Когда-нибудь ты будешь страдать так же, как страдаю я

Елена сидит на пассажирском сиденье своей машины и ничего не чувствует. Когда она смотрит направо, то видит только себя. Но это её копия. Густые волосы были безупречно завиты. Спина прямая и крепкая. Пальцы расслабились на руле, несмотря на засохшие пятна крови на костяшках. Её отражение сидит прямо, наклонив голову, глядя поверх руля, и ведет машину по грунтовым дорогам Атланты. Она думает сказать ей, что уже бывала здесь раньше. Там были ведьма, бар и человек, сломленный горем. Был мальчик, выдававший себя за мужчину, с ярко-голубыми глазами и грязными чёрными волосами, который прятался за ухмылками, пытаясь заставить её закрыть глаза на боль, которую он чувствовал пульсирующей внутри него. Она думает рассказать ей об этом, но теперь кажется, что её история произошла целую жизнь назад, как и человек, который теперь стал призраком, которым он был почти сто пятьдесят лет. Но не она сидит в водительском кресле. Елена смотрит на неё и отмечает различия. Кэтрин сидит выше. Браслет Кэтрин сверкает на солнце. Кэтрин носит солнцезащитные очки, которые больше её глаз, что придает ей загадочный, но в то же время шикарный вид, который вызывает у Елены желание смотреть на неё. Кэтрин ведёт машину в своих острых каблуках, её губы покрыты красной помадой, никогда не поворачивая взгляд в её сторону. Она смотрит прямо вперёд, сосредоточившись на будущем, в то время как Елена смотрит назад и зацикливается на прошлом. Кэтрин сильная. Елена слабая. Елена просит её посмотреть на неё. Она хочет, чтобы Кэтрин увидела её, но Кэтрин никогда не делала того, чего она хочет. Через мгновение она понимает, что дрожит. Взглянув на свою руку, она видит, что пальцы двигаются вопреки её желанию. На её руках и под ногтями кровь. Она пыталась смыть это, пока Кэтрин собирала сумку, но ей не удалось отмыться. Она не смогла смыть с себя эту кожу, горе, кровь, всех их, пока они пачкали своей кровью её шею, лицо и рот. Она тяжело дышит и заставляет себя сосредоточиться, упереться в сиденье автомобиля и вдыхает воздух, который ощущается как пощечина по её замерзшей коже. Через мгновение она понимает, что Кэтрин открыла окно. "Если ты собираешься заболеть, заболей таким образом", - равнодушно говорит Кэтрин, голос низкий, губы сжаты в трубочку, что заставляет Елену чувствовать необходимость сесть выше, чтобы произвести на неё впечатление. Она не отворачивается от взгляда Кэтрин. Вместо этого она пытается бросить ей вызов, оставаясь ссутулившейся на пассажирском сиденье и изо всех сил напрягая взгляд. Но она смотрит на шею Кэтрин и видит только красное пятно. Рана на шее зажила. Она не помнит, как она зажила. Она помнит, как получила её. Кэтрин была нечёткой, она уже выходила за дверь, когда большой плохой волк, пыхтя и отдуваясь, снес её дом, её друзей разорвало на куски, её дом был весь в крови. Но когда Кэтрин должна была быть на полпути в Атланту, она оказалась перед Еленой с острым концом кола в её шее. Оглядываясь назад, Елена удивляется, что он не попытался укусить её. Она смотрит на горло Кэтрин и думает о том, насколько оно длинное. Пятно ей не идет. Кэтрин - не что иное, как безупречное несовершенство. Она такая, какой её считали все, кто смотрел на Елену - идеальная. Безупречная. Фарфоровая. Выжившая. Кто-то, ради кого стоит умереть. Кто-то, кто не стал бы их убивать. "Кажется, сейчас не время говорить об этом", - говорит Кэтрин, не отводя взгляда, - "но я же тебе говорила". Елена тяжело сглатывает, борясь с комком в горле. Она сжимает руки в кулаки. Она хочет ударить