За свободу, равенство и братство!

Раннее утро. Аццо уже готов отъезжать на свою первую дипломатическую миссию. Отец прощается с ним, надеясь на лучший результат этого мероприятия: — Будь там поаккуратней и повежливей. Помни, что от тебя сегодня многое зависит — Он много говорил, но толком ничего и не сказал. Одна вода и общие фразы, которые совсем не помогали в этой ситуации, однако и не мешали. — Соблюдай все правила, что тебе озвучат. В Ли Юэ очень трепетно относятся к традициям, и если ты их нарушишь, то хорошего сотрудничества в будущем нашим странам не сложить. — а это уже действительно дельный совет. Хотя у Фредерика Гуннхильдра иных и не бывает. — Ещё не стоит называть их божество Мораксом. Используй от греха подальше Властелин Камня. — Фредерик ещё некоторое время раздавал важные советы, которые Аццо слушал наивнимательнейшим образом. Вот это было уже действительно нужно и в какой-то мере интересно. Когда со всеми наказами закончил Фредерик, его жена тоже решила высказаться: — Не стоит волноваться за происходящее в Монде. Вам необходимо хорошо провести переговоры, а о безопасности города мы позаботимся основательнейшим образом. Здесь всё будет хорошо. — он верит Герде. Что может случится за 3 дня его отсутствия? Мелании тоже хочется что-то сказать, но она совсем не знает что. Девушка водит глазами по всей окружающей её местности, не находя нужных выражений. Джима и Джина тут нет: они дома спят. Вряд ли они бы поняли весь смысл этого мероприятия. Через время некоторого молчания Мелания тоже решилась что-то сказать. — Господин Лоуренс, мы будем здесь очень переживать за Вас... Будьте там осторожны и предусмотрительны... — Фредерик, кажется, жутко недоволен тем, что сказала его дочь. Слова, конечно, верные, но не стоит его пугать. К тому же в Ли Юэ его бы не убили, это он знает точно. — Не волнуйтесь, госпожа Гуннхильдр. Со мной всё будет хорошо. Я буду предельно осторожен. — это, скорее, заученная фраза, чем слова от чистого сердца. Мелания ненадолго теряется, а потом достаёт что-то из своей сумочки: — Возьмите это — она протягивает ему какое-то перо. — Оно Вас убережёт от всех напастей. — Гуннхильдр краснеет до кончиков ушей. Мать и отец очень недовольны ей, но об этом они поговорят позже. — Благодарю. — улыбается он, принимая подарок. Далее Аларикус вновь решил поиграть в грамотного политика, расскидываясь ненужными или очевиднейшими советами. Но Аццо его не слушал. Он смотрел на Эрика, что стоял в отдалении и тоже его провожал. Захотелось услышать его ещё раз. И совсем наплевать на то, что всю ночь в резиденции он только и желал ему успеха. Хотелось закрепить, так сказать. Они улыбались друг другу, зная, что вскоре им обоим предстоит пережить уникальные испытания судьбы. И если Аццо этим был ободрён, то Эрик – нет. Лоуренс садится на коня. С ним лучшие бойцы гвардии. Это для его обороны. И, увы, Монд остаётся без них. А это могло бы многое продотвратить.

***

Хардвин с небольшим отрядом мятежников собирался идти в гладиаторские казармы. Хардви неизменно сильно волновался. И даже сам не понимал за что: за успешность операции по освобождению гладиаторов или всей революции в целом? О его душевных терзаниях знал лишь Басам. Все прочие думали, что парень абсолютно спокоен, тоже верит в их победу. И крестьянин очень хотел бы верить в неё, но верилось с трудом. Ему бы стоило иметь другой настрой, но решительно не получалось. Зачем вообще его берут на эту миссию? Там нужны бойцы, которые смогут дать отпор охране, и врачи, которые исцелят покалеченных гладиаторов. Однако, я вполне понимаю зачем его вписали в эту миссию. Прежде всего от гладиаторов надеялись получить поддержку в восстании. Чтобы убедить рабов выступить в их поддержку, нужен был опытный переговорщик. Лучшего варианта, чем Хардвин в сопротивлении не было. Конечно, Эрик тоже считался неплохим дипломатом, но гладиаторов представитель третьего сословия мог и разозлить. Как по мне, это могло касаться и любого другого сословия (всё же за мучениями гладиаторов наблюдали всем Мондштадтом), но главы сопротивления этого то ли не предусмотрели, то ли вовсе проигнорировали.

