За свободу, равенство и братство!

В Мондштадте праздник: на главной плошади Хардвин и Отолайн спорят о идеологии для нового Мондштадта. За их полемикой увлечённо наблюдает простой люд, ведь они очень хотят повлиять на будущее своей родины. Многие из них действительно страются разобраться в отличиях манифеста и конституции. На площади собрался чуть ли не весь Монд. Все они уже отреклись от власти Лоуренсов над собой. Что крестьяне, что городские, что "государевы люди" – все они уже не считали Аццо своим предводителем. Надолго ли это? Читатель ответ на этот вопрос знает и без меня. Городской люд задаёт множество интересующих вопросов представителям двух идеологий. Что Отолайн, что Хардвин стремятся отвечать на них честно и ясно, чтобы не вводить в заблуждение людей. Думаю, это мероприятие было очень сходно с дебатами и пресс-конференцией. Правда, мондштадцы объединили два этих явления в одно, и получилось интересно, как по мне. Я бы даже очень хотел на нём поприсутствовать, но практика такая не нашла обширного применения в Тейвате. Город радовался. И даже Хардвин потерял прежнюю мнительность: он был по-настоящему счастлив успеху. Он, кажется, совсем позабыл о том, что есть вторая часть плана.

***

Но о ней не забыли Басам и Эрик. Также в неё стал посвящён и Фредерик. После осмотра оборонительных сооружений они стояли на одной из башен крепости, окружаюшей город, и неосознанно смотрели в сторону Ли Юэ. Шильцфауз больше всего боялся встречи с Аццо. Как он ему в глаза смотреть будет? Что ему скажет? Как оправдается? Нет, Лоуренс ни за что не простит его за этот проступок. Его грызла совесть. Иногда к нему приходили мысли уехать в Ли Юэ и предать их всех, отречься от всякой связи с мятежниками. Но это было бы подло, недостойно. К тому же он уже по уши в этом "дерьме" (прошу прощения за употребление таких слов, но это цитата самого Эрика). Он прошёл точку невозврата. Ещё перед отъездом он мог бы упасть в колени Лоуренса и вымолить у него прощения, оправдаться. И почему-то хотелось верить, что Аццо его бы простил. И я думаю, что он бы простил его. Но было уже слишком поздно. Фредерика объяло волнение. Он желал оставаться у власти, но законы, что выдвигали мятежники либо безбожно урезали власть монарха, либо вовсе её уничтожали. Конечно, Гуннхильдр был таким раскладом был недоволен, но жить ему хотелось больше, чем править. А Басам радовался. Он был уверен в победе над войском Лоуренса. Да, у них есть обученные люди, но они ничем не хуже. К тому же у них есть явное преимущество в количестве глаз Бога. Разве, не чудно? — У нас есть два дня на подготовку к осаде. — превал затянувшуюся тишину Гуннхильдр. — Надо будет провести ревизию по ресурсам и понять, насколько нам хватит провизии, чтобы держать осаду. — накидывает план действий Эрик. — А почему бы не разбить его по пути домой? — спросил Басам. — Нам не хватит кадров. Мы можем обороняться, но не нападать. — заметил Фредерик. — А если взять количеством? — Не победим. — Басам понимает, что дальнейшие споры бесполезны, хотя он бы ещё воспротивился. И мне, кажется, что это была ещё одна ошибка. Если бы они всё же убили бы Аццо до подхода к городу, то они могли бы осуществить свой план. Главное было – убить не всех воинов, а именно Лоуренса и некоторых храбрецов, что за него бы заступились. Остальных бы объял страх и они бы присягнули революции. Эрик переводит взгляд на город. С башни прекрасно видно и дебаты, и праздненства, что происходят в толпе. — Надо бы предупредить их об угрозе возвращения Аццо. — Завтра успеем. — отмахивается Фредерик.

