За свободу, равенство и братство!

Уже к утру восстание было подавлено. Большинство людей переприсягнуло, отказавшись от идеалов революции, и обязалось верой и правдой служить Лоуренсу. Аццо своё обещание о всепрощении держал. Немногие люди осмеливались твердить о своей дальнейшей приверженности идеям восставших, но таких он уважал. Хоть и должен был расправиться. Однако, это его ни капли не угнетало. Лоуренс казнил уже много героев-преступников, совершенно об этом не жалея. Они сами выбрали путь предательства родины и обязаны были за это поплатиться. Конечно, были и те, кто подобно Фредерику, старался отрицать вообще свою причастность к преступлению, что они совершили. Таких суд находил прямо на месте. Притом не только от руки (или вернее сказать трости?) Аццо, но и от их разгневанных напарников. Все отказавшиеся отречься от идеалов революции попали в камеры. Эштис-Гефейсен была сегодня заполненна до краёв. Преимущественно здесь находились бывшие гладиаторы. Прежде всего в силу своего натланского менталитета они совсем не желали мириться со своими заточителями. Были среди них и особо убеждённые деятели революции, которые не отказались от своих идеалов. Надо ли мне говорить, что далеко не все мятежники (в составе до восстания) сохранили верность идеалам объединения? Увы, всех этих смельчаков ждала одна участь — жестокая казнь через повешенье. Лоуренс не решил как-то ранжировать наказания в зависимости от положения человека в иерархии сопротивления и других факторов. Любую мятежную деятельность он приравнял к государственной измене, не желая тратить много времени на расследования и многие прочие смежные муторные процедуры. Надо было показать, что разбор с революционно настроенными товарищами будет быстр и равен для каждого.

***

Рассветная пора. На часах 8 утра, а весь город уже стоит на ногах. Аццо назначил свою коронацию на неприлично раннее время, но жителей Монда это не возмутило. Чаще всего торжественную церемонию проводили в первое воскресенье после захоранения предыдущего монарха, в полдень. Но их ситуация во многом уникальна. Поверьте мне: немногие Лоуренсы, восходя на престол, подавляли восстания. Да, всё в этой церемонии было неправильно: начиная с присутствия на церемонии 1 и 2 сословия (это был символический жест от Аццо) и заканчивая отсутствием королевы для нового короля. Дичайшее нарушение всех мыслимых и немыслимых уставов! Но, как говорил позже сам Лоуренс: "Уникальные ситуации требуют уникальных решений." Церемония коронации во многом нужна была Аццо лишь для скорейшего закрепления своего статуса и важнейшей части обряда: присяги новому королю. И если раньше будущему монарху присягали лишь Гуннхильдры и члены третьего сословия, то сейчас к ним подключились и все прочие, то есть большая часть жителей Монда. Аццо хотел, чтобы на этой церемонии присутствовал Эрик и подобно многим прочим клялся ему в вечной верности, стоя на одном колене. Но Шильцфауз сейчас мирно спал у него в покоях. "Впрочем, у него ещё будет время присягнуть мне," – думал новоявленный монарх, выслушивая очередную клятву какого-то человека.

