За свободу, равенство и братство!

Балы, пиры и праздность – этого Аларикус Лоуренс не любил. Аристократу больше нравились кровавые гладиаторские бои, от которых он получал садистское удовольствие о чём не раз писал в своём дневнике: "Человек так беспомощен перед животным. Если бы в руках у гладиаторов не было бы оружия, то не один бы с этой арены не ушёл живым. Иногда, меня посещает мысль отобрать у гладиаторов всякое оружие, чтобы посмотреть на настоящее и самое истиное, первородное противостояние человека и зверя." Читая некоторые его идеи об "улучшении" гладиаторских боёв, становится не по себе. Чего только стоит идея о том, чтобы на двоих гладиаторов дать одно оружие и выпустить на них разъярённого зверя. Аларикус был жесток, жесток и беспощаден по отношению к рабам, что должны были его увеселять. Конечно, читатель, нам с тобой этой извращённой формы веселья никогда не понять, что может даже и к лучшему. Также и дипломаты из Снежной не смогли понять веселья Лоуренса от мучительного окончания человеческих жизней, а потому на предложение провести еще одни гладиаторские бои в честь окончания их визита ответили уверенным и единогласным отказом. Старший Лоуренс таким поворотом событий был раздосадован: все же они такого прекрасного медведя подарили! Только смотреть бы и смотреть на эти бои! Но делегатов необходимо было уважать, и если они сказали, что игры проводить не стоит, то действительно с этой затеей стоит повременить. Да, и к тому же медведя они с собой не увезут, а значит развлекаться с ним можно будет и позже. Так было принято решение о том, что в честь отъезда их будет проведён бал. За его организацию взялись Герда и Мелания Гуннхильдры, что должны были порадовать гостей из далёкой Снежной. На этот бал были приглашены многие знатные семьи Монда, в том числе и семья Шильцфауз с нашим героем – Эриком.

***

Эрик не хотел бы терять время на балу. У него была другое, не менее важное занятие: засада. Конечно, в самой засаде он бы участия не принял (от греха подальше, как говорится), но постарался хотя бы помочь перенести оружие из Вольфрендома на склады близ Спрингвейла. По итогу он принял решение о том, что рисковать сегодня не будет. Он появится на балу и там пробудет от самого начала до его завершения. Ему никак нельзя серьёзно рисковать. А мятежники явно справятся и без него. Родители же очень рады этому приглашению. — Давно же Лоуренсовских балов не было. — прихорашиваясь, рассказывает мама — Помню, мне тогда 6 год шёл – вот это был хороший бал государственный. Ну, не мудрено: всё же Аларикуса тогда короновали. — Тогда и Аларикус красавцем был... А сейчас что? — возмущается отец — Брюхо себе отрастил и выглядит как свинья. И это лицо нашей нации? — А ты откуда знаешь, как он тогда выглядел? — служанки поправляют бант на её пышном алом платье. Эльза Шильцфауз намерена сегодня поражать своей красотой. Всё-таки редки в Монде государственные балы и выглядеть на них хуже, чем идеально – настоящее преступление. — Я тоже на том балу был. Мне тогда было 14. — А, точно. А сколь хорош он был? Я совсем уже не помню. Помню лишь то, как матушка жениха мне искала. — Как обыкновенно хороши все юноши: молод, строен, подтянут, светлый взгляд и не менее светлый ум. — Ну, а кто в старости лет себя, как в молодости сохраняет? — женщина натягивает дамские перчаточки до локтя, предовольно разглядывая себя в зеркале. — И наша с тобой юношеская красота уже давно ушла. — Мы приобрели красоту новую, свойственную людям зрелым. Мы с тобой до сих пор хороши лицом (за что спасибо скажем чудодейственным составам из Сумеру), мы стройны, румяны и выглядим свежо. А Аларикус... — Ох, Ульберт... Ворчишь ужасно, будто бы церковный настоятель, ей-богу. Давай же лучше балу порадуемся! Вот мы с тобой, когда в последний раз на балу-то хоть каком-нибудь были. — Два месяца назад Тротелли собирали бал по поводу венчания дочери. И мы там были. — А когда же, мы с тобой такой бал соберём? Сыну-то уже 25 годков, а выдать его никак не можем. — Помнишь в чём ты клялась перед алтарём? — Ульберт был бы рад уже давно найти Эрику невесту, да внуков ждать, но ведь была одна умная женщина в его жизни. Эльза тяжело вздыхает, надевая элегантную женскую шапочку. — Помню. Какая же была дура! — И сама Эльза давно хотела бы стать бабушкой, но надумалась же ей пред алтарём поклясться, что "дитё моё только брак желанный узнает. Иного брака не благословлю ни за что на свете!" . А клятвы данные в местах священных, перед самим Барбатосом считай, необходимо исполнять. — Ты была молода тогда совсем. Не плачь, дорогая – тушь потечёт. — Ульберт подходит к жене, обнимая её. — Я сам женился поздно, но мы-то счастливы с тобой. Да, они не любили друг друга, когда венчались. Отсюда и клятва юной Эльзы. Но им повезло – они смогли друг друга полюбить, сжились. Из своей комнаты выходит уже готовый к балу Эрик. — Ну, наконец. — глубоко выдыхает отец. — Ты дольше матери собираешься. — Не вини мальчика: у него первый государственный бал. Конечно, он хочет выглядеть прелестно. Сын с отцом одеты очень похоже. На обоих парадная форма охотников, расшитая золотом и драгоценными камнями. Чёрный цвет выглядит очень благородно, к тому же чёрный цвет в одежде выделяет именно охотников. Пожалуй, они отличаются лишь количеством медалей. Но это, очевидно лишь вопрос времени. — Кольцо не забыл? — спрашивает отец. Он гордиться сыном и хочет, чтобы также ним гордились все прочие. И награда от младшего Лоуренса – это хороший способ показать, почему им можно гордиться. — Конечно, нет. — всё же на бал (парад лицемерия, как его называл сам Эрик) стоит надевать всё самое лучшее. Независимо от того, как ты к этому относишься. Меч сегодня тоже несёт он. Прежде всего как символ того, что именно он сейчас защищает Мондштадт, а не его отец, ушедший в отставку. Они готовы выходить. Кучер тоже уже готов ехать.

