Много Леди, не их Кот

Вообще-то, Маринетт должна была бежать. Но вы вообще представляете, каково это — бежать, будучи закованной в латы?! Да Маринетт даже шла с трудом, едва переставляя ноги под тяжестью своей крапчатой брони. «А Тикки обещала мне сейлор-фуку, — тяжело отдуваясь и пыхтя, думала Дюпэн-Чэн. — И где она, моя матроска?» Девушка шаг за шагом удалялась от места боя Кота Нуара и чего-то, что стрелялось кислотой. Иногда Маринетт чувствовала, что ей в спину или в голову прилетает сгусток жидкости; учитывая, как эти снаряды плавили вокруг закованной в броню девушки асфальт, Маринетт благодарила свою маленькую богиню удачи за то, что с сейлор-фуку всё-таки вышла промашка. Вряд ли матроска защитила бы кожу Дюпэн-Чэн от этой кислоты, будем откровенны. Ей нестерпимо хотелось обернуться, чтобы хотя бы одним глазком посмотреть на происходящее сзади. И одновременно с этим было страшно до ужаса; Маринетт казалось, что, если она увидит хоть малюсенький кусочек боя Нуара, то непременно попытается совершить какую-то глупость. Помочь Коту, к примеру. А как же иначе? Ведь её супергерой Кот Нуар — это её любовь всей жизни Адриан Агрест! Который ей тоже в любви признался, вообще-то, но это уже совершенно другой разговор. Адриан — Кот Нуар! Маринетт ни за что не поверила бы в это, если бы своими глазами не видела перевоплощение Агреста пару минут назад. Это было жутко, если честно: перед глазами у Дюпэн-Чэн до сих пор стояла ужасающая картинка, как чёрные жгуты поглощают тело Адриана… сцены из хорроров на этом фоне смотрелись бы не просто блекло — смешно. Адриану было больно. Так больно, что он не мог сдерживаться и говорил непривычно грубо, а потом ещё и закричал… что это вообще за такие суперспособности, которые настолько калечат тело? Разве так должно быть?! Вот когда на Маринетт появилась броня — девушка этого не почувствовала. Предшествующая вспышка света не нанесла никакого урона глазам, — в отличие от света, вызываемого Лунным Исцелением, — и Маринетт сама не поняла, когда оказалась внутри непробиваемых лат. Ассоциации с ними, конечно, были такие себе: даже подобная броня не справилась с кучей ручек Жука, и Глазчатый погиб, но… но ведь металл, из чего бы он ни состоял, успешно защищал Маринетт от кислоты. — Боже мой, — пробормотала девушка, упорно переставляя ноги в тяжеленной амуниции. — Боже-боже мой, что происходит-то, ужас-то какой… Так что она шла, шла, шла, ноги у неё на удивление не болели из-за веса доспехов, зато сердце колотилось как бешеное где-то около кадыка, так и норовя выпрыгнуть через рот. Маринетт сцепила зубы и сглотнула, пытаясь вернуть глупый орган на нужное место. Тот сопротивлялся. Маринетт настаивала. Сзади слышались отдаляющиеся звуки борьбы и выкрики. «Спрячься!» — сказал Адриан. Маринетт бы и рада забиться куда-нибудь, как самый настоящий жучок, вот только рядом с парком — ни одного более или менее серьёзного укрытия. До метро в доспехах Дюпэн-Чэн ползла бы лет десять, магазины тоже все закрыты… и что делать? Просто продолжать идти в никуда? Заметив вдалеке маленького ребёнка, Маринетт ускорила шаг. Это ещё что за… Это был мальчик лет пяти. Светлые волосы, серые водянистые глаза, светлая кожа. Одет он был в миленький официальный костюм, словно крошечная версия Джеймса Бонда; Маринетт в мгновение ока привязалась к очаровательному ребёнку, что оказался так похож на Адриана… …даже слишком похож на Адриана, если так подумать. Она поняла это, подойдя к ребёнку на расстояние в десять шагов. Малыш повернулся к Маринетт, и Дюпэн-Чэн пробила нервная дрожь: взгляд у ребёнка был недетским. Слишком спокойным, уверенным, равнодушным. Глаза старика на кукольном личике. Ребёнок на самом деле был просто копией Адриана. Габриэль как-то показывал девушке семейные фотографии: тот же нос, подбородок, крошечная родинка на шее, которую любви всей жизни Маринетт удалили в тринадцать. Но здесь родинка была на месте — на том самом