/san/s

— Мой танец будут ставить на выступлении, так что впереди дофига работы, — пробормотал Уён, лёжа головой на коленях Совон. Девушка задумчиво кивнула. — Заслуженно. — Сказали, что надо добавить пару акробатических моментов — с группой людей это сделать легче, нежели в одиночку. — Я рада, что ты начал понимать настолько простые вещи, Чон Уён, — улыбнулась девушка, вспоминая время, когда они вместе танцевали в балете. Тогда в его лексиконе не было слова «мы». — Наверное, ещё поэтому я и бросил балет, — вздохнул парень, поднявшись. — Я не командный игрок. Но теперь о серьёзном — какие у тебя проблемы в танце? Слышал от Женевьев, что есть какие-то вопросы… — На сцене у меня будет соло, когда нужно носить повязку на глазах, — обхватила девушка коленки, прижав их ближе к себе. — Я теряю стабильность в разворотах — всё время относит куда-то за пределы рисунка танца. — Но повязки для выступлений полупрозрачные, в чём вопрос? — В том, что я не делаю что-либо на 50%, Уён, — хмыкнула балерина. Её белоснежные волосы в хвосте дёрнулись вслед за движением головы. — Я тренируюсь в плотной повязке — только так я смогу передать нужные эмоции. — Тогда — будем тренироваться, — решительно кивнул танцор, вскочив на ноги и подавая руку бывшему партнёру по балету. — Снимай кроссовки. — Не могу, — хмыкнула та, поднимаясь следом, — Ноготь снова отпал, поэтому пока я буду тренироваться в обуви. — Когда мне планировала сказать? — Не знаю… наверное, когда ты перестанешь стесняться своего шрама на животе. Повисло молчание. Уён тяжело вздохнул, прямо посмотрев девушке в глаза. И что вот с нею сделать? Ничего. — Обо мне поговорим позже, — улыбнулся он, подняв руку и загородив ладонью её взор. — Закрой глаза. Когда парень убрал руку — глаза девушки уже были закрыты. Плавное движение, она качнулась чуть в сторону. Ведомая музыкой в своей голове, которую помнила наизусть, Совон даже в велосипедках и кроссовках умудрялась показать настоящий балет всем тем, кто был на пикнике в Люксембургском саду. Уён следовал за её движениями, прохаживаясь рядом. Даже в те моменты, когда она забывала о Сане — кореянка всё ещё оставалась балериной и показывала потрясающий танец! Глубокий присед в позиции, идеально-ровная спина, движение головы… прокрутившись на траве, поднялась на ноги, порхнув к одной стороне воображаемой сцены, внезапно выставила руки вперёд, словно бы защищая лицо, опустив подбородок вниз. Выгнувшись, словно ураган пронеслась мимо Уёна, прыгнув невообразимо высоко, переходя к разворотам. Её бывший партнёр смотрел только на ноги девушки — он заметил, что линия выходит неровной. Девушка, и правда, теряет стабильность… — Так, — перехватил он её, останавливая, — Ты сейчас снесёшь чью-то палатку. — Видишь? Не получается… — рыкнула та. — Получится. Нужно просто потренироваться. Приступим же! Молодые люди яростно принялись за тренировку, смеясь и обсуждая бытовые проблемы, которые навалились на них в последние дни. Вчера прорвало трубу, к примеру, а деталей сказали ждать неделю, поэтому бывшие партнёры по балету принимали душ у Женевьев, которая жила неподалёку. И если к Совон относились спокойно, то появление Уёна вызвало со стороны родителей подруги бурную реакцию и они постоянно подкладывали ему еду и вкусняшки. На что балерина постоянно ехидничала, говоря, что у Чона отрастёт задница. Споткнувшись о какой-то камень, Совон рыкнула. — Всё, я разозлилась… — О, нет, с таким настроем нельзя танцевать. Пошли-ка домой, ещё и дождь накрапывает… — сощурился Уён, оглядевшись по сторонам. И правда, все вокруг стали собираться. Молодые люди принялись собирать вещи, в то время как девушке написала француженка, попросив её зайти ненадолго в хореографический зал. Вздохнув, Совон подняла голову, посмотрев своими чёрными глазами на парня. Тот, отметив надутые губы балерины, усмехнулся. — Что, Женевьев? — Угу, надо вернуться в зал… — Пошли, провожу тебя до места — зонт у нас один. Болтая о всякой ерунде, они дошли до места назначения, сами