её, ударить так, как Кэтрин наносила ей удары снова и снова, снова и снова. Она пытается сильнее сжать пальцы, но у неё такое чувство, будто кости покинули её. Они - единственное, что ушло от неё, когда её кости должны были быть единственным, что осталось. Она думает о том, как её друзья отказались уходить и как все они погибли под волчьей пастью. Он убьет всех, кого ты любишь. Ей следовало прислушаться к предупреждению предвестницы, к своему отражению, но теперь Елена знает, что была слишком самонадеянной. Как и они. Вот кем они все были. Идиотами. Мёртвыми идиотами. Он вырывается из неё, смех. Он начинается как звук, наполовину похожий на всхлип. Это привлекает внимание Кэтрин к ней, брови нахмурены в чем-то, что выглядело бы как беспокойство, если бы такое выражение было на лице Елены. Вместо этого это просто выглядит осуждающим. Подходит Кэтрин. Она осуждала её еще до того, как Елена поняла, что находится под микроскопом. Но он сочится из неё, как кровь из глубокой раны, и вырывается из неё, смех, который не является ни веселым, ни безрадостным. Елена громко смеётся, прижимая руку к груди, и ёрзает на своем сиденье, чувствуя, как начинает болеть горло, а в груди становится пусто. Все ушли. И вот она здесь, оставшись лишь с отражением своего истинного "я". * Кэтрин везет их до тех пор, пока машина не скрывается во тьме. Елена упирается головой в кулак, её локоть свисает из машины, пока Кэтрин маневрирует на парковке возле захудалого мотеля. Гласные знака вакансии остаются неактивными, в то время как остальная часть слова мигает неоново-красным. "Это не похоже на заведение Кэтрин Пирс", - пробормотала Елена, продолжая опираться головой на руку, несмотря на то, что двигатель машины окончательно заглох. Кэтрин отрывает руки от руля и осматривает свои длинные ногти. Вкратце Елена задается вопросом, есть ли под ними грязь и кровь, или Кэтрин так же собрана, как и Елена. "Это заведение Кэтрин Пирс, когда я в бегах", - говорит Кэтрин с натянутой улыбкой. Посмотрев на себя в зеркало козырька, она провела языком по зубам, прежде чем захлопнуть козырёк на место. Она не смотрит на Елену, когда рявкает: " Выметайся". Елена остается одна в машине, когда Кэтрин открывает багажник и достает две спортивные сумки. Странно думать, что вся её жизнь была упакована в одну спортивную сумку - возможно, в полтора, если бы Кэтрин действительно хранила свои вещи в ней. Багажник хлопает по машине, заставляя её двигаться. Елена все еще не сдвигается с места. Она почти вываливается из пассажирской двери, когда Кэтрин распахивает её. Кэтрин наклоняется к ней, чтобы расстегнуть ремень безопасности. Её волосы касаются её носа. Она приятно пахнет. Странная мысль. Сильные руки схватили её за плечи и вытащили из машины. Елена стоит в своих испачканных кроссовках перед Кэтрин Пирс, на плечи которой наброшены две сумки. Даже когда она не похожа на себя, она все равно выглядит царственно. Ничто не тяготит её. "Это твоя жизнь, Елена", - говорит она с ноткой отчаяния на выдохе. "Или ты идешь со мной в приёмную, или умрёшь". Сильно сжав плечи, она поворачивается и идёт с обеими сумками, закинутыми за плечи, с высоко поднятой головой. Она исчезает за скрипучей дверью приёмной. Елена оперлась на машину. Поскольку ключи находятся у Кэтрин, она действительно брошена. Она на какой-то парковке у дороги в Атланте, части штата, который она не узнаёт. Она подумывает о бегстве, чтобы ноги сами понесли её туда, куда ей вздумается. Но Елена знает, куда это её приведет. К куче пепла. Вместо того чтобы направиться к дороге, Елена заходит