месте, которое Маринетт запомнила по старым семейным фотографиям. — О, — сказал этот жуткий ребёнок, увидев рыцаря рядом с собой. — Тебя разве не убили? Нервная дрожь переросла в панический паралич. Маринетт сглотнула, но ничего не ответила. Да она и не смогла бы, если честно: язык у неё отнялся. Ребёнок не делал ничего странного или страшного; он просто был, и был до боли похож на Адриана. Который Кот Нуар. Которого Маринетт любит до умопомрачения. Который сейчас сражается с чем-то, что плюётся кислотой… Глаза только серые. Обесцвеченные и старые. — Ах да, ты же не разговариваешь, — потерял долю интереса ребёнок, отворачиваясь. — Скучно тебе, наверное, живётся… хотя нет. Это был прошлый Глазчатый. Значит, ты говоришь? Он снова повернулся к Маринетт. Та, не придумав ничего лучше, кивнула. В руках этот странный ребёнок держал трость — детскую трость, судя по размерам. Это было странно. Какой ребёнок вообще использует трость, да ещё и с литой изогнутой головой вместо набалдашника? Маринетт такое украшение где-то видела… кажется, у Аликс. Кюбдель часто приходила в футболках с древнеегипетскими принтами. Точно! Такой же набалдашник был нарисован на посохах! — Говоришь, но не говоришь, — хмыкнул ребёнок. — Ладно. Всё равно. Это уже неважно… — Феликс? Милый? Вот ты где! Маринетт подавила панический визг и даже поблагодарила своё тело, неспособное двигаться: рядом со странным ребёнком приземлился… Арлекин. О, его бы Маринетт никогда ни с кем не спутала, пусть и не видела раньше Арлекина так близко. На столь крошечном расстоянии она могла рассмотреть его костюм до мельчайших деталей: Маринетт видела сетчатую структуру чёрного костюма с красными точками, видела, где на костюме проступают защитные уплотнения и где проходят незаметные карманы, полные метательных игл. Седые волосы находились в беспорядке, а яркая красно-чёрная маска, — нормальной расцветки божьей коровки, а не реверс цветов, — оттеняла золотые глаза. Золотые. Арлекин был «в плохом настроении», как мягко называли это супергерои и защитники правопорядка. И единственное верное решение в этом случае — уносить от взбешённого злодея ноги, издавая при этом как можно меньше шума. Главное правило поведения при контакте с любым злодеем — не привлекать внимание. Раньше Маринетт неплохо с этим справлялась, но в последнее время что-то явно пошло не так. Сначала Жук, теперь вот Арлекин, от которого не скроешься… может, если бы девушка была без громоздких лат, то она бы ещё попыталась убежать. Но в броне? Даже не смешно. Арлекин легко поднял странного ребёнка, — Феликс? Он действительно назвал его Феликс?! — на руки и ласково потёрся носом о мальчишескую скулу. Равнодушные серые глаза всё ещё смотрели в небо, совсем не меняясь в выражении из-за чужой близости. Арлекин обнимал Феликса, как своего любимого и дорогого ребёнка; не-Адриану было плевать на человека, что держал его на руках. Это же не мог быть тот самый Феликс, кузен Адриана? Феликс Фатом, неприятный мальчишка из богатой семьи, с серыми глазами и светлыми волосами, до боли похожий на Агреста… и против общения с которым яро выступал Габриэль, ничего не объясняя; это было непохоже на Габриэля, поскольку он считал, что лучшая модель воспитания — предоставление полной информации ребёнку. Феликс и с Маринетт общался. На удивление противный парень, хотя по внешности — точная копия Адриана, её дорогого ангела с любимой улыбкой. А Фатом позволял себе отпускать неприятные комментарии и несколько раз прошёлся по неуклюжести Дюпэн-Чэн. Девушка тогда чуть не расплакалась… но на помощь пришёл Адриан, и мир снова заиграл яркими живыми красками. Маринетт сделала шаг назад. Ещё один. И ещё. Аккуратно, следуя главному правилу, она отступала от опасного человека, у которого была ещё одна часть так нужного Тикки Талисмана. Как она вообще будет отбирать осколок Камня Чудес у Арлекина? На словах и в планах это было легко, но на деле… Маринетт испугалась одной