не понимая, как так быстро получилось добраться. Уён рассуждал об эмоциях Совон в танце, а девушка описывала выступление парня этим утром. Ей безумно нравилось, как именно он повзрослел. От скверного мальчишки с пухлыми щёчками до подтянутого танцора с огромной любовью к своей персоне. Ему нравилось смотреть на себя в зеркало, тренируя выражение лица для очередного танца, нравилось щеголять по квартире в одних спортивных брюках и на ходу сушить отросшие волосы. Чон Уён терпеть не мог маленькую Совон, которую он оставил в балетной студии столько лет назад, но он был без ума от юной примы, в которую превращалась кореянка. Парень готов был на руках её носить! Что он и делал, иногда, прикрываясь шутками и ребячеством. — Так, иди под крышу, — кивнул Уён, передавая девушке спортивную сумку. Совон улыбнулась, развернувшись к нему и помахав рукой. — За тобой придти? — Нет, я поздно вернусь, ложись спать. — Звони, если передумаешь. Танцор повернулся спиной и ушёл в дождь, наполняясь его запахом. Совон долго смотрела ему вслед, размышляя о чём-то своём. Когда они так успели сдружиться после того, как терпеть друг друга не могли? Должно быть, оба как-то резко решили повзрослеть… Вздохнув, балерина открыла было дверь театра оперы и балета, как её внимание привлёк всполох огня. Испуганно охнув, она обернулась. Ничего. Сглотнув, огляделась по сторонам, но никакого пожара не было. Обычный Париж… — Сперва странные сны, теперь чудится всякое, — фыркнула девушка, мотнув головой. В учебном корпусе было тихо, у старшей группы сегодня выступление в Марселе, так что хореографы и студенты отсутствовали, позволяя младшим курсам пользоваться не только залами, но и сценой театра. Где её и ждала Женевьев! — Вот и ты! — вскочила с пола француженка, подбежав к подруге. — Посмотри мой танец, у меня ступор — понятия не имею, как из первой части танца плавно уйти во вторую. Девушка включила музыку, объяснив быстро концепцию танца для смотра. Кивнув, Совон внимательно следила за движениями подруги, подмечая коке-какие неточности. Быстро указывая на них, они вместе исправляли ошибки, громко хохоча и изображая смешные комические пируэты. Девочки снимали друг друга на видео, чтобы потом отсматривать материал и быть способными изменить кое-какие части в итоговом выступлении. — Так. Последнюю часть — снова, — скрестила руки Совон, кивнув подруге. Уён, придя домой, проклял себя в миллионный раз. Решительно зайдя в девичью комнату, он сорвал со стен все листки бумаг, на которых было написано одно единственное имя. Сан. 최산. Сhoi San. San. На корейском, английском, предложения на французском… все они вплетались в буквы его имени. Парень точно знал, где лежат тетрадки, в которых Совон каждый день записывала свои воспоминания о парне, где она хранила все свои чувства, с которыми он её оставил. Подойдя к кровати, заглянул под неё, увидев пару небольших коробок. Сев на полу, просмотрел каждую тетрадь и блокнот, что были сложены там — так можно было отсортировать учебные заметки и своеобразные дневники балерины. «21 марта. Сегодня я снова помню тебя. Вспомнила более отчётливо, потому что пошёл первый весенний дождь. Было невыносимо холодно, я снова забыла зонт дома, а Уён занимался допоздна и не смог меня подстраховать. Сан, ты знаешь, мы за два года в Париже ни разу с ним не поругались! После твоего отчисления и перед тем, как он меня бросил, мы кричали друг на друга почти каждую репетицию, когда он делал поддержку, на моей талии всегда оставались синяки от его пальцев — паршивец Чон Уён вообще меня ни во что не ставил! Ему было плевать на своего партнёра, но когда мы выходили на сцену — все аплодировали стоя, потому что мы, как говорила учитель, созданы друг для друга. Сказала бы она это моим бокам! Но она не замечала синяки на моём теле, потому что сама награждала всё новыми и новыми… по всему телу, Сан. И вот уже два года у меня не появлялось таких синяков, только те, что я сама заработала упав или столкнувшись со стулом на кухне в