***

В Эштис-Гефейс было куда противнее, чем в инхальмах. Это, наверное, было очевидной информацией, но как говорится: доверяй, но проверяй. И Хардвину такая честь выпала. Во время захвата города он отказался присягнуть Лоуренсу. Он долго сопротивлялся (слава обучению от Басама), но численный перевес никак не победишь. К тому же вскоре появились миллелиты, которые в любом случае владели оружием лучше, чем Хардвин, что обучался этому всего полгода с хвостиком. Уже вскоре его посадили в одиночную камеру. Он прекрасно знал, что его ждёт – казнь. Публичная казнь на глазах всего честного люда. Это бросало в ужас, признаться честно. Его страх к подобной процедуре за полгода совсем не изменился, а перед непосредственной её угрозой, он увеличился в разы, что логично. Она неотвратима и ужасна. Но, зато он много чего сделал... Много же? Что он успел за свою короткую жизнь? Вступить в сопротивление? Научиться владеть копьём? Разорвать отношения с семьёй? Это не много. Он хотел жить дальше. Хотел снова попробовать дать бой Лоуренсовскому режиму. Наверное, поэтому он тут и сидит. Наверное, поэтому ему сегодня предстоит подняться на эшафот и повиснуть в петле. Уныние готово сломить его. Выхода нет: ему не выбраться из камеры, так как она, надо сказать, была довольно прочной. Да и вряд ли найдётся в нём столько физической силы, чтобы голыми руками вырубить охранника. Да и ключа он не найдёт (охрана не носила их с собой). Хардвин поставил на себе мысленный крест и уже продумывал свою последнюю речь. О чём ему стоит сказать? О том, что не сломлен в нём идеал революции? О том, что Аццо – мошенник, который не исполнит своих обещаний? О том, что лишь свбодный Мондштадт будет счастливым? Или стоит попрощаться с друзьями и малышкой Люси? А, может, извиниться перед всеми за то, что он не смог построить свободный Монд? Помолиться Барбатосу в поиске поддержки? Он и подумать не мог, что же именно стоит сказать. А очень хотелось, чтобы его последние слова звучали гордо и величаво, как у Джоэля . Он смиренно ждал своей участи, как вдруг услышал, что в замке проворачивается ключ. "Вот и конец мой. Придётся там импровизировать," – подумал он. Кто-то вошёл в камеру и снял с него наручники. Парень отвернул голову в сторону, не желая смотреть на охранника. — Ты чего? — удивлённо спрашивает тихий женский голос. Хардвин оборачивается и видит девушку, что, вероятно, была гладиатором. — Я думал, что охрана пришла. — также тихо признался он. — Вставай. Мы сбегаем отсюда. — Хардвин подчинился. — Охранников сейчас мало: все на коронации. Лоуренс сделал ставку на надёжность клеток. Парень тихо кивнул ей. Вскоре они выползли за пределы тюрьмы.

***

Тут, в кустах, сидеди мужчина и женщина – наталанцы. — Ну, вперёд. — произнесла его спасительница. — А мы других не освободим? — удивлённо поинтересовался Хардвин. — Да. Так побег точно заметят и за нами в любом случае вышлют поисковую группу. А так есть хоть надежда на отсутсвие хвоста. — пояснила другая девушка. — А почему именно я? — Я помню, что ты нас освобождал тогда, из камер. Наобещал ты, конечно, с три короба, но ты явно не знал, что всё повернётся так. — рассказал натланец. — А можем ли мы спасти хотя бы ещё одного человечка? — Хардвин имел в виду конкретную личность, но и спасти кого-то ему не казалось плохой идеей. Его освободители обменялись несколькими многозначительными взглядами, а после освободительница недовольно спросила: — Кого именно? — Басама. Вы мо... — девушка недовольно фыркнула на это имя: — Нет. Я за ним не потащусь. Он не освободил нас, и я его – не собираюсь. — она горделиво задрала голову, показывая своё брезгование. Парень с девушкой переглянулись между собой. — Ну, если... — Хардвина вновь перебили. На этот раз натланец. — Я пойду за ним. — Кабир, ты себя не уважаешь? — спросила всё та же девушка. — Он хотел нас спасти. Я в это верю. — не дослушав очередное возражение девушки, Кабир дёрнулся с места, устремляясь к Басаму.