***

Когда весь город праздновал победу революции, Мелания была заперта у себя в комнате. Она хотела сделать что-то. Понимала, что всё происходящее на улице неправильно. Нет! Их город не сможет существовать без монарха. К тому же такого умного и сильного, как Аццо. Она обязана что-то сделать! Обязана предотвратить всё происходящее сейчас. Только вот как? Надо приблизить возвращение Лоуренса. Письмо её точно не дойдёт до адрессата. А других способов-то и нет. Хотя... она вздрогнула от собственной мысли, но позже смогла принять её более спокойно. Мелания решила сбежать из Монда в Ли Юэ и сама рассказать обо всём, что произошло. На других людей она сейчас никак не сможет положиться. К тому же она неплохо ездит на лошади, да и географию она знает очень хорошо. Ей, бесспорно, было страшно, ведь за всю свою жизнь девушка не покидала родного Монда, а сейчас вынуждена бежать отсюда при таких трагичных обстоятельствах. Какая смелость и храбрость! Я преклоняюсь перед этой замечательной девой. Может, кто-то и скажет презрительно: "Слабоумие и отвага," но я поспорю. Это смелость и хорошая образованность. Аристократка была отличной ученицей и прекрасно знала куда ей ехать. Конечно, теория и практика — это немного разное, но имеет ли это значение, когда её авантюра удалась? Гуннхильдр выбралась из дома через окно и аккуратно вывела лошадь из конюшни. Впрочем, она вполне могла действовать и менее тихо: люди слишком были увлечены праздником; даже её охранники подумали, что она спит уже, и ушли на главную площадь. Она вывела коня через боковые ворота города, оставаясь незамеченной. Сложнее всего было дождаться момента, когда Басам, Фредерик и Эрик покинут башню. Ей повезло и они удалились, не заметив её. "Слава Барбатосу" — прошептала она про себя и отправилась в далёкую гавань.

***

Она скакала всю ночь, не щадя ни себя, ни коня своего. Сначала она боялась заблудиться, но безупречные знания географии девушку не подвели. Вот уже родные ей кедры и пихты сменяются причудливыми по форме песчаными деревьями. Вот и статуя Моракса — она точно в Ли Юэ. Она не решается останавливаться ни на минуту: боится заснуть. Она лишь меняет темп бега лошади: рысь переходит в иноходь, а она – в шаг, он – снова в рысь. И так повторяется вновь и вновь, до тех пор, пока она не оказывается в городе. Наверное, она могла бы восхищаться красотой рассветов в Ли Юэ, но сейчас Мелания была слишком занята. Ей необходимо было ценой всего найти Аццо. Она отдаёт лошадку в конюшню, чтобы та хоть немного отдохнула. — Вы насколько собираетесь её оставить? — интересуется хозяин. — Не больше двух-трёх часов. — С Вас 3000 моры. Гуннхильдр ищет то, чем она могла бы расплатиться с хозяином, но осознаёт, что все её деньги остались в Монде. Впрочем, она не теряется. Мелания снимает серёжку и протягивает её мужчине: — Возьмите. Она стоит куда дороже, но сдачу можете оставить себе. — Я человек честный! — восклицает он. — Было бы так несправедливо не дать Вам сдачу. — он зовет кого-то и через некоторое время сдаёт ей сдачу в 27000 моры. — Спасибо. — кланяется она. — А Вы не знаете где сейчас делегация из Монда? — Откуда? — В Ли Юэ не было приянто так называть город свбоды. — Мондштадта. — А... Цисин их разместили у себя в здании. — А где оно? — На террасе Юйцзин. Хозяин указал девушке путь на террасу и она сверкая пятками побежала туда. Мелания будто совсем не знала усталости. Она подошла к обозначенному месту, но её остановили миллелиты. — Вам далее нельзя. — сказал один из них. — Мне необходимо попасть к мистеру Лоуренсу! Это дело не терпит отлогательств! — постаралась она убедить солдат. — Он сейчас на завтраке с Волей Небес. Вас не могут пропустить туда. — продолжал тот же парень, но его резко прервал другой напарник: — Кто Вы? — Мелания Гуннхильдр. Я аристократка из Мондштадта и у меня есть важные новости для господина Лоуренса. — первый из миллелитов ей слабо верит, но его напарник распоряжается: — Доложи о визитёре. Кажется, он хочет поспорить, но приказ выполняет. Через некоторое время он возвращается с Аццо. Лоуренс встревожен. Что заставило Меланию лично явиться в Ли Юэ? Может, это её служанка, что хотела добиться встречи для передачи чего-нибудь и потому пошла на хитрость? Но, нет это действительно Гуннхильдр.... Что же случилось в Монде? — Мисс Гуннхильдр, приветсвую Вас. Не ожидал, что Вы явитесь сюда. — Мистер Лоуренс, Ваш отец убит мятежниками. Люди массово отрекаются от служения Вам, и даже мой отец... — она хочет заплакать, ведь сама не верит в такую подлость своих родственников. Она хочет сказать ещё что-то, но Лоуренс уже возвращается к секретарю Цисин. Он намерен попросить отряд миллелитов, чтобы вернуть себе власть в городе. Отказа быть не могло. Лоуренс возвращался в родной Монд – забрать власть себе.

