дрожащим голосом, не отводя взгляда от девушки, сидящей напротив. 一 Они всё равно меня выпрут. Сейчас, в понедельник, через неделю — они это сделают, потому что уже планировали. Я знаю это, я слышала, — её лицо скривилось. Света знала, что она имеет в виду. Она и сама слышала эти сплетни, что водили за спиной Антонины. Только стоило ей появиться на глазах сплетников, как все сразу утихали, они знали, что Света была близкой подругой их директора и считали, что она могла рассказать об этом. Но она не была шестеркой.       Из-за этого Свете было сложно первое время в учительском коллективе. Все уже были знакомы между собой, а она была новенькой, белой вороной. И каждый раз в учительской она чувствовала это напряжение, чувствовала себя лишней.       Из мыслей её вывел опустошенный голос Тони:       — А сейчас у них есть веский повод. Я не хочу бежать от неизбежного. Мне надоело, я устала. Устала бояться завтрашнего дня, устала засыпать не с тобой в постели, а в кресле за бумажками, устала от этих бесконечных проверок, санстанций, контроля за всем и вся. Уж лучше я сама уйду. Конечно, я хотела сначала выбрать кандидата на мой пост, сделать подушку безопасности для тебя, наладить наше финансовое положение и уйти более компромиссным путем, а не со скандалом… А теперь, пошло всё это к черту! Я уйду. Причин много. Но моя главная причина — ты, — и она заглянула в изумленные глаза Светы, касаясь её руки своей. — И я в этом убедилась только что. Сколько ещё раз я буду жертвовать всем ради работы? Хватит с нас этих нервотрепок, бессонных ночей за бумажной волокитой или переживаниями. С меня довольно, я отдала работе пол своей жизни и пока у меня осталось время, я хочу провести его остаток с тобой. Раз уж мне кидают шанс быть счастливой со своей любимой, то я его не упущу. Я больше не хочу бояться. Потому что сейчас мне было по-настоящему страшно, — Тоня ласково, бережно коснулась лица Светы, проводя большим пальцем по виску. Одинокая слеза скатилась по щеке Антонины.       Девушка вспыхнула мгновенно, прикрывая лицо рукой, и всхлипнула. Эти слова были такими непритворными, честными, искренними, что она растрогалась. Света все ещё пребывала в непонимании происходящего, словно всё это не было реальностью, а если и было, то точно не с ней, с кем-то другим. Дереализация заставила её усомниться в трезвости своего рассудка. То ли от обморока, от которого она ещё не успела отойти, то ли от искренности Тониных слов, а может и всё сразу.       Слёзы катились по щекам, да так, что она давилась ими, не успевая вытирать.       — Я… Я не хотела тебя расстроить этим… Я… — Тоня растерянно гладила плечо Светы. Женщина снова прижала любимую ближе, стараясь поддержать. Теперь девушка пристроилась на плече Тони, всхлипывая и вытирая вновь нахлынувшие слёзы. Холодные пальцы водили по спине, успокаивая.       — Расстроить? — с непониманием, усмехнувшись, промямлила Света. — Я не расстроена, я счастлива. Я тебя люблю.       — И я тебя. Всё будет хорошо, — повторяла Тоня, пока девушка полностью не успокоилась.       Когда слезы Светы высохли, а дрожь прекратилась, Тоня заговорила:       — Пошли отсюда, здесь холодно, — поёжившись, женщина похлопала девушку по плечу. Дрожа всем телом, Света держалась за руки Тони, пока та помогала ей подняться.              

***

      Антонина оставила девушку, прежде укутав в одеяло, сидящей на постели, а сама ушла на кухню готовить завтрак. Она перенервничала и посчитала нужным накормить их обоих, пока они не свалились в обморок, но на этот раз никто не сможет помочь им нашатырем. Конечно, идея парной смерти была достаточно романтичной, но даже если Тоня и была готова умереть в силу своего немолодого возраста (43 года, не такая уж она и старая), то позволить погибнуть Свете, прожив 25 лет жизни 一 она не могла.       Директор стояла на кухне. Включила плиту, которой пользовалась от силы, может, раза 3-4, поставила сковороду разогреваться, достала ингредиенты для яичницы: яйца, соль, специи. Разбила, посолила и добавила приправы. Осталось ждать и она накрыла крышкой две глазуньи. Заварила кофе в две кружки и хотела было пойти в спальню, но её талию нежно обвили прохладные руки, заставляя развернуться и утонуть в этой легкой ласке. Тоня опускает руки на плечи девушки, обнимая её в ответ.       一 М-м, так вкусно пахнет, давно ты не появлялась на кухне не за кружкой кофе, 一 промурчала девушка в ухо Антонины.       一 Да, из-за работы не было времени тебя побаловать моими кулинарными проделками, теперь буду делать это чаще. Похоже, теперь я домработница, — с легкой иронией подметила Тоня.       Света вздохнула на это замечание, ей самой было не по себе от осознания того, что теперь ей придется фактически обеспечивать их обеих. Это казалось странным и нереальным для девушки. Но ещё сильнее кольнуло от того, что она будет на работе, а Тоня дома. Расстояние уже давно не было для них преградой, они всегда были рядом, всегда были друг у друга, а теперь она будет 8 часов мечтать, чтобы увидеть свою горячо любимую женщину. От этого девушка судорожно вздохнула. Словно прочитав мысли Светы, Тоня ласково произнесла:       一 Я знаю, дорогая. Мне тоже не по себе от этого. Но мы ведь уже слишком многое преодолели вместе, чтобы отступать сейчас, правда?       一 Ты права, но кто же будет новым директором?       一 Я не знаю и даже не могу предполагать. Но я могу тебя обрадовать, мне могут позволить остаться директрисой на этот учебный год, пока будут искать нового кандидата. Поэтому не расстраивайся заранее зря. Такие вещи быстро не делаются.       Тоня, отстраняясь, но не прекращая сжимать руки на плечах Светы, заглянула в серо-зелёные глаза девушки, убирая непослушный локон рыжих волос учительницы за ухо. Её лицо было припухшим и усталым, так отразилось на ней это раннее “поганое” утро. Сейчас Тоня даже не стала бы спорить с ней в этом.       Антонина аккуратно и нехотя выбралась из объятий и развернулась к сковороде. Света задумалась, присаживаясь за стол “островок” в ожидании аппетитного завтрака.       Ей в голову пришла спонтанная идея, но она не могла предугадать реакцию Тони на это предложение, поэтому немедля решила задать вопрос, чтобы не мучать себя, а позже, возможно, не жалеть.       一 Слушай, как ты смотришь на вариант удаленной работы?       Женщина развернулась с двумя тарелками, она неоднозначно посмотрела на Свету, отчего та не могла понять реакции.       一 Смотря какой вид работы, как директор может работать удаленно?       一 Нет-нет, у тебя ведь есть высшее образование учителя русского, ты могла бы стать хорошим репетитором, опыт работы с детьми у тебя есть, а здесь, все будет в разы проще. Один ребенок на пару часов. Да и я могла бы в школе предлагать тебя родителям детей. И ты не будешь сидеть без работы пока меня нет дома.       一 Не думаю, — спокойно ответила Тоня, понимая, наивность Светы. — Что кто-то из родителей захочет привести своего ребёнка к бывшей директрисе, которая насиловала на столе учителя. Но ещё более настораживающим для них будет то, что эта самая учительница будет предлагать своего насильника в качестве репетитора.       一 Ты не насильница, 一 твёрдо отрезала Света.       一 Это ты так считаешь, а они будут судить по записи. Если я сама подниму вопрос о моей отставке, нет гарантий, что они замнут этот скандал, понимаешь? А это значит, что не только я, но и ты будешь у них на мушке. С моей репутацией будет покончено, а твоя будет подорвана.       Света понуро уставилась в свою тарелку, она знала в глубине души, что Тоня права, но у неё была призрачная надежда на то, что никто о них не узнает. А если и узнает, то не в масштабах целого города.       Тоня, помолчав, продолжила:       — Я, конечно, попытаюсь в последний раз выдвинуть свои условия, мол, “я уйду только если…” Но какова вероятность, что они вообще будут слушать мои предложения? Хотя мой уход будет для них очень выгодным. А вот скандал… — она промолчала, раздумывая. — Он может подорвать не только нас с тобой, но и моих начальников. Да, определённо стоит настаивать на своих условиях, нужно выдвигать ультиматум, 一 размышляла вслух женщина, размешивая сахар в кружке Светланы.       Света понимала правоту Тони, если эта запись уже всплыла, значит, информация о них может вылезти наружу, а тогда знать это будет не только вахтерша, но и все коллеги и ученики с родителями, да весь город будет на ушах от такой новости. И если Тони уже не будет в школе, то вот судьба Светы ещё не понятна. Для школы выгоднее её выгнать, но с таким увольнением на новом рабочем месте или на старом будет много лишних сплетен и слухов. Тоня это всё понимала, она уже знала это. А вот на Свету только сейчас сваливалась эта информация. Поэтому для Тони, как для директрисы, так и для партнёра, важно, чтобы эту ситуацию замяли и этот скандал не просочился наружу.       Тоня поставила кружку с горячим кофе рядом с тарелкой Светы, присела напротив и продолжила, накрыв холодными пальцами руку девушки:       一 Поэтому, я бы не хотела загадывать. Я ведь ещё даже не оповестила никого, что ухожу из школы, мне не сказали сроки окончания моей работы…       一 Но я не загадываю, — перебила её Света. — Я предлагаю тебе вариант. Лучше подумать над этим сейчас, чем потом в спешке действовать необдуманно. Я не говорю, что ты должна поступать так и не иначе, решать тебе в любом случае, я просто… — она зажмурилась и вздохнула. — Хочу помочь, а не бездействовать и ждать, что ты всё “порешаешь”, а я буду мягкотело сидеть в укрытии и ждать, когда этот ужас кончится.       Лицо Тони стало холоднее, как и голос, которым она произнесла:       — Я не считаю, что ты бездействуешь, а если так, то тем лучше. Я не хочу, чтобы ты подрывала своё, и без того, расшатанное здоровье. Поэтому даже не думай об этом.       Её карие глаза сейчас были серьезными, отчего слова звучали гипнотически убедительнее, но не успела Светлана что-то ответить, как она добавила:       — И ты не мягкотелая. Уж я-то точно это знаю. Не переживай обо мне, побереги себя, — словно убеждая, женщина мягко коснулась руки возлюбленной. 一 О твоём предложении репетиторства я подумаю. А сейчас поешь, пока не остыло.       Девушка измученно улыбнулась и принялась уплетать самую вкусную глазунью, заботливо приготовленную именно для неё и именно так, как она любит.              

***

      Когда тарелки опустошились и вместе с кружками уже были в посудомоечной машине, Свете неожиданно позвонила Лена — учитель математики, коллега и подруга — и предложила встретиться.       Тоня не хотела отпускать её, но, увидев радостные огоньки в глазах девушки, не смогла ей отказать. Всё же Елена 一 её подруга, и женщина видела, как важно для Светы общение с коллегой, если только от одного звонка та уже прыгала вокруг Тони, словно мартовский заяц, выпрашивая одобрения.       После короткого одобрительного кивка, Света зарделась, восторженно поцеловала в щеку Тоню, обнимая за плечи, для чего ей пришлось подняться на цыпочки, и с улюлюканьем вприпрыжку убежала в спальню выбирать наряд.              