только близости сумасшедшего с золотыми глазами! — Хорошо, что ты в порядке, — продолжал урчать Арлекин, гладя мальчика по голове. — Эта противная акума не поцарапала тебя? Не повредила? Не укусила? Знаешь, стрекозы кусаются, это… — Она плюётся кислотой, — прервал Арлекина мальчик, — а не кусается. И с ней уже разобрались. — Хорошо, сыночек, хорошо. Отлично. Сейчас, — он поставил ребёнка на землю, и у Маринетт ёкнуло сердце от нехорошего предчувствия, — папочка разберётся с одной противной букашечкой, что увидела такого маленького тебя, и мы пойдём домой. Верно? Маленький Феликс махнул тростью с египетским набалдашником и пошёл прочь. — Делай что хочешь. Маринетт правда пыталась побежать, но латы совершенно для этого не подходили. От первого молниеносного броска Арлекина она защитилась при помощи конусовидного рыцарского копья. От второго удара сумасшедшего оружие просто переломилось надвое, словно было сделано из пластика, а не из неизвестного прочного металла. — Не волнуйся, — улыбнулся Арлекин, снимая с пояса йо-йо и раскручивая неигрушечную опасность вокруг себя. — Это будет быстро. Ты и не поймёшь, обещаю. «Споткнись!» — в ужасе заверещала Маринетт про себя. Удача была на её стороне: Арлекин сделал шаг вперёд, запнулся о собственную ногу и начал заваливаться на асфальт. Леска йо-йо свернулась вокруг его головы, передавила тело, спеленала руки и ноги. Несколько острых петель накинуло на глаза, буквально разрезая их внутри черепа. Два отрезанных кусочка века с ресницами шлёпнулись на асфальт, как кровавые лепестки. Если бы Маринетт не опустошила желудок ранее, она бы сделала это сейчас. — Су-у-ука! — завыл Арлекин, дёргаясь в плену собственного оружия. — Сука! С ужасом девушка увидела, что Арлекин освободил одну руку… — Пятна прочь! — завопила Маринетт. Из розовой вспышки она выскочила, не теряя ни секунды после обратного перевоплощения. Тикки, зажатая в кулаке Маринетт, молча пучила глаза. Дюпэн-Чэн и сама наверняка выглядела не лучше; страху она точно натерпелась на всю жизнь вперёд. Она бежала по парку, перепрыгивая через оплавленные ямы в асфальте и остатки пузырящейся зелёной кислоты. Мысль была одна — унести ноги из опасного места как можно скорее. Нет уж, с неё достаточно и размазанных воспоминаний про Жука, не хватало ещё заиметь новую травму, только уже из-за Арлекина! Она неслась во весь опор, не чувствуя ног. Дыхание давно умерло, и бежала Маринетт чисто на адреналине и упрямстве. О, вот чего ей было не занимать — это последнего. Мама частенько говорила Маринетт, что она упряма, как целое стадо баранов; обычно это звучало не в качестве комплимента. Маринетт на это всегда со смехом отвечала, что взяла по половине упрямства от родителей. И что это хорошо: без твердолобой веры в лучшее семья Дюпэн-Чэн вряд ли оказалась бы в Париже с собственной пекарней. — Вот ты где! Маринетт взвизгнула и дёрнулась в сторону. Арлекин, рухнувший на неё сверху, — он летал! Летал! Какого круассана он летал, почему Маринетт не знала об этом, почему никто об этом не знает?! — схватил её за воротник и дёрнул на себя, сбивая с ног. Или удерживая от падения, потому что из-за резкой смены курса девушка точно навернулась бы прямо на асфальт. Арлекин подтащил девушку к себе и приподнял, чтобы её лицо сравнялось с его. Маринетт ощутила сильнейший приступ тошноты. Она думала, что после травмы его глаза должны вытечь, как проколотый желток у яичницы, но этого не произошло. Хоть щёки у Арлекина и были мокрыми, — что это, слёзы вперемешку с кровью из ран на лице? — но глазные яблоки остались целыми. Пусть и перерезанными пополам. Он точно не видел Маринетт. Арлекин скалился от боли, показывая острые белые зубы. Располовиненные радужки дрожали, когда глазные яблоки дёргались в стороны; эти небольшие движения приносили Арлекину столько боли, что губы у него были изогнуты в широкой злой улыбке. — С-сука, — выдохнул злодей прямо в лицо Маринетт. — Как ж-жаль, что