***

Аццо получил от Цисин 3 отряда миллелитов. И в то же время они помчались в Монд, понимая, что им нельзя терять время. Совсем нельзя. Двигались они обратно в ускоренном темпе, но поскольку у миллелитов не было лошадей приходилось куда труднее. Аццо не мог не интересоваться подробностями восстания: — Как всё началось? — Не знаю. — кратко отвечают ему. — Семья сидела дома, как днём мы заметили странные движения на главной площади. Вашего отца тащили к эшафоту. А потом повесили. Я наблюдала за этим и до сих в ужасе от этого зрелища. — она ненадолго замолкла, щипая себя за руку, чтобы сохранить ясность ума и речи. — Я не знаю как, но к нам в дом попал какой-то человек. Кажется, он имел какое-то отношние к восставшим. Он заставил моего отца отречься от вашей власти перед всем населением Монда. Люди тогда начали штурмовать наш дом, но всё обошлось. А меня заперли в комнате. Кажется, мой отец вступил в заговор с ними. — Мелании хотелось плакать от осознания всей этой ситуации, но перед Аццо она старалась держаться достойно, хотя прекрасно было видно её подавленное состояние. — Сколько жертв? — Не знаю. Но вроде немного: Ваш отец и несколько его стражников. Все остальные присягнули революции. Они это так называют. Аццо посерьёзнел. Что сейчас с Эриком? Он не мог предать. Мёртв? Лоуренс постарался отогнать от себя плохие мысли. Шильцфауз слишком хорош, чтобы умереть от рук мятежников? Спрятался? Сбежал? А может его арестовала новая власть? Или повесила: он ведь много революционеров погубил. — Ещё кого-то они казнили? Как Ал.. моего отца? — Не знаю. Меня заперли в комнате, а потому не знаю, что они делали днём. Лишь ночью я смогла сбежать, чтобы рассказать Вам об этом. Наверное, Аццо стотло поблагодарить девушку за проявленный героизм, но вся его голова была забита мыслями об Эрике. Душу охватывали самые плохие опасения. Но, конечно, правда оказалась страшнее всех его даже самых ужасных предположений.

***

Мондштадт проснулся от колокольного звона в соборе Барбатоса. Этот звук обозначал призыв всех явиться к утренней службе. Но сегодня там должны были звучать не молитвы Барбатосу (хотя, и о них никто не забыл, конечно), а обрашение к жителям по поводу Аццо и его армии. Эрик всю оставшуюся ночь его готовил. А так хотелось выпить и забыть обо всех своих душевных терзаниях, связанных с Лоуренсом. Впрочем, работа, усердная и кропотливая, позволила отвлечься от бесконечных мыслей. Наверное, ему придётся много работать, чтобы забыть обо всём, что он натворил. Впрочем, он обязан был подарить людям новый Монд. "Многие из них [мятежников] положили на алтарь служения революционным идеям, куда больше чем я. И я просто не имею права осквернить их подношения своим предательством. Они положили сюда свои жизни, жизни своих родственников или друзей, свою мору. Я кладу сюда лишь свою дружбу с Лоуренсом," – рассуждал он в дневнике. Эрик вновь перечитывал свою речь к жителям Мондштадта. Он очень волновался, что ему было не свойственно. Через некоторое время в соборе собралось большинство жителей Монда. Люди спорили, почему их здесь собрали. Службы проходили по воскресеньям, а сейчас был вторник. Многих этот колокольный звон напугал: зачем их могли призвать сюда? Вскоре их споры прервались. Вышел Эрик и громко объявил: — Дорогие мондштадцы! Вчера мы скинули с себя ярмо Лоуренсовского рабства. Но это был только один шаг к нашему освобождению. Аццо Лоуренс непременно вернётся в город и непременно постарается вернуть власть в свои руки. Наша с Вами задача – не позволить ему сделать это. И у нас всё получится: на нашей стороне преимущество в количестве воинов, нас поддержат обученные бойцы – гладиаторы, мы находимся в укреплённом городе, у нас множество еды и разных ресурсов. Лоуренсу не устоять перед нами. К тому же с нами и Анемо Архонт: мы воюем за свободу, за его идеал, а значит и его благословение на нашей стороне. У нас преимущество во времени: пока Лоуренс прохлаждается в Ли Юэ, мы можем укрепить город. Да, у нас всего два дня, но общими силами мы сможем превратить Мондштадт в неприступнейшую крепость, под которой Лоуренс со своими псами и погибнет. У тирана нет шансов нас одолеть. Мы победим! Иначе быть не может! Слава свободе! Равенству! Братству! Слава Барбатосу! И все повторяют за ним. И все верят ему: они не сдадутся Лоуренсу. А сам Эрик чувствует себя после речи мерзко: он оклеветал имя Аццо. Лоуренс явно этого не заслуживал. Но был ли у него выход? Нужно было говорить то, что обыватель ожидает услышать, чтлбы повысить доверие к себе.