***

Вскоре он оказались у бараков гладиаторов. Зрелище мерзотнейшее, должно быть. Я нашёл на эту тему интересные стихи у неизвестного поэта-мятежника (возможно, эти стихи были написаны и чуть раньше, но уверяю вас: лучше от этого бараки не стали, скорее даже наоборот).

"Нет в Монде хуже развалин, Чем старый убогий барак: Удушливый смрад здесь нормален, Также, как вечный мрак. Здесь воин быстрей погибает, Чем там: на арене большой. Здесь смерть с ним недолго играет: Невечен бедный герой!"

И действительно: на одного убитого на арене гладиатора приходились 2-3 (из разных источников поступает разная информация) умерших вне поля боя: от инфекций (многие гладиаторы не умирали на поле боя, но израненным не давали нужной медицинской помощи и тогда они умирали так некрасиво и бесславно), болезней (среди них дизентерия) и иногда голода (случаи редкие, но всё же бывали). Хардви, вместе с врачами (некоторые из них имели глаз Бога с исцеляющей силой) сидел в укрытии. Необходимо было дождаться от бойцов сигнала о том, что помещение очищено от стражи. Дело происходило в 7 часов утра: сразу после смены караула, чтобы никто ещё часов 8 не смел что-либо заподозрить. Хотя, вряд ли кто-то после убийства Аларикуса и следующих событий обратит внимание на кучку сбежавших гладиаторов. "Сколько их там? В каком они состоянии? Насколько существенно они нам помогут? Стоит ли их освобождать вообще?" – спрашивал сам себя Хардвин, пока врачи переговаривались между собой, а воины убирали охрану. — Хардвин! Хардвин! — зашептал кто-то. — А после революции что Вы будете делать в новом Монде? — Хардви ненадолго задумывается, хотя и так знает чем займётся: — В Неце Фрайт пойду. — А если конституцию примут? — А кто её в здравом уме примет? — усмехается Хардви. Это не более, чем шутка, ни в коем случае не оскорбление. — А если серьёзно? — Крестьянином останусь. Буду поднимать целину. Слишком сложно найти мне своё место в конституции. — А почему не дворянином? Там тоже будете Монд защищать, как и в Неце Фрайт. — Я человек необразованный – экзаменов не выдержу. — укрытие немного посмеиваеися, и кто-то грозно успокаивает их. Дальше они несколько минут сидят тихо. Раздаётся сигнал — пора освобождать гладиаторов.