***

      Задумчиво постукивая пальчиком по губам, Света рассматривала одну за другой вещи в поиске образа для встречи. Девушка так была поглощена этим, что не заметила, как за ней наблюдала Антонина. Женщина, стоя в дверном проёме, задумчиво смотрела на спину Светы, её жесты, движения, опустив голову на дверной косяк.       Наблюдая за радостной девушкой, в голове Тони был лишь один вопрос — откуда в ней столько энергии?       Света, сколько могла себе припомнить Тоня, всегда была очень жизнерадостным человеком. Пусть она и очень ранима, мнительна, чувствительна и эмоциональна от природы, но когда нужно было, эта девушка могла показать ту часть себя, что была поистине, как это говориться, “темной”, хотя скорее более уверенной. Если взгляд девушки становился более твердым, а улыбка сползала с округлого лица — молись всем существующим богам, чтобы праведный гнев не задел тебя своей разрушительной силой.       Однако этот взгляд не всегда мог означать ярость. Так она могла выражать свою настойчивость, упрямство, стараясь за этими “столпами” спрятать свои внутренние страхи и тревоги. Эта черта Светы всегда вызывала у Тони уважение и искренне нравилась ей.       Только вот, сейчас, внутри расплывались искренняя радость за такое вдохновение девушки и умертвляющая тоска за горький факт её скорого одиночества, стоит этой лучезарной девушке пропасть из поля зрения Антонины.       Так было всегда, с тех самых пор, как они стали встречаться и даже до этого. Света была её собственным островком спокойствия и умиротворения, но, если девушки не было рядом: серые тучи кружили над головой, сверкая молниями, оглушая громом и одинокий густой туман заполнял пространство влажной сыростью в пустом доме и радиусе 10 метров. Её мысли всегда заняты Светой.       Женщина знала: сейчас девушка оденется, накраситься, приведет себя в порядок и оставит Тоню, которая так ждала этих выходных, чтобы ни на секунду не отпускать девушку от себя. Но она так светиться, как можно ей отказать в такие моменты? Антонина просто не могла себе позволить сказать нет, ведь эта встреча значит для Светы многое.       Тоня продолжала задумчиво глядеть, как Света, напевая себе под нос какую-то мелодию, выбирает между платьем и костюмом, пока, резко для самой себя, не прервала тишину вопросом:       一 А Инна не с ней?       Света дернулась, испугавшись, хотела обернуться, но её ноги запутались в халате, что валялся под ногами, она споткнулась, ударилась головой о дверцу шкафа, и упала, роняя вешалки с одеждой.       — Чтоб тебя! — покрывала матом дверцу Света, поднимаясь и потирая макушку.       Девушка готова была разобрать этот предмет мебели по кусочкам — столько решимости и ярости было во взгляде Светы, но она лишь замерла в ту же секунду.       一 Боже, ты в порядке? — с тревогой подскочила раздосадованная и извиняющаяся Тоня, взяла руками лицо девушки, разглядывая лоб, рассматривая каждую пору в поисках крови, царапин или шишки, но ничего из перечисленного не нашла.       Белоснежная матовая кожа девушки была чистой, без единого намека на недавнюю неосторожность, лишь случайные веснушки были разбросаны по бледному лицу, нарушая идеальность.       Глаза Тони всё ещё гуляли по лицу Светы, пока не остановились на глазах 一 болотно-зелёные неяркие, но и не тусклые, что в светлом освещении спальни уже не были такими гневными, напротив Света застыла в растерянности.       Тогда их глаза встретились. И Тоня только в этот самый момент смогла заметить, что Света была без халата, она стояла перед женщиной полностью нагой. Лица обеих вспыхнули румянцем.       一 Какой был вопрос? — тихо спросила девушка, смотря то в светло-карие глаза Тони, то на её губы персикового оттенка. Она прикусила губу, гуляя взглядом по чертам женщины. Тоня приметила направление взгляда девушки и нервно сглотнула. Светлана умела флиртовать без слов, Тоня знала, что это происходило у той бессознательно, и это её моментально заводило. Они обе откровенно рассматривали друг друга без единого зазрения совести.       Света заметила, как вторая судорожно вздохнула, колеблясь, не отрывая рук от щёк девушки, тогда та решила сама сделать шаг. Учительница робко поддалась вперёд и прильнула к соблазнительным губам Антонины. Та мгновенно ответила на поцелуй. Света прижалась телом к Тоне, которая вздрогнула, почувствовав оголенную грудь девушки на своей.       Каждая малейшая частичка женщины тянулась навстречу к возлюбленной, что излучала притяжение, словно магнит она тянула, завлекала, обволакивала Тоню, полностью позволяя овладеть ей, даже не сопротивляясь. Их губы соединялись, догоняя темп друг друга, то одна, то другая пытались обогнать, словно играли в догонялки. Обе хотели этого, обе ждали и сейчас могли насладиться этим, пусть и не так долго, как им хотелось.       Этот поцелуй не был страстным, но был искренним, нежным, полным чувств и ненужных слов, вместо звуков за них говорили жесты, мимика, движения.       Тоня поняла, что это их первый поцелуй за этот день и, что она хотела бы пойти дальше, хотела бы большего, уже представляя, как она сбрасывает свой халат, прижимает девушку к шкафу, спускается к шее, одной рукой она бы приподняла бедро девушки, а другой — коснулась бы груди; влажным языком женщина оставила бы дорожку из поцелуев на теле ненаглядной. Шея, ключицы, плечи. Она не оставила бы и сантиметра тела девушки без внимания. Тоня даже могла воспроизвести в голове стоны Светы: сначала — тихие жаркие, а позже — более громкие, отчетливые. Её горячее дыхание у самого уха Антонины, от которого по телу проносятся тысячи прохладных мурашек, щекочущих, будоражащих.       Но, увлекшись поцелуем, женщина, отрываясь сделать вдох, не заметила как, неожиданно для них обеих, издала звук наслаждения, немного запрокидывая голову в протяжном стоне. Будто они не целовались, а делали нечто большее и более откровенное, чем долгий и влажный поцелуй.       Этот стон заставил обеих покраснеть. Услышав саму себя, заметив румянец и игривую ухмылку на щеках девушки, Тоня оторвалась от любимой, прикрывая лицо рукой и все больше заливаясь краской.       Света улыбнулась на такую реакцию, ей было приятно, что женщина так возбуждается от одного поцелуя, это даже льстило ей в некотором смысле.       — И… Извини, что напугала, собирайся, — раскрасневшаяся Тоня хотела уйти, стесняясь своего румяного стыда, но девушка её придержала, хватая за руку.       — Ты зашла спросить меня о чем-то?       Женщина пыталась вспомнить, какой вообще она вопрос задавала, стараясь не продолжать думать о поцелуях и жарких прелюдиях с возлюбленной и не смотреть на обнаженное тело, а потом рассеянно ответила, припоминая зачем вообще подошла:       — А, да, — она откашлялась. — Я хотела узнать, будет ли Инна с вами?       — О, нет. Мы с Леной будем одни, — Света помолчала, а потом предложила: — Может тоже сходишь куда-нибудь? Если Инна не занята.       — Может быть, — задумчиво выговорила женщина, возвращаясь в реальность, помолчала, затем осторожно спросила: — А ты надолго?       Тоня задала вопрос с чуть заметной ноткой скуки и грусти. Вся прежняя игривость исчезла, когда она вспомнила, что девушка скоро уйдет. Света не заметила этого, сейчас она мысленно уже была с подругой.       — Не знаю, я не могу точно сказать, сама знаешь, что мы с ней видимся редко, но метко, — одаривая ослепляющей улыбкой женщину, посмеялась учитель.       Та лишь горько усмехнулась.       — Ясно, — сухо проронила Антонина.       А вот сейчас девушка заметила, что что-то не так. Улыбка спала с её лица мгновенно, когда Света заглянула в глаза Тони, что разочарованно опустились, потускнели, в них погасли те веселые огоньки, что ещё пару минут назад ослепляли.       Женщина намеревалась развернуться и уйти на балкон или в свой кабинет, но другая её остановила, всё также придерживая руку, не отпуская.       — Ты чем-то расстроена, — подбирая слова, вымолвила Света.       — Нет-нет, не беспокойся об этом… Я… Я просто уже скучаю, — Тоня грустно улыбнулась, сильнее сжимая руку возлюбленной, почти не ощутимо, не желая, чтобы Света уходила, и та это почувствовала.       Тогда девушка решительно взяла руки Тони и, заглянув в коричные глаза женщины, уверенно и настойчиво выговорила:       — Ты должна увидеться с Инной. Поговорить, вылить душу, напиться, что угодно, но не сиди здесь одна, не мучай себя ожиданием. После такого ошеломительного утра мы не должны сидеть наедине с собой. Нужно поболтать с кем-то, расслабиться. Ты застрянешь на балконе до моего прихода, я это знаю. Нам нужно отвлечься, — и, задержав взгляд, проговорила более мягко. — Пожалуйста, я тебя прошу, хотя бы ради меня, позвони ей, хорошо?       Антонина на миг взглянула на Свету и поразилась этому требовательному взгляду, она даже стушевалась под твердым взором этих выразительных глаз, что смотрели пристально. В этой радужке почти полностью пропало лукавство, и серый цвет теперь полностью затмил собой озорной зелёный. Это был именно тот уверенный убийственный взгляд, которому поражалась и восхищалась женщина, который притягивал и так нравился ей.       — Ладно, да, я позвоню, — растерянно и тихо пробормотала Тоня, Света её услышала.       Но девушка продолжила наседать, она сердечно беспокоилась за Тоню, ей не хотелось, чтобы, пока она веселится с подругой, её любимая сидела в одиночестве и с придыханием ждала её как преданный Хатико. И Света была уверена в том, что Тоня была способна на то, чтобы ждать её чуть ли не под дверью.       Это не давало ей расслабиться и пугало, заставляя думать над тем, чтобы отказаться от прогулки. Этот Тонин грустный щенячий взгляд всегда брал над ней верх. Но сейчас это не было наиграно, и женщина не пыталась манипулировать Светой, что не делала никогда. Сейчас Тоня боялась остаться одна, в кромешном одиночестве, на холодном балконе без “своего света”. Поэтому девушка была уверенно настроена и гнула свою линию.       — Прямо сейчас. При мне, — твердо выразилась она, не собираясь отступать и искренне волнуясь за Тоню.       — Боже, — нервно протянула старшая, доставая телефон из кармана халата. — Я и забыла про твою стальную настойчивость и редкое упрямство.       Но Света не улыбнулась на это едкое замечание. В душе она поняла уже давно, что их отношения натягиваются, и им все время очень сложно оторваться друг от друга.       Они видятся на работе, после работы и вместе постоянно, это становится пугающим и даже не здоровым. Этот вывод пришел к ней после обморока. Им нужно побыть немного порознь, нужно научиться привыкать быть хотя бы изредко находиться отдельно друг от друга, как бы сложно это ни было. Ведь такие зависимые отношения уже влияли на них.       Жизнь кидает им вызов, и Света не была намерена проигрывать.       