в приёмную и встает позади Кэтрин, наблюдая, как её предок по-девичьи смеётся и кокетливо накручивает волосы на палец. Елена закатывает глаза. У мужчины за столом густые чёрные волосы и блестящие голубые глаза. Он взглянул на Елену и не сводит взгляда с её лучшей половины. Она благодарна ему за это. Он слишком похож на Деймона своей внешностью, слишком похож на Стефана своим мягким и непритязательным характером. Как только у Кэтрин появляются ключи от их номера в мотеле, она выталкивает её из конторки и идет впереди неё, резко вонзая шпильки в землю. Ведя её по шумной лестнице, Кэтрин, похоже, не обращает внимания на потенциальных обитателей мотеля, спящих неподалеку. Комната в мотеле меньше, чем все, в которых Елена когда-либо бывала. Она похожа на гроб. Это однокомнатный номер с двуспальной кроватью, круглым обеденным столом, маленьким телевизором с изогнутой антенной и пристроенной ванной комнатой. Кэтрин бросает сумки у изножья кровати, обходит Елену и с грохотом закрывает дверь. Закрыв её, она проводит руками по волосам и смотрит на неё. Елена безучастно стоит посреди комнаты мотеля. Она чувствует себя странно. Слишком много места для её существования. Стены слишком безвкусные, обои отслаиваются от верхнего и нижнего бортиков. Деревянные плинтуса испачканы, как будто их наполовину покрасили в тёмный цвет. "Иди в душ", - огрызнулась Кэтрин, стоя перед ней. Её взгляд не отрывается от неё. Елена думает дать ей язвительный комментарий, но её язык кажется толстым и ватным, как будто он заполняет весь рот. Вздохнув, Кэтрин встала за ней и не слишком любезно подтолкнула её в сторону ванной комнаты. Включив свет, она увидела, что ванная комната меньше, чем та, которую она делила с Джереми. В душевой стоит фарфоровая ванна, в которую, как ей кажется, она бы не поместилась. Занавеска для душа мутновато-прозрачная. Она разочарована тем, что её не украшает красивый цветочный рисунок. Кэтрин стоит позади неё, скрестив руки. Елена думает сказать ей, что она может это сделать. Она может принять душ, она может быть человеком. Она может вернуться к рутине, которая принадлежит её обыденной человеческой жизни. Но она думает о том, как фарфор её душа окрасился в красный цвет, о том, как Кэтрин насильно держала её руки под струей тёплой воды и пыталась отмыть их от крови Джереми. Это было бесполезно. Джереми все еще был на её руках. Взглянув вниз на свои ладони, линии всё ещё были окрашены в красный цвет. Застежка-молния расстегивается. Елена нахмуривает брови, слишком медленно поворачивается и тупо смотрит на Кэтрин. Она сняла туфли на каблуках и стягивает гладкие черные брюки с бёдер. Выйдя из них, она снимает пиджак и стягивает через голову тёмно-фиолетовую майку. Она с удивлением видит, что под всеми физическими слоями Кэтрин остается человеком. Протиснувшись мимо неё, Кэтрин отдёргивает занавеску и крутит ручки душа. Держа руку под струёй воды, она встряхивает её и подходит к Елене. "Я дала тебе выбор", - говорит она, её руки тянутся к отворотам пиджака Елены, - "и ты его не приняла". Елена глупо протягивает руки, когда Кэтрин стряхивает пиджак с плеч и роняет его на пол. Затем её руки вцепились в подол её выцветшей голубой рубашки, грубо стягивая её вверх через голову. Елена опирается руками о голые плечи Кэтрин, когда та снимает с её ног испачканные кеды Converse, а затем носки. Расстегивая джинсы, Елена резко вдыхает, когда костяшки пальцев Кэтрин касаются её живота. Елена смотрит на торс Кэтрин, на светлые пятна на её подбородке и на выпуклости груди, стоя почти идентично Кэтрин, только в розовом