***

Началась активная подготовка города к осаде. Жители из окрестностей Монда перебирались в крепость, забирая с собой весь возможный провиант. Все настроены были выиграть. "У нас тогда не было никаких сомнений: мы обыграем Лоуренсов. Мы были уверены в том, что Барбатос на нашей стороне. Мы верили в то, что нам благоволит ветер," – признавался кто-то на допросах. Однако, не всё шло так однозначно хорошо. В тот момент Эрик и Фредерик обсуждали стратегию: им стоило до победного сидеть в крепости или переодически совершать вылазки на осаждающих? К Гуннхильдру подбежала обеспокоенная служанка: — Мастер! Мелания пропала! По всему Монду найти не можем. — и отец понял, куда же пропала его дочь. Это было не сложно: девушка буквально грезила мечтами о младшем Лоуренсе и, вероятно, решила ему помочь. — Чтоб она в лесу заблудилась. — раздражённо прошипел мужчина. У Эрика это непроизвольно вызвало опаску. Что же там мисс Гуннхильдр могла натворить? — Что случилось? — Она побежала к Аццо. Докладывать о произошедшем. — Дело – дрянь. — Надо их подогнать. — рассудил Фредерик. Этим Шильцфауз и занялся, а Гуннхильдр отправил на границу Монда и Ли Юэ пару разведчиков, чтобы знать, когда они войдут в окрестности региона.

***

Мондштадцы ускорялись, но и Лоуренс на месте не стоял. К полудню смешанное войско из миллелитов и верной королевской стражи вошли на територрию Анемо Архонта. Через полчаса информация об этом была уже у временного командования армией (Гуннхильдр, Шильцфауз и Басам). — К семи-шести вечера они будут у городских ворот. — рассуждал Эрик. — У них миллелиты. Это должно задержать. — напомнил Басам. — Я с миллелитами посчитал. Сами они подошли к двум‐трём часам. — Нам стоит ослабить их в дороге. Устроить засаду. — предложил идею Фредерик. — Это самоубийство чистой воды. Оттуда живым никто не выйдет. Даже люди с глазом Бога погибнут там. Мы не имеем права так рисковать живыми людьми. — озадаченно заметил Шильцфауз. — Так гладиаторов туда отправим. — такое заявление Гуннхильдра не могло не спровоцировать Басама, но Эрик поторопился успокоить натланца. Без лишних объяснений аристократ понял, что план этот не примут. К четырём дня они закончили весь комплекс мероприятий по укреплению обороны вне крепости. Теперь все спрятались внутри города, а на башнях выставили дозорных. Все люди, владеющие ГБ были отправлены на башни – отражать атаки в случае чего. Каждому воину был выдан лук или катализатор. Здесь на башнях царила полупраздничная атмосфера: все знали, что победа по сути за ними. Что им сделает Лоуренс с тремя дюжинами солдат? — Я его [Аццо] из лука подстрелю так, что у него стрела меж глаз пройдёт. — Бени, ты не успеешь тетиву натянуть, как я его застрелю. — Это ты не успеешь. И подобными диалогами кишели все оборонительные позиции. Они были преисполнены настроя победить. И были уверены, что победа эта им дастся легко.