я не вижу твоего ужаса! — Руки прочь! Арлекин отвлёкся на чужой выкрик, и у Маринетт удалось вывернуться из его хватки. В следующую секунду злодея в чёрно-красном костюме снесло в сторону синее пятно. Сначала Маринетт подумала, что на помощь ей пришёл Бражник. Но затем увидела, что костюм у спасшего её героя отливал индиго, а не глубоким фиолетовым вином. Это была женщина. Синее платье, юбка сзади имитирует птичий хвост. Тёмно-синие волосы, идеально уложенные в причёску Чикаго; прекрасные волны волос пережимает очелье, на лбу у женщины — крупный синий камень, из которого выходит шикарное синее же павлинье перо. Каблуки. Короткие рукава. Чулки. Перчатки. Нитка голубого жемчуга на шее и запястьях. Кожа у героини тоже была тёмно-синей, а глаза, когда женщина обернулась на Маринетт, оказались с чёрными склерами и ярко-голубыми радужками. Арлекин поднялся. Синяя героиня, — это павлин? Но почему тогда только индиго, где переливы цвета? — достала и распрямила веер. Точно павлин — очень уж специфические перья были на веере. — Су-у-ука, — повторил Арлекин, будто заплакал. — Как же бо-о-ольно… я убью тебя. И её. Вас. Ненавижу, ненавижу, ненавижу! Он принялся раздирать собственное лицо. Маринетт отползла к бордюру, понимая, что встать не сможет — ноги всё ещё не слушались. Рядом с Маринетт приземлилась Ниндзя. Кагами. От облегчения Дюпэн-Чэн ощутила, как на глазах у неё выступают слёзы; она больше не была одна против этого сумасшедшего! — Ты вовремя, — тихо, но напряжённо сказала Павлинша. — Забирай малышку и уносите отсюда ноги. — Сенсей, я… — Бесприкословное подчинение было условием твоего обучения! — гаркнула женщина, перетекая в боевую стойку. Она выпрямилась, согнула ногу в колене и подняла руку с веером. Ветер шевелил тонкое опахало, и павлиньи глазки трепыхались вместе с ними. Это было гипнотическое зрелище, уводящее твоё сознание так глубоко, что самому уже не выбраться. Маринетт едва отвернулась. Арлекин заорал, рухнул на колени, а после зашёлся в громком не сдерживаемом хохоте, колотя кулаком по асфальту; от каждого удара расходились трещины и оставались кровавые разводы из-за травмированной руки. Чёрный костюм заливала кровь из мест, где собственное йо-йо обвивало тело леской. — Ты всё время была тут! — завизжал Арлекин, падая на бок и снова хохоча. — Тут! Он искал тебя по всему миру, а ты сидела здесь, у него под боком! У меня под боком! Павлинша медленно опустила ногу и перетекла в другую позу. Вокруг её веера начала сгущаться энергия — темнее, чем индиго, но всё ещё удивительно синяя и насыщенная по цвету. — Держи себя в руках, — сказала Павлинша Арлекину. — Давай, успокаивайся. В ответ — смех и вой. — Ну же, дорогой… Кагами подхватила Маринетт на руки и, больше не говоря ни слова, побежала. Дюпэн-Чэн вцепилась подруге в шею, однако Ниндзя недолго несла девушку, как принцессу; в какой-то момент Маринетт поняла, что Кагами умудрилась перебросить девушку себе за спину, чтобы бежать было удобнее. Единственное, чего Маринетт бы хотелось в моменте — это проснуться. Чтобы день закончился, она была в своей кровати, снизу пахло какими-нибудь булочками и маминым острым чаем от простуды. Чтобы Тикки строила на первом этаже комнаты башенки из пуговиц и очень переполошилась, когда Маринетт это увидела бы. Простой домашний уют, совсем недавно бывший для Дюпэн-Чэн естественным, теперь казался далёкой невозможной мечтой. — Не засыпай и не отключайся, — ровно сказала Кагами, словно совершенно не волнуясь насчёт того, что они сбегали от, пожалуй, самого опасного из всех злодеев. — Маринетт! — Не сплю. — Отлично. Акума была не без последствий, стрекоза успела отложить яйца. Кагами остановилась на какой-то крыше, — Маринетт не заметила, когда они оказались в жилой части города, миновав зелень парков и низкие торговые квартальчики, — и ссадила девушку со своей спины. Помогла, когда Дюпэн-Чэн едва не завалилась, потому что ноги её всё ещё практически