лифчике и трусиках, а не в чёрных, как у Кэтрин. Кровь просочилась по её шее и макушке, и теперь она видит, как много Сальваторе Кэтрин действительно носит с собой. Она вскрикивает, когда Кэтрин стягивает трусики с бёдер. Елена протягивает руку, чтобы схватить её, запустив пальцы в её волосы. Она послушно выходит из них и затаивает дыхание, когда Кэтрин подходит к ней ближе, тело невероятно близко, а её руки исчезают за спиной и расстёгивают лифчик. Кэтрин бормочет: "Тебе нужно, чтобы все делали всё за тебя?". Елена думает сказать ей "нет". Но Кэтрин стягивает бретельки с плеч и отводит руки Елены от живота, чтобы уронить его на пол. "Пойдём", - грубовато говорит Кэтрин. "Тебе нужно привести себя в порядок". Елена неуклюже подходит к душевой кабине и заходит в неё. Она стоит у края ванны и далеко от струи. Закатив глаза, Кэтрин делает шаг и легонько подталкивает её к душевой кабине. Вода тёплая на её коже. Её колени щиплет. Плечи болят. Она держит голову подальше от воды, стоя под ней, и смотрит на красно-коричневый водоворот в стоке. Кэтрин прижимается тёплым телом к её спине. Елена задерживает дыхание, наблюдая за тем, как Кэтрин вслепую нащупывает перед собой кусок мыла, смачивает и вспенивает его между ладонями. Кэтрин отстраняется, и прохладная перекладина оказывается у неё на плечах. Убирая её волосы, Кэтрин начинает намыливать бицепсы, не обращая внимания на её шипение, пока она намыливает порезы, царапины и небольшие следы от когтей на руках и боках. Её прикосновения грубы. Кэтрин трётся о перекладину поясницей, бёдрами и задницей. Елена раздвигает ноги, когда Кэтрин переходит к бёдрам, моет их внутреннюю часть, а затем впадины коленей. Она моет ей ноги, прежде чем вернуться к затылку. "Я знаю, это тяжело, - говорит Кэтрин так тихо, что душ заглушает её, - быть той, кто остался позади". На глаза Елены наворачиваются слёзы. Плотно сжав губы, она прикусывает внутреннюю сторону рта. Медленно повернувшись, она убирает руки от груди и смотрит, как Кэтрин намыливает её ключицы, приоткрыв губы и устремив на неё внимательный взгляд. Елена наблюдает за тем, как Кэтрин опускает голову, чтобы снова намылить внутреннюю сторону бёдер, колени и лодыжки. Её завитые волосы остаются безупречными, за исключением прядей, которые становятся влажными от брызг, от которых её защищает Елена. Когда она смотрит на обнажённые плечи Кэтрин, на грубые руки, которые только и делали, что мучили и разрывали её на части, она поражается тому, как ласково она обращается с ней сейчас. Она вытирает нос тыльной стороной ладони и сильно шмыгает носом. Но это разбивает хрупкую решимость, которую она выстроила внутри себя после того, как обнаружила, что её семья и друзья убиты в её семейном доме. Всё не так, как должно быть. Последний человек на земле, который должен относиться к ней по-доброму, - это тот, кто осторожно поднимает её ногу и позволяет ей опираться своим весом на плечи, пока она пытается стереть следы потери с её кожи. Всхлипывания Елены похожи на вой. Её тело сотрясается от рыданий, она подносит руку ко рту, пытаясь заглушить звуки. Кусая ладонь, она всхлипывает сильнее, рыдания рвутся из её внутренностей, из её разбитого сердца, из того места на груди, куда впился ремень безопасности, когда её родители падали всё дальше и дальше от неё в воду. Кэтрин, кажется, не спешит брать её за лодыжки. Часть Елены думает, что она пытается спрятаться. Но когда она встает, осторожно намыливая плечи и руки, она слышит, как Кэтрин напевает, её губы едва шевелятся. Если бы она не смотрела на её рот, Елена ничего бы не