Красная тинктура

      Дом был старым, и тишина в нем была жуткой, она наваливалась на плечи комковатым ватным одеялом, стоило переступить порог и прикрыть за собой дверь. Деревянные половицы стонали и скрипели на все лады под весом внезапного гостя, и их голоса разносились под шелушащимися потолками навязчивым эхом. Комнаты — нежилые уже с десяток лет — казались застывшими и пустыми, а частично оставленная прежними жильцами мебель была покрыта где — простынями, где — пылью, и, очевидно, давно сгнила, грозясь от малейшего прикосновения обратиться в труху. Сгнили и перекрытия.       От этого кое-где наспех заштукатуренные и обновленные стены казались глупостью — горе-продавцы вместе с черной плесенью замазали вдобавок и старую роспись. Запах затхлости и уныния это нисколько не отбило, наоборот, тот, смешиваясь с запахом свежей побелки, стал гуще настолько, что хотелось закрыть дыхательные пути носовым платком и побыстрее вернуться на улицу. Итан остановился у одной из подправленных стен и ковырнул ее ключом от машины — известка отвалилась значительным, еще не просохшим куском, обнажив трещины и расщелины старой стены вместе с нарисованным глазом. Тот смотрел окольцованной печалью синевы, будто молил о не пощаде, но о том, чтобы его владельца уже добили.       — Какое варварство, — пробормотал Итан себе под нос, и развернувшись на пятках устремился к тяжелой двери. Та, перекошенная на своих петлях, поддалась с трудом. На голову с потолка посыпался мусор, создавая облако пыли, что очень хотело последовать за человеком по пятам в его пути через комнату с высоченными потолками к лестнице на второй этаж, но все же не сумело. Итан хмыкнул — должно быть, он половым путем заразился от Дамиано любопытством, но именно оно, а не храбрость вело его приставным шагом на второй этаж.       Ступени под подошвами были трухлявыми, вздутыми, и подниматься по ним наверх было сущим самоубийством, но желание посмотреть всё давно уже победило здравый смысл. Здравый смысл не пустил бы его и на пушечный выстрел к дому в, прости господи, Фонди. И все же Итан был здесь, с разрешения риелтора, стоящего где-то у подъездных ворот, в одиночестве осматривал дом в ста с лишним километрах от Рима, больше похожий на руины.       На втором этаже визитера ждали копоть и паутина, а также разбитые окна с покореженными деревянными рамами и ветка миндаля, разлапившаяся прямо там, где когда-то была хозяйская спальня. Итан резко обернулся за слабый шуршащий звук, но увидел лишь полевку, которая чувствовала себя тут настолько вольготно, что долго таращилась на человека, не ощущая от него никакой угрозы.       — Королева мышей, скажи мне: стоит ли этот дом всех предстоящих с ним мучений?       Мышь человеческим голосом внезапно не ответила (к счастью!) — только скрылась за отодранным плинтусом, поспешив в более удобное укрытие.       — Ясно, — пробормотал себе под нос Итан. Состояние жутчайшее: трубы проржавели, крыша провалилась. Обнаженная кирпичная кладка, если бы могла говорить, быть может, и рассказала бы парочку занимательных историй, но пока она, застрявшая в дробилке непогоды, могла лишь кричать в надежде, что придет помощь. А ведь в пристройке на первом этаже до прошлой весны жили люди, что ютились в двух комнатах. Итан не мог не испытывать чувства восхищения пред теми, что до последнего называли этот дом своим домом.       В бывшей ванной до сих пор висело треснувшее зеркало в бронзовой раме — Итан, наплевав на суеверия, посмотрелся в мутную гладь с темными паутинками в глубине стекла. Из-за выпавшего треугольника видно было только что-то одно — или подбородок или брови, другая часть лица оказывалась неотраженной, будто тьма пожирала личность.       Итан потянулся было за телефоном — сделать кадр для Инстаграма, но потом передумал. Все эти концептуальные вещи были хорошо, если понятны десятой части аудитории, остальные предпочли бы получить слив домашнего порно или слив демок. Ни тем ни другим пока делится не хотелось… Или стоило все же дать Дамиано знать, что с ним все в порядке при этом не звоня ему? Это была настоящая дилемма.       