***

Они входят в бараки без особых затруднений: здания находятся за городом, охрана среднего качества. Особенно, когда нескольких профессионалов дела забрали, чтобы проводить Аццо. В бараках и вправду ужасно. Первым делом врачи разбегаются, чтобы помочь болеюшим и раненым. Хардвин не стоит в стороне, старается быть полезным, что у него неплохо получается. И через некоторое время большинство гладиаторов приходит в достаточно хорошее состояние: если бы не их отвратительная одежда, то их можно было бы спутать с обыкновенными жителями Натлана. Конечно, традиционная медицина была куда менее эффективна, чем исцеление через глаз Бога. Впрочем, именно поэтому сюда пошли ВСЕ обладатели глаза Бога с исцеляющими способностями (примерно, 5 человек). После скорейшего выздоровления всех гладиаторов собрали в одном бараке, прежде всего, ради речей Хардвина. — Дорогие люди! — обратился он к собравшимся тут. Его слушали внимательно, с интересом. — Сегодня Вы наконец-то освобождены от Лоуренсовского рабства и вольны делать всё, что угодно Вашей душе: Вы можете вновь отправиться в путешествие, раз и навсегда покинув наш город. Но у меня есть к Вам предложение более заманчивое: отомстить аристократам, что держали Вас в заточении, мучали, истребили множество Ваших друзей и соратников! Я предлагаю Вам шанс, но что с ним делать решать только Вам! Помните, что такое больше никогда не повторится! Среди гладиаторов началось горячее обсуждение этого вопроса. Во многом все были солидарны с тем, что необходимо было вступить на борьбу с аристократами. Кто-то хотел этого из-за мести, кто-то же хотел отплатить освободитедям за помощь своей помощью. Решение было принято быстро и почти единогласно. Вперёд сделала шаг Заки (одна из подруг Басама) и громко, чётко произнесла: — Мы, натланцы, принимаем Ваше предложение. Мы поможем Вам свергнуть Вашу власть и отомстить аристократам. — Прекрасно! — заметил Хардвин. "Басам будет в восторге" — подумал он про себя. 64 обученных бойца попали в сопротивление, что было очень хорошо. В штабе им выдали хорошее оружие и обмундирование, рассказали план. Новоприбывшие были им очень довольны. Всё же многие из них также мечтали отомстить Аларикусу и всем, кто его окружал.

***

Убийство короля (выражение несколько некорректное, но по сути старший Лоуренс им и являлся, хоть так и не назывался) Басам планировал долго. Всё же этим он грезил все три года, что работал в сопротивлении. Финальный план был таков: Он, вместе с несколькими революционерами, начнёт сыпать антиаристократскими лозунгами, заражая толпу подобными настроениями. Аларикус всегда гуляет в сопровождении охраны, но с ними расправиться не сложно: сколь бы мастеровиты они не были (а таковых сейчас в городе очень мало) , против Гео глаза Бога и гнева толпы им не устоять. Далее Аларикуса потащат к эшафоту, где и устроят самосуд над королём. После этого они должны были направиться к Гуннхильдрам и убить в случае отказа или же там придётся толпу успокоить (в случае сотрудничества, разумеется). План, как по мне, спорный. Рассказывал он своим друзьям и лучшие, более продуманные схемы. Но, надо отметить, что в такой схеме сложно увидеть заговор, план. Она стихийна, неконтролируема в каком-то смысле, как и все прочие бунты, революции, совершаемые "снизу". Это могло бы спасти их после подавления бунта, если бы не некоторые обстоятельства. Я бы на его месте выбрал немного иной способ убийства. Мне больше всего понравился план этот: расправиться с Аларикусом предстояло не на глазах толпы, а у него же в замке. Позже его голову стоило принести на переговоры с Гуннхильдрами и тихо с ними всё решить.