      

***

      Антонина пошла собираться, договорившись о встрече с полусонной Инной, которая, по чистой случайности, была не занята и не знала, чем себя занять. Инна — учитель физики, коллега.       Они не были настолько близкими подругами, как Лена со Светой, но общение им давалось легко. Тоня, за прошедший год, много раз виделась с Инной во вне рабочее время. Особенно по пятницам, когда в той просыпалась дикая жажда к алкоголю.       Антонина видела, что коллега абсолютно не умеет пить, и пыталась несколько раз останавливать её, однако, спустя несколько встреч, это стало бесполезным. Инна стойко просила бармена налить ещё виски, пока усталость и горечь не валили её с ног, и не появлялась необходимость вызвать такси.       Сама же Тоня пила редко и старалась больше не напиться, а насладиться и снять напряжение. Например, за ужином могла позволить бокал вина, для более яркого вкуса еды, или треть стакана виски после долгого и тяжелого дня. Однако если уж цель Тони была напиться в хлам, то её выбором всегда была водка с водой и льдом, иногда с кусочком лимона. Женщина хорошо переносила алкоголь и почти не пьянела, поэтому не видела для себя смысла в этих напитках, а потому и не увлекалась ими.       Но Инна пила не просто так, а чтобы притупить эмоции, это Тоня сразу прочла. Она глотала горькие напитки, пока всё, что она прячет за стальной осанкой, серьёзным лицом и широкими плечами, не вылезало наружу, как бы она не пыталась это заглушить.       Тоня слушала подругу, старалась помочь ей, но выходило не всегда. Но зато коллега очень часто давала дельные советы, она хорошо разбиралась в отношениях, пусть сама в них не состояла. И Инна всегда была хорошим слушателем, поэтому, как бы не хотелось Тоне это признавать, но ей нужно было сейчас излить кому-то душу. И если уж и был человек, которому могла бы довериться Тоня, то это была Инна.        Нам нужно отвлечься, — всплыло в её сознании твердое заявление Светы. И она как всегда была права.              

***

      Женщина уже минут двадцать бесполезно смотрела на гардероб, даже не прикоснувшись к одной из вещей на вешалках. Её мысли роились в голове, но словно были не здесь, и она не могла понять и, тем более, объяснить где.       — Кхм-кхм, — вывел её из сознания кроткий кашель, и она обернулась. — Как тебе?       Тоня вздрогнула и обернулась, оценивающе, как вкопанная, откровенно рассматривая Свету. Она замерла, приоткрыв рот.       Обычно девушка одевалась более скромно, сдержанно и небрежно, но сейчас — она словно сошла с обложки какого-то модного журнала.       Стройная фигура Светы была облачена в черный костюм, состоящий из пиджака с неглубоким декольте, перевязанного поясом на талии, и свободных, не стесняющих движений, брюк. Прямые рыжие волосы были завязаны в низкий хвост. Макияж был не выделяющимся, но подчеркивающим. Тоне всегда нравилось как выглядел нюд на лице Светы — просто и изящно. Черные накрашенные ресницы, из-под которых выглядывали озорные глаза, небольшие стрелки, что украшали веки, и губы, что были накрашены темно-красной, почти бардовой матовой помадой. Её серьёзность и официальность подчеркивали черные туфли лодочки с низким каблуком.       Продолжая изучать тело Светы, Антонина судорожно выдохнула.       — Господи, — приглушенно прошептала Тоня, не в силах отвести взгляд.       — Что? — переспросила девушка не расслышав.       Собравшись с мыслями, старшая всё же нашла в себе силы ответить:       — Ты выглядишь изумительно.       — Правда? Тебе нравится? — невинным голосом, но с ехидной ухмылкой полюбопытствовала Света.       — Правда, ты прекрасна, — и после паузы, сглотнула, продолжила. — Всегда прекрасна, — искренне заверила Тоня, грустно улыбаясь, устало заглядывая в глаза девушки.       Светлана это приметила, она всем телом ощутила, что сейчас её дорогая женщина могла расклеиться. Это резало душу, рвало сердце на части. Тогда Света без слов раскрыла руки для объятий, приглашая Тоню. И та подошла, отвечая, горбясь и зарываясь в шею возлюбленной.       Антонина тяжело вздохнула, целуя плечо девушки, вдыхая легкий парфюм с нотками цитруса и корицы. Ей было сложно, сердце вырывалось, рвано стуча, а найти даже одно путное объяснение своего негодования хотя бы самой себе — не получалось. Женщина не понимала: в чем дело, что ей мешает и почему болит.       Света же пребывала в не лучшем расположении. Она гладила Тоню по спине, едва касаясь водила рукой по мягкой ткани халата, стараясь одарить возлюбленную заботой и участием. Руки Тони отчаянно прижимали девушку крепче, цепляясь мертвой хваткой, да так сильно, что по телу пробегали мурашки.       Её терзало, разрывало на части. Эмоции смешивались внутри, порождая коктейль Молотова. И она чувствовала, что он скоро будет сброшен. Но это не было яростью, злобой — она была полна отчаянья. Глаза Тони, что излучали тоску, вводили Свету в безысходность. И, вспомнив об ограниченном времени их разговора, из-за вызванного такси, решила прервать тишину.       — Может мне остаться? — спросила обреченно Света.       Тоня, оторвавшись от плеча, но не опустив рук, встретилась взглядом с девушкой. Она недоуменно и пораженно не знала в какой из глаз смотреть.       — С ума сошла? — выпалила Антонина.       Её поражало, что девушка готова пойти на такие жертвы ради неё, но она не могла этого принять, как бы сильно не желала этого в душе.       Света, отвечая взглядом, рассудительно и трезво ответила:       — Тогда, любимая, тебе придется прибрать свои слюни и сопли. Я могу остаться, если ты действительно этого хочешь. Но, судя по твоей бурной реакции, ты хочешь, чтобы я пошла на встречу с подругой. Как мне оставить тебя, если ты так жалобно смотришь? — она замолчала, опустив глаза, а затем продолжила всё таким же спокойным голосом: — Мне тоже тяжело, даже не думай, что я готова уйти и оставить тебя здесь одну, поэтому я и предложила тебе пойти и развеяться с Инной. Понимаешь? — девушка говорила вкрадчиво, ласково и спокойно, поправляя выбившиеся прядки Тони, спадающие на лицо.       Света была права. Тоня осознала, как по-собственнически и эгоистично она себя ведет.       — Извини, я… Я запуталась, — выдохнула женщина, не понимая как ей объяснить то, что творится с ней. Мысли путались, но не соприкасались и не приводили ни к чему. Это пугало женщину, она хладнокровно прятала свои страхи, однако что-то в глазах, во взгляде, её выдавало.       — Тонь, — бережно коснулась руки любимой, сжимая. — Мы вместе всё время. Я не оставлю тебя, я с тобой, я тебя люблю.       Сердце Тони сжалось от этих слов. Она знала их, слышала не единожды, но ещё никогда ей не было так больно от них, словно они резали её грудную клетку, разрывали на части.       Девушка помолчала, а потом резко спросила, опустив голову набок, стараясь заглянуть в опущенные глаза:       — Это ревность?       Женщина выпрямилась и скривилась. Она резко выпалила:       — Какая ещё, к черту, ревность? К кому? К Лене? — горько усмехнувшись, Тоня отвернулась, потирая переносицу, отрывая руки от плеч Светы и словно закрываясь, защищаясь, скрестила их на своей груди. Её голос прозвучал сипло и безысходно, как будто она сама не вина в то, что говорила: — Ты думаешь, что я тебе не доверяю?       Света всё также спокойно ответила:       — Только потому, что тебе тяжело меня отпустить на обычную прогулку. Да по одному твоему взгляду видно, что ты не хочешь, чтобы я ушла.       Тоня потерла лицо руками, стараясь прийти в себя, и справиться с, бушующими и выходящими из-под контроля, эмоциями.       Придав себе невозмутимости, она все же ответила девушке:       — Я хочу, чтобы ты пошла, но мне тяжело. Тебя не будет рядом и я… Я не смогу контролировать, да даже знать, если вдруг тебе станет плохо. Я не хочу последней узнать о том, что с тобой что-то…       Света перебила её и, спокойно выкладывала факты, словно в карточной игре козыри — один за другим.       — Ты можешь мне позвонить или написать в любое время — я отвечу тебе. Я постараюсь быть дома не слишком поздно и в трезвом виде. Приеду на такси или же я позвоню, чтобы ты меня забрала. Мы будем даже не в клубе или баре, а в кафе, где нет напитков с градусом. И ты прекрасно знаешь моё отношение к алкоголю. Я выпила лекарство и взяла с собой на всякий случай, а также положила в сумку бумажный пакет на случай приступа. Ты знаешь, что я буду в безопасности, я буду не одна, со мной будет Лена, она знает что делать и сможет мне помочь, а в случае чего, первым делом, она позвонит тебе.       Тоня вздохнула. В душе она и сама прекрасно понимала, что нет причин для беспокойства, но навязчивые мысли не давали ей успокоиться и, словно стая надоедливых птиц, кружили над ней, заставляя её всё больше погружаться в собственные переживания.       — Ты никогда не будешь последней. Никогда. Даже не смей так думать.       Тоня подняла тусклый взгляд на лицо Светы, где было видно насколько горько ей сейчас, насколько больно ей было от того, что приходилось доказывать это.       — Прости, я знаю. Я… Я не понимаю себя, мне нужно разобраться.       Женщина злилась на себя, не осознавая сути, она словно смотрела в воду и не видела дна, не находила ответов на вопросы, что задавала ей Света и она сама. Тоня не могла понять, что ей мешает, но в одном была уверена — она душит их обоих, словно связывая петлями, и тянет на это самое дно. И если сейчас Тоня не возьмется за это — последствия могут быть неисправимыми, необратимыми. Она не хотела утонуть, но ещё больше боялась потопить Свету, в попытках её спасти.       — Я не хочу с тобой ссориться, — выговорила на выдохе девушка, обнимая со спины Антонину.       — Я тоже, милая. Прости.       — Всё хорошо, мы разберемся с этим. Всё будет хорошо. Я с тобой, я рядом, — повторяла она, вспоминая как ранним утром её успокаивала Тоня, которая сейчас явно не понимает, что происходит, также, как не понимала Света в послеобморочном состоянии.       — Да, — скрывая горечь и обиду на саму себя, ответила Тоня.       Света прижалась к женщине, чья спина была ровной, но напряженной. Она обнимала Тоню, стараясь поддержать, окружить заботой, теплом, прежде, чем покинет её. Она могла начать скандал, потому что в душе Света очень злилась, но не видела смысла в этом — Тоне нужна была поддержка, а не пустая ссора, съедающая силы.       Да и это было бы очень глупо. Они никогда не ссорились, всегда мирно решали важные вопросы в их отношениях. Света видела истощение и опустошенность на лице любимой, потому не хотела усугублять состояние ни её, ни своё.       Поэтому она старалась успокоить женщину, согреть ту печаль, что сковала её, нависла и теперь витала в пространстве между ними. Да и, если она сейчас распалит ссору, их отношения не улучшатся, а станет только хуже. Она не хотела портить настроение им обоим прежде, чем уйти.       Их недолгое молчание не было напряженным, оно было успокоительным, умиротворенным. Но девушке пришлось разомкнуть руки, услышав как зазвонил телефон. Это был водитель такси. И Света вышла в коридор, поправляя в зеркале волосы, одергивая пиджак и приглаживая брови. Эти движения были автоматическими, но такими изящными и обворожительными, что Антонина застыла, замерла, снова подсматривая за своей прелестницей.       Тоня смотрела как она снисходительно, без малейшего интереса и почти на автомате, отвечала на вопросы, поправляя волосы. И сбросила вызов завершающим: "Да, спасибо".       — То-о-нь! — протянула Света, подзывая возлюбленную, складывая мобильный в небольшую, но вместительную черную лакированную сумочку на длинном ремне, что теперь красовалась на плече, подчёркивая и дополняя образ.        Антонина вышла в коридор, сложив руки на груди.       — Всё, не шали и не вредничай, — Светлана сощурилась, одаривая её своей самой обворожительной улыбкой.       Однако, заметив, что это не сработало, она вкрадчиво попросила:       — Обязательно поделись переживаниями с Инной. Я люблю тебя. Я пошла, — проговорила и поцеловала в щеку возлюбленную, задержав губы немного дольше.       Ещё раз заглянула в карие глаза директора, гладя рукой по щеке, где после поцелуя осталась её красная помада. И развернулась, чтобы уйти, но Тоня придержала её за руку, резко притянула и поцеловала в губы, настойчивее, чем в прошлый раз. Девушка моментально ответила, пленённая нежной страстью.       Света могла отстранить её, чтобы не портить макияж, но не стала делать этого, не могла, понимая как это нужно сейчас Тоне. В такси поправит, подумала она, даже сквозь одежду чувствуя, как крепко сжимались холодные пальцы на её талии.              

