I'll help you (but I can't help her)

      Когда Эла поступила впервые, Нил был только назначен на должность детского-онколога в этом центре. Шрамы на сердце почти не заживали после каждой неудачной операции, после очень долгой борьбы, но всё равно потерь. Многие дети из его отделения были такими маленькими и светлыми, что разбивалось сердце, и с каждым разом собирать его было всё сложнее. Эла была одним из таких детей. Энергичная, смышлёная, до невозможности милая и харизматичная. Джостен ненавидел в себе это оценивание детей, потому что каждый из них был прекрасен и не заслуживал этих страданий. Но она… Нил сам себе поклялся пока не стало поздно сделать всё, чтобы она точно выздоровела. В первый раз, когда её привели к нему в кабинет, эта был низкорослый мужчина с золотым кольцом на пальце и усыпанный веснушками. А потом он назвался дядей этой принцессы. Аарон Миньярд часто являлся в его кабинет. Он не был слишком разговорчивым и вечно выходил в коридор, пытаясь заставить отца девочки зайти с ним. Но возвращался всегда один. Нил всего раз увидел его. Когда вышел вместе с девочкой, а та, выпутав ладонь из его руки с громким «папа» налетела на мужчину, абсолютно точно идентичным со своим братом. Но что-то их всё-таки отличало. У Аарона Миньярда была ровная осанка и полные печали глаза, особого трепета в его движениях не было и он был одет с иголочки. В то время как второй близнец просто… Был. Его взгляд был абсолютно пустым, а руки дрожащими, на нём была какая-то безразмерная чёрная футболка в цвет повязкам на руках и более крепкое тело. Но в нём менялось почти всё, стоило ему увидеть дочь. Как потом узнал Нил: Эла на тот момент не виделась с ним очень долго и ужасно соскучилась. Дрожь в руках утихала, он подхватывал девчушку на руки с особым трепетом прижимая к себе. На несколько секунд уголки его губ даже приподнялись, хоть то и не было так заметно. Но потом этот мужчина заметил Джостена и снова принял пустое выражение лица. Возможно его смутило то, что доктор просто пялился на них. Возможно он просто не блистал эмоциями или не хотел, чтобы их видели остальные. Нил не знал. Но зато понял через какое-то время, что к нему нужен особый подход. В ту их первую встречу, мужчина поставил дочь на пол и сел перед ней на корточки, и что-то совсем тихое проговорил, а потом просто встал и ушёл. Эла не плакала, лишь грустно шмыгнула носом и потянулась руками к Джостену. Он её отпустить ещё долго не мог. И в тот момент, когда специально делал долгий круг по коридорам, несколько раз останавливался возле окон и слушал лепетания девочки. И в тот момент, когда зашёл в её палату, которую она делила с одной другой девочкой по-старше. Но она ушла слишком незаметно.       — Папа очень хороший… — раздался тихий голосок. Нил уже собирался уходить, чтобы пойти к следующему ребёнку, но остановился. Девочка лежала уже укрытая в своей постели и мягко поглаживала ухо плюшевого зайца, — он правда очень хороший. Пожалуйста, не думайте о нём плохо. Джостен аккуратно сел возле неё. — Почему же я должен думать о нём плохо, Эли? — чуть приподнимает уголки губ. — Папу все обижают… Мне так тётя Рене говорит. Поэтому папа боится людей и иногда может сделать им больно… Но он хороший, правда! Рене говорит, что в такие моменты просто ему становится очень-очень страшно и плохо, но он обещал всем быть сильным, поэтому никогда этого не показывает, — смотрит своими большими глазами и заламывает аккуратные бровки, — пожалуйста, не обижайте папу. Он не хочет разговаривать с вами, потому что ему страшно… Только никому не говорите, что я вам это рассказала. Просто… Я понимаю, что тем, что не могу выздоровить очень его расстраиваю, и мамочку тоже расстроила, и она сильно обидела папу, и ушла. Дядя Аарон сказал, что так лучше. Но папе тяжело из-за меня. Он боится из-за меня. Нил не хочет прерывать её, но ему больно слушать об этом. Он гладит девочку по голове, пока та рассказывает множество историй: о папе, о тёте Рене и дяде Аароне, а ещё про их замечательного кота, который умеет ходить на задних лапах. Кажется, будто бы она может говорить не замолкая, но медленно начинает засыпать, всё тише и всё реже говоря. Вновь поднявшись на ноги, он слышит почти непонятное: — Пожалуйста, помогите мне выздоровить, чтобы папочка больше никогда не грустил.       Нил не помнит как он вышел из палаты, на последок сказав невнятное «спокойной ночи». Не помнит, как попал в уборную для персонала и вцепился в края раковины. У многих детей абсолютно разная мотивация, чтобы выздоровить. Кто-то чтобы съездить куда-нибудь, побывать где либо. Кто-то для того, чтобы больше ничего не болело, чтобы снова бегать и прыгать, чтобы просто жить. И Нил знает, что мотивация не малого количества детей — это чтобы родители больше не грустили. Но сам он, только в первый раз встречается с этим. Джостен несколько раз споласкивает лицо холодной водой. Его ждут другие дети с их родными. Он не имеет права выделять хоть кого-то из них.       — Эличка, а ты не знаешь, как сделать так, чтобы твой папа хоть раз пришёл бы ко мне? — интересуется мужчина в один из дней, когда кормит девчушку. Та по-смешному хмурит брови, задумываясь. — Не думаю, что он согласится… Но это что-то очень важное? Нил без раздумий кивает. — Да, это поможет нам сделать так, чтобы ты стала ближе к выздоровлению. Правда здорово? Но мне очень нужно поговорит с твоим папой, чтобы тот дал письменное согласие на некоторые вещи, — Аарон хоть и является родным дядей, но по закону не имеет права давать своё согласие за живого родителя с действующими родительскими правами. Лицо девочки сразу начинает сиять. Конечно же она сделает всё что угодно, чтобы выздровить. — Я поговорю с ним! Может он согласится ради меня.       Согласился. В тот день он узнал, что этого мужчину зовут Эндрю Миньярд, и он очень редко разговаривает. Аарон очень вежливо попросил не переходить границы: не говорить о возможной смерти Эли, ни за что на свете не прикасаться, не спрашивать о руках и внешнем виде и не спрашивать о воспитание, о прошлом и обо всём прочем. Но про последнее Нил не спросить не может. И наверное, почти на все эти правила он готов забить, если ему то понадобится. В кабинете не так уж и плохо. Всегда свежо, почти всегда убрано, а на стенах и шкафах висят детские рисунки и страницы из раскрасок, даже немного фотографий. Он ими любуется часто. — Здравствуйте. Уже давно хочу с вами переговорить, но вы что-то как-то до меня не доходите никак, — Нил окрашивает своё лицо улыбкой и наблюдает за вошедшим мужчиной. Он выглядит максимально напряжённым и враждебно настроенным, что врач чуть ли не теряет лицо. — Не было возможности, — его голос от напряжения похрипывает, а в нос Джостену бьёт запах табака, — давайте ближе к делу. Что мне нужно подписать? — Почему вы не навещаете Эли? — возможно, Нилу нужно было сделать лишь то, что он должен, — объяснить возможные последствия химиотерапии, и во сколько это обойдётся, рассказать об уходе за девочкой и сколько это будет продолжаться. А не вот это всё. Лицо Эндрю меняется. Кажется, он уже хочет схватить его и придушить. Он просто боится людей и поэтому может сделать им больно. — Не было, блять, возможности, — до его слуха доходит словно рычание. Мужчина опирается о свои колени и стискивает ладони в кулаки, — дайте мне уже свои ёбанные бумажки. Мне нужно работать. — Неужели ваша работа не позволяет хоть иногда приходить к ней? Она скучает по вам, много говорит о вас. — Что ты, — делает явный акцент, — вообще понимаешь? Ты блять видел за какие деньги всё это? Ты вообще понимаешь какого это работать ради того, чтобы она жила? Не еби мне мозг. Нил наклоняется через стол. Он очень близок сейчас к нему. — Я знаю, Эндрю. Я тут работаю. И моя младшая сестра тоже болела раком, — и в итоге умерла. Не сказать, что это стало главной причиной выбора профессии, но всё-таки. — Мне насрать. — А мне нет. Поэтому, я не прошу — я требую, чтобы вы появлялись тут чаще. А сейчас… — он пододвигает к краю стола бумаги, — химиотерапия. Тридцать четыре тысячи — курс. Мы уже взяли все анализы и можем начать подготовку, если вы внесёте хотя бы половину стоимости, и донесёте остальное, по его окончанию. Хотелось бы, чтобы на время курса вы побыли вместе с ней или кто-нибудь, кому я смогу дать разрешение на прибывание тут. Потому что нанимать сиделку здесь это дополнительная плата. Я бы сам с ней бы был, но работа не позволяет быть всего с одним пациентом весь день. Предупреждаю сразу — ей будет плохо и больно, в документах всё прописано, но в нашем случае не должно навредить. Эндрю вчитывается в текст и грызёт нижнюю губу. Нил замолкает, наблюдая за ним. В один момент он снова замечает, как его начинает потряхивает. — Эндрю, — пытается привлечь его внимание. Но тот никак не реагирует, лишь сильнее вгрызается в губу. Дело не в сумме, которую придётся внести, и так же продолжить платить за проживание в этой палате и за лекарства. А в том, что его девочка всё так же продолжит страдать. Он не может дочитать всё, бросает бумаги на стол и порывается, чтобы встать и уйти. Глубоко затянуться и снова погрузится в работу. Работать-работать-работать. — Эндрю, посмотрите на меня, — Нил ловит потерянный взгляд и снова тянется в его сторону, но Миньярд отскакивает, отстраняется, схмуривая брови. Нил в этом жесте очень узнаёт Эли. Эндрю не хочет подписывать это, хоть и знает, что это может спасти его принцессу. Он готов на это, но руки слишком сильно дрожат. Нил вспоминает про ни за что на свете не прикасайся и не знает, как привести того в себя. — Эндрю, — он уже так много раз произнёс его имя. И Нил даже не будет врать, как он звучит ему и вправду нравится. Миньярд снова смотрит на него, — да или нет? Эндрю неудомевает. — Могу ли я сейчас коснуться вас? — вот что это значит. Эндрю мрачно опускает брови и веки. Берёт контроль над руками и хватает ручку из стаканчика на столе. — Нет не обходимости, — злостно чеканит он. А после оставляет кривоваыте росписи на документах, заполняет их своим не самым ясным почерком. Нил замечает лишь одну маленькую деталь: когда он выписывает данные о дочери, то делает это более аккуратно и медленно. Бумаги вновь летят на стол, но Нил удачно их перехватывает и аккуратно склдывает в папку. Эндрю не задерживается больше не на секунду. Но на выходе останавливается. — Номер палаты, — хрипит его голос. Нил смотрит на время и чуть поджимает губы. Девочка уже должна была проснуться. — Сорок восемь, — Нил рад, что тот всё-таки сходит к дочери, — и Эндрю, — он дожидается того, что мужчина не уходит, — вы молодец. Дверь кабинета хлопает.