***

Впрочем не суть важно. Перенесёмся на главную рыночную площадь. Три часа дня. Многие крестьяне на обеде, в городе: отдыхают после изнурительной работы. И они совсем недовольны тем, что им ещё возвращаться на поля. Чувство мерзотное. В этом рое недовольных крестьян затерялись и радикально настроенные товарищи: Басам в их числе. На площади появился Аларикус. Он гулял по городу часто и ничего удивительного не было в его появлении здесь. Его охраняют, но куда хуже, чем раньше. Все хорошие стражники уехали с сыном. Аларикус чинно гуляет по рынку. И кто-то из мятежников кричит: — Предатель! — и помидор летит в спину Аларикуса. Он реагирует незамедлительно, приказывая страже поймать проказника, но у неё не выходит. Ситуация повторяется (но уже с другим человеком) и ещё пару раз. Тогда люди понимают, что сейчас он беспомощен и уже не только подстрекатели‐мятежники кричат оскорбительные для монарха лозунги. И тоже начали кидаться помидорами, дощечками, камнями. Стража старалась короля защитить, но как и предсказывал Басам их поглотила толпа. Ах, как страшна жестокая, неконтролируемая толпа! Сущий ужас, скажу я тебе, читатель. Эти люди с самого рождения жили под гнётом властей, считая их страшной и грозной силой. Они боялись, накапливая в себе звериную жестокость, что в них взращивали гладиаторские бои и публичные казни. Да, эти мероприятия их могли пугать или развлекать, но также они воспитывали в них отвратительные истины, которыми они и жили. Сейчас честной люд: 1 и 2 сословия (самые многочисленные), увидел настоящую "силу" власти. Конечно, в обычный день Лоуренсы были бы куда грознее, но не просто так для бунта они выбрали именно эту дату. Толпа чуть не разодрала Лоуренса. Басам спас его. На пока. Убийство Аларикуса должны видеть Гуннхильдры. Натланец тащит его к эшафоту. — Мы совершим над ним честный суд! Такой же, как он и его сородичи, вершили его над нашими родственниками и друзями. Мы воздадим ему за все его провинности перед нами: за мучения, что мы терпим каждодневно! За нашу бедность! За всё-всё, что сделал нам он и его предки! И толпе это предложение нравится. Они несутся к эшафоту, не замечая жалких попыток "государевых людей" их остановить. Их буквально давят.

***

Начало беспорядка на площади служило сигналом для Шильцфауза. Он направился в дом к Гуннхильдрам. Стук. Ему открывает дворецкий. — Вы записаны? — спрашивает старичок в красивой форме. — У меня экстренный разговор к мистеру Гуннхильдру. Он не может терпеть отлагательств или чего-либо ещё. — Я не имею права Вас... — старика резко прерывает Фредерик. Он, кажется, в смятении. Понимает, что дальше придут за ним. — Это по поводу них? — спрашивает он встревоженно. — Да. — Фредерик без раздумий впускает его, приказывая закрыть все двери и окна. Они безмолвно проходят наверх, в кабинет Фредерика. — Что у Вас? — Я знаю, чего они хотят. Знаю, какие слова спасут Вас от участи Аларикуса. — мужчина смотрит на Шильцфауза серьёзно и сразу понимает, что он кто-то важный в среде сопротивления. Он понимает, что это был план, а не стихийное и неожиданное восстание. Впрочем, аристократ не собирается брезговать его помощью. Он хочет сохранить свою жизнь и своё положение в обществе. — Какие? — Крестьяне хотят увелечения зарплаты, улучшения жилищных условий, поравняться в правах со вторым сословием. Второе сословие хочет, чтобы налоги не так сильно их давили. Все они хотят послаблений в законадательной системе. Они хотят прекратить аристократский произвол. Притом не только Лоуренсовский. — Что Вы имеете в виду!? — Гуннхильдр подскочил с места, гневаясь на справедливое замечание. — Успокойтесь. Со мной эти манипуляции не пройдут. Я прекрасно понимаю кто Вы на самом деле. И более чем уверен, что Вы знаете, кто я. Давайте отбросим маски здесь: на кону стоит ваша жизнь и жизнь всей Вашей семьи. — И кто я по-Вашему? — Гуннхильдр пока не готов соглашаться с его условиями. — Серый кардинал нашего города. Аларикус толком ничего и никогда не делал. Но с его появлением на троне в государственном аппарате начинается активная деятельность: ужесточаются законы, увеличиваются налоги, падают жалования. Чьих же это рук дело? — вопрос, конечно, риторический. Эрик раньше мечтал положиться на Лоуренсов в управлении новым Мондом. Но, когда он более подробно разобрал их семью, то в идее посадить их на престол разуверился. Фредерик понимает, что его противник совсем не глуп. Даже наоборот. С ним нет смысла носить маску, ведь он и так всё понимает. — Что же я должен говорить? — Отречься от Лоуренсовской власти первым делом. — А что нам тогда делать с Аццо? — Не впустим его в город. — Остатки нашей армии не выдержат напора профессионалов, что уехали с ним. — Мы находимся в крепости, у нас много ресурсов. Мы долго сможем держать осаду. — Третье сословие будет недовольно таким исходом событий. — Они отрекутся от него вместе с Вами. Не стоит переоценивать их "верность". — Фредерик понимает, что Эрик прав. — Что ещё? — Понизить налоги, сделать "казённых" свободными, согласиться с их программами по улучшению города. Не больше, не меньше. — Какие программы? — Самые амбициозные. — Фредерик готов начать плеваться ядом, как вдруг, в комнату врывается жена: — Милый! Они здесь! Они сломают стены! Окна! Всё сломают, если ты не выйдешь! Успокой их! Успокой! — Вы знаете, что они хотят услышать. Фредерик недовольно вздыхает и понимает, что ему придётся пойти на чужие условия. Солдаты его не защитят, а он сам себя и подавно.

