Много Леди, не их Кот

Натали закрыла дверь. Устало прислонившись к ней спиной, она повесила голову и зажмурилась. Короткий приступ мигрени, больше вызванной нервами, чем проблемами со здоровьем, быстро прошёл. После себя он, как обычно, оставил горькую кислоту на кончике языка и пересохшую глотку. Натали ненавидела врать. Особенно людям, которых она любила. — Ты задержалась. Она выдохнула и стянула резинку с волос. Утром, собираясь в спешке, Натали перетянула причёску, и кожу головы теперь неприятно покалывало. Одни сплошные мучения, куда ни посмотри. Может, это засчитается ей, как отработка негативной кармы? Натали казалось, что она достаточно накопила её… перерождаться ей в следующей жизни улиткой, не больше. — С чего ты вообще решила, что переродишься? — Мне нравится идея реинкарнации. Она подняла голову и посмотрела на своего визитёра. Феликс сидел в кресле, закинув ногу на ногу. Одна рука расслабленно лежала на подлокотнике, пальцы второй лениво поглаживали золотую шакалью голову — набалдашник на старой, как мир, трости. Шторы практически полностью перекрывали свет, так что комната казалась тёмной и неприветливой. После хорошо освещённого коридора Натали едва различала очертания мебели, но Феликса она видела отчётливо. Так, словно каждая его черта врезалась ей прямо в зрачки, отпечатываясь там, оставаясь навсегда… Феликс был удивительно похож на Адриана, словно его полная копия. А может он и был его полной копией — Натали не была уверена. Единственное, в чём она была уверена точно — это в том, что у Феликса не было ни семьи, ни имени, ни истории. Возможно, собственного лица у него тоже не имелось, вот и воровал чужие. Глаза у Феликса — две грязных льдинки. При определённом освещении они казались зеленоватыми, но сейчас, в полутьме комнаты… Они словно немного светились изнутри, его радужки. Светло-серым, практически белым. Жуткое зрелище. — Ты опоздала, — повторил он без особого интереса в голосе. — Я жду тебя по меньшей мере полчаса. Феликс был удивительно похож на Адриана, и Натали с каждой встречей с Фатомом искала различия в них. Это было обязательно; Натали не хотела смотреть на своего любимого сына и вспоминать о холодном взгляде, опущенных уголках губ и ровном выражении на красивом лице. Адриан — другой. У него подвижная мимика, заразительная улыбка, искры в глазах во время смеха. Смеялся он, правда, так мало в последние дни… но это не важно. Потому что у Адриана вся жизнь впереди. Он живой. В отличие от Феликса, в котором не то что эмоции — уголька жизни практически не было. Иногда Натали казалось, что руки у Фатома должны быть ледяными, как у окоченевшего трупа. Но с каждым разом, когда она касалась чужих пальцев, Натали натыкалась на обжигающе горячую кожу. — Лучше не вызывать подозрений, — пробормотала она, массируя кожу головы. — Так что я действовала естественно… Феликс покачал головой. Лицо у него всё ещё оставалось ровным и спокойным: в слова Натали он просто не поверил. — Ты наслаждалась, только и всего. И забыла про меня. Натали поджала губы, но спорить не стала. Если бы она только могла забыть про Безымянного, хоть на секунду своей жизни, хотя бы на мгновение… Она не могла, конечно же. Всё из-за их договора: Безымянный оставляет в живых Адриана и Габриэля. Взамен Натали служит ему, как… Она не хотела думать об этом, но отношение к ней у Феликса было простым. Как к рабыне, которая, — вот неудобство-то, — обладает какими-то своими мыслями и желаниями. Как же так, рабы ведь должны быть тихими и покорными. Подойдя к будуару, Натали вытащила из высокого графина пробку. Запахло лимоном, мятой и огурцами. Санкёр налила вожделенную воду в стакан, но отпить из него у неё уже не получилось: Феликс перехватил её руку тростью у локтя, не давая донести стакан до губ. — Пить хочу. Натали отдала стакан. Феликс выпил всё до последней капли; кадык у него не дёргался, даже когда Фатом сглатывал, и складывалось впечатление, что напиток в себя Феликс просто заливает. Натали наполнила стакан снова. И ещё раз. И ещё. Графин опустел. Жажда, мучившая Натали, усилилась раз в сто, когда Феликс сделал последний глоток. Она точно должна была отрабатывать негативную карму в такие моменты. — Я так понял, у вас все серьги, — сказал Феликс, укладывая трость себе на колени. С ней он обращался с большой нежностью и осторожностью; Натали была уверена, что ни один человек в жизни Безымянного не добивался такой же аккуратности. Трость была старой и яркой, совсем не подходящей