За свободу, равенство и братство!

— А как свершится революция –Гунхильдров и Лоуренсов на плаху! — вопит паренёк лет двадцати пяти. Его приятные черты лица по-настоящему расцветают, когда он говорит о победе революции: зелёные глаза загораются с какой-то необыкновенной силой, в них бушует юношеская самоуверенность и самая искренняя жажда справедливости, тонкие бледные губы изгинаются в воодушевлённой улыбке. — Хардвин, а чем тебе Гунхильдры не угодили-то? — юноша обернулся на голос своего товарища. Его сверлил спокойный взгляд голубых глаз. Пожалуй, явное недовольство этими словами выражалось лишь в руках, что собеседник скрестил у себя на груди. — Они подлецы! Такие же подлецы, как и Лоуренсы! А, может даже и хуже. Не кормись илюзиями, Эрик: они ничем не отличаются от них. — А разве бывали Гунхильдры у власти, были ли они хоть когда-то столь же могущественными, как и Лоуренсы? — Нет. Но стоит им её получить, как они станут точь-в-точь Лоуренсы. Так люди устроены. Власть их развращает, превращает в извергов, таких как наши аристократишки. — Неогрниченная ничем власть развращает. — настойчиво поправил его Эрик. Глаза его ожесточились недовольством, а губы сжались в тонкую полоску. Хардвин захохотал: — А чем власть-то ты ограничишь? — Народом. — парень задет такой реакцией товарища, от чего лицо его мрачнеет ещё сильнее. Хардвин ухмыляется ещё сильнее. Эрик, его ровесник, а мысли у него совсем ребяческие. Святая наивность! — Мне тебя даже жаль. Ты ведь веришь во всё, что говоришь. Тяжело тебе будет на деле. — А что тогда же делать с властью? — А власть новому Монду будет не нужна. Он прекрасно справится и без неё. — И это меня ты называешь наивным? — А что тебе не нравится? — Разве, может существовать человеческое общество без власти? — Да, может. И Монд это докажет. — Эрик прав. — встряла в их разговор женщина лет сорока. — Я жизнью научёна: не бывает хорошего дела без дельного командования. Ну, а так как любое бесконтрольное командование влечёт за собой деспóтию, то его надобно под контроль поставить. А есть ли лучший контролёр, чем народ? — Эмилья Карловна, при всём уважении к Вам, — говорит уже совсем юная девица. Она явно не старше лет двадцати — хочу заметить, что времечко-то идёт. И поколение Ваше на нет сойдёт, а наше – прекрасный Мондштат сотворит: где дело благое без лишних властей делается. — Глория, это истина жизненнная, против которой, как говорится, не пойдёшь. Впрочем, поживёшь – увидишь. — А я пойду! — возразил Хардвин. — Ну, и куда же ты дойдёшь такими темпами? — возникает кто-то. И началась возня. Настоящие дебаты, жаркие горячие споры о будущем родного города волнуют каждого, кто собрался здесь сегодня. "Где собрались? Кто? И зачем?" — спросит меня дорогой читатель. Точного места я никак назвать не смогу, но укажу на некую местность близ Спрингвейла, где в своё время собирались очередные мондовские революционеры эпохи Лоуренсовской тирании. Кого здесь только не наблюдалось! Такой пестроты возрастов, социальных слоёв, полов и мнений не встретишь даже в порту Ли Юэ. Эмилия Карловна, женщина весьма почтенного возраста (особенно в то непростое время), самой старшей здесь не являлась. Я нашёл упоминания о неком Рональде, который в бунтовщиках был даже в возрасте 62 лет. Да, и Глория – соплячка – здесь младшенькой не являлась. Уже в материалах дела я нашёл упоминания о неком Дрейке, возврастом всего 14 год. Здесь были крестьяне (как Хардвин, к примеру), городские низы – бедняки, одним словом, но были также и люди при чинах, при самих Лоуренсах сидящие. Так, в то время предан был суду учитель аристократских отпрысков – Вилберт Фенунф, что прививал детям либеральные настроения, да и к тому же принадлежал к этому кружку бунтовщиков. У этого есть достаточное количество доказательств: материалы расследования Лоуренсов, записки разных членов революционерского кружка и самое ценное – личный дневник Фенунфа, в котором он все эти слова потверждает. Мне ли, читатель, пояснять тебе чем занимаются революционеры в своих тайных местах? Размышляют они о будущем своей родины, и как всё будет после их, безусловно, успешной революции. Ну, конечно, говорят они и о самой революции, но сейчас именно спорят они о будущем. Думаю, с лирическим отступлением я сильно затянул, но чувствую, что необходимо это читателю моему. Давайте же вернёмся в "возню". Здесь страсти быстро накаляются – люди спорят друг с другом. Главная тема их споров – власть и её необходимость в прекрасном Монде будущего. Одна половина, говоря по-нашему, ратует за ограниченную монархию, а другая – за полную свободу и как таковое отсутствие власти. Они спорят горячо: кто-то словами и аргументами, кто-то же лезет на оппонента с кулаками. Долго могло бы это продолжаться, если бы не Басам – одна из значимейших фигур этого кружка. Сам он был сбежавшим гладиатором, а потому человеком сильным физически, ловким и быстрым. Стремление, с которым он старался отомстить Лоуренсам за весь свой род поражало даже бывалых участников сопротивления. Его упорство помогло ему вмиг достичь невиданных высот здесь. Увидев весь хаос, что тут творился из-за споров, он смирил всех привычным ему властным тоном: — Спокойнее, товарищи. Мы не на базаре находимся. — никто не посмел возразить ему. Дальнейшее обсуждение шло куда спокойнее. Что неудивительно – Басам умел смирять прочих людей. Удивительно на самом деле, как этот дивный парень из раба превратился в человека с неоспоримо выскоим авторитетом. Но, наверное, я расскажу об этом позже. А пока, прощаюсь с тобой, дорогой читатель! Я скоро вернусь, а ты не скучай пока.