Неправы были они оба, а вот кто был более неправ они и пытались выяснить сейчас молчанием. Итан ещё раз прошёлся по анфиладе комнат второго этажа и вытащил мобильный из заднего кармана брюк. Долгие гудки. Дамиано не брал трубку, звонок скинуло на автоответчик, ещё набор — ещё мучительные гудки. Ещё набор, ещё гудки, страх под ложечкой с каждым новым становился все гуще и чернее. А потом одна тишина сменилась другой.       — Итан?       — Дамья…       Не успел Итан и воздуха в лёгкие набрать, как на него обрушился поток извинений вперемешку со сбивчивыми признаниями в любви.       — …Я смею надеяться, что это глупая размолвка, просто чуть злее и опасней, чем у нас случались. Я не хочу тебя терять. Веришь? Я люблю тебя. Я хочу тебя, хочу тебя в своей жизни, хочу взлетать с тобой под небеса от случайного штриха рукой во время очередного интервью, где журналисты изгаляются в остроумии, пытаясь придумать самую мерзкую пиццу. Я все это время думал, и ведь я как ни крутил — я даже не могу представить себя без тебя, ни завтра, ни когда-то далеко. Я ты?       — А я бесчувственный сухарь, который нам дом нашел. Кажется. Его бы очистить, поставить пару перегородок, да заложить кирпичом несколько лишних дверных проемов.       — В чем подвох? Он стоит как душа праведника? Дом остался после смерти богатого одинокого дядюшки и за него друг другу грызут глотки наследники?       — Я в Фонди…       — Это в тигулях… Что еще?       — Ну…       — Я же все равно приеду и узнаю.       — Здесь был пожар, крыша в одной из комнат обвалилась и дом пятнадцать лет стоял.       — Ты издеваешься, да?       — Совершенно серьезен.       — Сколько?       — Треть бюджета… и здесь почти гектар запущенного сада, говорят, есть огромные кусты роз, но я в бурьян не полез.       В трубке раздался тяжелый выдох, а потом что-то навязчиво зашуршало.       — Навигатор говорит до Фонди по пробкам два с половиной часа. Сможешь заболтать риелтора до моего приезда?       — Тебе не обязательно ехать сегодня.       — Итан, я впервые за месяцы поисков не слышу от тебя ни единого слова против, если это такой дом, как я думаю, то я хочу увидеть и внести залог до того, как его умыкнут у нас из-под носу. Думаешь, мне нравится менять отель каждые три дня, а за вещами бегать к маме в ожидании чуда?       — Дамиано…       — Два с половиной часа. Я беру каршеринг и еду.       Дамиано, не прощаясь, сбросил звонок, явно уже устремляясь по маршруту придуманного им за минуту приключения. Звонить ему повторно и говорить, что дом в продаже уже который год и желающих на него, судя по реакции риелтора, не было и в помине Итан счел излишним — тот все равно не стал бы слушать. Оставалось только надеяться, что этот пожилой синьор (господи, как же Итан был рад, что мужчина этот явно не узнал его, а не просто удачно притворялся) нормально среагирует на заявление, что сюда едет вторая половинка внезапно свалившегося на голову клиента, и что, если тому тоже все понравится, они тут же собираются ударить по рукам.       На самом деле они с Дамиано нехило так поругались поздно вечером, с пустого повода, как иногда с ними случалось. Из-за пачки съеденного прямо в кровати печенья, из-за крошек, хотя Итан в глубине души прекрасно знал, что дело не в них, а в том, что они оба до сих пор боялись, что тот другой в один прекрасный момент забудет все клятвы и просто уйдет, растворится в тумане и пропадет, как пропала когда-то Марлена. Без следа, без вести. И пусть в обещаниях сейчас была искренность, но никто не мог знать, что будет через день, через два, через сотню лет.       Одна Виктория радовалась своему новоприобретенному статусу бессмертной и все больше тусила вместо того чтобы как раньше вкалывать словно раб на галерах. Они сосисочным трио сначала обрадовались краткой передышке, но теперь масштабы ее загула становились хуже и хуже, Вик стало не заманить в студию ни под каким предлогам, та отмахивалась и говорила, что они все успеют.       Видимо, теперь успели и дом найти — уехав от конфликта в пылу ссоры, Итан сначала намотал километров четыреста за рулем, без цели катаясь по безлюдным улицам Рима половину ночи, а потом неожиданно его потянуло на шоссе, чтобы к десяти утра взгляд зацепил широкий баннер линялой растяжки сразу за рядами усыпанных красными, будто с иллюстраций детских книжек плодами, яблонь. Оказалось, что, проехав кучу платных дорог, машина теперь колесила по Фонди.       