к серому мрачному костюму и постному выражению лица Фатома; когда Натали впервые увидела эту трость, то подумала, что Феликс украл её из Лувра. Прямиком из египетской секции. Набалдашник у трости был выполнен из золота в виде шакальей головы с большими острыми ушами. Глаза имитировали два красных камня, пасть закрыта. Под головой — несколько довольно глубоких царапин, за которыми наверняка была какая-то длинная история. Шафт был прямым и также богато украшенным. Мастер выкрасил его в лазурные, изумрудные и красные горизонтальные полосы, между которыми проложил тонкие золотые кольца с гравировкой. Если присмотреться, то можно было увидеть, что кольца на самом деле — маленькие ручки, держащиеся друг за друга. Наконечник, насколько Натали знала, мог становиться острым. Кажется, из него выдвигалось небольшое лезвие. Но, когда его не было, он казался обычным чёрным камушком. Феликс дорожил этой тростью настолько, что почти всегда ходил с ней. Он почти никогда не использовал её в бою и не касался ею чужих для него людей. То, что он позволял Натали прикасаться к этой трости — признак большого доверия… насколько Фатом вообще мог доверять кому-либо. Может, он и человеком не был. Так что и не стоило думать о нём, как о человеке; коты, к примеру, не руководствуются моралью и понятиями своих хозяев, как и собаки, и птицы, и кто угодно. Может, если Феликс — дух или демон, то и думать он должен иначе. — Не все, — возразила Натали. — Не хватает двух пар… — Одна у меня. Ещё одну вы вполне можете получить, когда убьёте, наконец, Жука. У меня это не вышло за всё время, что я пытаюсь собрать Талисман. Натали опустилась на мягкий пуфик и искоса посмотрела на Феликса. Тот оказался выше неё; подчинённое положение уже практически не беспокоило Санкёр. Воистину, человек ко всему привыкает. А по первости ей было просто омерзительно сидеть возле чьих-то ног, чувствуя себя ничтожным существом. — У тебя не получилось избавиться от Жука? — осторожно спросила она. Феликс вздохнул. Рассеянно повернул трость, пробежался пальцами по шакальей голове. Перевёл взгляд холодных, чуть светящихся радужек на Натали. Как всегда, ничего приятного. От его взгляда хотелось уйти, убежать, смыть с себя отвратительный холод вместе со всеми этими ощущениями. Но Натали посмотрела в ответ, чуть приподняв подбородок. Если она чему и научилась за годы своего «рабства» — так это сохранять достоинство даже в подчинённом положении. — Жук… он со мной на протяжении всего времени, что я живу. Мы постоянно сталкиваемся и расходимся, как разные полюса магнитов. Одно время я пытался убить его, потому что чувствую из него ту же энергию, что и у разделённых частей Талисмана Удачи… впрочем, это никогда не заканчивалось хоть как-то. Все мои попытки убить Жука проваливались. Так или иначе. Натали кивнула. Что же, эта информация могла быть довольно полезной. Санкёр, правда, не думала, что Маринетт или Адриан, — двое вроде как лидеров в нынешней операции по спасению квами, — придут к мысли убить Жука. Возможно, Адриан смог бы выдать это предложение, за год геройства он знатно очерствел… но не Маринетт. Она вообще, несмотря на свой негативный опыт знакомства с монстром, почему-то относилась к нему с большой симпатией. Беспокоилась о нём... о "ней". Натали этого не понимала. Получив серьги Леди Удачи, она обрела возможность увидеть Жука во всей его отвратительной природе. Не самый лучший опыт в её жизни, если откровенно. Жук производил крайне отталкивающее впечатление. Натали видела его сквозь радужную плёнку мыльного пузыря Бабблера, — сейчас Жук находился в зимнем саде под домом, зависнув в огромном шаре, — и искренне признавалась себе, что видеть это существо без какой-либо преграды она бы не хотела. А уж тем более рядом с собой. Ей, вроде как, стоит беречь себя. Первая беременность была тяжёлой, Натали могла устать за несколько шагов. Уж от Жука бы она точно не убежала — стала бы для него не больше чем закуской. Этакий пирожок с начинкой… «Чёртов Габриэль, — ласково подумала Натали, — с его чёртовыми каламбурами!» «Котомбурами», — педантично поправило её сознание вальяжным тоном Кота Нуара. Вот уж воистину: каков отец — таков и сын. Натали могла только надеяться, что их с Габриэлем ребёнок не будет обладать отцовским странным чувством юмора, а остановится на чём-то более социально одобряемом. Если у них, конечно, будет ребёнок… Натали уже и в этом не была уверена. И даже то, что она была беременна, ничего не значило: тот же Безымянный мог убить её, как когда-то Арлекин убил Эмили. Жизнь человека ничего не стоила для существ, обладающих запредельными силами — вот что Натали поняла за время, проведённое рядом с Безымянным. На людей он смотрел, как на светлячков: пройдёт ночь — и от их света не останется ничего, кроме воспоминания. А потом и оно исчезнет. Она сцепила зубы. Хотела было потереть лицо руками, но остановилась: макияж такого обращения бы не перенёс. Надо было бы уже сделать татуаж, хотя бы на губах, чтобы освободить лишнюю минуту с утра… но Натали, на самом деле, нравилось краситься. Будто каждый раз, когда она подводила губы помадой, она сама себе напоминала: ты всё ещё жива. Всего лишь свойство сознания, не больше. Выверт мозга, уставшего бояться за свою жизнь. Вот за Габриэля и Адриана она не переживала: её договор с Безымянным предполагал, что эти двое останутся живы и здоровы, что бы ни происходило. А учитывая, что договор был не просто на словах, то и подавно не стоило нервничать. Натали могла гордиться тем, что практически заключила сделку с дьяволом. Взамен на две любимых жизни — всего-то рабское служение. Не так много, как она считала. — Что ты будешь делать? — спросила она, поднимая голову и смотря на Феликса. — И что делать мне? — Добейся того, чтобы новая владелица серёжек убила Жука. Мне всё равно, каким способом. Скорее всего, только она и сможет это сделать. — Маринетт?.. я не думаю, что она… что? Феликс, услышав имя новой владелицы частей Талисмана, крупно вздрогнул и резко повернулся к Натали. И теперь смотрел на неё с перекошенным лицом. Первая эмоция за всё время, да ещё и такая яркая! — Повтори, — потребовал он сквозь зубы. — Что?.. Маринетт. Новую владелицу зовут Маринетт, она… Лицо Фатома исказила ещё большая мука, чем прежде. — Я знаю, кто она, — практически выплюнул он. — Дюпэн-Чэн, моя головная боль… Конечно же, стоило догадаться! Куда же Адриан без своей ненаглядной азиатки. Тц! — Какие-то проблемы с ней? Феликс раздражённо махнул рукой и сгорбился, вцепившись в трость. Лицо его медленно успокаивалось, как море после шторма. Но то и дело возникали волны последствий: сведённые брови, дёрнувшийся уголок губ, раздувающиеся крылья носа. — Я скопировал свою нынешнюю внешность с Адриана, — глухо произнёс Фатом. — И, как бы мне ни хотелось обратного, между мной и им остаётся связь. Она односторонняя, чувствую её только я… но этого достаточно. Натали нахмурилась. И что это должно было значить?.. — Если Адриан получает шрам, то у меня он тоже появляется. Если он ломает руку, то я чувствую боль. Но это не так страшно, боль тела мне привычна. Сейчас мирное, приятное время, но раньше… неважно. Главное то, что я также чувствую эмоции Адриана. И это уже проблема. Натали округлила губы в понимающем «О!», другими глазами взглянув на Фатома. Что же, подобная связь объясняла некоторые вещи. К примеру, то, почему Феликс позволял себе прикасаться к ней своей драгоценной тростью. Или почему рядом с Фатомом был человек, безумно похожий на Габриэля; Арлекин относился к Феликсу, как к своему ребёнку, и Безымянный никогда не поправлял его в этом. Может, он и сам хотел немного… любви? Но так можно было додуматься до того, что Натали начала бы жалеть своего «господина». — Маринетт Дюпэн-Чэн, — прошептал Феликс, утомлённо проведя ладонью по лицу. — Конечно, она… всегда она. Она так похожа на мою… тц. Раздражает. Чувства Адриана раздражают особенно… или это уже мои?.. аргх, ненавижу это всё… ты. Натали моргула от перемены тона. Феликс повернулся к ней: брови сведены к переносице, губы сжаты до того плотно, что практически исчезли с лица, глаза блестят. Ни следа от прошлого равнодушия. — Проследи, чтобы Дюпэн-Чэн не приближалась к Жуку, — приказал Феликс, сжимая пальцами шакалью голову на трости. — Он всегда тянулся к владельцам серёжек, ещё набросится… не думаю, что я переживу скорбь почитателя Плагга, у Адриана на удивление сильные эмоции. — Маринетт упоминала, что Жук — это «она», — заметила Натали. — Мне плевать. «Он», «она», «оно»… Маринетт Дюпэн-Чэн не должна пострадать из-за Жука, это… совершенно неприемлемо. Совершенно иссушенный прошедшей вспышкой эмоций, Феликс откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Натали наблюдала за ним из-под ресниц, активно думая. Итак, если чувства Адриана отражаются в Безымянном, то как это можно использовать?.. — Никак. Забудь. Санкёр сладко улыбнулась; в этой улыбке не было ни капли хорошего настроения. Да, точно. Он