***

Лоуренсовский замок редко распахивал свои двери для посетителей. По крайней мере, при Аларикусе. Он не любил праздной суеты, а потому и Лоуренсовские (государствееные) балы проводились редко. Его нежелание проводить такие балы в своё время развязывало крупные скандалы. Если бал по случаю перехода власти в его руки и бал по поводу его женитьбы организовывала его мать, то по поводу рождения своих детей он балов не справлял, что было против всех традиций. Он тогда устраивал гладиаторские игры, что было очень смешано встречено среди народа. Государственные служащие возмутились, а вот простой люд был просто в восторге от такого решения. В описании залы я вновь позволю себе опереться на мемуары Воронцова. "Зала Лоуренсовского дворца, в коей нас принимали, пышила все тем же пафосом, что и трибуны пятого этажа гладиаторской арены. Признаться честно, это было чересчур вычурно, как сказали бы в Фонтейне вульгарно. И со мной все мои коллеги согласились, считай лишь за исключением Дицкого. Но, стоит отметить, что сам Кондратий Семёнович был тот ещё денди, да и всегда имел он тягу к чересчур расписной безделушке." Эрик впервые оказался тут, но ровно как и делегатов его пышная красота дворца не задела. Он до сих пор очень страдал по своему зря потраченному времени, но делать было нечего. — Развлекись тут хорошо. Может, маме невестку приведёшь. — улыбается Эльза. — Зятя. — шутливо поправил её Эрик. — Главное, чтоб пригожий был. — продолжает шутку мама, на что отец недовольно вздыхает. — Развлекайся – это главное. — чуть грозно заметил Ульберт. Вскоре родители его разошлись: мама ушла к своим подругам, а отец – к товарищам по службе. Эрик же ходил как неприкаянный: он не смог поговорить с колегами-охотниками, прочие государственные служивые тоже не шли с ним на контакт. Впринципе, что неудивительно: околосветское мондштадское общество давным-давно было поделено на разные кружки по интересам, а он в них вписаться попросту не сумел, поскольку его "кружок по интересам" – это мятежники, что забирали все его время. Впрочем он об этом совсем не жалел. Жалел он лишь о потерянном времени.