нашей квартире. Так вот, таким Уён был раньше. А сейчас мы по вечерам пьём чай и смотрим фильмы вместе, болтая друг с другом на корейском — ведь никто больше на нём не говорит, а мы (временами) очень скучаем по дому. Когда мне снятся кошмары о том, как ты горишь в огне, он приходит ко мне и ложится рядом. Без каких-либо возражений, он принял на себя роль Хонджуна… Сан, я вижу тебя в огне. Постоянно. Такое твоё наказание? За то, что отказался придти сам и просил меня уничтожить тебя? Сан, я никак не могу добраться до тебя во сне и освободить от этого пламени… никак не могу дотянуться. Мне невыносимо жарко и, когда пламя касается моего тела, я просыпаюсь. Сан, я обязательно тебя оттуда вытащу! И не забуду. Я никогда не смогу забыть тебя, даже не смотря на то, что таковым было желание моей мамы, а ты (судя по всему) его исполнил. Не получится, Сан. Я не забуду. Разве можно тебя забыть?» Проклиная себя снова, Уён отнёс всё это в свою комнату, положив в чемодан, с которым приехал во Францию, и запихал его под самый потолок, на шкаф. Следующая цель — ноутбук. Введя пароль, которым являлся день рождения её брата Хонджуна, танцор вошёл в заметки, увидев сотни маленьких записей о Чхве Сане. Последняя была сделала сегодня утром, а к обеду она уже забыла его… Почему Совон забывала Сана? Об этом было сказано в письмах, но когда-то, балерина поделилась с парнем её разговором с матерью, которая обмолвилась о том, что если бы у неё была возможность загадать желание — она бы заставила дочь забыть то, что может отвлекать девушку от балета. Похоже, их учитель это и сделала… Уён знал, что демоны отлично выполняют желания в обмен на пару лет жизни, а Совон и так боролась с собой все эти два года. Она тоже измучена. Пора бы ей отдохнуть от этого. Совон заслуживает быть счастливой. — Она будет счастлива. Без тебя, — прошептал Уён, удаляя все записи в заметках ноутбука. Последние напоминания о Сане исчезли. Осталось придумать новую легенду о татуировке… если Совон вообще когда-нибудь спросит о том, почему она сделала именно такой рисунок. На её тонком запястье два года солнце выходило из-за облаков. Размяв уставшие мышцы шеи, девушка проверила холодный компресс, что ранее приложила к ноге. Похоже, придётся пару дней походить в лангете — надо дать зажить ране от оторвавшегося ногтя, а то на выступлении будет адски больно. Такое состояние было для балерин обычным делом, так что даже травмой никто это не считал. Пара дней — и снова можно на сцену. Вздохнув, опёрлась руками о пол сцены и посмотрела вдаль, на зрительские места. Ей нравилось проводить здесь время. Представлять, что публика смотрит её выступление, словно бы слышать их овации… да, Уён себя обожал и его самолюбование поистине было огромным, но нельзя отрицать, что у самой Совон это самолюбование было хоть чуточку меньше. Она считала, что хорошо танцует. Искренне верила, что достойна звания примы. И это было хорошо — давало стимул развиваться и добиваться своего. Медленно, но верно. Телефон девушки ожил и она с улыбкой увидела на экране имя своего брата. — Хонджун-и! — протянула Совон, садясь прямо. — Считаешь дни до моего приезда? — раздался его ехидный голосок. — Можешь дома сидеть, так и быть… — Эй, ну вот зачем ты стала такой противной?! Чон Уён на тебя плохо влияет, я говорил это с самого начала. — А мне кажется, это я на него хорошо повлияла. Он стал просто лапочкой! — Вы оба друг друга стоите, — не стал отрицать Хонджун. — А теперь по делу — я вылетаю через три дня, что тебе привезти в подарок? Началось бесконечное обсуждение еды и других предметов, без которых девушка не могла жить — лекарства, кое-какие книги, которых тут не достать. По ходу разговора, балерина узнала, что брат получил большой контракт и превращается в серьёзного музыканта, которому платят серьёзные деньги. Будет так здорово увидеть его снова! — Да пофиг на еду и всякую хрень, Джун, — вздохнула Совон. — Просто приезжай сам. Я дико соскучилась… — Я ждал эти слова столько времени… — промурлыкал