***

Гуннхильдр ступает на балкон, окидывая взглядом огромную толпу. Здесь людей много: преимущественно бедняки, но к ним примкнули и некоторые "государевы". Не знаю, сколько именно: информация сильно разнится. Всё шумят, галдят и иногда что-то кидают. Особо активные норовят пробраться в дом. Их останавливает громкий голос Фредерика: — Я хочу сделать важное заявление, жители Мондштадта! — все затихают в одно мгновение. Все ждут его слов. — Я хочу заявить о том, что отныне Мондштадт не будет находиться под властью Лоуренсов! Я понимаю, друзья мои, что Вам приходилось сложно жить под тяжестью власти Лоуренса. Настолько сложно, что Вы пошли на этот жестокий, но бесспорно необходимый шаг. — Фредерик импровизирует. Ему верят. — Я готов сделать всё, чтобы улучшить Вашу жизнь, но разве был я на что-то способен при Аларикусе? — Фредерик врёт. Ему верят. — Теперь всё будет иначе, обещаю! Я отрекаюсь от власти Лоуренса над собой. Толпа его поддерживает. Они радостно вопят, поддакивая ему. А Мелания, что стояла в зале, желает слова отца отменить. Она кидается на балкон, но мать резко её останавливает. — Не смей! — шипит Герда. — Он наши жизни спасает. Мелания осматривается и взгляд её падает на Эрика. Вот он предадетель и злодей! Девушка плюёт в него, выражая свою ненависть и недовольство. Мать бьёт ее по губам, и приказывая увести в комнату и запереть там. Слуги быстро исполняют приказ, а Герда спешно извиняется перед Шильцфаузом. Эрик так не хочет сотрудничать с их семейкой, но, видимо, придётся. Гуннхильдр разбрасывается громкими обещаниями. Но его поток мыслей прерывает Басам. Он встал на какой-то ящик, чтобы резко выделятся из толпы. — Наобещать вы можете много. Откуда мы знаем, что Вы нам не соврёте? Толпа с ним соглашается, довольно повизгивая после его слов. Многие стали вторить ему, задавая тот же вопрос. — Я... честью своей клянусь. — В политике нет места чести. — мгновенно откликается на его слова уже Хардвин. Фредерик не знает, что сказать. — Распишитесь под своими словами! — Где же мне это сделать? — К нему на балкон резво прыгает Басам. Это даже пугает Гуннхильдра, но эмоций своих он не выказывает. — Ознакомтесь – распишитесь. — Фредерик понимает, что может даже не читать. Ему в любом случае придётся согласиться на их условия. Он не доволен написанным, но подписывается. Иного выхода у него нет. Он защищает себя и семью.

***

Простой люд радуется. И мятежники радуются. Они победили! Скоро всё станет лучше. И никто не сможет отобрать у них свободу. Сегодня они поют радостные песни. Сегодня они счастливы. Только вот это был только первый раунд в борьбе с Лоуренсами. Выдержат ли они второй?