услышала. Она пытается слушать, пытается успокоить свои рыдания, чтобы сосредоточиться на том, что даёт ей Кэтрин. Но она только сильнее плачет, когда Кэтрин тихонько напевает ей что-то на непонятном языке, а душ смывает последние частички её семьи, которая у неё когда-то была. * После душа Елена позволяет Кэтрин порыться в своей сумке, чтобы найти пижаму - тёмно-синюю майку и клетчатые шорты - и переодеть. Как только она, покачиваясь, выходит из ванной, дверь за ней закрывается. Наконец-то она одна. Пока работает душ, Елена думает уйти, собрать свои вещи и поспешно покинуть мотель, но вместо того, чтобы идти к двери, она опускается на кровать и садится на подушки с романом, который Кэтрин купила ей в холле мотеля. Она не видит ни одного слова. Она пытается читать, но всё, о чем она может думать, - это подбородок Клауса в крови, её друзья, лежащие на кровати и полу спальни. Бледные, обескровленные. Она пыталась встряхнуть их, умоляя вернуться. Она тянулась к ним так, как хотела бы, чтобы тянулись к ней её родители, но Елена помнит только, как утонула в своем горе. И Кэтрин несёт тела, чтобы похоронить их в лесу, вся в крови и саже, когда она помогала Елене хоронить мертвых и собирать вещи. Для неё до сих пор не имеет смысла ряд событий, которые произошли. Кэтрин помыкала ею, отдавала приказы, делала всё возможное, чтобы помочь ей взять то, что ей было нужно от её прежней жизни, когда они подожгли её дом и убежали. Кэтрин прошла через ступени, которые казались ей хорошо знакомыми. Елена смутно помнит могилу, горе Кэтрин, пытающееся выскользнуть из-под твердой брони её кожи. Он убил всю мою семью только для того, чтобы отомстить мне за побег. Её горло кажется тяжёлым и напряжённым. Она вытирает тыльной стороной ладони мокрые глаза. Душ работает, когда она снова плачет, пополняя колодец своего горя. Оно следует за ней, как гроза, обрушиваясь на неё, пока она не вымокнет и не сможет двигаться. Но Елена пытается это сделать, всегда двигаясь дальше. Всегда встает, живёт, когда должна быть мертва. Она рыдает в свои руки, так сильно и мощно, что у неё болит грудь, когда колодец снова временно опустошается. Елена берёт себя в руки как раз вовремя, чтобы душ выключился, громко отдернулась занавеска, и Кэтрин появилась так, как она никогда раньше не появлялась перед Еленой. Кэтрин выходит из ванной в маленьком полотенце, её волосы мокрые и прилипают к коже. Елена наблюдает за ней, рассматривая её длинные ноги, блеск её кожи. Она почти сразу понимает её привлекательность. Кэтрин подходит к своей чёрной сумке и роется в ней, сверкая кожей и вьющимися мокрыми волосами. Елена видит только уверенность. Несмотря на то, что это её зеркало, Елена не может видеть себя в отражении. Она думает, что это Катерина Петрова, выжившая, единственный человек, которому удалось перехитрить и пережить Клауса. На ней нет маски, пока она ищет одежду для сна. Она выглядит умиротворенной, почти забыв надеть маску, чтобы казаться твёрдой, как сталь. Елена изучает линию её шеи, ключицы, то, как её пальцы загибаются вокруг чёрного бюстгальтера и кружевных трусиков. Когда Кэтрин сбрасывает полотенце, Елена отводит взгляд. Кэтрин надевает бельё и вытирает полотенцем волосы, всё ещё стоя у изножья кровати. "Мне не в чем спать", - говорит она, хотя в её голосе нет ни смущения, ни сожаления по этому поводу. Елена с трудом может понять, почему Кэтрин пытается заставить её чувствовать себя комфортно. Елена просто пожимает плечами, глядя на неё краем глаза, когда Кэтрин отворачивается. Вдоль сильной линии её позвоночника есть красивое