не держали. И даже дала целых десять секунд, чтобы собраться. — Акума… — Стрекоза. — Для размножения нужна вода, — вспомнила Маринетт уроки биологии. Кагами посмотрела на подругу с несдерживаемым скепсисом. Учитывая, что из-за костюма, маски и капюшона были видны только ореховые глаза с золотыми искрами, впечатление она этим взглядом произвела достаточно сильное. Маринетт смутилась и замолчала, прикусив язык. — Это акума, — объяснила Цуруги подруге, словно неразумному ребёнку. — Здесь вековая мудрость не работает. Если мать лягушка, то ребёнок не обязательно будет лягушкой. — В смысле?.. Кагами вздохнула и скинула капюшон. На голове у неё была бандана, полностью закрывающая волосы. — Акумы не повторяют условия жизни и размножения тех, чей облик приняли, — перевела Цуруги. — То, что у нас акума-стрекоза, не значит, что она… — Я поняла. То есть, та штука, которая пулялась кислотой… — Отложила яйца. Мы не знаем, сколько именно, но размножаться они могут быстро. Или медленно. Или через десятилетие. Неважно, как именно и когда, в любом случае плохо. А может выйти так, что сейчас мы уничтожим все яйца, кроме одного, и в итоге последнее вылупится лет через тысячу и станет причиной краха человечества. — …у тебя всегда было очень богатое воображение, — заметила Маринетт. — Никто не может знать, что преподнесёт завтрашний день. Что уж говорить об отдалённом будущем? В любом случае, мы несём ответственность за жизни и безопасность наших детей. — У тебя есть план, что надо делать, так ведь? Кагами кивнула. — Я знаю все особенности и грани Талисмана Удачи. И знаю, как всё должно работать. Поэтому я точно уверена, что нужно призвать предмет, который поможет нам справиться с этой напастью. Насколько я поняла, этот кусок серёг у тебя. — Да… да, я поняла, о чём ты. Маринетт задвинула нервы в самую дальнюю часть сознания и постаралась сосредоточиться на мыслях о стрекозе. Поплакать и потом можно. Сейчас надо взять себя в руки и… Тикки ободряюще потёрлась о щеку Маринетт. — Давай, я в тебя верю. Ты справишься. Ты умница. Дюпэн-Чэн читала про стрекоз на биологии, потому что ей всегда нравились крылышки этих насекомых. И то, что раньше казалось красивым и безобидным существом, после нескольких статей в интернете стало восприниматься как настоящая машина для убийства. Просто… будь стрекозы побольше размером — выживание человечества стояло бы под вопросом. Нимфы, — это как детки для стрекоз, — ели всё на своём пути, как гусеницы, которые потом станут бабочками. Страшные создания, слава всем богам, что крошечные. А если они будут не крошечными?.. ещё и кислотой начнут плеваться. Хотя нет, это взрослая особь плюётся кислотой. Что тогда будет делать нимфа? — Не могу собраться, — выдохнула она, не открывая глаз и обнимая себя в попытке унять нервную дрожь. — Нужны слова активации… — Кто-то называл это Шансом на Удачу, — тихо сказала Кагами. Маринетт кивнула. Почти. Ей казалось, что призывается не шанс, а настоящий… — Талисман Удачи! В руки Кагами упала канистра, полная какой-то жидкости. Цуруги с лёгкостью её держала, хотя та была в половину роста Ниндзя. — И что с этим делать? — спросила Кагами. — Вылить? Маринетт нахмурилась и потёрла висок. Оглянулась по сторонам. На секунду ей показалось, что Эйфелева башня вдалеке блеснула красненьким. Потом девушка посмотреа на канистру и увидела надпись: «Инсектицид. Осторожно! Летучее вещество!» — Поднимешься на шпиль Железной Леди и просто отвинтишь крышку, — сказала Дюпэн-Чэн. — Всё. Было удивительно, насколько быстро сложился план в её голове. — Спасибо, — склонила голову Кагами. — Идём, я доведу тебя до безопасного места. — Не надо… — Иначе Нуар меня не простит, — закатила глаза Кагами; увидев, что Маринетт слабо улыбнулась, она хмыкнула. — Рассекретился. Что же, хорошо. Подарю ему что-нибудь за храбрость. — Он в порядке? — Что ему будет. Неудачи обходят его стороной. Чёрный кот приносит несчастья только своим врагам.