***

      — Хорошо провести время, — проговорила спокойно Тоня на прощание, перед тем, как дверь захлопнулась.       Она ещё постояла в коридоре, слушая удаляющиеся шаги девушки на лестничной площадке, пока оглушающая тишина не заполнила порог дома.       Антонина выдохнула, потирая лицо ладонью, пытаясь успокоить внутреннее волнение, что снова нарастало в ней.       Она прошла на балкон, достала сигарету из старенького потертого серебрянного портсигара, что когда-то подарила ей сестра на день рождения, и прикурила. Сложно было расставить мысли по полочкам, когда огромная вереница из событий приводит к точке, в которой они находятся сейчас. Одна затяжка, другая и от сигареты осталась уже треть.       Из открытого окна дул прохладный ветерок. Она смотрела в окно и совсем не заметила как по щекам потекли непрошенные слезы. Тоня дрожала и сама не понимала от чего: холода, переживаний, бессонной ночи или всего вместе. Медленно спустилась на пол, прежде взяв пепельницу, и стала поспешно вытирать слезы, что катались и не собирались останавливаться.       Сейчас она была больше похожа на загнанное животное, чем на холодную директрису — сидела на полу, прижав колени к подбородку, глотая слезы, дым и внутренние переживания.       В её голове всё ещё был образ Светы лежащей на полу без сознания. Этот страх, по всей видимости, останется с ней до самого конца. Как Тоня может отпустить ее без волнения куда-либо, если здоровье той не улучшается? Самое смешное, что все врачи как один говорят, что физически с ней все хорошо, анализы, платные обследования ничего не дали. Она здорова. Но единственный специалист, к которому Тоня так не смогла затащить Свету — психотерапевт.       И если бы она знала причину такого абсолютного неприятия того, что ей необходима помощь, но об этом Света не говорит даже с ней. Множество попыток было предпринято, но каждый раз у неё одни слова: “я не готова”. И Антонина ничего не может сделать, кроме как ждать.       Сама же Антонина уже несколько лет периодически посещает кабинет психотерапевта. Ещё до начала отношений с Светой у Тони был период, когда она абсолютно не принимала себя, ненавидела. Пытаясь найти человека, который полюбит её, она потеряла любовь к себе. Все как одна уходили, а Тоня к тому моменту уже хотела свести счеты с жизнью. Но когда стоишь на табуретке, а в твоей руке петля в голове невольно вертится всё прожитое. Единственное, что смогло её заставить остановиться — воспоминание о знакомстве со Светой, когда они обе были моложе.       Сейчас женщину пугали события последних дней. Тревожное вчера и жуткое сегодня. Благо завтра было воскресенье. Но представить себе понедельник было одновременно легко и страшно.       Докуривая вторую сигарету, в её голове пронеслись слова Светы: “Тогда, любимая, тебе придется прибрать свои слюни и сопли.”       Она поняла, что размякла. Куда подевалась та холодная и невозмутимая Антонина Дмитриевна, с каких пор она превратилась в нерешительную Тоню?       — Боже, соберись, хватит строить из себя мировую страдалицу! — ругала себя женщина, взъерошивая волосы и вытирая остатки слез.              

***

      Антонина прошла в ванную, умыла лицо холодной водой и вернулась в свою комнату, снова обращая взор на распахнутый шкаф. Но теперь она одна за другой, решительно просматривала вешалки с одеждой в поиске образа для встречи.       Спустя полчаса беспрерывного копания, женщина все же остановилась на классике: белая рубашка, поверх которой шёл коричнево-бежевый жилет на пуговицах, и брюки, которые были на тон темнее. С выбором обуви было ещё быстрее — беспроигрышные чёрные туфли с острым носком на среднем каблуке.       Когда образ был собран и уже сидел на, пусть и не идеально стройной, но подтянутой и ровной фигуре, она поправила пепельные волосы, выпрямила пряди, что лежали не так как надо и приступила к макияжу. Женщина не любила использовать слишком яркие и вычурные оттенки, возможно, в пользу своего возраста, а, может, просто считала это безвкусицей, хотя, скорее, и то и другое. Её больше привлекал неброский вечерний макияж или классический нюд. А, так как встреча назначалась не на вечер, а днём, то выбор был ей очевиден. Антонина накрасила ресницы, прежде скрыв бессонные мешки и красноту под глазами, и завершила светло-коричневой матовой помадой.       Подошла к зеркалу, поправляя волосы, манжеты рубашки, рассматривая свой наряд и лицо. Всё было просто, но со вкусом, а по-другому Тоня и не могла. В шкатулке с аксессуарами она нашла серебряный браслет и надела на руку. Оценивающе осмотрев себя с головы до ног, женщина вынесла свой окончательный вердикт — она была готова.       И уложилась точно, секунда в секунду. Спустя пару минут ей пришло сообщение о том, что такси подъехало к дому. Она могла и сама подъехать на машине, но сейчас не хотела садиться за руль.       Быстро глянув погоду на ближайшие несколько часов, она накинула на плечи черный кожаный плащ и взяла клатч цвета слоновой кости, куда положила ключи, кошелек, мобильный и остальную мелочь, вроде, помады, зеркальца и небольшой расчески.       Следующие действия были на автомате: женщина покинула квартиру, заперла дверь, спустилась по лестнице, вышла из подъезда и села в ожидающий её автомобиль.       С хлопком дверцы Тоня уже отъезжала от площадки дома.              

***

      Женщина думала, что сможет насладиться тишиной, собраться, подготовить голову к встрече, однако, побыть в своих мыслях она не могла всю дорогу. То ей мешала надоедливая попса из магнитолы, то ломаный голос водителя, подпевающего Лепсу, то странные, заигрывающие, взгляды мужчины в зеркале заднего вида (после которых Тоня, в своей манере, закатив глаза, просто перестала туда смотреть и уткнулась в окно), то его же лихая езда.       Одним словом, её раздражал водитель. Не то, чтобы мужчина был плохим или выглядел неопрятно, оттаргающе, нет, он был обычным, возможно, даже приятным. И его салон авто был чистым, в нем приятно пахло и исправно работал кондиционер. Но сам водитель создавал абсолютно неуместную и дискомфортную атмосферу, от чего Тоне было не по себе.       Но она умела использовать свой холодный, деловитый взгляд, давая понять, что ей всё равно и невербально показывала некоторое отвращение к данной обстановке. В такие моменты она была именно той Антониной Дмитриевной — директором школы, строгой начальницей. Этот взгляд моментально заставлял всех сосредоточиться на работе.       Мужчина быстро заметил это, стушевался и сразу перестал петь, сделал музыку потише и сфокусировал себя на дороге, стараясь сбавить скорость. Оставшуюся часть дороги водитель больше не пытался донимать Тоню и потерял к ней интерес. Женщина несколько раз пожалела, что поскупилась и заказала такси подешевле, что вообще не поехала сама. Она лишь надеялась, что Света доехала спокойнее и приятнее.       На полпути к месту встречи, она решила написать девушке, немного переживая за её прибытие. И отправила:       "Привет. Как ты? Добралась уже?"       Она с улыбкой смотрела в экран, ожидая ответа, но не дождавшись, уткнулась в окно. Спустя короткое время мобильный завибрировал, оповещая о входящем сообщении.       "Привет!) Да, я уже на месте. Всё хорошо. Пьём кофе и сплетничаем," — прочитала женщина, а потом получила фото — селфи, на котором Света, улыбаясь, показывала свободной рукой знак "V", а позади, положив светло-русую голову на скрещенные пальцы, строя глазки и вытягивая губы, сидела Лена.       Тоня улыбнулась, облегчённо выдохнув. С её любимой всё было в порядке, и она весело проводила время с подругой. Она сохранила фотографию.       "Скажи Лене, чтобы не заигрывала", — усмехаясь, написала женщина.       И сразу получила ответ:       "А-то что? Расскажешь всё Инне?”       “Обязательно, должна же она знать, что Лена, оказывается, не такая уж добродетель,” — с ехидной, стараясь быстро печатать, отправила Антонина.       Женщина улыбалась, пока ждала сообщения от своей дорогой собеседницы, всё волнение в ней успокоилось, когда она могла вот так забавно, ни о чём переписываться со своей девушкой.       “Ну, она же не монашка, чтобы быть невинной и хранить целомудрие как Божий дар, а по воскресеньям петь “Аллилуйя” Господу спасителю нашему Иисусу Христу. Все мы грешны, но вопрос в том, кто уже отмолил свои грехи, а кто преклонился перед самим Дьяволом,” — читая текст на экране дисплея, Тоня всё больше краснела, вспоминая разгоряченную Свету.       Сама Антонина не могла объяснить, почему содержимое данного сообщения пробуждало в ней такие картины. Но на миг в сознании женщины воспоминания о Свете, которая молила прикосновений, поцелуев, продолжения, большего — стали не просто картинами из недавнего прошлого. Она представила их фресками, расписными потолками монастырей, иконами; раскрасневшееся лицо отчетливо вырисовывалось триптихом. Это было так необычно и смущающе, что Тоня даже забыла, что едет в такси.       Придав себе немного невозмутимости, но при этом продолжая улыбаться, Антонина решила ответить флиртом:       “Прости, я верю только в себя, но могу помолиться для тебя вечером, когда мы будем в одной постели,” — уже замечая, что она подъезжает к месту назначения, Тоня погасила экран телефона и убрала его в сумку, уже представляя как Света сидит с открытым ртом, красными щеками и недоуменно смотрит на сообщение и иконку аккаунта Тони — была в сети 1 минуту назад.              