***

Но вот Лоуренс уже подходит к Монду. Дозорные сообщают об этом командованию. Они поднимаются наверх, чтобы воочию лицезреть войско Аццо. — Немного тактики и военной хитрости – и победа за нами. — улыбается Басам. Он не видит никакой угрозы в этом войске, пускай оно и больше, чем думали изначально. — Он прав. — замечает Фредерик. Он намерен Лоуренса победить. "Когда я увидел Аццо верхом на лошади – уверенного в себе и мужественного, решительного и целеустремлённого, я понял, что нам не выстоять. Он возьмёт этот город потом и кровью, если понадобится. Он намерен вернуть себе власть, даже если это будет гердрунинская победа. Моя бывшая уверенность в победе рассыпалась в пух и прах," — писал Шильцфауз в дневнике. Отряды Лоуренса встретили очень холодно. В них полетели стрелы, наделённые силой элементов, которые развязывали убойные реакции, косящие стройные ряды бойцов. Впрочем, это не сильно нанесло ущерб солдатам. Несколько обладателей Гео ГБ смогли создать прочные щиты своим союзникам. Работёнка не из простых, но они и не искали лёгких путей, когда выбирали себе военную карьеру. Аццо искусно увернулся от многих стрел и, конечно же, ни один бравый мондштадский стрелок не попал по младшему Лоуренсу. Вскоре они подошли к мосту. Идти дальше пока не решились: щитовики не были уверены в том что смогут выдержать наплыв атак каталистов. Тогда Аццо достал некое устройство, по строению и функциям схожее с нашим громкоговорителем. Он обращался ко всем мондштадцам. — Дорогие мондштадцы! Не стоит сопротивляться! Сдайте город сейчас! Во избежание человеческих жертв! Не стоит тешиться иллюзией, что на Вашей стороне есть хоть какое-то преимущество. Эти воины – меньшее, что может дать мне Ли Юэ. В случае более продолжительного конфликта на моей стороне выступят и другие государства. Поймите! Я хочу Вам только блага! Я искренне желаю, чтобы Вы жили прекрасно! И я готов многое сделать для этого! У меня уже есть план реформ, что улучшат Вашу жизнь! Каждый, кто примкнёт ко мне и покается в своих поступках будет прощён! Против него я не буду вводить штрафных санкций. Барбатос простит ему все его грехи! Эрику захотелось покаяться. Он готов был упасть на колени, унижаться, как только прикажет Аццо, он готов был вымаливать прощения у него всеми возможными способами. Он чувствовал, что победы им не добиться. Знал, что им конец. Но что-то не давало ему так унизиться, что-то останавливало, не позволяло стремглав броситься к Лоуренсу. А Аццо бы его простил. Слишком сильно он доверял ему. Он бы поверил в то, что Эрик раскаялся. Лоуренс не поднял бы на него руку, не наказал бы. Но Шильцфауз на этот поступок не решился. На вершине одной из основных башен появился Басам, что был готов дать ответ на все громкие заявления Лоуренса: — Барбатос ставил в идеал свободу! Мы совсем не грешим, защищая её. А Ваши слова – сплошной блеф и спекуляция! Вы думаете, мы на столько глупы, что в это поверим? Барбатос с нами и мы отстоим собственную независимость! Так и началась осада Мондштадта.

***

Осада шла уже неделю. Ни одна из сторон этого не ожидала такой её длительности, признаться честно. Мятежникам нужна была быстрая победа, которой они обеспечить не могли. Свободолюбивый дух мондштадцев постпенно затихал. Он был как вспышка, как быстрое пламя – его питали мимолётные победы. Но быстро разбить осаждавших не вышло. Ли Юэ и вправду готов был долго помогать Монду, зная, что это себя окупит. Мятежники старались поддерживать дух сопротивления громкими речами, но мало что из этого выходило. Людям нужна было "маленькая и победоносная" битва, коей командование не могло предоствить населению. Действительно готовы были что-то делать революционеры старой закалки и гладиаторы. По ночам из города стали сбегать люди: они клялись в вечной верности Лоуренсу и действительно не получали никаких санкций по отношению к себе. Они выдавали всю известную им информацию о восстании и потихоньку становилось понятно, что произошло в городе. Аццо уже похоронил "своего лучшего советника". Он считал, что Эрик был убит ещё в первый день революции, на площади. Шли недели. И Лоуренс решился на штурм крепости: у них было достаточно солдат и информации о внутреннем устройстве территории и постах осаждённых. Штурм был назначен на ночь и проходил великолепно. Увы, я так и не смог даже примерно понять, как происходило это действо: Мелания пишет один план, Аццо совсем другой, участники события будто бы были пьяны, когда штурмовали город и защищали его. Кто-то пишет о том, что город был взят тихо и быстро, кто-то говорит о том что все улицы города были залиты кровью. Первые пишут о своей неоспоримой храбрости и постыдной трусости других; вторые об обречённых битвах чуть ли не за каждый дом. Конечно, всё это из-за предвзятости источников, из-за субъективного видения ситуации. И, увы, даже моих исключительных способностей не хватает, чтобы выделить золотую середину из всего того потока информации, что об этом мероприятии остался. Такой вот парадокс: о самом задокументированном событии того бунта я ничего толком сказать не могу.