Дамиано, сказав, что это в тигулях, явно плохо представлял насколько у черта на рогах на самом деле находился дом, адрес которого Итан скинул ему геометкой — тот отставал не только от Рима, от шоссе в него ведущего, но и от основных дорог самого городка. Дальше по уровню секретности в понимании Итана стояли только острова в собственность в тропических странах или вдоль побережья Шотландии, но на такой, даже самый малюсенький, нужно было еще лет десять — не меньше — копить и работать, не покладая рук.       Итан, придерживаясь за стену, аккуратно пустился вниз и вышел на улицу. Воздух снаружи тоже был тяжёлым, предгрозовым, хотя туч еще не было видно на небе — но то, что собиралась последняя в этом году буря не оставалось никаких сомнений, старые шрамы, включая те, что уже стерлись с кожи, ныли тупой болью, от которой хотелось и выть, и залезть в ванну с кипятком в надежде на кратковременное облегчение.       Дамиано, вырвавшись из городских пробок, точно гнал по пустому в утро пятницы шоссе — в Фонди он прилетел за час сорок, и наверняка словил себе падение рейтинга в приложении и кучу штрафов за превышение скоростного режима — те тоже придется оплатить, когда придет время. Но он был тут — максимально непохожий на Итана в старых джинсах и большемерной толстовке. Дамиано, если не считать жутких синяков под глазами, выглядел «dressed to kill», как говаривал этот их знакомый англичанин Ангус, — ровно так, чтобы все сворачивали шеи. Только Дамиано в жеванной рубашке поверх майки-алкоголички и мятых брюк мог выглядеть так, будто сошел с рекламного баннера какой-нибудь туалетной воды от Calvin Klein с запахом океана, пахнущей чем угодно, кроме настоящего моря.       По дому он ходил молча, с поджатыми губами и выражением лица больше похожим на восковую маску, нежели на его обычную мимику.       — Ит, можно тебя на пару слов тет-а-тет? — попросил он в итоге и не дожидаясь ответа, потащил Итана прочь любопытных глаз.       — Всё очень плохо? — вполголоса спросил тот, когда они отошли на безопасное расстояние.       — А ты как думаешь?       — Я ничего не думаю, но искренне хочу узнать твоё мнение до того, как ты проклянёшь меня и моих возможных потомков до десятого колена.       — Я не прокляну, а вот за остальных наших знакомых не ручаюсь. Этот бы дом, да в километрах тридцати от Рима.       — Он не в тридцати и даже не в шестидесяти. Здесь нет сослагательного наклонения, нужно решать про этот самый дом.       — Рр… — Дамиано взъерошил лезущую в глаза челку маллета, — Итан, с тобой иметь дело как с акулой целоваться. Не перекладывай на меня ответственность за принятое решение. Мы оба знаем, что этот дом наш. С ним возни будет до усрачки, однако, когда закончим — это будет крепость. Но говорить всем в какой дыре мы взяли жилье будешь сам, я буду изображать томную барышню и висеть на твоем локте. По рукам?       — Одно мое желание в постели и по рукам.       — Ты же знаешь я и так на все почти согласен. Зачем так, если можно просто попросить?       — Считай это желанием почувствовать над тобой власть, — промурчал Итан, и Дамиано невольно закатил глаза, толкая Итана от себя. Только тот мог флиртовать посреди развалил и крапивы.       — Ну пошли тогда подписываться на самоубийство с отягчающими, мой дражайший вампиреныш. Вик нас прикончит, а Тони поможет ей спрятать трупы, как спрятали Битлы труп Пола Маккартни.       — Мы хотим сделку, но есть несколько деталей, — оповестил Дамиано риелтора, у которого тут же загорелись глаза. Пожилой мужчина был счастлив, словно девица, которой таинственный незнакомец подарил корзину роз.       Ключи они получили уже по возвращению в очередной раз в Рим… Лео через своих знакомых нашел ремонтников, которые не имели понятия для кого работа. В общем, левая рука не знала, что делала правая, но в нору можно было уже заползти, пробравшись через пакеты с цементом, стопки плитки и листы гипсокартона. Кухня без мебели, с пуками проводов подсветки, матрас (тот самый, вытащенный из склада вещей) в гостиной и пара заляпанных табуретов — будто на несколько лет назад вернулись. Готова была лишь одна ванная, часть проводки и все трубы, но в отель никто не поехал. Домой. Какой бы разобранный тот еще не был.