пятнышко. Она смотрит, как та заходит в ванную, бросает полотенце на вешалку и выключает свет. После этого мотель погружается во тьму, за исключением фонарей снаружи. Даже в темноте Кэтрин выглядит настороженной. Елена наблюдает за её силуэтом, освещенным тусклым светом веранды снаружи, пока она проверяет, заперта ли дверь и окно, задернуты ли шторы. Кэтрин подходит к кровати, и Елена может видеть только сильные мышцы её живота и ног. Кэтрин не выглядит слишком застенчивой, она вытягивает руки над головой, вытягивая своё тело. Елена смотрит на линию её торса и краснеет. Она быстро отводит взгляд. Положив книгу на прикроватную тумбочку, Елена сползает на спину, сложив руки на груди, и решительно смотрит в потолок. Кэтрин тянется к простыням, поднимает их и скользит по ним в лифчике и трусиках. Елена не может перестать думать об этом. Она обнажена, как никогда. Так много открытой кожи - без брони, которую она когда-либо носила перед ней, - и всё же она кажется такой далекой. Кэтрин лежит на боку, спиной к ней. Она неподвижна. Её волосы слегка влажные, но она не двигается, не шевелится. Она молчит, растворяясь в темноте ночи. Елена смотрит ей в затылок, ожидая чего-то. Чего угодно. Чтобы её предок повернулся и посмотрел на неё. Чтобы её предок наконец прекратил её страдания. Её мысли меняются от предвкушения того, как Кэтрин убьет её. Она думает о тепле, которое она чувствует, исходящем от неё. Кровать прогибается под её весом, напоминая ей, что здесь кто-то есть. Она не одна. Кэтрин там, вне пределов досягаемости. Теплая, рядом. Настоящая, твёрдая. Обнажённая. Она хочет протянуть руку и коснуться её, чтобы напомнить себе, что она жива. Она выжила. Я здесь. Но она прижимает руку к груди и отрывает от неё взгляд, перекатываясь на бок, чтобы предоставить Кэтрин свою спину. Её руки зудят от желания забраться в её волосы, вдоль её жёсткого позвоночника. Она жаждет прикоснуться к её коже, как Кэтрин жаждет её смерти. Она тихо плачет. Елена никогда не чувствовала себя такой одинокой. * Принимая утром душ в одиночестве, Елена сушит полотенцем волосы, наблюдая за тем, как Кэтрин садится на край не заправленной кровати и натягивает на ноги туфли на каблуках. Она одета в тёмное платье, ноги обнажены, и Елена представляет, как она собирается использовать их в своих интересах. Она облизывает губы и долго смотрит на Кэтрин. "Мы не уходим?" Кэтрин качает головой. "Нет". Елена хмурится. План заключался в том, чтобы продолжать двигаться. Единственное, что она точно знает о Кэтрин, это то, что она всегда в движении, всегда в бегах. Кажется, она никогда не стоит на месте. Она тупо смотрит на неё. "Но почему?" Кэтрин вздыхает и выпрямляется, прижимая руки к кровати слишком непринуждённо и высокомерно. Она смотрит на Елену, на то, как та одета в свежие джинсы и розовую футболку. "Потому что ты не готова". Сразу же вздрогнув, Елена встала выше и вызывающе подняла подбородок. "Я готова". Кэтрин поднимает бровь. "Ты?" С высокомерным видом она встает и проводит руками по пояснице. "Потому что я слышала, как ты плакала всю ночь", - говорит она, поворачиваясь к ней спиной. Кэтрин подходит к своей стороне кровати и стягивает простыни, тихо застилая постель. "Я не-" "Плакала", - говорит Кэтрин, резко и аккуратно стягивая простыни. "Ты не готова бежать. Это значит, что ты не готова к тому, что будет дальше". "Что будет дальше?" Елена спрашивает почти слишком серьезно. Она хмурится, наблюдая, как Кэтрин переходит на свою сторону кровати и задирает простыни, натягивая их. "Оставляем все позади". Её горло сжалось. "У меня ничего