***

      Когда женщина заплатила водителю и вышла из салона авто, то стала искать глазами знакомую фигуру подруги. Она очень сосредоточенно озиралась по сторонам, но не находила глазами никого похожего. Тогда Антонина решила проверить телефон, но и там не было ни пропущенных звонков, ни входящих сообщений. Она снова огляделась и уже думала позвонить Инне, пока на её плечо не легла рука и сжалась.       Тоня почему-то подумала, что это забавы водителя и он всё же не такой уж и адекватный, каким она себе его вообразила. Потому как всю дорогу он странно поглядывал на женщину, и Тоня видела это. Всё-таки эти заигрывания и странные улыбки были не пустым звуком.       И Антонина начала бы возмущаться с полным серьёзности лицом, но, обернувшись, она скорее отскочила, когда поняла, что это не сутулый водитель, который должен быть её ниже, а девушка, что выше её почти на голову.       — Ты чего шарахаешься? Вроде буквально вчера в школе виделись, — голос сразу дал понять кто это, он был не звонким, а спокойным и низковатым, со своей располагающей манерой речи.       Инна стояла перед ней и улыбалась, приветливо махая. Тоня перевела дыхание, держа руку на гурди и тараща глаза. Сейчас она понимала состояние Светы, когда та испугалась и ударилась о шкаф. И ей сейчас очень хотелось выругаться по-грязному.       — Твою ж мать! — прошипела Тоня.       — Ты от испуга забыла, что у меня матери нет?       Девушка рассмеялась. И Тоня, приходя в себя, смогла разглядеть внешний вид подруги. Инна ростом была чуть выше Антонины, имела широкие плечи и длинные стопы. Она была немного стройнее Тони, но не была очень худой. От природы кожа Инны была бледно-молочной и почти без родинок. Чёрные, как смоль, волосы, что делали лицо ещё более бледным, были в идеально ухоженном каре чуть длиннее подбородка. Глаза были выразительного серого цвета, а надбровные дуги низко посажены. Брови густые.       Абсолютный минимум макияжа: пышные ресницы, подчеркнутые тушью, и губы, слегка подкрашеные помадой оттенка коралла — всё было так естественно, что не могло не очаровывать. Одета была в черное облегающее платье в пол с вырезом на бедре, поверх которого накинуто на плечи тёмно-бордовое пальто. Чёрные колготки и всё завершено туфлями на плотном каблуке с квадратным носом.       — Эй, Земля вызывает Антонину, — слегка помахала рукой перед лицом Тони Инна.       Женщина потерла переносицу, возвращаясь в чувства и осознавая факт её скорого серьезного разговора. Она почувствовала некоторое волнение.       — С тобой всё в порядке? — девушка обеспокоенно коснулась плеча подруги, не понимая что происходит.       — Да, я просто подумала, что ты надоедливый водитель, — не соврала, но перевела тему Тоня, обещая себе выговорится чуть позже. — Пошли в кафе, здесь холодно.       Антонина всегда была мерзлячкой и, как бы тепло не одевалась, её пальцы всегда оставались холодными, она всегда ежилась от малейшего ветра.       Зная это, Инна не стала задавать вопросов и просто пошла за ней тихо усмехаясь себе под нос.       

      