***

Спустя некоторое время он прибился к таким же "неприкаянным", а именно дипломатам из далёкой Снежной. Он смог неплохо разговориться с Алексеем Добронравовым и Александром Хатинским. — А может в преферанс? — весело предложил Хатинский, доставая колоду карт. — И почему я не удивлён? — спросил сам себя Алексей, попивая удивительную диковинку – одуванчиковое вино. — А что такое преферанс? — Эрик предельно хорошо понял, что это карточная игра, но совсем не понял, какая именно. Может в Снежной так называют какую-то популярную игру? — Ну, как бы тебе объяснить... — Александр совсем не готов был пояснять кому-то правил. — На вист похожа. — заметил Добронравов. Но понимания это не прибавило. В Монде не особо любили неазартные игры, каковой являлись и вист, и преферанс. — Я не знаю, что такое вист... – Хатинский немного этому удивился. — Ну, понимаю, не знать преферанса – это всё же наше, снежное... Но не знать виста? Чем же вы на балах занимаетесь? — Я редко на балах бываю. Мне это скучно. — Эрику стало даже как-то неловко. — Саша, ты сколько лет уже послом работаешь? — спросил Алексей, замечая смятение нового знакомого. — Ну, лет 6. Хотя моя память может мне изменять. — И за эти 6 лет не уяснил, что в Монде не любят неазартных игр? — Я в Монде впервые. Так-то моя специализация – это Натлан. Это вы, Лексей Степаныч, универсал. — Добронравов этот ответ проигнорировал и стал объяснять Эрику правила преферанса. Уже скоро они начали играть и Александр решился завести светскую беседу, что обыкновенно велись за такими мграми в Снежной. — Эрик, а чем же вы развлекаетесь, если не балами? Неужели, гладиаторские бои? — Архонт упаси. — он не любил гладиаторских боёв никогда. А с появлением в его жизни Басама абсолютно их возненавидел. — Это настоящее зверство. Ужас, как их не люблю. — Ох, абсолютно с вами солидарен. Не думал, что в наше время где-то может практиковаться такое жестокое ремесло. — У нас в Монде много такого. Что очень прискорбно для меня. — Что же ещё есть? — Ну, крестьяне наши в очень плохом состоянии. На них посмотришь, так невольно глаз слезиться от бедного одеяния и дряхлого тела. Мне искренне, по-человечески жаль их. — Ох, крестьяне – это всегда больная тема. — заметил Хатинский — Но, кажется, Царица скоро должна будет ввести новые законы по поводу их содержания. — Поговаривают, что она собирается дать нам конституцию. — заметил Добронравов, нарушая свое молчание. — Много чего говорят. Мне вот говорили, что Анастасия тебе сестра. — Алексей улыбнулся. — Ну-с, и то верно. Но я верю в то, что Царица даст нам конституцию. — Блажен, кто верует. — А что такое конституция? — вмешался в их диалог Эрик, которому очень хотелось узнать об этом. И так разговорились они о конституции. И Эрик понял, что именно конституция и нужна Мондштадту. Именно конституция должна ограничить власть в действиях, установить элементарные правовые принципы. Она должна спасти Мондштадт! Разговор с послами вышел преинтересный. В нём угадывался околореволюцонный настрой охотника. Хотя, вернее сказать прогрессивный, с большим стремлением к реформам и изменениям. И, наверное, на том мог бы и закончится их диалог. Если бы Аццо не подслушивал их.