не осталось". "Это неправда", - говорит Кэтрин, поднимая матрас. Удовлетворившись заправкой кровати, она гордо проводит рукой по покрывалу. "Ты можешь потерять всё, что у тебя есть, но ты всё ещё держишься". Елена облизывает губы. "Это несправедливо-" "Ничто не справедливо, когда дело касается Клауса", - говорит Кэтрин, глядя на неё с суровым выражением лица. Она помнит, как тени в гробнице выделяли его. Совершенно серьезный. Пугающий. Ей не нравится видеть спокойствие Кэтрин. "Если ты хочешь заставить его заплатить за то, что он отнял у тебя, тебе нужно, чтобы тебя ничто не сдерживало". Елена сглатывает, борясь с комком в горле. "Кэтрин..." Она пожимает плечами. "Я пойду разведаю место", - говорит она, проводя рукой по волосам. Елена наблюдает за тем, как на место маски опускается другая. Кэтрин становится отстранённой, что хорошо знакомо Елене. Это её враг. Это женщина, которая сбросила бы её с шахматной доски, если бы это означало, что она может приблизиться к королю. "Не покидай эту комнату. У Клауса везде есть глаза и уши, и лучше, если человек, который знает, что делает, выйдет первым". Прежде чем она успевает придумать язвительный комментарий, Кэтрин выбегает за дверь. * Вылазка Кэтрин оказывается плодотворной. Поблизости нет подчинённых Клауса. Никого из тех, кого Кэтрин помнит по учебникам истории. Несмотря на это, она сообщает Елене, что заставила менеджера предупредить их, если кто-то спросит их по имени. Это хорошая мера предосторожности, о которой Елена не подумала в тот момент, когда её мысли были в полном беспорядке. Кэтрин вообще не позволила Елене выйти с ней, настояв на том, чтобы позвонить ей по телефону из мотеля и спросить, что она хочет на ужин. Она приносит ей китайскую еду на вынос и садится с ней за маленький столик, тихо ест, пока Елена смотрит на выключенный телевизор. Она боится включить его, увидеть там лица недавно трагически погибших. Елена видит своё мутное отражение на тёмном экране телевизора. "Он убил их, потому что я выжила, не так ли?" Кэтрин замолчала на долгий миг. "Да". Елена ест в тишине. Ей не нужна помощь Кэтрин в принятии душа. Пробыв там дольше положенного, она переодевается в пижаму и пытается прочитать страницу из своей книги. Вместо этого она проводит время, пока Кэтрин принимает душ, плача и успокаивая себя, так что лицо не было бы усеяно слезами, подобно тому, как если бы задёрнутые в номер мотеля шторы открыли яркий свет. Кэтрин скользит в постель, одетая в чёрное белье. Елена делает всё возможное, чтобы не смотреть на неё, но она наблюдает за бёдрами Кэтрин, пока та проверяет комнату и убеждается, что входная дверь заперта. Она двигается как пантера, хищник, который знает, что за ней наблюдают. В постели Елена лежит на спине. Она изо всех сил старается тихонько подавить искушение протянуть руку и прикоснуться к ней. Кэтрин так маняще близко. Её пальцы подрагивают, так как адреналин начинает бурлить в ней. Ей нужно только одно прикосновение, одно напоминание о том, что она здесь, что её жизнь сейчас стабильна. Кэтрин обещала ей это, не так ли? Приводя её в порядок, подгоняя её, таская её жизнь в сумке, перекинутой через плечо, она обещала ей одно. Я здесь. Елена глупо верит ей. Уголком глаза Елена смотрит на затылок Кэтрин. Её волосы густые и вьющиеся, и даже когда она спит, они безупречны. Тихо она просит её повернуться, умоляет Кэтрин быть той, кто протянет руку и коснется её, как это было в душе. Всё, чего она хочет, это прикосновения руки к её коже, к любой её части, которая напоминает ей, что она здесь, что она не потеряна и не