***

      Кафе встретило приятными ароматами кофеина, пряностей и не менее располагающей теплотой. В помещении было просторно и светло. Обе сделали свои заказы и сели за столик у окна. Места были и посреди, но у окна было более естественное освещение, поэтому Тоня не раздумывая сделала свой выбор. Кожаные сидения были мягкими. То там, то здесь можно было разглядеть различные растения, что украшали здание изнутри и создавали комфортную атмосферу. Тихая музыка наполняла помещение, дополняя это место уютом.       Людей в кафе было немного. Возможно, они не желали выходить из дома в субботу и предпочитали нежиться в постели, а может, просто в этой части города было не так людно.       Когда Тоня смогла расслабиться и снять свой плащ, не боясь холода, а Инна уже попивала свой латте с корицей, девушка решилась спросить прямо:       — Как у вас дела со Светланой?       Антонина смотрела в свою кружку. Ей нравилась в Инне эта черта — переходить к сути, но иногда это вводило людей в ступор, что и было сейчас с Тоней. Она вздохнула.       Девушка была очень бдительной и наблюдательной, потому она быстро считывала в людях всё по одной лишь жестикуляции, мимике и другим невербальным признакам. Вот и сейчас она видела, что Тоня сидит зажато и напряженно — её руки прижаты к кружке кофе в цепкой хватке, но она не сделала ни глотка, женщину потряхивает и её нога беспрерывно выстукивает под столом соло какого-то барабанщика. Это всё не могло оставаться незамеченным. И этот многозначительный вздох дал ей однозначный и конечный вывод — всё плохо.       И Тоня заметила эту настороженность во взгляде Инны — её глаза были прищурены, и она смотрела куда-то на стол, словно тщательно размышляла о чём-то.       — О, — наконец, протянула она вслух. — Теперь понятно почему Света слёзно умоляла меня отложить все дела и срочно встретиться с тобой.       Женщина замерла от этих слов, она не ожидала, что Света так переживала за неё. За этой радостью и предвкушением встречи с Еленой, которую она показывала, скрывались беспокойство и переживания. И такая реакция была очевидной, но это обрушилось на Антонину именно сейчас.       — Она тебе звонила? — удивилась Тоня.       — Да. Незадолго перед твоим звонком. Я спала как убитая, но меня настойчиво разбудила твоя девушка. И после нашего с ней разговора я поняла две вещи, — и она стала показательно загибать пальцы. — Первое — поспать мне уже не удастся, второе — разговор будет серьёзным, что было понятно по её голосу и количеству её звонков, что я не услышала.       Тоня молчала, не понимая с чего начать. Тогда Инна взяла инициативу в свои руки.       — Давай по порядку. Что произошло и когда?       Снова погружаясь в сегодняшнее утро, на Тоню нахлынула волна негодования. К горлу подступила паника, а руки предательски затряслись. Мысли закопошились в ней, забушевали, они не собирались складываться в чёткие предложения, только сильнее путали сознание. И женщина начала обеспокоенно вторить.       — Я жестко облажалась. Инна, это похоже на какой-то сюр. Я просто дура, конченая идиотка… — прикрыв руками лицо, Тоня пыталась справится с разбушевавшимися эмоциями.       Девушка ничего не понимала, диалог шёл не в ту сторону. Тогда она стала спокойно и прямо спрашивать, перебив Тоню, которая могла начать себя материть:       — Так-так, стоп. Я не понимаю. Объясни, как ты облажалась?       Антонина вздохнула, нервно поправила волосы и, встретившись с располагающим взглядом подруги, попыталась начать сначала.       — Вчера после уроков я по привычке зашла к Свете. Она шила. Я так соскучилась по ней за время проверки в школе. Я не могла не поцеловать её. Поцелуем не обошлось и в итоге мы… На столе.       Инна понимающе кивнула, так как это было в духе нетерпеливой Тони.       — Хорошо, и что дальше? — спросила, спокойно попивая кофе.       — Мы ещё побыли в её кабинете. Потом Света попросила пойти домой. Я ушла собираться, она осталась. Встретились уже на коридоре и пошли к выходу. Но в фойе, когда я оставляла ключи, вахтерша странно взглянула на нас. Мы обе тогда поняли, что она нас увидела. Мы не придали значения тому, как она могла это увидеть, но стало понятно, что смогла. Света стала переживать, и тогда я попросила её подождать меня на улице. Я решила воспользоваться статусом и тактично попросила не разглашаться. Вахтерша побледнела и сказала, что будет молчать. А тем же вечером мне звонят мои начальники и говорят, что в понедельник ждут меня на ковре. Я сразу поняла что к чему, — Тоня, выдохнув, взглянула в окно, потом зажмурилась и помотала головой.       Инна не перебивала её.       — Так облажаться… Мне всё равно, что будет со мной, мне плевать, да пусть хоть во всех газетах города напечатают большими буквами: директор извращенка насиловала свою подчинённую на школьном столе, что я опасна для детей и в целом для окружающих. Плевала я на их мнение на мой счёт. Я научилась игнорировать наши городские газетёнки, что придерутся к любой мелочи, доберуться до каждого краешка грязного нижнего белья, лишь бы впихнуть своё ошибочное мнение людям. Но… Но не Света, она не выдержит.       Женщина смотрела на своё отражение в кружке кофе, с которой не сделала и глотка, и чувствовала как глаза начинает жечь. Она прикусила поджатую нижнюю губу, отчаянно заставляя себя не плакать.       — Подожди, вы были в кабинете трудов. Там есть камеры? — уточняя, спросила девушка, пытаясь понять.       Тоня моргнула, проглатывая подступающие слезы. А Инна, видимо, не заметила никаких изменений в поведении подруги.       — Нет, по всем правилам камеры должны быть только на коридорах.       — Тогда как вас могла видеть вахтерша?       — Помнишь, я тебе рассказывала про инцидент с Лапиной?       — Ты имеешь в виду тот, где она тебя отшила после…       — Да, — раздражённо перебила Тоня. — Видимо у неё счеты или она пытается меня специально убрать. Я не знаю. Но с вероятностью в девяносто девять и девять десятых, я могу заверить, что это она поставила камеры в трудах. Больше некому.       Повисла недолгая пауза, которую прервала Инна коротким вопросом:       — Света знает?       Тоня молчала. Она пыталась собраться с мыслями, поморгав несколько раз, выходя из каких-то своих мыслей и собирая разум воедино. Ей предстояло рассказать самое тревожное.       — Да, но лучше бы не знала… — ответила она.       Инна осторожно коснулась руки женщины, накрывая её, как всегда, холодные пальцы более тёплыми своими. Девушка могла понять, когда что-то тяготило приятельницу, но сейчас было не только это, а ещё и желание поделиться своими переживаниями, разделить их с кем-то. Просто Тоне всегда несладко давались первые шаги, когда ей предстояло рассказывать о своих чувствах, о боли и многих, подобных этим, вещах, что означало открыть свои слабости перед кем-то, обнажиться. Снять эту холодную деловитую маску неприступной и сильной женщины, которой всё по плечу и предстать перед кем-то обычной Тоней, женщиной, которая тоже может переживать.       — Расскажи, — коротко попросила Инна.       Антонина знала, что к этому рано или поздно подойдёт, ведь она за этим и пришла, но это утро было тяжёлым и всё ещё свежим воспоминанием, от того начать говорить было труднее. Но она всё же прервала паузу голосом, лишенным чувств.       — Я не спала всю ночь. Стояла на балконе, пила кофе, курила и думала, что делать с этим. Но больше всего я размышляла над тем, как рассказать это ей. А ещё я злилась. Я злилась на себя за то, что была такой безрассудной. Я могла потерпеть до дома, но нет, конечно, я решила, что нам нужно разнообразие, что-то новое в нашу половую жизнь. И вот чем это кончилось.       Тоня была раздражена на свою безрассудность и недальновидность. Зная последствия, она подвергла опасности их обеих.        — Утром подошла Света… — продолжала говорить Антонина. — Я не хотела ей говорить это сейчас, но мне пришлось. Сначала я пыталась отвести тему, чтобы позже всё объяснить. Но… Ты знаешь её настойчивость. Она по одному моему виду поняла, что что-то не так. Тогда мне, всё же, пришлось ей выложить всё как есть. И когда… — она сорвалась, жмурясь и прикрывая глаза, стала вытирать слёзы, что уже было не остановить, они застилали обзор.       Инна подала ей салфетку. Девушке было тяжело это слушать, но она понимала как важно сейчас Тоне выговориться. Ей нужно сейчас быть рядом и выслушать её. Антонина вытерла слёзы, всхлипывая, а в душе радовалась, что тушь была водостойкой.       — Если тяжело, не стоит продолжать.       — Нет. Всё нормально, — сделав глоток кофе, который был уже прохладным, продолжила: — Когда мы с ней всё это обсуждали, Света всё больше бледнела, она стала запинаться и странно дышать. Я, дура, сначала подумала, что это волнение, шок и не предала этому такого значения, если б я только знала... Только она услышала эту чёртову фамилию, как… У неё началась гипервентиляция, она побледнела настолько сильно, что её кожа была белее твоей, как мел. Я никогда не видела её такой… Такой… Напуганной. У неё поднялась паника. Я стояла и не знала что делать, когда я к ней подошла и взяла её за плечо… — Тоня старалась говорить быстро, от этого глотала воздух и, вновь проступающие, слёзы. — Она так посмотрела на меня, словно не понимала кто я. Её всю било мелкой дрожью, хотя что там, я сама тряслась. Я кричала её имя, но она не слышала меня. А потом она пошатнулась и упала. Господи, — её голос сел. — Не передать словами как я испугалась тогда, хорошо, что я придержала её и она не ударилась. Я просто пулей побежала искать нашатырь. Руки колотились, меня трясло. Я кричала и… Плакала…       Антонина закрыла лицо руками. Она так не любила показывать свои слабости, в особенности, свои слёзы. Ей было легче это делать за закрытыми дверями, наедине с собой. Но с Инной, она знала, что может показать эту свою сторону. Пусть в кафе было пусто и их разговор не был слышен посторонним за спокойной музыкой, что играла в уютном помещении. Но ей было неприятно. То ли от самой себя, то ли от обстановки, то ли от эмоций, которые сейчас были ей неподвластны.       И тяжело. Ужасно тяжело вспоминать это утро, что напугало её до чёртиков. Оно запомнится ей надолго. Глаза Светы, бледное лицо и звук её судорожного частого дыхания — снова и снова маячили перед ней, не давая уйти от этого волнения.       Тоня смогла успокоиться, когда её плечей коснулись длинные пальцы. Инна всё это время сидела напротив Антонины, но теперь подсела рядом с подругой, без слов понимая как той тяжело и как нужна ей сейчас поддержка. Она знала, что Тоня не любит утешения, и сидела молча, да и слова не были так уж нужны сейчас. Чтобы понять Антонину было мало слушать, её нужно было читать как книгу. Потому что всё, что не говорила она сама, говорило за неё её тело.       Женщина снова вытерла лицо от слёз, вздохнула и, прерывисто, но быстро, почти не запинаясь, продолжила рассказывать, пока подруга гладила её по спине, поддерживая.       — Я никогда не боялась за неё так, как этим утром. Мне казалось, что я очень долго ищу эту баночку в аптечке. Я копошилась, всё падало. А она всё ещё лежала на полу балкона. Мне казалось, что я ужасна. Я не успокоила её сразу, как только заметила что что-то не так, а теперь я не могла найти этот чёртов нашатырь. Это было жалкое зрелище, — горько усмехнулась она. — Пока всё это происходило, я всё ещё плакала, материлась и не могла успокоится. Я думала, что возилась около получаса, но прошло около семи-восьми минут. Когда она очнулась, то всё ещё прерывисто дышала. Я стала её успокаивать, раскачивать в руках, обнимала, целовала. Она прижалась ко мне как маленький потерянный котёнок, пристроилась на моей груди и хваталась за меня так крепко… Я тоже. Когда я сказала ей, что она очень сильно меня напугала, я всё ещё плакала, старалась успокоиться, но это было уже невозможно. Она начала извиняться и… — Тоня запнулась, поджимая губы и прикрывая глаза. — Целовать мои руки. А потом расплакалась. Мы обе плакали.       Инна молчала. Её подруга тоже прервала свой монолог. Тоня вытерла последние слёзы и судорожно вздохнула. Она сидела и мысленно винила себя за то, что была виновата во всех их несчастьях, что так неожиданно и резко свалились на их головы в одночасье. И подруга заметила это по одному лишь горькому взгляду, что мысленно давал понять, как Тоня ненавидела себя сейчас и как это было на неё не похоже.       — А теперь послушай меня хорошенько, — начала спокойно и вкрадчиво девушка, заглядывая в глаза Тоне. — Да, вам не стоило оставаться в школе для таких “взрослых игр”, но ты не знала об этой треклятой камере. Это раз. Два — ты была в шоковом состоянии и в таком случае людям очень сложно сразу понять, что нужно делать, а что нет. А также ты не спала всю ночь, твои реакции замедленные, и сейчас ты более уязвима. Поэтому ты не смогла сразу помочь Свете, ты просто напросто испугалась, и это нормальная человеческая реакция. Понимаешь?       Женщина коротко кивнула, поджимая губы. Инна задала другой вопрос, чувствуя, что Тоня может снова растрогаться:       — Ты бы предприняла что-то, если бы знала, что Света потеряет сознание?       Антонина изменилась в лице, она моментально пришла в себя и ответила в своей резкой манере.       — Что за вопрос?!       Инна кивнула каким-то своим мыслям, словно ожидала именно такой реакции.       — Запомни, что ты не всесильна. Человеческий фактор никто не отменял, — а потом Инна резко спросила. — Что ещё ты чувствовала тогда, кроме очевидной паники и непонимания?       Женщину это немного выбило, но, задумавшись, она всё же ответила:       — Страх. Но это был не тот страх, что я боялась, что она именно в тот момент умерла, это был страх, что она когда-нибудь может умереть, что с ней что-то случится, а меня не будет рядом. Я боюсь, понимаешь?       — Чего ещё ты боишься? — спокойно спросила Инна, понимая, что это не все страхи женщины.       — Я боюсь проснуться без неё, боюсь заснуть, зная, что её нет дома. Мне страшно, когда её нет рядом, я начинаю переживать. Я боюсь, что если я не буду рядом постоянно, то мы расстанемся, — наконец, пришла к выводу Антонина. Она смогла объяснить себе свои опасения.       И девушка сразу поняла что к чему.       — Но ты ведь понимаешь, насколько это абсурдно? — спросила вкрадчиво Инна и сразу же пояснила: — Я не обесцениваю твои страхи, не пытаюсь тебя высмеять, но пойми меня правильно — ты не можешь быть рядом всегда. Это просто невозможно, вам, в любом случае, нужно личное пространство, должны быть границы. Вы не расстанетесь, если несколько раз в неделю будете гулять с друзьями, а не сидеть всё свободное время вместе. Да, может что-то произойти, никто не застрахован, но Света ведь не будет одна, ей помогут в случае чего. Она ведь сейчас с кем-то?       Тоня положительно замахала головой.       — Да, с Леной.       — Ну вот. Лена умеет быть собранной, когда это нужно, и решительной. Ты ведь знаешь, какой у неё уровень стрессоустойчивости. С твоей девушкой всё хорошо, она цела, невредима, здорова и находится сейчас в почти полной безопасности.       — Да, ты права. Просто я не понимаю, я так переживаю. Я не знаю, как я буду дома, когда меня уволят. Я хочу быть с ней рядом.       Антонина успокоилась, но всё ещё была нервной. Инна понимала, что нужно дать понять подруге, что это не очень здоро́во.       — Я буду сейчас прямолинейной и, возможно, грубой. Но вам нужно сепарироваться. Это нездоровые отношения, Тоня. В плане, вы очень зависимы друг от друга. Света сильно испугалась и даже упала в обморок от новости, что тебя уволят. Понимаешь насколько опасна такая привязанность и зависимость друг от друга? Сейчас обморок, а дальше что? Это нормально боятся за любимых, но не очень нормально — привязывать их к себе.       Подруга резко осеклась и добавила:       — Я имею в виду психологически.       Тоня всё это время внимательно слушала собеседницу. Инна ответила за неё на все вопросы, что задавала она сама себе, на которые не могла найти ответ, как бы сильно не старалась. А сейчас всё стало таким очевидным и понятным. Антонина осознала опасность их чрезмерной близости.       — Ты знаешь, что нам делать? — под местоимением нам женщина имела в виду себя и Свету.       — Вставайте утром в разное время, ходите по отдельности на работу. Найдите свои хобби, которыми вам будет интересно заниматься. И несколько раз в неделю ходите гулять, отдыхайте друг от друга. Друзья, спорт, хобби, что угодно, но не вместе. Не обязательно прям каждый день и всё сразу, сегодня — выпила с подругой, завтра — записалась в бассейн, послезавтра — ещё что-то. Ты будешь занята одним, а Света будет заниматься чем-то другим. От этого вы не расстанетесь. Потому что вы будете видеться дома, просто не так часто.       Инна давно отсела обратно, убедившись, что женщина полностью успокоилась.       Тоня заглянула в серые глаза коллеги и подруги. Сейчас взгляд Антонины был похож на взор подростка, ясный, но она словно хотела о чем-то попросить, но то ли не знала как попросить, выразить своё желание, произнести вслух, то ли…              Стеснялась?              О, Боже, кто бы мог подумать? Антонина Дмитриевна — требовательная начальница, строгая директор школы, женщина, источающая лед, холодная ко всем и вся, которая одним взглядом умеет поставить на место любого, знает как заставить человека выполнять свою работу, сейчас сидит, подбирает слова и не знает как попросить о чём-то? Это поражало и показывало её с более уязвимой и искренней стороны.       — Ну что такое? — тепло спросила девушка подругу, замечая, что та пытается что-то спросить, но у неё будто язык не поворачивается произнести свои мысли вслух.       Тоня опустила взгляд, перебирая пальцами манжеты рубашки. Она как ребёнок подбирала слова.       — Можно я… — она закусила губу, запнувшись. — Ты не против, если… иногда, не часто, я буду звонить или писать тебе и просить… О встречах.       Инна хотела бы засмеяться, но это было бы сейчас абсолютно неуместно. Антонина обнажала перед ней душу, как бы сложно это ни было. Всё-таки Тоня не была сильна в выражении чувств, она, по своей природе, была очень холодной, недоверчивой, отчего иногда походила на ребёнка 13-14 лет, но сейчас женщина немного оттаяла, она открывалась кому-то кроме Светы. И девушка не хотела бы потерять это доверие, поэтому оставалась спокойной и участной.       — Конечно, в любое время, — улыбаясь, тепло ответила подруге, накрыв ладонью руку Тони, и добавила. — Кроме рабочего, разумеется.       Антонина во все глаза смотрела на Инну, которая легонько улыбалась ей. И сейчас она могла точно сказать, что они действительно близкие подруги. Не такие, как Света с Леной. Но дружба ведь у всех своя. Нет определённого шаблона как нужно проявлять заботу и сочувствие к подругам, как поддерживать и как общаться. И от этого на душе становилось теплее и легче.              