***

"Аццо опоздал на бал. Хотя, кажется, он абсолютно этого не стыдился. Он вошёл в залу с гордо поднятой головой. Притом, наверное, в самом хорошем костюме. Его одежда выглядела свежо и приятно, а не вычурно и напыщенно, как у многих прочих участников бала,"– писал об его появлении Воронцов. Аццо тоже не желал находиться тут, а потому и сильно опоздал. Младший Лоуренс многих общественных мероприятий не любил, а потому и задержался на военных смотрах. Аццо совсем не знал, чем себя занять. И внезапно вспомнил о любимом охотнике Фон Гаузена. У каждого командира в своих отрядах охотников был некий фаворит, с которым Аццо был знаком лично. Прежде всего, потому что они считались лучшими охотниками. Очевидно, что фаворитом Гаузена был Эрик Шильцфауз. Только вот с ним он не нашёл время познакомиться. Может быть, сейчас самое время с ним поговорить? И повод есть великолепный. К своему большому удивлению он не нашёл его ни в одном кружке молодёжи по интересам. В это даже не верилось на самом деле. Он долго искал Эрика и вскоре опознал его по перстню. Он сидел и о чём-то увлечённо говорил с дипломатами из Снежной, играя с ними в карты. И о чём же они там говорят? Может быть, подслушивать это некрасиво и подло, но разве Лоуренсы хоть иногда играют честно? И Аццо увлекся чужими разговорами. И ему очень захотелось очень серьёзно поговорить с Шильцфаузом. Разговоры с делегатами окончились. Алексей ушёл танцевать, а Александр удалился, чтобы выпить. Эрик же остался совсем один, но ненадолго. Аццо без всяких церемоний сел за тот же столик, где сейчас находился охотник. — Приветствую. Эрик Шильцфауз, я полагаю. — Аццо Лоуренс? — подобной компанией он был несколько напуган — Я Вам зачем-то понадобился? — Хотел бы познакомиться с "лучшим бойцом, чья сила и упорство когда-то поравняются с дедушкиными, а может и превзойдут его". У Вас же есть минутка для меня? — Конечно. — иначе на этот вопрос он ответить не мог. — Фон Гаузен Вас так хвалит. Будь я впечатлительной девушкой, я бы уже влюбился. — Спасибо ему, наверное.— Эрик совсем не знал, что делать, он пребывал в рассеяности, смешанной с полушоковым состоянием. — Хотел бы выразить вам свою глубокую признательность за всех пойманных мятежников. Вы стережёте будущее Мондштадта от неминуемой смерти. — Это мой долг, который я обязан выполнять со всем усердием, что только во мне есть. — Эрик оперировал хорошо заученными фразами, стараясь притом выглядеть естественно. — И за это я вам глубоко признателен. Всё же не все так серьёзно подходят к этому важному делу. Увы, не каждый понимает, что слова "революция" и "смерть" для Монда означают одно и тоже. "Для Лоуренсов" — мысленно поправил его Эрик. — Революция убьёт и так слабое наше сельское хозяйство и всякое цеховое производство. Множество людей захлнбнуться в собственной крови. Какой кошмар! Вы со мной согласны? — Конечно, согласен. — машинально отвечает он. "Он сказал что-то про сельское хозяйство? Я не ослышался?" — Конечно, городу нашему необходимы изменения, но революционный метод заставит нас откатиться далеко назад в развитии. — Вы правы. — начинает активничать в диалоге Эрик. Неужели, Аццо понимает, что их родине нужны изменения? — Иногда мятежников становится даже жаль. Не сочтите меня предателем, но ведь они тоже в какой-то мере радеют за лучшее будущее для нашей родины. Что похвально. — Эрик ушам своим не верил... А, может, Аццо ему врёт по какой-то причине. Но Лоуренс младший с ним откровеничал. Прежде всего, потому что услышал, что Эрик настроен прогресивно, что он готов к изменениям и улучшению их родины. Аццо желал найти в этом охотнике поддержку себе. — Но вы же сами их казните... — старался найти несостыковки в его рассказе Эрик, прежде всего для того, чтобы не быть обманутым. — Знаете как говорят: благими намерениями дорога в ад вымощена. Они, конечно, молодцы: желают что-то изменить, улучшить свою родину. Но их методы вероломны и ведут к разрухе вокруг. Любая революция надолго остановит жизнь нашего родного города. А этим в случае чего воспользуются наши соседи какие-нибудь... Их стремление похвально, но в то же время губительно. Да, и к тому же они преступают закон. Хотя тут всё значительно сложней. — То есть? — Ну, с одной стороны они нарушают указ "О полном повиновении правящей династии" и "О революционных органициях", но полностью придерживаются манифеста "О свободе города ветров". Сколько в нашем государстве ненужных законов, противоречащих друг другу! Это всё бы перерыть бы, да организовать правильно. — Конституции хотите? — Нет. Не хочу. Всегда человек разумный должен властвовать над законом, а наоборот. — Почему же? Мне, кажется немного иначе. — Аццо улыбнулся. Впервые с ним кто-то так говорил и ему это даже понравилось. А Эрик сам не знал, что ему так развязало язык. "Наверное, это было действие храброй воды. Или как там её Хатинский назвал?" – писал он в своём дневнике. — А если будет иначе, то человек станет рабом какого-нибудь стародревнего закона, совсем не сможет развиваться. — Ну, может вы и правы. Они разговорились обо всяком. "Совсем не ожидал узнать его с такой стороны... Он оказался человеком прогрессивным, желающим перемен в Монде. Это даже как-то заставило больше уважать его что ли. Правда, мне всё равно придётся с ним расправиться. Пускай, мы оба хотим блага Монду, но мы очень по-разному его видим. Я до сих пор уверен в том, что лишь ограничение властей упасёт Мондштадт от тирании. А он совсем иного мнения об этом. Он верит в то, что Мондштадту у власти нужен сильный монарх: умный, образованный, сильный, уважаемый. Он верит в силу привилигированного меньшинства над всеми прочими, а я верю в силу и образованность народных масс. Но есть и вопросы, в которых наше мнение сходно. Он тоже хочет устранения гладиаторских боев, улучшения жизни крестьян. Единственное, что всё это он собирается делать слишком долго: он говорит, что резкие реформы для Монда немногим лучше революции. И мне кажется, что он излишне её демонизирует. Монду необходимы быстрые преобразования. Теперь мне даже жаль направлять против него свой меч. Надеюсь, ЭТО сделает Басам," — писал он позже в своём дневнике.

***

Так, у сопротивления появился серьёзный противник. Умный, амбициозный, молодой, уверенный в себе. Стоит ли мне говорить о том, что именно себя он считал идеалом сильного монарха, что должен управлять Мондштадтом? Аццо просто так бы никому не уступил власть, не допустил бы даже попытку серьёзного мятежа. Однако, он сделал серьёзную ошибку: посчитал Эрика своим союзником. Ох, и удивительна же эта история! Впрочем, прости меня, читатель, но я уже устал с тобой говорить. Встретимся в самом скором времени.