утопает в своем горе. Она медленно двигается, не решаясь даже сдвинуться на простыни. Она поворачивается на бок и смотрит на затылок Кэтрин. Когда она смотрит на плечо Кэтрин, она не замечает никакого движения с её стороны. Она спит. Елена медленно придвигается ближе к ней. Медленно кладет руку на бедро Кэтрин. Её пальцы подрагивают. Она задерживает дыхание. Этого должно быть достаточно. Но она медленно скользит рукой по бедру Кэтрин, упираясь кончиками пальцев в кружевной подол её трусиков. Она думает оставить руку там, не желая искушать спящего дракона. Прикасаться к ней приятно. Елена чувствует себя приземленной. Это то, что ей нужно, чтобы напомнить себе, что Кэтрин здесь. Но она медленно скользит пальцами по голому боку Кэтрин. Её кожа теплая и мягкая, неудивительно, что без каких-либо изъянов. Елена смотрит на затылок Кэтрин, проводя кончиками пальцев по её боку, а затем скользит ими вперед и на живот. Нежно касаясь её ладонями, она чувствует движение живота Кэтрин, когда она дышит. Этого недостаточно. Эта мысль приходит ей в голову без предупреждения. Она едва ли имеет смысл. Но с участившимся дыханием Елена глотает как можно тише, медленно проводя рукой по груди Кэтрин и добираясь до косточек её бюстгальтера. Её кожа все еще теплая. Кэтрин остается неподвижной. Она неуверенно двигает рукой, чтобы погладить её грудь, пока не чувствует биение сердца Кэтрин под кончиками своих пальцев. Елена придвигается ближе к ней, прижимаясь к спине Кэтрин. Сейчас она жалеет, что та не решила надеть пижаму, жалеет, что у Кэтрин не хватило предусмотрительности даже упаковать её. Просунув ногу между ног Кэтрин, она пытается слиться с ней, прижимаясь грудью к голой спине Кэтрин. Всё, о чем она может думать, это как хорошо прикасаться к кому-то. Быть тронутой, даже если это не так, как ей хотелось бы, чтобы ей ответили взаимностью. Кровать двигается. Сердце Елены подпрыгивает, когда рука Кэтрин сильно упирается в тыльную сторону руки Елены на её груди. Чувствуя, как её сердце сильно бьется в груди, достаточно сильно, чтобы пронзить Кэтрин спину, она ждет, пока Кэтрин сломает ей пальцы и руку, чтобы начисто оторвать её от запястья. Вместо этого она оставляет свою руку поверх её, крепко прижимая ладонь к груди. "Если ты хотела потрогать меня", - тихо проговорила Кэтрин, - "всё, что тебе нужно было сделать, это попросить". Елена пылает жаром, извиваясь рядом с ней. Кэтрин держит её в плену, когда она пытается отдернуть руку. Кэтрин ёрзает на простынях, и Елене на мгновение кажется, что она должна свернуться калачиком. Затем Кэтрин удовлетворенно вздыхает и вытягивает ноги, прижимаясь задницей к бёдрам Елены. "Тебе нужно научиться брать на себя обязательства, Елена". Сердце Елены колотится, по всему телу разливается тепло. Ей нравится, как Кэтрин прижимается к ней, как её грудь наполняет её руку. Елена облизывает губы и кладет другую руку на ключицу. Её кожа горит под трикотажной майкой. Она думает, как бы извиниться, как бы оправдаться, почему она прикасается к ней. Всё, что Елена может сделать, это тихо спросить: "Какие обязательства?". Кэтрин не отвечает. Она всё ещё перед ней, её рука всё ещё держит её руку. Елена смело принимает это как разрешение держать руку на груди. Выгнувшись на спину, она прижимает голову к подушке и смотрит в потолок. Кэтрин теплая в её руке, теплая у её лодыжки. Она тёплая и тяжёлая. Так легче остановить себя, чтобы не уплыть. Когда она спит, ей снятся они, разложенные на её кровати, словно сломанные куклы. Но проснувшись, она чувствует вокруг себя Кэтрин, тёплую и твёрдую. Здесь.