же читает её мысли. Она всегда об этом забывала. По позе, выражению лица и взгляду было ясно, что дальше продолжать эту тему Безымянный не собирается. Поэтому Натали зашла с другой стороны: у неё всё ещё были вопросы к своему «господину». — Что будет с Арлекином? — она внимательно отслеживала чужую реакцию, готовая заткнуться в любой момент. — Насколько я знаю, он отдал свои серьги… — А, этот… я ему позволил это сделать. Всё равно сила его практически иссушила, от него больше не будет пользы. Он скоро придёт сюда, окажите старику любезный приём. «Что бы это ещё значило», — с небольшим раздражением подумала Натали. Разве Феликс не был привязан к своему «отцу», как Адриан к Габриэлю? — Не путай меня с котёнком, — усмехнулся в ответ на её мысли Безымянный; вот уж удивительно, столько мимических сокращений за одну встречу! — Он любит Габриэля, я же не сопротивляюсь чужим эмоциям. Но любить чужого родителя — дело гиблое, так что я создал своего. Замену, если угодно. Тем не менее я всегда осознавал, что эти чувства не мои… и тем дряннее было понять, что влюблённость в Маринетт я не отследил. И не успел абстрагироваться от неё… «Влюблённость… в Маринетт?» — Слабое чувство, — продолжал Феликс, невидяще уставившись перед собой и поигрывая пальцами на набалдашнике трости. — Сначала я его не отследил, затем Адриан не понимал его. В итоге вышло, что к Дюпэн-Чэн я привязался, пускай и через Агреста. Маленький побочный эффект от нашей связи, получается… всё, чего я смог добиться — это перевести любовный интерес к семейной привязанности. К тому же, Маринетт похожа на человека, который был дорог мне в прошлом… не внешностью. Тем, какая она внутри. Мне кажется, тогда её фенотип вообще не встречался в месте, где я жил. Он хмыкнул, словно подумав о чём-то забавном. — Хотя узкие азиатские глаза, наверное, были бы удобны в пустыне. Меньше щель, чтобы песок намело в слизистую. Феликс встал из кресла и прошёлся туда-сюда по комнате. Двигался он неслышно, как призрак; Натали не чувствовала даже колебания пола от его шагов. Словно Безымянного на самом деле здесь не было, и всё, что видит Натали — не более чем фикция, бред воспалённого мозга, уставшего бояться за своё существование. Затем Феликс подошёл к задёрнутым шторам и слегка отодвинул одну из них набалдашником. В комнату хлынул свет, на секунду ослепивший Натали. — Иди сюда. Она, конечно же, подчинилась. — Группа поддержки прибыла, — заметил Феликс, кивнув в сторону окна. — Я думал, что девушкам понадобится больше времени. — На что? Санкёр осторожно выглянула. Окна выходили в сторону входа на территорию, и яркий жёлтый пиджак Хлои даже издалека был крайне узнаваемым. Как и её конский хвост. А вот девушка рядом с ней точно не была Сабриной: у Ренкомпри волосы были рыжими, а здесь явно крашеными, да ещё и в жвачно-розовый. — Кто это? — Не узнала одноклассницу сына? Аликс Кюбдель. Дочка смотрителя Лувра, — откликнулся Феликс. — Очень умная девушка, настоящая амазонка в душе. Или «феминистка», как говорят сейчас, но это от безысходности. Мне кажется, при рождении она перепутала тело. Хотела, знаешь ли, мужское. «Он что… пошутил только что, что ли?!» — Тебя это смущает? Во взгляде Феликса снова была сталь, лишь слегка припорошённая зелёными искрами. Натали кашлянула и скомкано попросила прощения. «По крайней мере, не каламбурит». «Не котомбурит, хотела ты сказать, мр?» Да уж… — Зачем тебе понадобилась Аликс? — спросила Натали мысленно выгоняя из своей головы Кота Нуара. На улице Хлоя протащила Аликс на территорию поместья и поволокла дальше за руку. Розововолосая еле плелась, лениво переставляя ноги и вертя головой по сторонам. Феликс опустил трость, и штора скользнула на место. Комната снова погрузилась во мрак. — Её отец, помимо всех его достоинств, крайне увлечён Египтом. И свою любовь ему удалось передать дочери. Так что она поможет вам с соединением серёжек. По крайней мере, выстроить последовательность… признаться честно, я и сам не знаю, какой у них порядок. Вывел несколько закономерностей, но… Он оборвал себя на полуслове. Поднял на Натали глаза, — снова равнодушные, потерявшие всякий интерес к жизни, потухшие, — и растянул губы в неестественной жуткой улыбке. — Помни о том, что ты должна сделать, Натали. Убей Жука, любым способом. И не подпускай к нему Маринетт. Ударив тростью о пол, он пропал. Но Натали всё равно успела уловить его последнюю фразу, сказанную на грани слышимости: — Второй такой потери я точно не переживу…