брат, довольно захихикав. — Теперь чувствую себя самым счастливым человеком! Не грусти, сестрёнка, скоро будешь встречать меня в аэропорту. — Как там труппа? У ребят всё хорошо? — В порядке. Примой стала Миа, они с Юнхо довольно неплохо смотрятся вместе, так что за них не беспокойся. Тебе передавал привет Сонхва, кстати. Он отдал мне подарок для тебя, так что жди, твой вечный поклонник купил тебе приличную вещь! — Почему сразу поклонник-то? Это мне он раньше нравился, но ты всю охоту отбил… — А что, не понравились рассказики о его любовных похождениях? — Ты всё приукрасил и я бросила эту идею с Сонхва уже потому, что меня раздражало слушать такие кривые сказки, — фыркнула Совон, поднявшись на ноги и убрав компресс на полку. Хонджун на том проводе принялся передразнивать её, за что получил пару французских грубых словечек в ответ. — Ладно, не буду отвлекать от тренировки. Через три дня, после того, как найду перевод тому, что ты тут сейчас мне выговорила, получишь ремня в аэропорту! — Буду ждать с нетерпением, — захохотала девушка, отключаясь. Так. Настроение порхнуло ввысь! Брат скоро прилетает, с ним друзья отправили подарочки, а чёртов ноготь — это вовсе не беда. Надо потренироваться и она обязательно сможет выполнить пируэты чисто. Хоть и сто раз прокрутившись вокруг своей оси! Пофиг, балерина она или нет? Сделает это, во что бы то ни стало! Решительно кивнув самой себе, перебинтовала ногу и, обув пуанты, включила музыку из предстоящего балетного спектакля. Plie. Tendu second — первая позиция. En dehors. Вдох-выдох. Saut de chat. Выверенные движения, изящные взмахи рук, сердце трепещет словно бы в первый раз! И так всегда, когда Совон танцевала. Приложив руки к груди, присела, чтобы попасть в чувства с музыкой. Чтобы закружиться в Pique, по ровной диагонали резко проворачиваясь и застыв у самого краешка сцены. Та самая часть, которая никак не хотела получаться… потому что нужно было закрыть глаза. В месте, где нужно было остановиться, она ранее начертила мелом крестик. Зажмурившись, глубоко вздохнула и, распрямившись, в такт с нарастающей мелодией закружилась в танце, ощутив, как эти эмоции и чувства, эта глубокая печаль и горе тянут её вперёд. С последним разворотом, она распахнула глаза, чтобы протянуть руки к залу. И, вскрикнув, едва не упала назад, оступившись. Перед ней, на самом краю сцены, непонятно каким законам гравитации повиновавшийся, стоял молодой парень, чьи тонкие брови резкими росчерками тянулись от переносицы. Точеные черты лица, весьма графические изгибы нижней челюсти, нос с едва заметной горбинкой и тонкие губы. В последний момент он подхватил девушку, обхватив сильной рукой тонкую девичью талию, притянув к себе. В груди Совон бешено стучало сердце, разрываясь от чего-то на части, порываясь выскочить из груди и толкнуть душу балерины к незнакомцу, чтобы обнять его. Прижать к себе. Погладить по коротко стриженным волосам и спросить, почему он сделал такую короткую стрижку. Откуда она это знала? А Совон понятия не имела. Сердце — вот оно знало… Девушка замерла, глядя в эти тёмные глаза, которые заглядывали ей в самую душу, зная, что она так стремится к нему, желая хоть немного успокоить её. Чем больше балерина смотрела в них, тем отчётливее казалось, что они на самом деле разного цвета, а в них словно бы пляшет огонь… как и вокруг его подтянутой фигуры. — Совон! Пошли, пора домой ехать, — раздался голос Женевьев и кореянка, вздрогнув, обернулась назад, вырвавшись из рук незнакомца. Стало холодно. Обхватив себя руками, девушка вновь посмотрела в ту сторону, где стоял парень, но его уже не было. Он исчез! И ни единого следа его нахождения здесь всего секунду назад — не было. Судорожно выдохнув, балерина осознала, что её трясёт. У неё галлюцинации? Не может человек так быстро исчезнуть из НАСТОЛЬКО огромного зала. Тем более — бесшумно. Но почему всё внутри неё так трепещет? Почему сердце вновь сжалось от тоски, словно вновь потеряло что-то? Почему… У неё на щеках слёзы?