***

      Женщина улыбнулась своим мыслям, вспоминая, как год назад они впервые встретились в одном баре. Тоня в тот вечер решила немного выпить, а этот бар был единственным приемлемым местом с приятным обслуживанием и алкоголем.       Инна тогда была в стельку пьяной и очень активно что-то рассказывала бармену, который абсолютно её не слушал, просто кивал через каждое слово, делая вид будто заинтересован в разговоре. А когда она заметила свою начальницу — сразу повернулась и стала изливать свою душу ей.       Учитель на тот момент уже год работала в школе, но подруг на новом месте не имела, а потому и начала рассказывать свои переживания директрисе, будучи раскрепощенной алкоголем.       Антонина, как всегда, была безразличной и отстранённой, но она внимательно слушала выпившую коллегу, пока та не уснула за стойкой. Тоне пришлось её будить и расспрашивать адрес, не могла же она оставить свою сотрудницу в таком виде. Потому она вызвала такси и отвезла беднягу до самого дома, где помогла дойти до двери, придерживая её руку через плечо.       В коридоре, помогая разуться, Инна начала плакать и говорить начальнице, какая она справедливая, мудрая, добрая, смелая, умная, сильная, классная и просто хорошая (последнее девушка повторяла больше всего). Тоня слушала пьяную учительницу, но ничего не отвечала. В конце концов, женщина помогла раздеться, смыть остатки косметики с лица, уложила коллегу в постель и ушла.       Тогда Тоня уважала Инну как учителя своей школы, ведь та была хорошим и усердным работником, и, конечно, она считала своим “директорским долгом” помочь коллеге, хотя не была обязана, ведь они встретились во внерабочее время и за пределами школы.       И всё же с того раза Антонина каждый пятничный вечер ходила в тот самый бар и сидела рядом с учительницей, слушала её рассказы о жизни и всё те же восхваления, что Инна, не жалея, стелила начальнице. Это были чуть ли не оды посвященные Антонине Дмитриевне. Конечно, это было, несомненно, приятно, но когда это происходило каждый раз в одном и том же месте, при одних и тех же обстоятельствах, то раздражало. Но женщина старалась не подавать виду, чтобы не огорчать работника и не портить впечатление. И каждый раз, когда девушка еле шла, еле говорила и едва ли могла не заснуть, Тоня помогала ей добраться до дома. Так они и перешли черту начальник/подчинённый и стали хорошими приятельницами.       А вот теперь и подругами. Хорошими и близкими подругами.       

      

***

      Когда кофе был допит, а Тоня полностью успокоилась и стала приводить себя в порядок. Инна заметно притихла. Антонина обратила на это внимание и поглядывала на девушку, пока поправляла макияж.       Подруга сидела и долго, не моргая, смотрела в окно, хотя, скорее, сквозь него. Она не тряслась, не дёргалась, не вздыхала, а просто молчала, казалось, что даже не дышала, и находилась где-то не здесь, не в кафе, а внутри себя. И такое поведение не могло не насторожить.       Обычно Инна много шутила, ей нравилось подкалывать Тоню и знать, что за это ей не будет “выговора от директора” ведь, формально, вне школы они не были коллегами. Антонину это раздражало, но она уже свыклась с такой манерой, а сейчас была глухая непривычная тишина.       Когда молчание стало напрягать её, а макияж был возвращён в прежнее состояние, женщина не выдержала и просто сказала одно слово, захлопнув пудреницу и убирая всё в сумку-клатч:       — Рассказывай, — её голос снова звучал холодно и слегка настойчиво, намекая, что девушке не уйти от ответа.       Инна вздрогнула то ли от неожиданной реплики, то ли от резкого хлопка и потёрла лоб, собираясь с мыслями. Руки так и остались у лба, сжатые в кулак, на который она оперлась головой, словно закрываясь от всего мира, скрывая свою уязвимость в данный момент.       И Антонине казалось, что она ей ничего не ответит, но тихий голос всё же её оповестил:       — Я призналась Лене.       — По подробнее, пожалуйста, — спокойно парировала женщина.       Девушка вздохнула, её руки опустились под стол, и, снова заглянув в лицо подруги, Тоня смогла заметить, что за идеальным макияжем Инны скрывались мешки и глубокие тёмные круги под глазами. Но всё это было настолько умело скрыто, что почти незаметно. Только вот Антонина не вчера родилась, и такое не могло ускользнуть от неё.       — Вчера мы как обычно вышли из школы. Я предложила пойти куда-нибудь. И…       Тишина была недолгой, но многозначительной. Пятница, Инна и “пойти куда-нибудь” могло означать только одно.       — Нет, Инна, только не говори, что… — её перебили.       — Мы пошли в бар.       Тоня закатила глаза, откидываясь на сидение и, по привычке, потирая переносицу. Инна продолжила, немного повысив голос, когда заметила такую реакцию подруги.       — И, я знаю, что это было ошибкой! — но продолжила более глухим и хрипловатым голосом. — Это было моей главной ошибкой. Хотя, ладно, бар — это ничего. Мы сидели, пили. Я вообще не собиралась напиваться, а тем более признаваться ей в чувствах. Я хотела сделать это красиво. У меня был план! Тринадцатого числа, на годовщину знакомства, мы должны были сидеть в приличном заведении. У меня уже есть небольшой подарок. Но… — Инна поджала губы. — Кого я обманываю, я не умею пить. Даже присутствие Лены рядом не остановило меня. Она, в отличие от меня, не пила так много, лишь сделала пару глотков.       “Тебе бы стоило поучиться у неё”, — чуть было не выпалила Тоня, но не стала. Инна выслушала и поддержала, не перебивая, теперь настал её черёд.       — Вы разговаривали о чём-то? — спросила она вместо этого, уточняя.       — Да, так. Я начала рассказывать смешные ситуации с уроков, ну, ты знаешь, капля алкоголя — и я уже клоун, шут, Шляпник и всё такое, — она грустно усмехнулась этому. — В общем, я помню всё: мы говорили, смеялись… Я пила. И когда я уже не думала, что говорю, то просто сказала то, что было в моей голове. Потому что в этот момент я посмотрела на неё, в её глаза. Всё те же, серо-голубые, даже спустя столько лет… Меня окатило жаром мгновенно. Но когда она услышала мои слова, то сидела как вкопанная. Она будто не верила в то, что я сказала или... Не знаю не поверила в них, но она ничего не ответила, просто залпом допила вино, извинилась, заплатила и ушла.       — Подожди, может быть она что-то ответила, но ты не помнишь?       — Тоня, я напиваюсь до потери пульса, что чуть ли не падаю, но есть две особенности. Первое — я никогда не блюю, второе — я прекрасно помню каждую мелочь, каждое действие и каждое грёбанное слово. И я думаю, что мне не нужно доказывать тебе это.       Это было абсолютной правдой. Инна беспросветно напивалась, но помнила в деталях свои пьянки. Даже ту, после которой они стали ближе, чем коллеги. И это никогда не доходило до рвоты. Похмелье было, конечно, тяжёлым для Инны. Тоня даже не хотела думать о том, насколько сильно сейчас болит голова у подруги и как тяжело ей сейчас вспоминать вчерашний вечер не только морально, но и физически.       — Может, она не готова? Или не уверена.       — Я видела её взгляд, дело не в готовности, она боится. Она не уверена, здесь ты права, но в чём? Я думала над этим почти всю ночь, но так и не пришла к выводу. Я не понимаю… Я знаю её полжизни…       Тоня почувствовала решительность. Ей хотелось поддержать подругу, отплатить той же монетой.       — То, что она ничего тебе не ответила — ещё не значит, что отказала. Однозначного ответа так и не последовало. Сейчас она, так же как и ты, думает об этом, вспоминает вчерашний день и все моменты с тобой до.       Инна подняла на неё тяжёлый взгляд из-под густых бровей, давая понять, что она ошибается. Тоня осеклась.       — Да, не совсем всё. Она не знает, что вы из одного сиротского дома, не знает, что вы друг другу больше, чем коллеги по школе, но она вспоминает эти два года, что знает тебя как Инну Алексеевну. Лене нужно время. Она должна прийти к правильному решению. И она сделает это сама. Без посторонней помощи.       Инна молчала, она смотрела на руки, что всё ещё находились под столом. А потом безжизненно произнесла:       — Если только на это решение не повлияет Галина, она ведь у нас такая властная, — и горько усмехнулась.       И тут Антонина завелась и поняла, что поддержка подруги не пройдёт гладко, а, как всегда, в её привычной манере — требовательно, решительно и немного агрессивно.       Женщина выпрямилась и положила руки на стол. Её взгляд моментально нашёл глаза подруги и упёрся глубоко в серую радужку. Инна сразу отвернулась к окну, прикусывая губу чуть ли не до крови. Она не любила такие Тонины глаза, а особенно сейчас, когда они сверкали недобрыми огоньками, да что там, в них почти отчётливо разгорались язычки пламени. Это никогда не предвещало ничего хорошего, и девушка ссутулилась, чтобы её лица не было видно за копной иссиня-чёрных волос.       — Так, дорогуша, посмотри на меня, — Тоня произнесла это твёрдо, но ответной реакции девушки не последовало, тогда она произнесла требовательнее отделяя каждое слово: — Посмотри на меня.       И та сразу подняла безжизненный взгляд, пустой и безнадёжный, где в уголках глаз уже поблескивали редкие слёзы. Но Антонина не собиралась расслабляться, она должна была сейчас вернуть подруге здравый смысл, который, похоже, решил покинуть девушку.       — Могу тебя заверить, что Галина не имеет той власти над Леной, что у неё была. И ты прекрасно это знаешь, не так ли? — Тоня наклонила голову вбок, та лишь моргнула в ответ, смахивая подступающие слёзы. — Твоя ревность сейчас лишняя и лучше, а тем более легче, не сделает. Потому что она пустая и беспричинная. Я уверена, что ты и сама это понимаешь.       Инна кивнула, а Тоня продолжила:       — Ты прекрасно знаешь, что Лена этот учебный год начала уже будучи “в активном поиске”. Следовательно, ты имеешь огромные шансы на счастливое будущее со своей половинкой. И так и будет, потому что Лена находится в здравом уме, слава Богу, а ты можешь быть терпеливой, когда это необходимо. Ты красивая, умная и сногсшибательная девушка, чёрт тебя дери! И Лена знает, что будет полной, извини меня, дурой, если всё-таки откажет тебе!       Инна звонко расхохоталась сквозь слёзы, что уже текли по её щекам. Антонина была агрессивной, но именно это всегда и спасало девушку в критические моменты. Потому что учитель была паникёром по своей сути и от всех этих пустых выдумок, что она сама себе придумывала со скоростью света в голове, её спасал именно этот, как всегда, трезвый взгляд Тони. Только так её можно успокоить, развеселить и вернуть в привычное состояние.       — Это хорошо, что ты смеёшься, значит, не всё потеряно. Но я сказала правду.       Инна, вытирая слёзы, заглянула в глаза Тони, что сейчас были абсолютно спокойными. Та продолжила, пародируя подругу:       — Вы знали, Инна Алексеевна, вы такая умная, добрая, позитивная. Правда-правда! Инна Алексеевна, — намеренно делала пьяный голос Тоня. — Вам кто-нибудь говорил, что вы такая харо-ошая!       Девушка прыснула от смеха. Настолько точно ещё никто не повторял её голос и повадки. Антонина расплылась в доброй улыбке, мягко откидываясь на спинку кожаного сидения, и сама пустила пару смешков, уж слишком заразительно смеялась Инна.       — Вы очень харо-ошая, правда, — продолжала ломать комедию Тоня.       — Всё, хорошо, я поняла. Хватит надо мной издеваться! — всё ещё смеясь просила девушка.       Антонина ответила уже привычным тоном:       — Я не издеваюсь, я говорю тебе как есть. Тебе нужно подождать. Я знаю, как это трудно будет для тебя, учитывая сколько ты пережила трудностей. Но потерпи ещё чуток. И всё будет хорошо. До тех пор я в твоём распоряжении. Ты можешь плакать, но лучше чтобы ты смеялась.       Тоня взяла руку Инны и погладила, успокаивая девушку, что готова была растрогаться снова.       — Но что если она всё же откажет? Что если Инна Алексеевна — не её человек?       — Тогда это повод собраться и сказать ей, что ты знаешь её дольше кого-либо ещё. Ну, уж если и это не сработает, тогда останьтесь подругами.       Инна зажмурилась, отводя взгляд в окно.       — Нет, — сипло произнесла. — Нет, Тоня, какие подруги? Это будет слишком… Больно, — и подруга всхлипнула. — Быть подругой для той, кого любишь больше жизни, во всех смыслах этого выражения, которую я потеряла, а позже встретила и снова потерпела крах? Я не выдержу. Я точно сопьюсь и тебе придётся меня уволить. Потому что после такого ничто не остановит меня взять бутылку в будний день, а не только по пятницам вечером.       Это разбивало сердце. Оно и так болело от того, что Антонина не знала, чем вообще могла помочь этой израненной девушке. А теперь в груди ныло от огромной тяжести и беспокойства.       Антонина понимала, что ей и правда придётся уволить подругу, но даже если не она это сделает, то новый директор. А потерять такого сотрудника — огромный ущерб школе. Искать новые кадры. Мало молодых специалистов с хорошим опытом работы на должность учителя физики. А Инна не была лишь учителем физики — она преподавала и другие науки, она незаменима в своём роде.       Поэтому Тоня даже не как директор, которому нужен такой работник, а как подруга, очень хотела сделать для неё хоть что-то что было бы в её силах. Ведь девушка впервые за долгое время работает больше года на одном месте.       До этого она много переезжала и меняла место работы, жильё. Она так долго кочевала и искала место, где сможет задержаться и остаться, что совсем потеряла надежду обрести покой и счастье. И каково же было удивление Инны, когда она, уже опустив руки в поисках Лены, встретила её на новой работе, в новом городе. А узнав о том, через сколько боли прошла Елена, это стало ещё одним ударом. Столько поисков, столько переездов, пока та жила здесь, умирая в одиночестве и боли. Инна корит себя за это отчасти, хотя и сама прекрасно понимает, что её вины нет.       — Дорогая, — начала Тоня, хватая уже обе руки девушки и сжимая её ладони своими пальцами. — Я не знаю, чем могу помочь, но я прошу тебя, пока не наладится с этим, не пей. Не пей, пока не услышишь вразумительного ответа от Лены.       — Ты же знаешь, что я не смогу.       — Я знаю, что ты сможешь. Ты сможешь сделать это, потому что ты уже сделала это однажды. Ты помнишь, как я смогла тебя вытащить из этого, когда ты обидела Лену? Но у меня не вышло бы ничего, если бы ты сама этого не хотела! Так попробуй ещё раз. Ещё один раз. Если не ради Лены, не ради себя, то хотя бы для меня. Мне больно осознавать, что я бездействую.       Инна опустила голову, её плечи задрожали — она плакала всегда бесшумно. Она стыдилась себя за то, скольким людям приносит боль своим самоуничтожающим поведением. Тоня и вправду однажды вырвала её из этого состояния. Но без содействия подруги она не сможет сделать это сама.       — Ты запуталась, вместо сторонней помощи ты пришла к алкоголю. А теперь это стало зависимостью. Займи себя, запишись к психологу. Тебе нужна помощь. У меня есть контакты, если ты готова решить эту проблему, я могу дать номер. Потому что меня скоро не будет достаточно, чтобы остановить тебя.       Девушка всё ещё сидела опустив голову. Ей не хватало смелости заглянуть в глаза подруги.       — Всё хорошо. Всё будет хорошо. Я рядом, если тебе нужна поддержка, я буду рядом. — продолжала успокаивать директор       Тоня погладила плечо девушки, постепенно спускаясь к кисти и снова поднимаясь, а позже сжала её ладони в своих руках. Наконец, Инна подняла голову — все слёзы на лице девушки уже высохли, оставив разводы косметики. Она прохрипела:       — Пошли куда-нибудь, эта музыка сводит меня с ума.       Мелодия и правда была абсолютно неуместна, учитывая нынешнее состояние обеих женщин — слишком радостная и беззаботная, она шла вразрез с действительностью. И это нагнетало.       Антонина слегка улыбнулась, всё ещё переживая за подругу и её самочувствие. Вчерашний день стал последствием сегодняшних настроений и Тони, и Инны, отзываясь горечью в груди. Девушка мягко вырвалась из рук подруги и стала надевать своё пальто. Другая последовала её примеру и потянулась за плащом.       — Тебе помочь с лицом? — спросила Тоня.       — Сильно размазалось, да?       — Не особо. Вот, — протянула Тоня руку. — Возьми салфетку. Тушь не растеклась вроде, дать зеркало?       Инна качнула головой. Пока девушка поправляла лицо, Тоня заказала себе ещё одну кружку кофе, который на этот раз выпила горячим.              