***

А тот чувствовал себя очень плохо. Удар по голове от Фредерика оказался очень сильным. Он, вероятно, набил ему шишку. Да, и солдаты Лоуренса несли его далеко не так аккуратно, как Эрика. В каком же он отвратительном месте. "Было бы тут ещё 10-20 человек, как я, и совсем не отличишь от гладиаторских бараков" — думал он, рассматривая это неприятное место. Он, в отличие от Хардвина, не был настроен умирать. Однажды, сбежав от Лоуренсов, он надеялся повторить это вновь. Только вот ему бы с наручниками расправиться. Увы, в лысой голове не могло скрываться какой-нибудь изящной шпильки, что послужила бы отмычкой для них. Он старался воздействовать на оковы силой, но это никаких результатов не приносит. Только утомляет его. Он сдаваться не намерен. К тому же он надеялся на помощь Глаза Бога, но, очевидно, что в этой ситуации Гео стихия совсем никак не могла бы помочь. Скорее повредить, укрепив металл. Вдруг он услышал поворот ключа. Неужели не успел? А если попробовать одолеть охранника? Он ещё не истощён, а значит можно попробовать. Он поднимает голову и видит своего старого друга. На лице его появилось очень искреннее удивление. — Кабир?! — Тише. — шикнул мужчина, освобождая его от наручниов. Они направились к выходу, но Басам не смог удержаться от одной просьбы: — Нам надо освободить одного паренька – Хардвина. Рыженький такой, всегда на площади выступал... — шептал Бас, но его прервали: — Спасён. Тогда они направились к выходу из камер.

***

Они оказались всё у того же укрытия. Хардвин уже познакомился с девушками, его освободительницу звали Заки, а другую – Тина. Заки очень недовольствовалась поступком Кабира. Она искренне считала, что Басам не достоин свободы. Она не хотела ему зла, но тратить на него своё время, которое могло и закончиться, она бы не стала. Они итак слишком сильно задержались на этого Хардвина, а тут ещё и Басам. Она обстановкой была очень недовольна, ведь желала поскорее раз и навсегда покинуть Монд. Месть Лоуренсам не удалась, что прискорбно, но пережить можно. А если сейчас помедлить, то действительно можно головы не сносить. Тина же была более спокойной. Она не сильно волновась о потраченном времени, то ли от прирождённого спокойствия, то ли от того, что она не понимала, чем они рискуют. Именно ей принадлежала идея спасти Хардвина. Она хотела помочь ему, как он когда-то помог им. Она бы могла выбрать и кого-то другого, кто им помогал, но парню повезло: его заметили первым. Кабир с Басамом прокрались в кусты. Сколько эмоций, сколько радости было в глазах парня словами не передать: он так рад был встретить старых друзей. И, конечно же, Хардвина – живого и здорового. Он, наконец, обнялся с Кабиром, потом с Тиной и Хардви. Заки от объятий отказалась, ссылаясь на недостаток времени.

***

Коронация была неприлично долгой, что неудивительно: не одному человеку сегодня предстоит поклясться в верности до гроба Аццо Лоуренсу. Однако, это не значило, что всё было так легко. Если выйти из пределов Эштис-Гефейс было не сложно (по сути единственной преградой были лишь высокие стены (охрана на присяге), которые легко преодолевались с помощью гео конструкций, созданных Басамом), то с городом было сложнее. Монд всегда представлял из себя крепость. Выходов из неё было два: центральный (через мост) и боковой (через который сбегала Мелания). У обоих выходов стояли бойцы, что могли и забить тревогу. Лезть через стену – не вариант. Слишком высоко (здесь уже и Гео стихия не поможет) , да и спускаться будет сложно: планеров нет. Что делать с охранниками? Убить? Тина против, да и к тому же это оставит серьёзный след. Их могут начать искать из-за этого. Нужен план лучше. — Ответственные суки. Не спят на посту. — раздражённо замечает Кабир. — Тише. — упрекает его уже Басам. — А ты можешь заключить их в камень? — поинтересовадась Заки, стараясь на полную использовать глаз Бога. — Думаю, это будет летально. Хотя если постараться... — Не смейте! — шикнула на них Тина, но было уже поздно. — Упаси Барбатос их души. — пробормотал Хардвин, смотря на каменные изваяния. — Быстрей. — поторопил Басам. — Я не знаю насколько этого хватит. И они довольно энергично поплыли на противоположный берег Сидрового озера. Стражники же отделались лёгким испугом. Но сбежавших они упустили. Служащие не торопились докладывать об этом руководству: получать не хотелось обоим.