***

Однако есть то, что я должен рассказать, несмотря на все расхождения в информации, полученной мной. Кабинет командования расположился в кабинете Лоуренса. — Что делать-то будем? — задумчиво спрашивает Басам. — Боевой дух в городе падает, сколько бы на главной площади Хардвин не распинался. Нам нужна победа. — Где ж её взять? — недовольно спрашивает Фредерик, потирая переносицу. — Нигде... — грустно замечает Шильцфауз. — Эрик, ты чего?! — недоумевает Басам. — Мы победим! Обязательно победим! — В другой жизни может и победим. — боевой дух Шильцфауза достиг исторического минимума. Он давно понял, что революция проиграет. И он в частности. Его посещали мысли о самоубийстве, но он давал им решительный отпор. Всё же оставалось в нём что-то, что хотело жить. Ради чего неизвестно, но очень хотелось. Впрочем, я думаю, это желание свойственно любому живому человеку. Между Басамом и Эриком завязался спор о будущем революции. А Фредерик заметил, что за окном начинается какое-то движение и вскоре понял, что город штурмуют. План созрел быстро. Воспользовавшись отвлечённым состоянием спорящих, он вырубил их и повязал. План его был прост: сделать вид, что он втирался к ним в доверие и сдать этих двух, а самому остаться в целости и сохранности. Через какое-то время в дом ворвался Аццо с солдатами. Он быстро поднялся на второй этаж, отворяя дверь в кабинет Фредерика. Его, кажется, вела Мелания. По крайней мере она точно шла рядом с ним. Там Гуннхильдр бросился на колени перед Аццо: — Дорогой господин, король! Я рад, что Вы, наконец, вошли в город! Я честно служил Вам и связался с мятежниками, лишь для того, чтобы обмануть их и предоставить их глав в Ваше полное распоряжение. — он указал на два тела. — Поймите меня правильно, я не предатель! Разве, мог я, Ваш честный слуга, так поступить?! — Аццо ему не верит. И в нём просыпается животный гнев. — Не ври мне, подлец. Я знаю всё. — у него не было объективных данных о его поступках, но он чувствовал ложь и подлость, что исходили от Фредерика. Да, Гуннхильдр давал хорошие советы, но это не делало из него ангела. О его чёрных делах знал и Лоуренс. — Не вру, господин! Это всё ради помощи Вам! Я... — он внезапно замолкает. Сильный удар тростью приходиться на голову и пробивает ему череп. Фредерик умирает быстро: у него стекленеют глаза, сам он падает, как тяжёлый груз. Меляния такому зрелищу ужасается, но не смеет издать и звука. Лоуренс салфеткой оттирает трость от крови и остатков мозгов, вновь опираясь на неё. Он внимательно рассматривает тех, кто лежит на полу. И узнаёт в одном из них Эрика. Его точно подставил этот урод. Аццо ни на секунду в этом не сомневается и нащупывает у парня пульс, облегчённо вздыхая, когда понимает, что Шильцфауз жив. — Живой. — улыбается он. И якобы целует Эрика. Точно утверждать не могу насколько это точная информация (хотя, не исключаю этого). Свидельства солдат разнятся: у кого-то это поцелуй в щёку, у других в лоб, третьи говорят о страстном поцелуе с языком, Мелания же совсем не упоминает этого. — Унесите отсюда Фредерика куда-нибудь. Лысого – в камеру, а этого – в мои покои. Мелания совсем не поняла этого распоряжения. — Мистер Лоуренс, он с ними за одно. Это он приходил со списком требований. — Аццо ей не верит. — Обозналась. — Не могла, Ва... — Обозналась. — повторяет он более грозно. — Действительно обозналась. — потверждает Мелания, чуть поникнув головой.

***

Таким был бесславный конец это революции. Но никак не конец этой истории. У меня есть ещё некоторая интереснейшая информация об этих событиях. Всё же у каждой революции есть последствия, которые я и опишу в заключительных главах. К тому же моему читателю, должно быть, интересно как закончилась для героев эта история. И я совру, если скажу, что ответа на этот вопрос не знаю.