***

      Улица встретила их пасмурной прохладой. Дождя не намечалось, но небо затмили облака. Белое, чистое словно новый холст какого-то художника или новый лист поэта, писателя — небо выглядело апатично и даже слегка депрессивно. Ветра не было, потому и не ощущалось холода, но было зябко.       — Почему ты постоянно переезжала? — спокойно поинтересовалась Тоня, прерывая тишину.       Девушка ответила сразу, тихо усмехнувшись.       — Сначала, я просто искала Лену, а позже, пыталась найти своё место хоть где-то. Я хотела почувствовать, что именно эти места, улицы, пейзажи, этих людей я хочу видеть каждый день.       — И чем же тебя привлек этот город?       — Ничем. Когда я сюда приехала был август. Стояла жара, а через пару дней пошли дожди. Здесь постоянно настолько быстро меняется погода, что предугадать её почти невозможно, — Инна поморщилась каким-то своим мыслям. — Город показался мне отвратительным. Серым, скучным, обычным, таким же как многие другие, в которых я уже бывала. Но когда наступил сентябрь, я как-то поехала за город. Была в лесу с ночёвкой наедине с собой. Это было незабываемо. А после, приехав обратно, я прогулялась вглубь города и поняла, что, да, он не отличается чем-то, но он по-своему уникален. А главное — здесь приятные люди. Не только ты, Света или Лена. Прохожие, коллеги — все. Здесь я могу быть собой и не боятся выйти на улицу.       Они продолжали идти вглубь города, мимо толп прохожих. Недолгое приятное молчание поселилось между ними, пока мягкие улыбки сверкали на их лицах.       — Я рада, что ты всё же обрела дом, — искренне заверила Тоня, мягко коснувшись плеча девушки, отчего та встретила её взгляд с усмешкой.       — Знаешь, ты, наверное, самый холодный человек, которого я встречала вообще в своей жизни, но так странно и приятно что ли, осознавать, что ты на самом деле очень мягкая и искренняя. Ты живая, хотя еще год назад, я была убеждена, что ты какая-то современная разработка андроида.       Антонина рассмеялась. Она много раз слышала, как о ней отзывались сотрудники, но то были не самые приятные слова. А размышления Инны были забавными и ни капли не задевали её.       — Мне даже льстит это.       — Не зазнавайся.       — Не буду, — всё ещё улыбаясь убедила Тоня. — Но если серьёзно, то я просто требовательна касаемо работы. Я всегда жду отдачи от коллектива, но все воспринимают это на свой счёт, а я со временем привыкла, что дальше поверхности люди не смотрят. Потому и не подпускаю ближе.       — Но Света и я смогли.       — Да, — на её лице появилась мягкая усмешка. — И я очень рада этому.       Инна хмыкнула и улыбнулась во все тридцать два. Ей было странно и приятно осознавать, что Тоня раскрывалась ей, делилась своими проблемами и мыслями.       На некоторое время между ними поселилось приятное и спокойное молчание. Они шли пребывая каждая в своих мыслях, воспоминаниях, казалось они без слов обмениваются моментами.       Из мыслей Тоню вывел вопрос Инны:       — Вы со Светой уже решили, как уладите ваш внезапный дерзкий каминг-аут?       Улыбка растворилась на лице женщины моментально.       — Я решила выдвигать свои условия. Поставлю ультиматум, что уйду, только если они не обнародуют видеозапись.       Инна посмотрела на Тоню с открытым ртом, сказать, что она была в шоке — ничего не сказать.       — Ты оставишь свой пост? — ошеломленно спросила Инна, она знала, это должно было произойти, но не ожидала, что настолько быстро.       — Да, я директор уже 13 лет. Этого достаточно. Для школы я сделала всё, что в моих силах — финансирование, ремонт, идеальная репутация и хорошие сотрудники, — с последними словами она посмотрела в глаза Инны. — Проверка подтвердила, что школа идеальна по всем стандартам.       — Ты рассматривала кого-то на своё место?       — Пару раз, но как-то вскользь. Я думаю, что теперь это не будет зависеть от меня. Поэтому я понятия не имею, кто может быть на моём месте.       Немного задумавшись, девушка не знала говорить о своих мыслях или нет. А потом всё же решила сказать:       — На самом деле, я думаю, что Лапина метит на твоё место. Иначе для чего ей было прибегать к настолько грязным методам, как записывать происходящее в классе.       Тоня поджала губы. В душе она это знала, но от этого не легче.       — Но единственное, чего я не понимаю, — продолжила свою мысль Инна. — Зачем ей это?       Антонина ответила холодным будничным тоном:       — Она этого хотела ещё до того, как я стала директором. Я помню, что она всё делала, доверие к ней было беспрецедентное. Но это место заняла я. А её “влюбленность” ко мне была наигранной. Она давно хотела убрать меня. И у неё это вышло.       Инна ошеломлённо смотрела под ноги. Тоня тяжело сглотнула, ведь этим она не делилась даже со Светой, чтобы лишний раз её не напрягать и не тревожить.       — Вот стерва, — выпалила Инна.       — Лапина не настолько глупа, насколько кажется. Это конкуренция, здесь каждый борется как может.       Но девушка проигнорировала слова Тони и продолжила:       — Я не удивлюсь, если она уже празднует свою победу. Наслаждаясь этим затишьем перед бурей.       — Успокойся, дорогая, мне плевать.              

***

      Их оставшаяся прогулка была недолгой, так как спустя время заметно похолодало. Тоня не любила мерзнуть, потому, когда они подошли к остановке, Инна села в автобус, а Антонина стала ждать такси, потеплее кутаясь и съежившись в плащ.       Вспоминая, что Света всё ещё с Леной, она разблокировала телефон и нашла переписку, где около трёх часов назад оставила девушку в недоумении и смущении.       “Решила зайти с козырей, да?” — прочла на дисплее смартфона Антонина.       “И не стыдно тебе? Хотя это твой стиль: смутить и кинуть”.       Тоня мягко улыбалась, читая сообщения Светы. Её это забавляло.       “Игнорируешь теперь!”       Этот монолог из коротких предложений был отправлен с разной передиодичностью — от нескольких секунд до 5 минут.       “Ладно, мы квиты. Я помню твой смущённый взгляд утром. Как ты пожирала моё голое тело глазами, когда я ударилась о шкаф”.       Тоня почувствовала тепло не щеках. Эти слова вызвали у неё глупую улыбку. Она ощущала себя дурочкой в такие моменты, но это было не важно, пока счастье искрилось в ней.       “Хорошенько повесились и отдохни. Я очень тебя люблю”.       Это сообщение было последним, что отправила ей Света час назад. И пусть оно было коротким, а его содержание не было чем-то новым для Тони, но оно было дороже любых других слов, огромных абзацев, длинных строк. Оно было простым, искренним и заботливым. А Антонине больше и не нужно было.