***

Переплыв озеро, они спрятались в лесу. — И куда дальше? — поинтересовался Хардви. — В Ли Юэ. — отозвалась Заки. — А оттуда: на все четыре стороны. Ну, кроме Мондштадской, конечно. — и только сейчас Хардви осознал, что Монд придётся покинуть навсегда. Это ударило сильно по нему. В этих местах он провёл всю свою жизнь, больше половины из которой посвятил служению этому городу. И это всё ему придётся оставить? Хотя, что у него тут есть в расширительном смысле? Ни кола, ни двора... Придётся расстаться с родным краем ветров. — Не кисни. — хлопнула его по плечу Заки. — Смотреть противно. Хардвин постарался взять себя в руки, но не выходило. Тогда его приобнял Басам: — Я понимаю, каково тебе сейчас. Скажу больше: все мы когда-то испытали то, что чувствуешь сейчас ты. Это сложно. Но ты это вынесешь. Ты всегда можешь положиться на меня. — Спасибо. — прижался к нему Хардвин, уже не старавшийся скрыть своё подавленное состояние. — Какие нежности! Пошлите, голубки! — недовольно бурчала Заки. "А мне он такого не говорил," – ядовито пронеслось в голове.

***

Они не решились идти в Ли Юэ через Драконий хребет (всё же слишком опасно). Выбор их пал на путь по-над дорогой. При этом нужно было идти и по лесу, чтобы лишний раз не быть схваченными. И это буквально всё, что написал в своих поздних воспоминаниях Хардвин о пути побега из Монда в Ли Юэ. Клянусь, больше никакой информации выудить мне не удалось. Хотя, я всё же привираю. В дневнике маленькой Люси я нашёл записку, оставленную грубым мужским почерком, явно неприученным долго писать. Это был Хардви, что всё же научился у Амалии и писать, и читать, и считать. Я понятия не имею как именно он решил написать эту записку, но она есть. Подозреваю, что, проходя мимо родной деревни, он умолил их войти внутрь и смог оставить письмо Люси в её же дневнике. Только вот в его собственных записях нет упоминаний об этом письме. Единственное, чем я могу это оправдать, так это тем, что Хардвин писал свои воспоминания много позже всех этих событий и попросту мог забыть об этом случае. Хотя, забывается ли последнее письмо родной сестре? Впрочем, боле томить и рассуждать не хочу. Я предоставляю Вам текст раздобытого письма.

"Дорогая Люси!

Мне придётся покинуть Мондштадт. Мне очень больно от осознания того, что мы с тобой очень долго не увидимся. Нас разлучат расстояния длиной в миллионы локтей, но я тебе не забуду. И ты меня не забывай, пожалуйста. Я бы так хотел помогать тебе взрослеть, посмотреть на твоего жениха, понянчиться с племянником. Но не думаю, что у меня получиться это сделать. Сестричка, расти умничкой: учись, молись, работай, живи и развивайся, дружи и люби, никогда не стой на месте. Знай, что ты самая лучшая и самая хорошая на всём белом свете! Быть может, сейчас ты не поймёшь значения этого письма. Но пройдут года, и ты осознаешь, о чём я говорю. Главное – сохрани это письмо. Перечитай его в минуту трудную и пойми, что в этом мире всегда будет человек, который тебя любит несмотря ни на что. Да, он далёко, но навсегда с тобой, в твоём сердце. И одна просьба: не говори об этом письме родителям.

Навсегда, твой друг и брат, Хардвин."

***

Так и закончилась история восстания для Хардвина и Басама. Очень удачно, надо заметить. Они смогли сбежать из тюрьмы, а потом и не попасть обратно, к Лоуренсам. Хардвин до конца жизни скучал по родине. Только вот родина совсем по нему не скучала.